Самая общая теория всего

Февраль 2024. Матильда хандрила в обнимку с полу-опустошённым ведёрком страчателлы, в которое пролился ликёр, и теперь она, технически, напивалась из двух тар параллельно. Клоу сидел рядом, гладил её по спине, успокаивал, собутыльничал. По другую руку Леонтина в массажном темпе расчёсывала её короткие волосы. В ногах, как кот, на ковре сидела Скру и за компанию напивалась, изредка поглаживая её ноги в махровых носочках. Матильда пришла к ним в дом (дом Альберта) пару дней назад. Ей нужна была поддержка после ужаса, который с ней случился из-за глупости Бенедикта, а еще после их окончательного расставания спустя пять лет отношений, брака и неоднозначного сожительства. — …как он мог, я же столько для него… — бормотала она. — Он… очень своенравный, и совсем не думает о других, и это плохо, очень плохо, — тараторила Леонтина. — Да мудак он, — вставила Скру. — Вот именно, мудак и мудак, — кивал Клоу. — Надо было в тот раз мне сильнее его ударить, может, шарики за ролики бы… того… Матильда шмыгнула носом. — Так это ещё что! Я столько лет это терпела. Он всегда был таким, даже когда мы… — она захныкала. — Он никогда не интересовался, как прошел мой день. Один раз я заболела гриппом, и он написал мне в мессенджер, что мне надо купить в магазине, чтоб не заразиться от меня. Скру прыснула и чуть не расхохоталась. — Вот мудак! — То-то, — поддержал Клоу, — как так можно, вот я бы каждый день спрашивал, как у тебя дела и сам бы ходил в магазин, и готовил бы тебе блинчики! Матильда удивлённо посмотрела на него, отринув спиной от его руки. Клоу сделал вид, что не говорил этого, отвёл взгляд, вытащил бутылку у неё из руки и сделал большой глоток прямо из горла. Скру тряслась от смеха. Леонтина потянула Матильду на себя, расчёсывая. — Беня — ужасный человек, это точно. Если он хочет нормально жить в обществе, то он должен, он просто обязан задуматься о своём поведении, пока он абсолютно всем не осточертел. — Правильно, правильно, — согласилась Матильда. В комнату вошла Кирс: чёрствая, потрёпанная и раздражённая. Одежда измазана в саже, разбитая губа налилась алой краской. Пришла с задания. — А, ты всё ещё здесь? Матильда ничего не ответила. — Что-то долго. — Кирс! — шикнул на неё Клоу. — Ей тяжело, пожалуйста, хотя бы не нагнетай! — Я не нагнетаю, я просто высказываю своё мнение, вы тут все высказываете своё мнение, разве нет? Клоу смягчил голос. — Кирс, пожалуйста, … Она скрестила руки на груди. — Вот моё мнение. Я ненавижу, когда строят из себя жертву и водят хороводы плакальщиков. Это всё, что я хотела сказать. Мати поникла, Клоу сжал её плечи и огрызнулся на Кирс: — Зачем ты вообще пришла?! — Моя зарядка, верни. Шнурок пролетел через комнату и повис у неё на распростёртой ладони. — Уйди, пожалуйста, — процедил Клоу. Кирс посмотрела на Матильду. — Желаю тебе поскорее оправиться. Для начала хотя бы перестать сидеть в обрыганном халате в три часа дня. Она ушла. Матильда заплакала в ведёрко с мороженным. — Она не права, — заверила Леонтина, — милая, тебе просто нужно время, у каждого свой темп… — Да этот мудак тебя так подкосил, что вообще, как тут не в халате быть, зум-зум, — вставила Скру. — Мати, всё хорошо, извини, ты нас не утруждаешь, — Клоу погладил её по спине и взялся за напряжённое плечико. — Спасибо, — бормотала Матильда, расслабившись. — Вы очень хорошие, понимающие друзья. Если бы я была на вашем месте, я бы сделала то же самое, правда. Она шмыгнула носом. *** Матильде понадобилось три недели, чтобы встать на ноги: эмоционально, физически и финансово — хотя бы кое-как — уже через три недели после того, как она в слезах вломилась в дом Альберта, она вся причёсанная и, главное, трезвая разбиралась со своими вещами у выхода из логова инженера. Альберт выскочил в коридор с лестницы и поспешил к ней. — Отлично! Ты ещё здесь! Тут пропажа твоя! У него в руке поник её старый браслет. Подарок Бенедикту на какой-то давний день рождения, перекочевавший к ней. Матильда давно уронила его на кухне, он закатился под холодильник (или она его сама туда пнула?), и ей так и не захотелось его достать. Мириады ассоциаций, и все неприятные. Однако, он выглядел немного иначе. — Я решил тебе в дорогу его прокачать, — сказал Альберт, растянув упругий золотистый шнурок. Он подбросил его, и тот в воздухе обвился вокруг его запястья, как живой. — Но это ещё пустяки! Он открыл нагрудный кармашек и нежно вынул оттуда колечко с жёлтым топазом, под цвет браслета. — Теперь есть такое! Матильда кокетничала. — Ой, милый, ну ты совсем уже! Альберт улыбнулся и протянул ей ладонь, чтобы она положила в неё свою ручку. С её позволения он окольцевал её средний палец. Ударили ассоциации. Он нажал на камешек, и браслет перепрыгнул с его запястья на её. — Неплохо, да? Он так к тебе примчит откуда угодно, в зависимости от расстояния, за пару секунд. Радиус ограничен, правда, сто метров. А если его, например, придавит камнем свыше десяти килограммов, силёнок не хватит вылезти, но он приложит все усилия! Жалко, я в последний момент этим занялся… Матильда разглядывала свою новую боевую бижутерию, и особенно оценила театр оттенков на гранях топаза. — Это… это просто замечательно, тебе правда не стоило! Ты чудо! Матильда чмокнула его в щёку. Альберт никак не отреагировал и пожал плечами с отпечатком помады у себя на лице. — Я хотел тебя порадовать. Освежить образ, так сказать. Я понял, что у тебя перезагрузка, но необязательно же всё буквально выбрасывать. Матильда виновато улыбнулась. Она поглаживала топаз, расчесывая палец об огранку. — Прости, что так халатно обошлась с твоим изобретением. Альберт улыбнулся. — Согласен, халатно, но обиду не держу! Матильда растрогалась и обняла его. Какой же он холодный на ощупь, он вообще жив? — А как ты узнал мой размер пальца? — У Фроси из волос вывалилось твоё обручальное кольцо. Матильда отпрянула и снова воззрилась на бижутерию. Альберт махал руками во имя спокойствия. — Это не оно! Это не оно! Я по тому кольцу узнал твой размер и заказал это! Мати, я, конечно, могу быть бестактным, но не до такой же степени! Матильда успокоилась. — А, окей, хорошо. — Но, если что, твоё колечко у меня в комнате, ты можешь забрать. — Переплавь. *** Она вломилась в свою новую съемную квартирку, бросила перед собой один из семи чемоданов и опрокинула свое горячее тело на кровать. Двойное ложе занимало треть всей квартиры, теплый ветерок из единственного окна говорил о жаре и об океане неподалёку. Матильда улыбалась, пачкая бордовой помадой белую простынь. Ей дали хорошую работу, должность по её способностям, в зарплате порадовало количество цифр. Она обзавелась связями, зачастила на вечерние пробежки вдоль побережья и курсы карате, для поддержания тонуса. Иногда она плакала по вечерам, вспоминая, на что она потратила последние пять с лишним лет. Она проигрывала в памяти сцену, как он даже не посочувствовал ей, когда она вывалила на него всё то, что из-за него с ней случилось. — А я тут причем? — сказал он. — От вас ожидалось, что вы ускользнете, как и всегда. Очень жаль, что вас так брутально похитили, но не я же в этом виноват! Она проигрывала реакцию других, все в шоке, все ей посочувствовали. Почему он не посочувствовал? Из всех людей в мире именно он обязан был посочувствовать! Он обязан был понять! Хотя бы извиниться! Матильда пыталась отвлечься, заводила новых друзей. Ходила на свидания. Всё ей нравилось. Всё было как будто не то, недостаточно, несущественно. Друзья попадались поверхностные, ухажёры на свиданиях либо не впечатляли, либо болезненно напоминали его. Она не могла выкинуть из головы Бенедикта. Из-за этого она ненавидела его даже больше. Она условилась с собой, что больше никогда с ним не свяжется. Он этого не заслуживает. Но её ели чувства, не покидали тревожные мысли, иногда она не могла сосредоточиться на работе. Неоконченное дело буквально грызло её. Наверное, ей просто нужно было время. Наверное, это просто шрамы, они болели, и это нормально. Наверное, боль утихала медленно, с острыми горками в своём графике эскалации, то есть, наверное, спада. *** Апрель 2024. На трёх рабочих экранах дышал и раскручивался большой, обласканный инвестициями проект. Матильда уставилась сквозь цветастые абзацы в пространство. В ход её мыслей вклинивались плохие воспоминания. Мозг думал в трех плоскостях: разжёвывал мысль по работе, показывал скуластое насупленное лицо и тянул одеяло, чтобы от всего этого отвлечься и в тысячный раз пролистать ленту в соседней вкладке. Зазвенел телефон. Клоу. Наконец-то она отвлечётся. — Алло. — Извини, я не разбудил? — Нет, я бы даже с радостью поболтала! У нас одиннадцать утра. Случилось что? Она закрутилась в офисном кресле, слушая изложение проблемы. Приключение по телефону, отлично! *** — Мати, — заговорил Клоу после долгого перерыва, — ты мой лучший друг. Матильде почему-то горько было это услышать. Что-то неправильно. — Клоу. Ты меня пугаешь. — Прости. Я должен что-то тайное сказать. Об этом никто не знает. Кроме Альберта. Только я ему давно сказал, а тебе нет, и больше никому нет. Это плохая тайна. Я врал. Я не… я не … я не Гильермо Стеллс, у меня нет родинки, на том месте кое-что другое. Он повесил трубку, видимо, из-за спешки или от нежелания продолжать диалог. Матильду своим откровением он не то, чтобы прямо обескуражил, она уже давно знает, что у него там вместо родинки. Подсмотрела в момент хаотичной нетрезвой близости. Матильда вспомнила цирк, который Бенедикт придумал, чтобы поймать Клоу, который, как теперь выяснилось, оказался даже не Гильермо, споткнулась, и опять окунулась в ужасные мысли. Появился новый повод. К концу рабочего дня Матильда вымоталась. Тяжело, когда голова убегает от обязанностей и танцует тревожные танцы. Она уже собиралась встать и уйти домой, мечтала о двойном эспрессо с корицей и булочке с изюмом и заварным кремом. Начали приходить сообщения от Клоу, очень часто и очень много. «Привет, я только вышел от эммммм» «От своего папы, его зовут Ньют Митчелл» «Я буду писать, окей?» «Набираю быстрее чем говорю» «Очень многое теперь крутится в голове, хочу выговориться, извини!» «Выписаться? *» «Ты поняла, короче» Клоу расписал всё, что ему сказал Ньют, сопровождая всё своими комментариями. Он был напуган, шокирован, местами рад, и чувствовал себя более потерянным, чем прежде. Матильда с трудом следила за мыслью, держа в уме, что сможет потом отдохнуть и перечитать. Но вдруг сообщения стали короче, и приходили реже. «О, Сёри ко мне идёт» «Как он меня нашел, интересно» Матильда ответила: «Передай привет!)» «Бедняга странно выглядит, будто вот-вот заплачет, не похоже на него: (» «Он уже не малыш, но все равно хочется его утешить» «Ой» «Ой ой ой» «Он дерётся» «со мной» «Он говорит» «что убьет меня» «и ничего с этим не может поделать» Матильда хмыкнула написала ответ: «Хаха, что за шутки опять у вас?))» «Не шу» Клоу послал свою геолокацию. Матильда больше не улыбалась. Через три минуты он написал: «Я люблю тебя.» Прежде он никогда не ставил точку. Матильда онемела. Она написала: «Что случилось?». Клоу не появлялся в сети, минуту, пять минут, десять минут. Она снова написала: «Я переживаю, пошли, пожалуйста, хоть что-то, я надеюсь, что это несмешная шутка!». Немного позже: «Пожалуйста!». Не читал сообщения. Матильда встала из-за стола опираясь руками о столешницу. Иногда, из-за её обсессивных мыслей проступала психосоматика. Когда она чересчур загонялась, у неё перехватывало дыхание и корёжились пальцы. А вот сейчас-то она точно отвлеклась! Не отвечал на сообщения. Полчаса радиомолчания. Матильда решилась позвонить. Гудки буравили уши. Он взял трубку! Говорил старый, прогорклый голос. — Алло, я так понимаю, это Матильда? Подруга Клоу? — Да, верно, а что с Клоу? Человек всхлипнул. Матильда слышала, как он причмокивал, не находя слов. — Мне очень жаль. Он потерял смертельно много крови … могу вас только заверить, что он долго не мучился, шок и потеря сознания, вероятно, произошли мгновенно. … Его даже чисто теоретически нельзя уже сшить обратно. Нет. Слёзы попали на клавиатуру. — Нет… — пробормотала Матильда. — Мне очень жаль. Я постараюсь сделать хоть что-то… мне сейчас не до разговоров, простите, до свидания. Берегите себя. Матильда не смогла больше ни с кем связаться, даже тот человек потом не брал трубку, но у неё особо и не было сил, она была на грани обморока. Она проверяла — Клоу не писал новых твитов. Узнала из новостей о смерти Лео. Естественно, просмотрела трансляцию Бенедикта, то с дрожащим интересом, то гнушаясь и выключая. Кадры с его лицом горячо пропечатывались в её глазах. Вот же этот урод красивый. Урод. Каскадом посыпались новости о взрыве, повредившем фасад, о пожаре с погромом, оползнем этажей, похоронившем пятьдесят человек и поранившим сотню, затем новость о подозрении Бенедикта, новость о розыске Бенедикта, новость с подозрением о пропаже Альберта, новость со всеобщей гипотезой, что смерть художницы, взрыв тюрьмы и пропажа инженера и детектива взаимосвязаны. В ту неделю Матильда впервые закурила. **** Снова рабочий день в солнечном офисе, на трех экранах очередной проект уже подгорал. Начальница не единожды замечала, что продуктивность Матильды чем дальше, тем больше шла на убыль, и намекнула, что, если Матильда не закончит этот отчёт блестяще и в срок, то есть до послезавтра, то в лучшем случае будет понижена в должности. Матильда читала рабочую почту. Одно из пришедших писем не имело никакого отношения к компании. Это не было чем-то противоестественным, поскольку этот адрес у неё был везде указан как контактный, но все равно интригующе, учитывая, что в оглавлении было написано «Пожалуйста помоги». Матильда клацнула мышкой на зов. «Привет. Мне очень нужна помощь. Я поняла, что яРМ. За мной охотятся, мне пришлось уйти в бега. Я пишу всем, кто их хоть как-то знает и может мне помочь, но пока никто не ответил. Все известныеДМ умерли или бесследно исчезли, непонятно. Я так долго не продержусь, приходится часто ездить с места на место, умоляю, помоги. В полицию нормально обратиться не могу — недостаточно улик для возбуждения уголовного дела)))! Сейчас я уже аж в центральной Европе, я приеду куда ты скажешь, но у меня мало денег. Заранее спасибо за ответ. Спасибо. Кармен.» Матильда перечитала несколько раз. С круглыми глазами собирала отчаянный поток слов в односложные факты. Это новый неизвестный ребёнок Миллениума. Факт не такой уж и удивительный, ведь до две тысячи восемнадцатого их было трое, а потом Гильермо начал и закончил карьеру. Шелкопряд знает про эту новенькую и охотится за ней. Шелкопряд как-то находит детей Миллениума. Можно как-то «узнать», что ты ребёнок Миллениума (может, девушка скромничала, или никогда раньше не проявляла талант, или хуже — получила физический недостаток, и картинка неприятно сложилась). А может, она узнала об этом, когда её пришли убивать. Плохо дело. В любом случае. Матильда посмотрела на свой проект. Он дико интересный. Работа дико интересная. Она не может взять и сорваться с места, не рискуя быть уволенной. Матильда посмотрела на себя. Чем она объективно поможет этой девушке? Куда они вместе пойдут? Выживет ли она, учитывая усталость и рассеянность? А учитывая ущерб после прошлого раза? Что она и о себе-то едва заботится? Матильда подумала. А кто вообще, кроме неё, сможет помочь? И сколько можно сидеть в стороне, в конце-то концов? Матильда посмотрела рейсы. Матильда ей ответила. «Аэропорт Валенсии, завтра, 16:00 по местному времени, зал А. Будем разбираться. Можешь?» Ответ пришел почти мгновенно. «ДА!!! СПАСИБО!!! <3 <3» Матильда взбодрилась. Глядишь, неоконченное дело закроется. *** Матильда бросила на пол походный рюкзак, которым до этого ни разу не пользовалась по назначению, и начала пичкать его свёртками рубашек, носков, белья, гигиеническими салфетками и пузырьками с косметикой допустимого для полёта литража. Её уже попустила волна приключенческого инфантилизма, накрывшая было из-за письма, и взволновала деталь его изложения — осторожность. Кармен дала минимум внятной информации о том кто она и где она. Есть ли вообще причины поверить, что Кармен существует? Есть. Может быть. Была другая деталь — Кармен без веской причины сократила «РМ» и «ДМ» и удалила перед ними пробел, хотя кроме этих двух мест символов нигде не жалела. Возможно, это было сделано, чтобы постороннему труднее было понять, что речь о детях Миллениума. Или чтобы это не смог понять алгоритм по поиску слов. Может быть, Кармен догадывалась, что письма отслеживают, а потому сделала всё возможное. А Матильда по этому небезопасному каналу коммуникации назначила с ней время и место встречи. Может, её и не Кармен зовут, это другое имя чтобы сбить врага с толку. Матильда сама когда-то писала такое сбивающее с толку письмо, знает, как это работает. Села на кровать перед откормленным бежевым рюкзаком и смотрела немного над ним. Может, это даже ловушка. Она подумала и написала единственному человеку, который мог ей хоть что-то посоветовать. И кто не был Бенедиктом. «Привет, как дела? :) » «Почему ты мне пишешь?» — ответил Бим. Матильда закатила глаза и без объяснений послала скриншот переписки с Кармен. Бим набирал сообщение пятнадцать секунд, и наконец ответил: «)» Скобочка. Больше он ничего не писал. Матильда налегала: «Скажи, пожалуйста, что ты насчёт этого думаешь?» Бим послал стикер с неопределённой трактовкой. «Мне стоит вообще ехать? Это не окажется западнёй? Я хочу помочь этой бедолаге, но что, если Шелкопряд просто хочет меня поймать?» Бим послал стикер, отображающий логический ступор. «Это серьёзно, пожалуйста, ответь мне.» Стикер в галстуке с чемоданчиком, который бежит по лестнице, вероятно, карьерной, а позади вздымалась стрелочка стоков. «Ты равнодушный придурок.» Стикер с экзистенциальной слёзинкой. Стикер, который задумался. Стикер, который повесился. Бим с Матильдой всегда себя вёл невыносимо, но у него точно есть сердце (по крайней мере, его заледенелый высушенный сублимат). Он бы сказал, если бы решил, что ей грозила опасность, значит, он так не думал. С этим заключением Матильдины интуитивные вероятности стали благоприятнее. Хоть так. Матильда почистила свои кремовые кроссовки на восковой подошве и выставила сушиться на подоконник на солнышко, подготовила карамельную кожанку, пройдясь по ней липким валиком, собрала документы и налила воду в многоразовую бутылку. Припрятала перцовый баллончик. Надела боевой браслет, порадовалась бликам топаза. Сунула пачку сигарет в боковой карман и закрыла на кнопку. Бим вдруг написал: «Что ты собралась делать?» Матильда выдохнула, сложив губы в трубочку, и ответила: «Весь сыр-бор, как я поняла, из-за Какой-то Там Важной Теории. Я хочу встретить девочку в Валенсии (это по времени самый ближайший для меня рейс до Европы), отправиться к Ньюту Митчеллу в Амстердам и расспросить его. Для начала.» Матильда переслала Биму сообщения, которые еще тогда написал ей Клоу. Бим никак на них не ответил. «И как ты найдёшь Ньюта Митчелла?» «Есть геометка в минуте ходьбы от его дома» Она переслала место, которое оставил Клоу. «НУУУУУУ» — отправил Бим и продолжил что-то печатать. «Ньют живет в доме-корабле и, надевая по средам и пятницам капитанскую фуражку из фольги, меняет своё местоположение. Ты его там не найдёшь.» «Ой! Ого! : (А ты откуда знаешь?!» Бим послал другую геометку, тоже в Амстердаме. «Сейчас он тут» Матильда вытянулась. «Вауууу! Спасибо за наводку! :) дай угадаю, ты мне не ответишь, откуда эта информация, хаха?)» Бим ничего не ответил. Матильда ни на что и не рассчитывала. Написала ещё: «Так, а расскажи всё-таки, как у тебя дела? Я же не просто из вежливости спросила! :)» Бим набирал минуту. Отправил скобочку. Нельзя трактовать, весёлая это скобочка, или грустная. Амбивалентность скобочки заключается в том, что пока с какой-то стороны от неё не будет написано двоеточие, неизвестно, в какую сторону обращено условное лицо, поэтому нельзя считывать её однозначно. Нельзя сказать, что закрывающая скобочка декодируется абсолютной усладой, а открывающая — горечью. Матильда, опять же, ни на что не рассчитывавшая, просто хихикнула. Написала ещё: «А теперь серьёзно. Чего мне всё-таки ожидать? Ты думаешь, что это окажется засада, или нет? К чему ты склоняешься? Ответь мне, пожалуйста, я правда не знаю, что делать! : (» Бим не отвечал. «Ну пожалуйста: ((((((» Бим, кажется, сжалился. Сразу набрал сообщение и полноценно ответил, Матильда этому обрадовалась. «Слушай, ты возлагаешь на меня ответственность. Отстань от меня. Сама это придумала — сама и разбирайся». Матильда выдохнула без облегчения. В ответ на её радиомолчание Бим отправил ещё одну скобочку. Матильда учуяла в ней издевательство. Она поедет. *** Пролетела полмира обратно в Европу. Истратила пятнадцать часов. В ушах рассасывалась воздушная пробка, а в голове тяжелела усталость, которая, казалось, скоро померкнет, по щелчку, и Матильда взбодрится. Но нет. Аэропорт гудел пуще улья: стенами, лентами, поясами, колёсами. Звук сжимался и доходил с шепелявыми потерями. Матильда ступила в зелёную зону, как на красную ковровую дорожку — за ограждением глазели встречающие, затаив дыхание и прижавшись сердцами к именным табличкам, парни с букетами для своих капроновых дам. Ощущалась нужда в ударе кофеина. Ах! А ведь она познакомилась с Бенедиктом в аэропорту, точно так же, встретив его, когда она пригласила его расследовать пропажу её сестры. Она встречала его с двумя стаканчиками свежего кофе на случай, если он тоже захочет. Воспоминание пахло спёртым резиновым воздухом, арабикой, одеколоном и фиалковой бурой помадой… оно стукнуло в сердце. Матильда покосилась, постаралась отвлечься, скользя взглядом по толпе. Высокие мужчины, мужчины в костюмах, с красивыми скулами… нет, нет, нет. Она шла дальше, ища именно Кармен… русые кудряшки… как Кармен вообще должна выглядеть? Только не трость. На что Матильда рассчитывала? Кармен точно существует? Если она существует, она не глупая, она придёт с табличкой, на которой будет написано… «НЕТ РАСИЗМУ». Спокойно, возможно, Кармен будет с табличкой «Матильда Добльвуст». Матильда увидела бумажку с прописью, «Матильда Добльвуст». Её держали тонкие меловые пальцы с маникюром костного цвета. Позади таблички ниспадали чернильные волосы, пухлые губы подрагивали. В одной руке табличка, в другой — картонный подстаканник с двумя порциями американо, так мило и больно. Она стояла неподвижно и плакала. Девушку за плечо держал Сёри, пальцами почти утыкаясь в шею. Матильда не видела его взрослым, но узнала. Матильда почувствовала себя совсем маленькой с пухлым рюкзаком наперевес. Ну, вот и всё. Адреналин её разбудил. Она стояла в двух метрах от убийцы с заложницей, окруженная толпой. Со сжатыми кулачками она подступила. — Привет, — откликнулся Сёри, как будто говорил за двоих. Он был одет в какую-то ушлую дороговизну: спортивный костюм и кроссовки пошлых, солидных брендов, подстригся короче обычного. Совсем на него не похоже. Сумка-почтальонка на месте, за её ремешок был подвешен ободок громоздких старомодных чёрных наушников для прослушивания музыки. Их ушки были обернуты в кожу. Такие давно никто не носит и это не сочеталось с его новым стилем. Кармен отчаянно смотрела на Матильду, с приоткрытым ртом. — Привет, Сёри, привет, Кармен, — ответила Матильда. — Как у тебя дела. — Летела пятнадцать часов, не выспалась. А у вас как? — Стоим. Матильда от злости оскалилась. — Ах вот как! Стоите! — Почему ты напряглась, — спросил Сёри. — Что случилось. — Сёри, скажи мне честно, это ты убил Клоу? — Да. — Почему? — Думали, что это Гильермо Стеллс. Так просто. Так больно. Отвратительно. Матильда глянула на Кармен. Она тихонечко заливалась слезами, неподвижно, неслышно, будто вот-вот растворится. Она даже никак не реагировала на их диалог, будто не слышала. — Ты убьёшь и её? — Да. — А если она не ребёнок Миллениума? — Она — ребёнок Миллениума. Но если ты ставишь вопрос. Могу ли я. Если нужно. Убить. Не-ребёнка Миллеуниума. То да. Могу. Я не хочу. Но. Он не продолжал. Матильда сделала глубокий вдох. Она посмотрела ему в глаза. Её голос стал мягче: — Сёри, милый, мне тебя очень жаль, правда. Ты даже большая жертва, чем все мы. Тебе, наверное, никто этого не говорит. Сёри как будто стало гаже от этого, он немного скривился. Матильда продолжила: — И меня ты, значит, тоже убьёшь? Вместе с ней? Сёри не ответил. Матильда постаралась прочитать его язык тела. Там чистый лист. — Что ты будешь делать со мной? Вырубишь? Он дёрнулся, будто всхлипнул, но лицо оставалось бесстрастным. — Нет. — Будешь меня пытать? Тебе нужна какая-то информация? — Нет. Хуже. — Почему хуже? — Я знаю, почему хуже. У Матильды сложилось. Он говорил из опыта. Если её не убьют, то превратят в такого же робота-убийцу без свободы воли. Матильда защищалась: — Я сейчас позову на помощь. Полицию. Они вооружены, мы ведь в аэропорту. Мы в общественном месте, дружок, ты не забыл? Что-то ты очень смелый. … — сердце так билось, что было слышно аж в ушных костях, — п-почему ты такой смелый? Сёри покачал головой. — У меня программа. Если появятся проблемы. Выбираю самый лучший момент. Убиваю всех свидетелей. И умираю. Во мне бомба. Маленькая. Тихая. Стану. Горкой мяса. Может, с глазом. Поэтому. Надо решать дела наедине. Это надо и мне и тебе. Ты понимаешь. Матильда сжала кулачки. — Поняла. Сёри поманил Матильду рукой, чтобы подошла ещё ближе. — Пойдем. Она подступила, боясь как сопротивляться, так и подчиниться. Он её тоже взял за плечо, зажав на трапециевидную мышцу. Увёл их, как непокорных. *** Вышли из терминала на парковку и автобусную остановку. Матильда успела их изучить, пока разглядывала позади Сёри стеклянный фасад размером футбольное поле. Негусто, у самого входа реденькая велосипедная стоянка в виде ряда труб, аркой приваренных к земле, трасса, скучная автобусная остановка с билетными автоматами. Матильда не могла сговориться с Кармен, даже на уровне «беги на счёт три». Инициатива на ней. Она высчитала, пока они приближались, что автобус приходит каждые три минуты, стоит на остановке тридцать секунд, складывает двери и уезжает. Она бросила взгляд на часы, циферблат с точными секундами пригодился. До следующего прибытия пятьдесят секунд. Матильда в развороте врезала Сёри в лицо, отпрыгнула назад. Он как ни в чём не бывало подался вперёд, держась за Кармен, вцепился в предплечье Матильды, а та прыснула перцовым баллончиком ему в глаза, он зажмурился, вцепился в обоих крепче и подтащил к себе, вцепился в руку Матильды и со всей силы начал выворачивать сустав. Свободной рукой Матильда развернула браслет и огрела его по голове — бесполезно. Он всё выворачивал её руку, прыснула боль. Матильда стонала. Кармен вылила ему за шиворот раскалённый кофе — тут-то он дёрнулся, возможно от неожиданности, а не от боли, отпустил их — девушки разлетелись. Матильда сделала выпад и взмахнула кнутом — Сёри поставил блок, одежда царапалась. Матильда присела, он вцепился в её волосы, ударила его лодыжке и привязала браслетом его ногу к пруту на велосипедной стоянке, подалась прочь — незрячий Сёри держал её за волосы и второй рукой искал цель. Короткие волосы натянулись, и кожа головы заныла в тысяче точек. Она извилась, укусила его за ладонь, прокусила до крови — ему все равно. Кармен вылила на эту руку второй кофе, часть обожгла Матильде лицо, может, будет ожог, но она выпуталась. Матильда подалась прочь, Кармен за ней, Сёри остался на привязи. Черный квадратный лоб автобуса устремился к остановке. — Бежим! — кричала Матильда. Кармен замерла, глянув на Сёри. Нет времени! Матильда ухватила её за шкирку, и толкала вперёд себя. Сёри дёргался, расшатывал ногу, вот-вот приложит физическую силу и выпутается. Автобус остановился, туристы в него вваливались ритме овечьего стада, а они в тридцати метрах топали, летели, мчались, обогнули пластиковую стену остановки, очутились в двух метрах от дверей — те пиликали, что уже закрываются. Матильда толкнула Кармен в спину, и она упала на салонный порог, двери замяли ей плечи. Кармен дернулась от неудобства. — Прости! — простонала Матильда. Двери открылись обратно, Кармен вползла, Матильда вскочила в салон. Они машинально обнялись, проверяя, что обе целы. Дышали. Кармен была почти на голову выше Матильды. Напомнило…нет-нет-нет. Кармен на эмоциях погладила Матильду ниже лопатки. Ужасно и приятно. Нет, нет, нет… Выдохнули. Матильда осмотрела свою протеже. У неё было длинное овальное лицо, очень прямой, греческий нос, без намёка на горбинку, кинематографичные пухлые губы, меланхоличные серые глаза. Модель в стиле героиновый шик. Телосложение было скорее худым, но ни спортивным, ни тощим. Она была одета в повидавшее виды фиолетовое вязанное платье до пят, всё в пятнах и катышках, авиаторскую джинсовую куртку с пушистым воротником и черные кожаные ботинки с желтой строчкой на подошве. И за всё время она не издала ни звука. — Прости за нескромный вопрос, но ты немая? — спросила Матильда. Кармен пожала плечами, похлопала себя по ушам и провела рукой арку над головой.  — Ага! Наушники! Ты не понимаешь меня, потому что твои наушники-переводчики забрал Сёри. У тебя они особого дизайна, ага. Беда, очень жаль, что забрал. Do you at least understand simple English? Кармен показала на уши, на открытый рот, и показала крестик. — Глухонемая, — сказала Матильда мрачно. — И без того наушника никакой коммуникации. Кармен сардонически улыбнулась и пожала плечами. К ним подошёл душевный дядечка в форме контролёра. — Девушки, ваши билетики? Матильда молитвенно сложила ладошки. — Просим прощения! Мы можем купить их у вас или у водителя? — Купите на остановке и поезжайте на следующем автобусе, а я вас не видел, договорились? Автобус пошёл на торможение. Матильда улыбнулась. — Хорошо. Это была остановка другого терминала. Они проехали на угол и удалились метров на триста. На уровне чуть выше пояса в салон потёк класс дошколят с учителями-гусынями. Половину объема каждого малыша занимал его рюкзачок в значках, бляшках и блёсточках. Из-за поворота выбежал Сёри с браслетом на ноге. Приближался. Матильда нажала на топаз — браслет спрыгнул, и с опережением змейкой побежал по асфальту на встречу хозяйке. Двери не закрывались. Девушки как столбы стояли одной ногой на пороге, мешая потоку, пассажиры пассивно выражали неодобрение. Матильда думала. Проворный жгутик пополз у неё по её ноге и запрыгнул на запястье. Сёри остановился позади детей и терпеливо шёл у них по пятам, замыкая выводок. Наушник всё так же ободком цеплялся за ремешок его сумки. Матильда ступила сквозь толпу хрупких лобиков, уставилась на Сёри пристальным взглядом — её тактика была «заверь его, что у тебя есть план» — подошла ближе, выдернула наушники и тут же отступила назад, не дав ему шанса до неё дотянуться, шагнула назад в салон, передала наушники Кармен. Она немедленно надела их на голову и вмяла подушечками в уши сквозь волосы. Сёри не останавливался, возвращая Матильде решительный взгляд, он тоже вошёл. Механика «выпрыгну в последний момент, чтобы он уехал и злобно стукнул кулаками в окошко» не сработает — Сёри перегородил ближайший доступный выход. Дверь запиликала и закрылась у него за спиной. Детки заняли почти все сидячие места и мяукали что-то своё. Когда автобус заедет в тоннель, можно ли это будет назвать «оптимальным моментом»? Сёри сделал шаг к Матильде. Что-то хрустнуло у него в кулаке. Глядя ей в глаза, он открыл нагрудный кармашек её кожанки и положил туда что-то круглое, свёрнутое и очень лёгкое. Застегнул на молнию и отошёл. — Посмотрите в укромном месте, ладно? Ради меня. Матильде заговорили в ухо: — Девушки, мне кажется, вы хотели выйти. Матильда обернулась к контролёру. — Простите. Мы согласны, если вы нас арестуете и уведете в место, где мы заплатим штраф. — А это вы сами! Попрошу ваши паспорта для оформления протокола. Матильда рассеянно хлопнула себя по заднему карману джинсов и предъявила документ в пегой обложке. Кармен сунула свою красную книжечку с облупленной позолотой — паспорт гражданки Российской федерации. Матильда узнала, что её настоящее имя — Елизавета Королёва. Дата рождения тоже сходилась: первое января двухтысячного года. Контролёр заполнил две бумажки со штрафом и с неиссякаемой доброжелательностью объяснил, где, в какое окошко, и до какого числа нужно его заплатить. Матильда широко улыбнулась и со всем согласилась, поблагодарив за содействие. Кармен молчала. Возможно, эта модель наушников медленнее загружалась, и ещё не закончилась инициализация. А возможно, Кармен понимала, что в метре от них стоял Сёри, и полноценной коммуникации все равно не получится, даже шёпотом — технология наушника Цвайштайна возводит эффект коктейльной вечеринки в абсолют. По бокам на каждой половинке её громоздких наушников можно было рассмотреть мембрану, как у динамика, но не совсем… как у микрофона! Получается, наушники были страшно ценными. Через них она говорила и в том числе слышала. Если голоса поставлял переводчик, другие звуки записывали микрофоны. То, что они с двух сторон, позволяло составить бинауральную картину звуков, стерео, и лучше ориентироваться в пространстве. А то, что микрофоны были у самих ушей, делало передачу максимально близкой к натуральной. Матильда подошла ближе к Кармен, почти прижимаясь, взяла её под руку. Где-то она прочитала, что прикосновения способствуют выработке окситоцина и снимают стресс. Она пахла как миндальное молоко и лаванда, смоченная в сигаретном дыму. Они обе смотрели на Сёри, он на них. Матильда вообще ни на что не надеялась. — Кармен, ты уже можешь говорить? Она вздохнула, и произнесла первые пару слов, которые наушники обычно не переводят. — Pizdecnachuiblatnakonectow, да. Зови меня Лиза. Я поменяла имя в письме, авось не отследят. Они обе смотрели Сёри в глаза, хотя разговаривали между собой. — У тебя есть какие-то идеи? — спросила Матильда. — Нет, у меня нет никаких идей. Прости, пока не разбираюсь в подобных ситуациях. — Ты ребёнок Миллениума, верно? Какая у тебя специализация? Может, хоть это пригодится? — Музыка. В Матильде поднималась волна сочувствия, хоть она и не понимала материй, из которых выплеталась дилемма. — …и ты глухонемая? — спросила она. Сёри прыснул. Лиза выдохнула со злобой. — Я предпочитаю говорить «немая и глухая». У меня, естественно, есть история, но, из вежливости не буду тебя пока что ею грузить. — Хорошо, как знаешь. — Можно, конечно, попробовать, чтобы наш компаньон убежал в ужасе. Сёри пожал плечами. Лиза добавила: — …но тогда и ты, Матильда, убежишь в ужасе. — Зови меня Мати. Тоже мне, напугала. Я вышла замуж за Бенедикта Кнокса. Обычно люди бегут от него в ужасе на той фазе, где он отвечает на вопрос «как у тебя дела». — Замуж? Ужас. Мне бы хотя бы до здоровых отношений дожить. Матильда вздохнула. — Мне бы тоже. Сёри коснулся своей кожи под глазом и потянул палец вниз через скулу и подбородок, изобразив ленивую слёзку. — Драмы. — А у тебя-то их нет, скажешь! — огрызнулась Матильда. — Я-то всё знаю, что у тебя там что-то было с Лео! Втёрся к ней в доверие, наверное, чтобы убить? Он моргнул. Сглотнул. — Мной тогда не управляли. Он как будто удивился, что смог это сказать. Видимо, случайно проскользнул через какое-то правило, которое его ограничивало. И, видимо, решил выговориться, пока незримый оператор его не заткнул. — Я знал, что она скоро умрёт. Она мне сказала про болезнь. Ей все равно оставалось пару недель. И без убийства. Мне было её жалко. Я приносил ей всякую вредную еду. Она такую никогда не ела. Ей очень нравилось. Мы целовались. Хотя бы раз в жизни. Это всё длилось не очень долго. Я думаю. В других обстоятельствах. Это бы не сработало. Но. Я думаю. Мне и ей было хорошо. Те пару раз. Я это вспоминаю и мне не так. Грустно. Матильда не была с ним тесно знакома, но, по всей видимости, одна из немногих увидела эмоции у него на лице. — Мне очень грустно, — сказал Сёри. — Мне жаль… — сказала Матильда. — Я бы тебя приголубила, помогла, но ты сам понимаешь. Он зажмурился и схватился за голову. Матильда с Лизой затаили дыхание. Почему Шелкопряд морочился с тем, чтобы превратить в робота именно Сёри? Почему не сделать новую Скру, если клонирование реально уже лет тридцать? Зачем точно так же ловить Матильду? Это же наверняка жрёт очень много ресурсов. Шелкопряду нужны были близкие. Психологическое давление, когда враг не просто выглядит, но и ведёт себя как твой друг, как предатель — сокрушительно. Это причина или следствие? Ответит ли на это Теория? Сёри впечатался спиной в дверь и медленно съехал вниз, сел. Его пальцы замком закрыли лицо. Все ехали дальше. Детки маленькими ладошками держались за поручни и мотали ногами. Воспитательницы кругами пронумеровывали поголовье и заводили дорожные игры, например, кто первый увидит на трассе белую машину, молчит десять минут. — Теперь что? — спросила Лиза, она вдруг расслабилась. — Он очнётся в любой момент, не теряем бдительность, — сказала Матильда. — Я понятия не имею, что происходит. Им кто-то управляет. Его мозгом. Этот злодей, Шелкопряд. Что угодно можно натворить. Автобус поглотило одеяло тоннеля. С двух сторон вспыхивали и пропадали плафоны: белые и горячие. В темноте малыши завизжали. Матильда сжала Лизино запястье сквозь колкий свитер и прошептала: — Это — наш шанс. Главное, не бойся и следуй за мной, хорошо? Всё будет в порядке. — Я правильно думаю, что мы выпрыгнем из автобуса на ходу? — Да. — Допустим. Окей. Что ещё более непримечательное можно сегодня сделать. Матильда аккуратно провела за собой Лизу в заднюю часть салона, нащупала резиновую прорезь в раздвижной двери, всунула туда браслет, стиснула кнопочку. Он раздвинул дверь, в режиме «трость», дрожа под ответным напором. Матильда подтащила Лизу к себе и в обнимку они спрыгнули. Инерция пронесла их за десять метров, они ударялись о камни, стрекотала галька с асфальтом, автобус жужжа понесся прочь, пыхнул дымом в лицо, и они улеглись в щиплющей пыльной туче. На боках, руках и ногах зажглись гирлянды из синяков. Кости затанцевали. Рюкзаки побыли подушками, но и там лопнула и разошлась какая-то жидкость. Одежда подрана, вся в грязи. На колене асфальт с кровью. Матильда трясущейся ручкой зажала топаз. В немых чёрных недрах двигалась её змейка. — М-мы живы, — сказала она. Лиза содрогнулась, и возникло маленькое чуткое эхо. — Да. Круто. Вау. Ой. У меня всё болит… — Не знаю, когда Сёри проснётся, но, я думаю, можно надеяться, что пока что оторвались. Тело нагрелось и болело в разных оттенках. — Пока что оторвались, — повторила Лиза. Минутку они, не сговорившись, восстанавливали дыхание. Затем Матильда взобралась на ноги и в свете фонарика обработала свои и Лизины ранки, разукрасила пластырями в форме сердечек, потом провела ревизию, что же в рюкзаке лопнуло, устранила последствия. Пользуясь темнотой, переоделась в чистую одежду. Мимо жахнул следующий автобус, по расписанию, три минуты спустя, несколько раз. — Пошли? — сказала Матильда. Тоннель тянулся, каждый шаг и шорох мерцал скоропостижными переливами эхо. Дымные плафоны испускали лысенький, шарообразный свет. — Матильда, Мати, — отозвалась Лиза, и коснулась Матильдиного плеча (она шла позади). — Да? Они не видели друг друга. — Большое спасибо, что приехала за мной. За незнакомой девочкой. Ты обо мне буквально ничего не знала, но все равно приехала. Это заслуживает большого уважения. Матильда улыбнулась и зарделась. — Ой. Спасибо. — …и я отдаю себе отчёт, что я в положении обузы и медлительной каракатицы, прости, я постараюсь ускориться. — Всё в порядке, в нашем кругу общения убегать от робота-убийцы — это обычный послеобеденный досуг, ты втянешься. — Да я даже утренней зарядкой не занимаюсь, а ты с тем парнем так профессионально дралась… мне показалось, что он намного сильнее и быстрее, чем выглядит. — Пустяки. Втянешься. — Надеюсь. Спасибо. Тоннель раскрылся на границе облитых солнцем фруктовых полей. До самого горизонта, отмеченного комками песочно-серых плешивых холмиков, простирались заплаты. В шипучих малахитовых листьях прятали лица лимоны и дулись краснощёкие мандарины, в серых тысячепалых копнах из прутьев горела хурма. Чуть поодаль было видно черный жемчуг оливок, щеголявших коронами из сизых заостренных листьев. В семи километрах дышало Средиземное море. — И что дальше? — спросила Лиза. — Пошли, для начала, введу в курс дела. Матильда выложила Лизе всю информацию, что у неё была. Шелкопряд, Скру, Сёри, Сефора. Семейка Клоу. Лиза впитывала это, кивала, хмурилась. Матильда рассказала свой план, который вынашивала все пятнадцать часов в самолёте: — Мы сейчас направляемся в Амстердам для того, чтобы найти Ньюта Митчелла. Он — муж Сефоры Макфи, которая написала Теорию, из-за которой дети Миллениума стали мишенью. У Ньюта можно узнать, в чем она заключается, или спросить, где это можно узнать. Да он вообще, насколько я поняла, должен быть кладезем информации. Дальше я думаю найти Бенедикта и Альберта. Везде пишут, что они пропали. На самом деле, я думаю, они вместе где-то спрятались, чтобы Шелкопряд их не достал. Я думаю, нам стоит найти их, чтобы, во-первых, оказаться в безопасности вместе с ними, и, во-вторых, принести им Теорию, чтобы мы все вместе разобрались, что делать дальше. — Откуда ты знаешь, что их еще не убили? — Я этого не знаю. Но, если их ещё не убили, я точно знаю, где они спрятались. — Где? — У Бенедикта есть остров. Три года назад, мы на нём устроили… розыгрыш. Если коротко, наш хакер удалил всю возможную информацию об этом острове и его теперь невозможно найти. Лиза поперхнулась. — Хера се у вас, богатых, времяпрепровождение. А я вот недавно гречку с кефиром придумала есть… — Так вот, наш хакер сказал тогда, что даже он сам уже не найдёт координаты острова. А я их помню, и Бенедикт, конечно, тоже помнит. — Зачем помнить координаты? — Ну надо же что-то забивать для автопилота в вертолёте, например. — Эм, окей, поняла, куда там гречка с кефиром…. А откуда у него вообще целый остров? — Ему его дедушка подарил, это их фамильный остров. Он же из знатной династии. Лиза закатила глаза. — Понятно, гречка с кефиром по акции тут вообще не котируется, даже не буду тебе рассказывать, насколько это божественно и с какими пропорциями! — …Что такое «кефир»? — пробормотала Матильда. — Из гречки я ела, наверное, только какой-то десертный хлеб… — Зачем вам целый хакер и на какие шиши, я даже спрашивать не буду. Эта ваша Европа с… большими… налогами! Кхем, прости. А как мы собираемся туда попасть, на остров? — Что-то придумаем. Достанем лодку с автопилотом, введём координаты, и от ближайшей доступной суши поплывём. — У меня осталось только сорок два евро до конца… жизни. — Я, если нужно, заплачу, не переживай. У меня хорошая работа… была. В общем, неважно. Сейчас нам нужно добраться в Амстердам. Мой план на ближайшие пару часов — дойти до железной дороги или другого транспорта, а там глянем. Матильда проложила маршрут в телефоне. — Идём пешком до Валенсии и едем на поезде до Барселоны, потом самолётом в Нидерланды. Двенадцать километров прогулки по красивым кустам. — Почему мы встретились в Валенсии, если нужно в Амстердам? — Я под рейсы подстроилась, чтобы поскорее прилететь, и чтобы ты сильно долго не мучилась без помощи. Лиза взялась за сердце. — Ах, спасибо! Девушки спустились с гравиевого гребня и увязли в муравчатой плодородной земле. Солнце клевало в макушку. Лиза сняла свитер и осталась в белом платье, слегка похожем на ночное: с бретельками — шелковистыми бантиками, в рюшах, без талии. Её левое предплечье было изрисовано чёрной татуировкой. Три геометрические инстанции в виде колец, будто бы покрытые прахом. Последнее звено разительно выделялось — видимо, свежее, ему меньше пары недель — ещё не наросла новая кожа. Ниже запястья рука была испещрена рывками ножа: как левая, так и правая. Дети Миллениума — амбидекстры. Матильда постаралась не пялиться на порезы и тоже принялась снимать теплую одежду. Если вспомнить Леонтину, в голове тут же пробегали параллели. — Эх, пить хочется! — сказала Лиза. — Да, мне тоже, — пожаловалась Матильда, обмахивая себя ладонью с отяжелевшим фисташковым маникюром. — Я свою воду ещё в Австралии на металлоискателе вылила. — Будешь вино? Матильда изумлённо воззрилась. — У тебя есть вино? — Да. Я приехала в Испанию, и самым логичным моим действием было купить местное вино, разве нет? Матильда кивнула. — Неплохо, неплохо. И что, оно уцелело после падения? Чёрная бутылка уже была у Лизы в руке. Карманная швейцарская открывалка уже была в руке у Матильды. Бутылка была к тому же того вида, что хранит холод. — Да, божественным образом оно уцелело. Я думаю, это знак свыше. Это будет кощунство, если мы его не допьём. Матильда солидарно качала головой. — Ну, что тут поделаешь, раз знаки так говорят… Череда мандариновых кустиков высотой почти что до плеч шипела под сатиновым небом. В пушистом ветерке звенел цитрус, морская соль, грунт и алкогольная нежность, щекотавшая щёчки. Как сорняки, из земли иногда торчали бугристые пальмы. Девушки шли уже почти что в обнимку. — Замечательная прогулка! — восклицала Матильда. — Ну что, расскажешь мне свою пугающую историю? Я должна знать, кого тут спасаю! — она хихикнула. Лиза цепко обняла её за плечо и испустила тяжелый вздох. — Ты куришь? — К сожалению, да. — Тогда давай присядем. Девушки выбрали пятачок травы с самой высокой пушистостью, и умостились на нём. Лиза раскрыла серебристую коробочку табака, пачку фильтров, свёрток бумаг для самокруток и устроила меж по-турецки сложенных ног во впадине платья лабораторию по изготовлению самокрутки. Пальцами сминала и раскладывала табачную коричнево-красную стружку на согнутой целлюлозе. Матильда присела боком, картинно скрестив ноги, и закурила капсульную сигарету с ментолом и вишнёвым душком. Лиза затянулась и выпустила дымок. — Рассказывать? — Да. — Я писала песни, пела, играла на разных, если не на всех видах инструментов, записывала, сводила, занималась продукцией. Ну знаешь, обсерватория, дирижёрский факультет, а работать некем, бездельничала, — она смахнула копоть на горстку песка. Матильда её перебила: — Как получилось, что ты не была знаменитой исполнительницей, певицей? Или хотя бы композиторшей? — дивилась она. — Я не слышала твоей музыки, конечно, но, чисто статистически, как ребёнок Миллениума, ты должна сочинять что-то стоящее. — Я не хотела монетизировать своё хобби. Было бы слишком много давления. Иногда в барах пела и отказывала всяким нагловатым продюсерам по воскресениям. Раз в пару месяцев я регистрируюсь как молодая инди-группа или певица и выставляю какую-то одну песню, просто ради денег. Потом она становится хитом, но мне это не интересно, — Лиза пожала плечами. Матильда припоминала несколько таких тёмных лошадок. — Обалдеть, то есть «Love you a little too much» ты написала? Моя сестра раскрутилась благодаря каверу на неё! — Да. Неважно, — Лиза нахмурилась. — Потом, однажды, на меня напали. Два года назад. Парочка мужланов, хотели изнасиловать, но я слишком упиралась, и им расхотелось. Просто ограбили, избили, перерезали горло и бросили в канаву. Потеряла много крови, выжила. Врач даже не сказал, что это было чудом, сказал, что я не должна была выжить после такого. Мол, мне больше, чем повезло. Но голосовым связкам каюк. Лиза откинула голову. На шее поселилась розовая бугристая сардоническая полуулыбка. Раньше Матильда её не замечала, а теперь так замерла, что чуть не обожгла себя сигаретой. Лиза продолжала, ей, по-видимому, нужно было выговориться, курила уже вторую, её лицо кривилось и рдело: — Тех ублюдков даже не нашли. Дома, после реанимации, на меня первым делом наорали за то, что гуляла поздно и в неподобающем виде. Матильда напряжённо мотала головой. — Меня сильно подкосила потеря голоса, знаешь ли. У меня были четыре октавы. Я всё детство просиживала штаны в хоре и кружках по пению. Я его берегла. Не курила. Не перенапрягала. Училась правильно дышать, блин! И всё, — она всплакнула. — Я дошла до истерики. Я лежала в психбольнице, меня толком никто не навещал, там было душно, не разрешали проводные наушники, чтобы мы не вешались, даже не послушаешь ничего, вокруг параноики, суицидники, в общем-то, как и я. Меня там просто накачивали таблетками и кормили картонной едой. После психушки мне стало даже хуже, и в итоге я потеряла ещё и слух, — она коротко затянулась, пропустила дым через зубы, и зарыдала. — От стресса. Тяжело было слушать этот рассказ, переваривать информацию. Невольно Матильда абстрагировалась. Её удивляло лишь осознание того, сколько микроскопических звонов, тресков, трений и шорохов она может услышать здесь, средь порожнего поля в безветрие. Люди привыкли к фоновым звукам, рассчитывают на них, без них нельзя, абсолютной тишины не существует. Помести человека в идеальную звукоизоляцию, как только от стен перестанут отражаться вибрации, он начнет исподволь выживать из ума. Лиза смачно затягивалась и выдыхала дым вместе со словами, хотя её губы только имитировали речь, булькая, словно рыбьи. Наушники, наверное, регистрировали сигналы мозга, направленные на движения именно этих групп мышц, и только тогда транслировали перевод слов. Голос Лизы — фальшивка, которую смоделировал какой-то программист, или искусственный интеллект слепил из аудиодорожек, существовал только у Матильды в воображении. Красивый, поставленный голос. Он имел ощутимый источник и был неотличим от натурального. Для Лизы наушники наверняка были большим облегчением и подарком, совсем как инвалидная коляска для неспособных передвигаться иначе. Лиза проваливалась в истерические, хтонические рыдания:  — Ты… ты можешь это представить?! Я только из-за стресса слух потеряла! Разве нельзя было просто меня нормально лечить? Относиться ко мне по-человечески?! Почему люди такие злые?! — она прервала себя, и её немного попустило, пока она сосредоточилась, чтобы закурить третью, и вырвала её изо рта как зуб. — Почему, как только мне прописали нормальные антидепрессанты, как только я получила эти наушники, в мою хату ворвался страшный чувак и намекнул, что сейчас он меня зарежет?! Почему я должна была уходить из дома в эти бега?! Почему-… Матильда прыгнула на Лизу, чтобы заковать в поддержку объятиями. Они прижались друг к дружке c глазами на мокром месте. Лиза повернула голову и с жарким писком потушила окурок. Покрутила, вороша шепчущую мешанину песка, пепла и гальки и там и оставила могильным крестом, а освободившуюся руку ласково положила на спину Матильды. Лиза дрожала. В её голосе появились углы. — Понимаешь, мне осточертело быть жертвой. Жизнь жестока со мной. — Это, конечно же, можно понять, — прощебетала Матильда. — Я вижу, что тебе пришлось очень несладко. Мягко сказано — тебе пришлось адски тяжело. Не волнуйся, ты теперь не одна, хоть мы толком и не знакомы. Мы разберёмся. Не переживай, всё будет хорошо. Лиза обмякла, заметно растрогалась. Её голос был уже немного плюшевым: — Надеюсь, я не загрузила тебя? Я знаю, это очень тупая ситуация. И я очень тяжёлый случай. Всё время, куда бы я ни пошла. Извини. — Не говори глупостей. Я понимаю тебя. — Спасибо. Ты очень, очень добрая. — Не за что. Лиза обняла крепче, душевнее. Объятия обладают интонацией, она заложена в длительности, движениях, дыхании, или том, куда пойдут руки — хлопать по лопаткам, или гладить ниже плеча; нежно ли, или с кокетством браться за талию. Они сжались крепко, нетрезво, чувственно, с добротой. **** Город рос на горизонте, небо меркло, и каждый нагретый цитрус медленно потухал. Преодолены десять километров дороги. Матильда поправила лямку рюкзака и задела кругляш в нагрудном кармане. Хруст фантика. — Точно, я и забыла. Она вынула штучку, которую подсунул ей Сёри. «Посмотрите в укромном месте, ладно? Ради меня.» Многослойный свёртыш фольги, размером с большую конфету, с желейной мягкостью в ядрышке. — Это тебе тот страшный чувак дал, Сёри? — спросила Лиза. — Ты же понимаешь, что робот-убийца — это не тот человек, у которого стоит брать конфеты? — Я понимаю, но, кроме этого, он был нашим другом. И он попросил посмотреть, ради него. Я думаю, там либо улика, которая выведет нас на Шелкопряда, либо сообщение от него лично. Лиза пожала плечами. — В личном общении он мне добреньким или сентиментальным не показался. Матильда улыбнулась и принялась выколупывать центр. Сняла слой фольги. Второй, пятый, десятый опадали на землю. Зёрнышко начинало просвечивать неоново-фиолетовым, с каждым разом немного ярче, пока Матильда ногтем не раздвинула последний рубеж. Она как будто проткнула кожицу переспелой ягоды. Ей в лицо повалил фиолетовый дым. Лиза успела саркастично нахмуриться перед тем, как закашлялась и упала отравленная. *** Бим стоял в гуще толпы туристов — встречающих и провожающих. Пассажиры с рейса из Мельбурна стекали из зелёного коридора в общую массу, настолько плотную и броуновскую, что дискретными частицами можно было и пренебречь. Матильда тоже вышла, как и все, пожёванная тысячей километров. Начала осматриваться, продвигаясь вперёд. Они стояли достаточно далеко, чтобы она не заметила. Она наткнулась на Сёри с той девушкой, развязался шоковый диалог. — Ты не думаешь, что пора вмешаться? — спросил Лёша. — Нет, нет, зачем. Может, Сёри скажет или покажет им что-то полезное, ни к чему торопиться. — Хм, ну, ладно. Но, все равно, давай будем как бы подстраховкой. Он держал фотоаппарат за объектив. — Уходят, — заметил Бим, и они тоже пошли. Сёри протолкал девчонок на выход и вместо парковки с рядами готовых такси они двинулись к остановке автобуса. Сносное решение, в такси девочки могли вести себя нервно, и водитель бы начал что-то подозревать, а в общественном транспорте, полном трясучего багажа и туристической паранойи, что можно выйти не на той остановке, на них всем было бы наплевать. Матильда вёртко начала отбиваться, но преимущество оппонента было в силе, скорости и отсутствии самолётной дремоты. Бим с Лёшей пошли в обход и прибились к пёстрой пачке туристов у самого автобуса. Девочки привязали Сёри и мчались к ним. — Ну, успеют, — отмахнулся Бим, — пошли. Парни прошли в конец автобуса и заняли места, с которых всё видно. Девочки успели, ввалились в переднюю часть, отдышались, их тормознул контролёр и учтиво вымел наружу. — Ну, вот, пожалуйста, теперь искать их, — сказал Лёша. Девочки встали в пороге, как вкопанные. Контролёр сердито притоптывал. Их занесло обратно потоком детей, вошёл Сёри и впарил Матильде какой-то крохотный свёрток. Лёша вздохнул. — Ладно, стоит признать, мне намного комфортнее смотреть это как телешоу — ничего не делать и ни о чём не думать. Всё как-то происходит само. Бим так улыбнулся, что было видно оскал. — Скажи, а? — Почему мы с ними по-человечески не договорились, ещё раз? — Чтобы извлечь полезную информацию из вероятной западни. — Во-первых, это некрасиво. Во-вторых, можно было им сказать, что мы будем на подстраховке. — Да Матильда бы выдала нас каким-нибудь языком тела или взглядами или излишней самоуверенностью. — Нет, ты просто социопат и придумываешь не сильно убедительные отмазки. — Конечно же нет, почему ты так думаешь? Автобус ехал. Ни девочки, ни Сёри даже не смотрели в их сторону. Дети противно крякали и марали ладонями оконные стекла. У девочек с Сёри происходило словесное столкновение, которое долетало ошмётками, но смысл был обычно понятен. Сёри вдруг взялся за голову и скорчился. Автобус въехал в тоннель. — Вот, я же говорил, что что-то интересное будет! — заметил Бим. Тоннель кончился, девчонки пропали. Лёша многозначительно посмотрел на своего компаньона. — Ну? — Да ладно, потерялись, найдём. Смылись, пока он вырубился, это же логично. Посмотрим, что будет с Сёри, это поинтереснее будет. Лёша покачал головой с рьяным неодобрением. Бим внезапно мобилизовал его прошлым вечером спустя пару месяцев после того, как он согласился, что в какой-то момент они пойдут в тот самый «поход». Тон в трубке был нервным, человек, не знающий в чем дело, сказал бы, что напуганным: — Мне только что написала Матильда, что… что она идёт за Теорией. Ты можешь… прямо завтра? — Ты бы мог мне это сказать хотя бы за две недели, как мы договаривались? Ты влезаешь этим предложением в моё личное пространство, и вообще… — Что во фразах «написала только что» и «завтра» ты недопонял, я извиняюсь? Лёша вздохнул. — Ладно, сейчас у меня нет никаких дел, поэтому мне все равно, окей, я могу. Моё личное пространство из-за тебя не пострадало. Надеюсь, ты этому хотя бы немножко рад. — Хорошо, спасибо, я рад, что ты так великодушно подвинул свой личный пространственно-временной континуум только ради меня. — Кхем. Что с твоим голосом? Ты устал? Нервничаешь? Нет, правда, к чему такая спешка? Почему прямо завтра? — Я… я чувствую себя… простофилей. Я … я забыл, что собирался это сделать. Я забыл, что занимался поиском Теории. Если бы Мати мне не напомнила, я бы и не вспомнил. У меня буквально нет других дел, и я это забыл… это тупо, это идиотизм, это невозможно. Я… я напуган. — Хм… ну да. Звучит паранормально и маловероятно. Я бы на твоём месте тоже встревожился. — … Поэтому, давай, раз такое дело, подключимся к ней. У меня уже паранойя, что я опять что-то забуду. — Окей, как скажешь, я не против. — Спасибо, я куплю тебе билеты. *** В зверском приступе кашля и немощи Матильда упала на землю. Тело быстро дубело, она лишалась то ли сил, то ли возможности пошевельнуться, каждый сустав нагревался и гремел болью, а все свежие ссадины и порезы напомнили о себе в новых красках. Время завязло. Пот потёк по брови. Сколько им осталось? Они умрут от яда или от боли? Лиза сначала ругалась, потом стонала, а в итоге просто мучилась молча. Наверное, с неё с потом соскользнули наушники. Дунул ветер, стало на сотую долю легче, а потом снова хуже. Звёздное небо и гремучие мандарины ни на йоту не отвлекали, а опротивели ещё сорок минут назад. — Надо… план… — еле проговорила Матильда, каждое слово давалось с трудом. — Не могу пошевели… Ничего из аптечки не поможет, даже если получится воспроизвести бездонный набор операций, чтобы подняться и отрыть её в рюкзаке. Остаётся либо надеяться на случай, либо… Телефон завибрировал и выжег синяк на бедре. Матильда стонала, и от этого было больнее. Входящий звонок. С ощущением, будто ломаются кости, она оттащила девайс кончиком длинного ногтя за чехол. Телефон съехал с неё на землю, вслепую она в последнюю возможную секунду приняла вызов. Голос Бима: — Как дела? — ПОМОГИ! — Хм. Вот как. — ЯД! НЕ МОЖ. ПОШЕВЕЛИ. — Понял. Ты можешь отправить свою геолокацию? — НЕТ. — Тогда виси на линии, сейчас отслежу звоночек. … Ага, готово, мы скоро будем. Матильда не поверила. Кто они? Он с… Бенедиктом? Она вообще понятия не имела, в каком полушарии сейчас может быть Бим, если не сидит до сих пор в Кардифе, не заметив, что полгода назад все куда-то ушли. Очень великодушно со стороны Бима пойти на такую ложь во спасение, чтобы в их заблудших сердцах не умирала надежда… Бим согнулся у неё над головой. — Ага! Нашлись! Матильде стало немного легче, но она перестала понимать этот мир. — А вот когда у меня приступ и я падаю посреди лабиринта в Версале, так это повод для шутки, да? Трудновато вас было найти среди этих невысоких кустиков! Её губы дрожали. Бим сел у её раскалённого тела, обжёг её запястье ладонью и проткнул руку иглой. Минуты загустели обратно, дышалось в полную грудь. Холёная ручка опустилась на стылую зернистую землю. Матильда расслабилась, могла бы даже уснуть. Встала на локти под опостылевшими звёздами и полноценно присела. Тело все равно поднывало, ещё с учётом долгого перелёта и гимнастического выхода из автобуса. Одежда была насквозь пропитана потом, а вокруг гулял ветерок. Знобило. — Вау, Бим, … — Матильда тормозила, — я не поняла, что происходит, но спасибо. — Вам сказочно повезло, девочки. За полгода Бим немного похудел и обзавёлся трёхнедельной щетиной. Очки и хвостик были на месте, но ещё джинсовая бордовая куртка, чёрная фланелевая рубашка и узкие брюки, заправленные в сапоги. Новая одежда стала стройнить и красить, особенно сравнивая её с его обычным гардеробом из одной пары шорт и дюжины безразмерных бесплатных футболок с конференций и конкурсов. Матильда смерила его взглядом и прощебетала, насколько её хватило: — Ой, выглядишь просто шикарно! — А? — Бим глянул вниз на себя. — А, спасибо. Лиза тоже приходила в себя, и первым её сознательным действием было напялить наушники. — Blyaaaaaaaaaaat! — М-да, — ответил русый паренёк рядом с ней, из-за цвета волос Матильде сначала померещился Бенедикт. Он протянул руку для знакомства. — Лёша. — А. Ой. Лиза, очень приятно, — пожимая, ответила она. — Откуда ты? — Из Украины. — Ага, а я из Питера. Из какого ты города? — Ты такой вряд ли знаешь. — Я знаю Киев, Одессу, Львов и Харьков. — Я из Харькова. — О, я там выступала, там мило. Мне запомнился парк с роботическими поющими обезьянами и вкусная дешёвая квадратная пицца на тесте толщиной с Библию. Он хмыкнул. — Да, я понял, о чём ты. Приятно слышать. — Спасибо, что спас мою жизнь. — Не за что. Матильда всматривалась в парнишку, он был смутно знакомым. Русые волосы, веснушки, только ещё очки, и он был выше и шире в плечах, и одет тоже со вкусом. Пальто цвета индиго, меланжевая худи и замшевые кроссовки изумительного бледно-розового цвета. А на шее висел фотоаппарат! — Так, погоди, а ты случайно не тот мальчик, который у нас с крыши упал? — спросила Матильда. Стало тихо. — Да, — сказал он. — Как твоя нога? — Заживала семь месяцев, учился ходить, хожу. На досуге испытываю праведную ненависть к Альберту Цвайнштайну. — Ужас! Ну, у тебя хоть всё зажило? — Как видишь. Рука, на которую она опиралась, вздрогнула — Матильда чуть не грохнулась. Слабость. Сидеть смирно удавалось с трудом. — Что-то вас совсем подкосило, девочки, — заметил Бим, — пойдёмте-ка спать. Парни дотащили девчонок до трассы, загрузили в такси и вышли в городе у дверей апартаментов. Матильду ускоренно, с утратой деталей, пронесло до самого велюрового покрывала, под которое она бессильно пробралась и угасла. Сон был похож на выход в открытое море. Матильда проснулась, а окна всё ещё были чёрными. Осмотрела двойную кровать, которую замарало её пыльное, потное тело в запёкшихся синяках и сморщенных пластырях, на безликие простыни, на раскладной диван, груду рюкзаков, настежь открытый, наспех обжитый платяной шкаф и кухоньку, стеснённую изгибом крыши в балках и паутинках. За большим столом мальчики работали за своим компьютером каждый, у раззявленного пакета хрустящих пряников. — О! Проснулась! — заметил Бим. — Ты спала почти двадцать часов. Жива? — Жива, спасибо. В ванной, за запотевшим стеклом-иллюминатором шумела душевая вода и ритмичное мычание-напевание. Лиза мылась. Матильда потом тоже сполоснулась, произвела экстренную ускоренную спа-рутину, сняла разгромленный лак с измученных ноготков. Вернулась на кухню свежая и готовая задавать вопросы, а Лиза уже приготовила всем кофе из турки и перебирала по клавишам мини-синта с сигаретой в зубах. У Матильды было низкополигональное гипсовое лицо из-за увлажняющей маски. — Ой, а можно и мне такую? — спросила Лиза. — И мне, — добавил Бим. — И мне, — попросил Лёша. Матильда умилилась. Все вчетвером сели за стол в увлажняющих масках. Матильда обратилась к низкополигональному лицу Бима: — Ну что же, милый, большое спасибо, что спас нас, но всё-таки расскажи, как же это у тебя получилось? Как ты здесь оказался, во-первых? — Ну, ты сама прислала место и время встречи, это не я. — Что? Матильда бесплодно поругалась с Бимом на предмет того, является ли отправленный ему скрин переписки с Лизой приглашением присоединиться. Потом она поругалась о том, что всё это время они были там и не дали о себе знать. За это время Лиза дважды отошла к окну покурить. — Хорошо, мистер Чаклс, — Матильда сделала горьковатый глоток и слизала песчинки кофе у себя на зубах, — хорошо, а откуда противоядие? — У-у, — протянул Бим. Лиза от интереса затушила окурок и вернулась обратно к столу. Бим повествовал: — Мы спёрли сумку у Сёри. А носить с собой такой опасный яд без противоядия никто не будет. Конец. — Ты спёр сумку, — поправил Лёша. — И мы поступили не очень красиво. — Лёша, я тебя, конечно, люблю, но ты невыносимый зануда и на войне все средства хороши, — отсёк Бим. — Я с ним соглашусь, — вставила Матильда. — Была пролита кровь. К тому же, такой поступок, как взять сумку с ядами, вообще нельзя считать преступлением. Я смею предположить, что там было больше одной такой конфетки. Лёша закатил глаза. — Я не об этом. Мы доехали с ним в том автобусе до конечной, он уже оклемался, вышел, мы за ним проследили. Я его вырубил фотоаппаратом. ПОТОМ БИМ СПЁР СУМКУ. Вот насчёт сумки я был совсем не против! Я заметил, что он положил тебе ту штуку, а она как-то странновато отливала фиолетовым для чего-то не ядовитого и у тебя был такой сердобольный взгляд, будто ты её съесть готова ради него… Матильда пожала плечами — она была согласна, что оплошала. Бим злостно хихикал. — Так вот, — продолжил Лёша, — мы спёрли сумку, уничтожили яды (кроме противоядий) и потом мы… — Лёша помедлил с открытым ртом, — сбросили его в море. Сёри. Мы сбросили его, пока он был без сознания, в море. Брови Матильды поднялись как половинки моста. — А-а-а-ха. — Избавились от проблем! — ликовал Бим. — Может быть. Скорее всего. Вряд ли надолго. Матильда часто моргала. — Я… я даже не знаю, как мне себя чувствовать. Это ужасно! А говорить, что это хорошо, тоже очень ужасно. Мы даже не попытались его как-то спасти! — Не бойся, Мати, я ставлю четыре к семи, что его искусственное тело это переживёт, регенерирует обратно и будет как новенькое, — заверил Бим. Матильда вздохнула. — И это тоже будет совершенно ужасно! Лиза подала голос: — Ну и пусть тонет, гнида. А что с сумкой? Может, там было что-то полезное? — Там была коробочка с ядами, Елизавета, — ответил Бим, — но мы тут ребятки этичные и ни в коем случае не социопаты, поэтому мы её уничтожили. — И мы убедились, что точно её уничтожили, — подтвердил Лёша. — Что-то ещё? — налегала Лиза. — Биллеты, чеки, телефон? Домашний адрес этих засранцев? Бим покачал головой. — Ещё один плюс таких роботов, как он — не надо носить с собой никакой информации, всё в голове. А коммуникация с боссом — так особенно. Там был всякий хлам, сор и деньги, так что ближайшие пару дней нас всех угощает Сёри. Матильда сняла с себя склизкую кожицу маски и умылась над раковиной. — Хорошо. Я всё поняла. То есть, ты теперь путешествуешь с нами, Бим? — На этом этапе, если вы ищете Теорию, то да. Мне это дико интересно. — Потом мы пойдём к ребятам в убежище, — напомнила Матильда. — На остров. — Как хотите, я туда не пойду. — Там безопаснее. Не боишься, что Шелкопряд и тебя захочет превратить робота? Сёри, кажется, хотел меня похитить именно для этого. — Не боюсь. Я пока что справляюсь лучше тебя, как ты, возможно, заметила. Матильда кисло сощурилась. — Понятно. Лёша, я хочу прямо сейчас отойти посплетничать с тобой, ты не против? — Я не против, хотя ты так ставишь вопрос, что мне было бы неприятно отказываться. Лёша снял маску, смыл гелевые остатки и проследовал за Матильдой в коридор и вниз по крутой винтовой лестнице. Вышли в синеву во дворик к цикадам. Матильда шутливо надавила пальчиком ему в грудь. — Милый, давай честно. Что ты тут делаешь? Если я что-то про тебя знаю из рассказов Клоу, Альберта, Кирс — да даже чёртового Бенедикта! — так это то, что тебе тут не место. Тебе не понравилось дружить с Альбертом, … — КЛАССНО ПОДРУЖИЛИ, — огрызнулся Лёша. Матильда отмахнулась, мол, ты понял, что я имела в виду.  — …у тебя нет ни одной хорошей причины помогать Альберту и его друзьям, и на приключения ты, кажется, тоже не падок. Так что же случилось? Почему ты здесь? Лёша как будто на секунду смутился. — Я путешествую с Бимом. Мы начали общаться … после моего падения, уже давно. Мне тоже интересно разобраться насчёт Теории. Ещё… я ни в коем случае не обещаю, что как-то конструктивно помогу, или, собственно, проявлю желание помочь, но я действительно сопереживаю всей вашей ситуации. С Шелкопрядом. Я… я случайно оказался в эпицентре этого, в Амстердаме, в конце апреля. Я видел… я видел тело Клоу. В крови. Матильда ахнула, глаза заблестели. — Ах, ох, правда? — Да. Матильда погладила его по плечу, но решила всё же обойти эту тему. — Ну, всё-таки, милый, как Бим уговорил тебя? Лёша снова затруднялся ответить. — У нас был один разговор. После него многое… прояснилось. — И что же за разговор? У Лёши в плечах будто бы что-то потяжелело. — Прости, это конфиденциальная информация. Да и просто личное. Матильда заботливо улыбнулась. Было страшно мило, что два года назад Лёша был немного ниже неё (насколько она могла судить, он был на носилках), а сейчас её макушка была на высоте его глаз. — Всё в порядке, я не давлю на тебя. Я просто надеюсь, что у тебя всё под контролем. — Я тоже.