Самая общая теория всего

— «Сегодня ночью будет украден мозг Леонтины д’Аоста». Ну вот, видите, какой-то бред, — фыркнул Альберт. — Вовсе не бред, — нахохлился Бенедикт. — Но приятного мало. Вы разве не слышали про новую выставку в венгерском музее искусств? Это и есть ведущий экспонат. Альберт околел и посинел. — Так её же кремировали… — Но перед этим… — начал Бенедикт и понял, что лучше подбирать слова осторожнее. — Начну с другого конца. Леонтина завещала своё тело медицине, науке или искусству. Внутренние органы у неё были, как мы все знаем, для донорства непригодные, что и подтвердилось на вскрытии. И вот у венгерских концептуалистов появилась идея — выставлять её мозг… Альберт кашлянул с отвращением. — Это, то есть, красиво и интересно должно быть? Такая задумка? Мне что-то вообще не красиво и не интересно! — Это искусство, Цвайнштайн, «красиво и интересно» — не всегда его прямая задача. — Это как-то слишком, её родители в курсе? Она сама давала на что-то такое согласие? Мне лично неприятно об этом думать… — Стоп, — вклинилась Кирс, — то есть в венгерском музее в рассоле плавает её мёртвый мозг, и сегодня ночью его кто-то украдёт? — Так в записке говорится… — вздохнул Альберт. — Я думаю, всё очевидно, — заявил Бенедикт, — кто-то собирается его украсть, а я схвачу его за руку. — Именно ты схватишь, — насторожилась Кирс, — лично? — Конечно! Как иначе? Ведь это дело рук Шелкопряда, а может, это будет даже Гильермо Стеллс собственной персоной! — С чего ты взял? Бенедикт крутнулся и побежал по ступенькам вверх, чтобы стоять выше Альберта. — Что ты там жужжал про свободу воли? — Что её нет. Очень самонадеянно думать, что твоё сознание, которое, по сути, является галлюцинацией твоего мозга, имеет «свободу воли» в классическом понимании. В каждый момент времени есть слишком много ограничителей, детерминант и условий. Тобой управляет твоя психология, которая на протяжении жизни формируется практически случайно, и ты досконально её никогда не поймёшь, а ещё гены, гормоны, нейромедиаторы, и я даже не заикнулся про внешние факторы, а их неисчислимо больше!…. Что такое «мне захотелось», например? Что такое «на меня что-то нашло»? Нет никакой «воли»! Есть вихрь обстоятельств и решения, которые логически выводятся из диспозиций и квантовых флуктуаций в конкретный момент времени. Любой «выбор» — это корень громаднейшего логического дерева, которое нам никак неподвластно и никогда не будет постигнуто, поскольку оно меняется ежесекундно, а его веточки уходят в… Бенедикт похлопал у него перед носом. — Цвайнштайн, я понял, что ты УМНЫЙ, но я про тот раз, когда я загадал красное, и мне попалось красное. Альберт сдержанно кивнул. — У этого была причина. Информация, или же факт появления этой информации, нёс пользу. Обе стороны (отправитель и получатель) должны быть с этим согласны. — Вот! — Бенедикт вскинул указательный палец. — Польза! Мы бы просто так какую попало информацию обратно не отправляли, верно? Она нам необходима? — Ну, нет, — усмехнулся Альберт. — Я бы в любом случае отправил что-то во вчера, потому что это первый раз. Что угодно, хоть результат хоккейного матча или в каком месте ударит молния. Главное, чтобы сегодня я не мог об этом заранее узнать. — Хорошо. Допустим, мозг Леонтины бы правда украли, но к завтрашнему дню выяснилось бы, что это обычные воришки. Или вообще ничего бы не выяснилось. Просто украли этот мозг, о котором ты сам только что узнал. Скажи, это настолько важно, что БЫЛА БЫ ХОРОШАЯ ПРИЧИНА знать это заранее? И между точно ничего не значащим и не требующим вмешательства ударом молнии и кражей мозга ты бы снова выбрал мозг? Альберт понимал, куда это идёт. — Нет, точно нет. — А если бы ты знал, что это точно дело рук Шелкопряда? — Да… тогда интересно за ними как-то проследить или вроде того. А если мозг им нужен для каких-то опытов, то… Бенедикт лукаво улыбнулся. — Именно поэтому в записке не указано, кто похититель. Кирс закрыла глаза и раздула ноздри. — Ненавижу, когда во временных записках из будущего не указанно, кто похититель. — Я думаю, это очевидно, что Шелкопряда нужно схватить за руку, — заявил Бенедикт. — Что ты имеешь в виду под «схватить за руку»? — цедила Кирс. — Заснять захватывающий репортаж, как я делал в тюрьме. Помните, какой был тогда резонанс?! Часть Интернета до сих пор верит мне, а не официальным обвинениям! Это правда наш шанс поймать Шелкопряда за руку и обелить свое имя! Может, после сегодняшнего, мы вообще победим окончательно! — Так ты сам собрался туда переться или нет? — Конечно нет! Цвайнштайн, ты ведь сделаешь для меня новую твёрдую голограмму? Альберт призадумался. — Ой, слушай, а я не успею. Там контроллеры — это самое важное и сложное, может только к утру закончу, а это поздно уже.… я смогу только быстро починить Шварцберта, … — Альберт озарился, — Слушайте! Можно же просто отправить Шварцберта! Пусть сам там полетает, всё решит, поймает за руку кого надо и сам снимет это твоё видео, как тебе такая идея, Беня? Бенедикт дёрнул глазом и содрогнулся на верхней ступеньке. В мыслях затрубил заголовок: «Изобретение Альберта Цвайнштайна схватило за руку Шелкопряда, Альберт Цвайнштайн — герой…». Бенедикт пятился. Мир ведь не видел Шварцберта. Даже если в углу видео будет коробочка, из которой будет вещать Бенедикт, даже если будет понятно, что он главный, он это всё придумал, это его канал и его видео, мир запомнит не его, а необыкновенного андроида и улыбчивого инженера, который его построил. И это всё под соусом записки из будущего! Как это возможно превзойти?! Бенедикт замотал головой и отпрянул. — Нет-нет-нет-нет… Альберт уставился. — Что-то случилось? Бенедикт зажимался. — Мне не нравится эта идея. — Почему? Альберт и Кирс долбили его пытливыми взглядами. Он сжимался от страха и рос от злости. — Если не получится отправить мою голограмму, то я должен поехать лично, я обязан поехать лично! — Да почему? Ответа не было. У Бенедикта не получалось ответить, не получалось найти хорошие причины не идти по единственному здравому пути, и его разрывало. Но он знал: лучше он снимет этот репортаж тет-а-тет и его пристрелят, чем увидит, как Цвайнштайн перенимает его заслуги, как он хладнокровно топчется на единственной дорожке к его большому счастью… Альберт, кажется, догадался и повёл кистями рук, с ангельской пластикой складывая пальцы в замочек. — Беня, ну ты чего? Мы понимаем, что ты очень хочешь снять этот репортаж сам, чтобы было эффектно, круто, чтобы ты стал знаменитым и всё такое. Но мы не хотим, чтобы ты умер. Мы бы правда хотели, чтобы у тебя всё получилось именно так, как ты бы хотел, но безопасность всё-таки важнее, верно? Бенедикт зажмурился. — Ах, безопасность?! Я понял! Хорошо! Либо я лично снимаю этот репортаж, либо вы завтра же проваливаете с моего острова! Как вам такая безопасность?! Бенедикт этого не сказал, его спасла последняя капля терпения. Самая-самая последняя. Он смял всё своё существо до размера изюма и вымолвил: — Хорошо, ты прав. Альберт хлопнул в ладоши и засиял ямочками. — Чудненько! Спасибо, что согласился! Я знаю, это для тебя очень важно, но будут ведь и другие шансы как-то прославиться, верно? — Верно… Не верно. Лучше этого шанса просто не будет. Бенедикт проиграл, оставалось только смотреть, как это осуществляется. Альберт завертелся в инженерской суматохе, пересчитывая миллионы операций в секунду. — Если так, Шварцберта нужно срочно починить. Ты вроде по телефону говорил, что цилиндр где-то в лесу остался, да? — Да. — Ты можешь за ним сбегать? Без оригинального цилиндра ничего не получится. Бенедикт приободрился. — Ах! Конечно, Цвайнштайн. Сейчас принесу! — Мне сходить с тобой? — спросила Кирс. — Нет, не стоит! Зачем свидетели? — Ладно. Бенедикт бодро пошёл на попятную, весь в гнусных, деструктивных мыслишках. Альберт весело помахал ему рукой. — Давай, ждём! Спасибо! — Скоро буду… *** Естественно, Лёше сразу же вкололи ту самую гадость, которая упростила его мироощущение до уровня митохондрии, и пристегнули куда-то наручниками. Он долго валялся, овеваемый туманом, пока сквозь пасмурные разводы не прорезался голос. «Слышишь меня?» Лёша оклемался. Лёгкие словно оттаскивали вовнутрь, как под водой, искусственно замедляли. Перед глазами выступило бельмо, немного пережевалось и детализировалось в знакомый диван с пюсовым журнальным столом впритирку. Руки околели больше от холода, чем от яда. Он всё ещё в пещере, в приёмной. Голос его снова окликнул, Лёша уже разбирал источник: как будто не извне, а изнутри, это что-то уж больно синтетическое. «Не отвечай вслух, просто начинай думать конкретными словами, но начни с фразы «Сделать заметку».» «Сделать заметку. Ай…» Лёша собрался в кучу, рыхлую, разломанную и обезвоженную кучу. «Сделать заметку. Бим, это ты? Это ты в свой наушник такое встроил? Поэтому мы поменялись?» «Да, мне просто иногда лень пальцами набирать свои идеи, поэтому я соединил наушник с облачным блокнотом, чтобы не париться.» Лёша с трудом натягивал эту узкую мысль на тугую леску сознания, но вроде получалось, вроде он выкарабкивался. «Сделать заметку. Тут не ловит связь для телефона, но ловит для наушника?» «У наушников своя отдельная сеть (самая мощная существующая, кстати, ловит в Антарктиде, на дне Марианской впадины и в некоторых местах на Луне).» «Сделать заметку. А как ты мне это посылаешь? Тоже силой мысли? Нет, ну мой наушник ты точно не мог перепрограммировать…» «Я набираю это в программе облачного блокнота, руками. Мне выдали чистый лэптоп для хакерских махинаций, и я быстренько закачал туда всё своё богатство.» «Сделать заметку. Да ладно? Погоди… и никто не заметил, что ты со мной переписываешься?» «ХАХАХАХАХА Я пишу КОДИРОВКОЙ и Скру с Лизой мне поверили, что это КОД ХАХАХАХА СКРУ ПРЯМО СМОТРЯТ КАК Я ПИШУ ЭТО И НИ О ЧËМ НЕ ПОДОЗРЕВАЮТ ХАХАХАХАХАХАХАХАХАХАХАХАХАХАХАХАХАХАХАХА» «Сделать заметку. Понятно. Я почти понял. Получается, ты со Скру и Лизой?» «Да, нас (меня, Лизу и две Скру) посадили в машинку, и мы едем вламываться в музей.» «Сделать заметку. Значит, я тут остался с ещё одной Скру, Бернардом и Чарли. И Мигелем. Фотоаппарат у меня забрали и все карманы вычистили. Разумеется.» «Понятно. Итак, Лёша. Давай смотреть правде в глаза. Бернард поставил передо мной условие: я делаю ему эту «услугу», и он отпускает тебя, меня и Мигеля. Это полная байда. Он ничего не сделает.» «Сделать заметку. Верю, я согласен. Всё очень плохо.» «Я имею в виду, я не еду «делать ему услугу». Я еду делать вид, что делаю её, чтобы тебя и Мигеля пока что не трогали. Как только они получают, что хотят, тебе крышка, мне крышка и Мигелю крышка. Поэтому, единственное, что мы с тобой можем сделать, это синхронно устроить саботаж и синхронно смыться.» «Сделать заметку. Я валяюсь на полу и не чувствую ног. Объясни, пожалуйста, как из такого положения можно устроить саботаж. У меня ВООБЩЕ ничего нет.» «Ну, ты творческая личность, вроде, да? Придумай что-нибудь.» «Сделать заметку. Пассивно-агрессивное укоризненное троеточие.» «Сделать заметку. Нет, подожди.» «Сделать заметку. Активно-агрессивное укоризненное троеточие.» «Хи-хи-хи а ты видел новое видео Бени?» «Сделать заметку. Да… когда ты успел его посмотреть? Оно вышло после того, как тебя схватили.» «Хи-хи-хи Лиза со Скру его обсуждали, когда подумали, что я уснул. Ужас, Беня решил стать блогером, я едва не заржал!» «Сделать заметку. Нет, ну рассказывает он очень интересно. Даже забываешь, что он идиот.» «Он там вроде как меня опять на чистую воду пытается вывести, вот это да!» «Сделать заметку. Слушай, мне тут не передают интонацию, ты волнуешься на этот счёт, или нет?» «Не волнуюсь. Всё к этому и шло. Если всё сегодня пойдёт по моему плану, он больше не будет меня разоблачать.» «Сделать заметку. Ого. Что за план?» «Я хочу, чтобы мы как-то предупредили Беню, что в музее произойдёт кража, и что это сделаю именно я. Он туда прилетит через три секунды, ловить меня и на видео это записывать — я его хорошо знаю, это именно то, что он сделает. Я саботирую задание, устраню сообщниц и добровольно сдамся ему в плен. А там разговоримся, я объяснюсь, извинюсь, и, думаю, он согласится со мной хотя бы временно посотрудничать. И тогда мы все вместе придумаем, как покончить с Шелкопрядом.» «Сделать заметку. Э-э-э… это не план, а бросок игрального кубика. Тут слишком много людей и переменных. Не известно, когда у меня с Мигелем будет понятно, и ты сможешь начать саботаж, непонятно, когда Беня приедет, и приедет ли, и непонятно — а вдруг вообще не Беня, а сразу полиция приедет? Или ещё хуже — вдруг Беня включит прямую трансляцию, ты попадёшься на глаза камере, и весь мир увидит лицо Гильермо Стеллса?» «Если вообще ничего не делать, Шелкопряд получит то, что он хочет, и потом убьёт нас троих. А если сделать хоть что-то, Шелкопряд уже будет в неловком положении в любом из исходов: будь то Бенин успешный репортаж или приезд полиции, или просто мой саботаж. А нагадить Шелкопряду и попытаться спасти Мигеля — это ведь и есть наша цель, верно?» «Сделать заметку. Верно. Окей! Буду думать, как саботировать тут всех без помощи рук, ног и красноречия, которого у меня не было НИКОГДА. Уверен, что у меня получится!» «Я тоже» *** Гильермо выдали девственный шустрый лэптоп, и он не переставал барабанить по клавишам с момента, как тот включился. По обе руки за ним бдительно присматривали Скру, в кресле напротив сидела Лиза. Они прохлаждались в салоне какого-то джипа-лимузина, предназначенного исключительно для того, чтобы их доставили к ближайшему к музею городу, а там они пересядут. Блеф блефом, но Гильермо сильно увлёкся — очень интересную задачу ему дал Шелкопряд. Он прыгал между окнами с кодом, браузерами, терминалами и экспортами, блокнотом с зашифрованным Лёшиным трёпом, полностью отделившись от реальности. Не заметил даже, как машина въехала на парковку и встала, а Скру от него отстали и вышли наружу. А когда заметил, изображал, что не заметил, и так и строчил. Не переставая стучать по клавиатуре, иногда фальшиво, Гильермо покосился. Он остался с Лизой один на один, она что-то листала в телефоне. Он шустро открыл терминал, которым нельзя было светить под надзором Скру, и начал кукловодство. Как известно, у Гильермо был полный доступ к телефонам Матильды, Лизы и Лёши. Задача заключалась в том, чтобы связаться с Бенедиктом и сообщить, что он срочно должен приехать в «Рубик» и поймать Гильермо за руку (лично, в виде голограммы или с помощью Шварцберта — плевать, главное, чтобы было тело, с которым Гильермо сможет поболтать). Безупречной кандидатурой на роль связиста была Матильда — между ней и Бенедиктом достаточно много доверия и достаточно много шероховатостей, чтобы Беня сильно не сомневался в этой информации и не сильно затягивал неловкий разговор, чтобы не всплыли детали. Но писать ему лично от лица Матильды ни в коем случае нельзя: в переписке можно усомниться, да и сама Матильда может это заметить и всё испортить (вдруг телефон в этот момент будет в её руках). Гильермо разрешил это элегантно: от лица Леши он выцедил Матильде сообщение, сопливый монолог, мол, Гильермо такой гад, мерзавец, я всё понял, я ухожу от него и подаю вам на прощание этот стратегически ценный кусок информации. Гильермо это дописал и нажал «Отправить». Сообщение повисело минуту и стало прочитанным. Матильда заметалась восклицательными знаками, жалостливыми прилагательными и ударами в грудь, что сделает всё возможное, чтобы помочь — как и ожидалось. Потом Гильермо от лица Лёши намекнул, что она должна срочно позвонить Бенедикту и всё это рассказать, добавляя «я понимаю, что между вами все тяжело» и блефуя: «Это очень важно, но не делай этого, если совсем не хочешь.». Матильда минуту молчала и написала, что позвонит Бенедикту сейчас же. Гильермо едва ли спрятал ухмылку — эта дурёха повиновалась ему, как попрыгунчик. — Как у Мати дела? — спросила Лиза. Гильермо замер и рефлекторно позакрывал все окна комбинацией клавиш, хотя она и так ничего не видела, кроме крышки ноутбука. — Что? — Как дела у Мати? Ты знаешь это? — В каком смысле? Лиза закатила глаза и растопырила руки. — Ну, чем она занимается? Что у неё на уме? Как дела у неё? Ты знаешь это? Не похоже, что она что-то заметила. Только искренне интересовалась. Просто совпадение. Пронесло! Гильермо растёкся в кресле и зашипел вместо смеха. — «Как у Мати дела»? Ты решила спросить это у МЕНЯ, МИЛАЯ? Если не ошибаюсь, это ты её лучшая подружка, а не я! Лиза раскраснелась. — Ой, да хватит паясничать. Я уже поняла, как всё работает. У тебя можно спросить буквально что угодно про кого угодно и тебе очень вероятно будет что рассказать. Гильермо улыбался. — Ну, тут ты попала в яблочко. — Так что с Мати? Ты знаешь? Он упоённо положил щеку на кулак. — Ну, я много чего знаю. Лиза сварливо нахмурилась. — И? — … и конечно же я знаю, как у Мати дела. — Отлично. Он осклабился. — Но не скажу. Просто потому, что такая вот я гнида. Лиза затрясла кулаками. На её фарфоровом, с багрянцем на скулах лице вылупился психоз. — Ах ты…! Она выпрямлялась и вставала навытяжку с заледенелым, крепнущим утробным громом. Но это была лишь пыль, свистелка, чтоб припугнуть Гильермо. Был уговор, что на время операции она его не трогает. Лиза подошла к нему совсем близко и присела одной ногой к нему на колени. Её лицо оказалось на расстоянии поцелуя или сокровеннейшей тайны. — Пошевелишься — убью. — Как скажешь… Гильермо недоверчиво опускал бровь. У него было крайне мало идей насчёт того, что происходит. Лиза схватила его обеими руками за лицо, большими пальцами надавив под глазами. Её голос стал тройным и журчащим, с порцеляновым эхом — опять мишура и страшилки. — Сейчас будем читать твои мысли, гнида! Либо она блефует, либо всё очень плохо. — Конечно, как скажешь. Враз стало мертвецки тихо, только серовато-голубой амбиент кабины машины и Лизино звериное дыхание сбивали ощущение вакуума. Гильермо на всякий случай просто смотрел ей в глаза сквозь брезгливый прищур. И вдруг она рассмеялась и качнула ножкой: — Ты жалкий оппортунист! — пропела Лиза, почти с восхищением. — В тебе вообще ничего хорошего нет! — Окей. — Ты просто понял по своим наблюдениям, что за условно добрые дела дают пряники, и действуешь так, чтобы всем понравиться. Поразительно! — Хорошо, как скажешь. — О, ты думаешь, они будут с тобой дружить? Как наивно. Ты же злодей. Гильермо моргнул. — Что? Он бесплодно попятился, тыкаясь шеей в кресло, и на всякий случай закрыл глаза, делая вид, что от презрения. От Лизы это всё не спасло — она хохотала: — Ага, ты связался с Бенедиктом! Гильермо сдержал удивление. Одно дело абстрактное гадание на черты характера в Луне под Юпитером, другое — вспахивать его тактику, когда её мизерно мало. — Что? Что ты несёшь? Лиза с азартом качала ножкой. — Ага, ты надеешься, что приедет доблестный Бенедикт, остановит нас, и ты сдашься ему в плен, чтобы потом ты ему заговорил зубы, и он взял тебя к себе, как дружочка, верно? Как жаль, что я об этом узнала! — Что? О чём ты? Добавить нечего, это буквально был его план. Это почти всё, что оставалось у него в закромах. Лиза стукнулась с ним носами, и отпрянула. — И ты как-то общаешься с Лёшей! Ага! — Чего? Теперь она узнала вообще всё. Лиза рвалась от звонкого смеха. — Да я тебя насквозь слышу, гнида! Простой, как пять копеек! Гильермо оставалось только сердиться. Он недовольно её с себя столкнул. Лиза гладко сползла на ковровое покрытие и захохотала лёжа. — Как это вообще работает? — ворчал Гильермо. — Какого чёрта ты делаешь? Ты так всегда делала, или это шло в подарок к твоему левел-апу? Лиза, говори! Лизе явно нравилось её положение, она умильно завиляла носочками на вытянутых ногах, раскидывая руки, будто плывёт. — О, лейтмотивы были всегда. Теперь они ещё и со словами! — Ни черта не понял, спасибо. Она поднялась на колени и снова нагловато прильнула к нему, ухватив за штанины: — Ты же понимаешь, что ты играешь нечестно, гнида? Мы имеем право прямо сейчас всё свернуть и убить тебя, Мигеля и твоего любимого парня! — Вы и так в любой момент можете это сделать. Никто никогда не играл «честно». — Смотри, я добрая, я не буду ябедничать Бернарду. Пока что! Но я добрая очень недолго, гнида, цени это! — Хорошо, буду тебя ценить, как скажешь! Она хихикнула и оставила гротескное роковое амплуа, поднявшись с четверенек и спокойно присев на своё место. И опять заболтала: — Как смешно, что ты раскололся! Всё до последней капельки выдал! Гильермо произнёс ей в ответ самое обидное оскорбление за всю свою карьеру, но Лиза не слушала, она блестела от своих внутренних светлейших переживаний, орошая кабину кристальным хохотком. — Жду не дождусь встречи с Бенедиктом, с этой гнидой! О-о, у меня есть, что ему сказать! Гильермо был в бешенстве, но порадовался хотя бы, что разговор уже не о нём. — С Бенедиктом? Вы даже не знакомы. — Какая разница? Я его уже прекрасно знаю. Гильермо поперхнулся. — Как скажешь! И что же ты собираешься с ним делать? Лиза коварно перебирала пальцами, цокая ноготками об ручки кресла. Заиграла увертюра из скрипок и хитростных щелчков, про сети, золотую окалину, нарциссы и гниль. — Я наглядно покажу, какой он мудак. — А, то есть вообще ничего не будешь делать? — Не-а. Я это ему покажу и заставлю его об этом пожалеть! *** «Какой же я мудак, и как же сильно я об этом жалею!» — подумал Бенедикт. Он думал это, продвигаясь к лежачему цилиндру среди всходов металлической стружки, чтобы яростно его пнуть, и тот взмыл и разбился об скалы. Официально: Шварцберт мёртв (по крайней мере, пока Альберт не напечатает нового). Ни единого свидетеля. Стратегически, Бенедикт не хотел делать ничего, что не было морально белым, потому что согласно детективным законам Вселенной вся подноготная рано или поздно всплывает. Это само-саботаж, он только что запустил таймер с неизвестным моментом отбоя. Но ему уже было плевать. Кончилось терпение, избылась доброта. Да и вообще, ветер тут правда сильный, цилиндр правда мог слететь сам, объективная правда осталась только у него в голове. Его раскроют, только если кто-то прочитает его мысли, а это конечно же невозможно! Бенедикт сразу же начал вызванивать Альберта. — Алло, — ответил Альберт. Бенедикт схватился за сердце, и максимально вкачал этот жест в свой жалостливый тон: — Цвайнштайн, прости, но я не принесу оригинальный цилиндр! Он лежал прямо рядом с обрывом и его сдуло ветром! — Да? Ах, ох… слушай, а он совсем потерялся? Может, ты видишь его где-то внизу? — Вижу его кусочки в море. Он разбился об камни. — Ах! — изводился Альберт. — Ну всё, я не успею сделать новый! — А у тебя есть другие варианты? — спросил Бенедикт специально, чтобы услышать: «Нет, остаётся тебе ехать лично». — Я как раз думаю… но если мы хотим что-то сделать, можно ведь просто вызвать туда полицию? Просто, чтобы сторожили их с вечера? О! Можно сделать пранк и сказать, что здание заминировано! — Тогда Шелкопряд просто туда не залезет сегодня. Он попробует снова в неизвестный день. Мы не сможем его караулить там постоянно! — Верно…тогда вызовем полицию, когда они уже туда залезут! — Ты правда думаешь, что у них нет плана отступления на такой случай? А вот если их лично «ловить за руку», они не сразу убегут, сначала они попробуют нас убить! Для них это очень редкий шанс, я их точно поймаю! Альберт завыл. — Беня, это отвратительный план! — Замечательный план. Мне нужна невидимая камера и бронежилет. — Ты так сильно не хочешь жить? — Глупости! Я хочу великолепно подготовиться, победить и за одну не совсем безопасную вылазку покончить с Шелкопрядом навечно! Без рисков такие дела не делаются. — Ладно, приходи назад, мы еще об этом поговорим все вместе, чтобы в дискуссии участвовали все, и никто не остался не услышанным… — Мисс Кирс на тебя очень страшно смотрит? — Да. Очень! Бенедикт пришёл домой, и втроём они всё обсудили. Путём бурных переговоров и смекалистых хватких ответов Бенедикт победил — Кирс и Альберт согласились, чтобы он поехал лично, и чтобы за ним всё время летала камера с прямой трансляцией. Ведь не зря он полгода учился самообороне и бегу, полжизни занимался полемикой и отродясь был страшно талантливым! Это всё должно кульминировать именно сегодня! Альберт побежал настраивать камеру и мастерить нечто, окрещённое «мини-Шварцбертом», а Бенедикт и Кирс обработали ранки после оригинального Шварцберта и начали сборы — они выдвинутся вдвоём. Кирс достала из аптечки два тюбика с крупным горлышком в серебристо-бронзовой этикетке и один спрятала у себя, а второй всучила Бенедикту. Он покрутил его в руках, понюхал около крышечки. — Мазь от травм? — Да, новенькая. Шварцберт в последний раз из города притащил. Можно на любую открытую рану намазать. Она её заклеит, охладит и продезинфицирует. Как бы временный пластырь, но в сто раз лучше, и как бы по сути клей. Учти: он очень быстро застывает, а отклеивается либо через несколько часов, либо специальным раствором. Раствора у нас нет. Так что даже не пытайся тюбик ртом открывать… хотя, знаешь, тебе бы это не помешало. — Ну спасибо! Кирс задумчиво опустила рюкзачок, просчитывая, что ещё может понадобиться. — Так, компактные бронежилеты под куртки наденем, аптечка есть… — Кирс щёлкнула пальцем и снялась с места, — Пойду сфотографирую Теорию. Мало ли. — У НАС ЕСТЬ ТЕОРИЯ?! Кирс ничего не ответила, а Бенедикт быстро забыл, о чём спрашивал, и занялся более полезным занятием — завертел телефоном с включённой фронтальной камерой. Пока никто не смотрит, дежурно проверил, как он смотрится в кадре. Представлял, как предстанет перед миром и перед своими врагами настолько красивый, что никто не удержится от вопроса: «О, Беня, ты что, подкачался?», а он небрежно ответит: «Да». Красовался, продумывая полемику для будущего видео, как вдруг замер в ужасе. Экран телефона почернел и превратился в могильную плиту с фотоовалом и именем-подписью. Бенедикту через мессенджер позвонила Матильда. Он бросился прочь, чтобы Кирс точно ничего не услышала, пролетел подальше по коридору к распахнутому окну и свесился через подоконник по самый пояс. И так и стоял, держа кричащий телефон на вытянутой руке над трёхэтажным обрывом. Страшновато было принимать вызов и, кажется, в итоге это сделало давление ветра. Или палец соскользнул. Бенедикт замер, загорелся счётчик секунд звонка. Динамик похрипел и умолк. Не своими, суставчатыми движениями Бенедикт поднёс трубку к уху. — Да? — сказал он. — Привет, — Матильда сразу же внесла деловой, собранный тон, — Ко мне попала кое-какая информация, это очень важно. Сегодня Гильермо Стеллс залезет в музей «Рубик» через полчаса после закрытия, ему нужен мозг Леонтины. Он будет там лично, но не один, с ним две Скру и Лиза. Бенедикт удивился ненамного меньше, чем если бы эта информация была полностью новой. — Что? «И Лиза»? Откуда вы знаете? — Мне это сказал надёжный источник, я ему доверяю, но пообещала не говорить, кто это. Это всё. — Ах… спасибо. Ладно. Но почему Лиза? Она же была с вами и потом… — Я же сказала. Это всё. — Понял, спасибо. Матильда больше не говорила, но почему-то не прощалась и не прерывала звонок. Бенедикт ловил отзвуки её мелкого сопящего носика. Он тоже долго не говорил, не мог придумать, что сказать, перебрал уже все развития диалогов мира. Он вернулся всем телом в коридор и приобнял шоколадную штору. — Так странно, что вы не догадались позвонить мне раньше. Когда путешествовали. — Я … я думала, ты везде давно офлайн. Но раз уж ты выпускаешь видео… Бенедикт улыбнулся. Голос Матильды поднимал в нём полузабытую, сивую нежность. — Верно. А как у вас дела? Как ваша жизнь? Она долго не отвечала. Бенедикта обдало пощёчиной ветра. Зачесалась щетина. Матильдино дыхание накалилось и зашамкало махровыми вдохами, Бенедикт прекрасно понимал, что так происходит только когда она пятится от ответа или вот-вот расплачется. — Матильда?.. — Всё нормально, ми… у меня всё очень хорошо. Правда. Бенедикта навестила незваная тяжесть: он больше не «милый». — Как дела у вашей гипоаллергенной собаки? — спросил он. У Матильды уже плохонько получалось говорить ровно. — Мне н-нужно бежать, … пока. — Конечно. Рад был вас слышать. Она всхлипнула и бросила трубку за секунду до бессвязного рёва. И всё же была у них одна общая супружеская черта: ни черта они не умеют меняться. *** Музей «Рубик» — это не стандартный пост-индустриальный бетонный коробок, в который валом насыпали картины, фотографии, кино-проекции, вычурные скульптуры и интерактивные перфомансы, во всяком случае, выше первого этажа. Дальше возвышался гигантский кубик Рубика «пять на пять», состоявший из ста двадцати пяти кубических комнат, в каждой по экспозиции. Примечательно было то, что ни единого экспоната там физически не было: все, чего касался зрительский взгляд, было твёрдой голограммой по технологии Альберта Цвайнштайна. Художники для тамошних выставок оцифровывали готовые работы или моделировали с нуля, и те транслировались одновременно в разных музеях мира. — А я думаю, почему я опять такой богатый! — понял Альберт, когда читал это описание пару часов назад, — У меня голограммы по патенту покупают! Бенедикт и Кирс остановились у оголённого ветреного порога, изображая туристов в тёмных очках и кепках. Обоих жахнула социофобия — это был их первый выход в свет за последние полгода, они впервые видели каких-либо других людей помимо двух извечных соседей-островитян. Везде сновали всякие незнакомые рожи с глазами из кафеля, людишки бубнили и разлетались входящей и исходящей из галереи струёй. — Ужасно, — сказал Бенедикт, щурясь от раздолья безвкусной одежды. — Мне тоже не нравится, — ворчала Кирс, — Лучше б дома остались. Они купили билеты у живых кассиров, с которыми пришлось разговаривать. Прошли через металлоискатель. Обоих он невзлюбил. — Что это на вас под куртками? — докопался охранник. — Бронежилеты? Зачем они? — Это термобелье, — сказал Бенедикт, — На флисе. — Сдайте его в гардероб, пожалуйста, и возвращайтесь. Сдали бронежилеты в гардероб, вернулись. — Фотографировать запрещено, — сказал работник, демонстративно ударив ручкой по иллюстрации с позорно зачёркнутой фотокамерой. — Мы ничего не собираемся фотографировать! — возмутился Бенедикт, указывая на заиндевелый скан их поясных сумок. — У нас даже фотоаппарата нет! — А почему у вас целых три фотовспышки? Пожалуйста, сдайте всё фотооборудование в гардероб, а потом проходите. Спасибо. Бенедикт приосанился и выразительно заправил волосы, как будто вот-вот начнёт революцию. — Знаете, что это? Это расизм! Кирс сделала вид, будто она не с ним. Сдали фотовспышки в гардероб, вернулись. Остались почти что без средств защиты. Миновали турникеты, покружили по первому скучному этажу с краткой историей музея, которому без малого месяц. Почитали с экранов информацию о текущих выставках, в том числе об единственной достойной внимания — «Леонтина». Как оказалось, мозг мёртвой художницы тут действительно выставляли — во всём Рубике только он был подлинником. Выставка была в самом сердце, в самом центральном кубе. Кирс с Бенедиктом остановились у стойки с информацией об экспонате. — Опять сплошная чепуха — сердился Бенедикт, пропалывая пальцем абзац, — Воображаемые романы с Цвайнштайном, а теперь ей ещё приписывают симптомы аутизма… чем им её клиническая депрессия не угодила? — «Все жизненные преграды и болезни только её закалили», — читала Кирс. — Да, конечно. Особенно в тот раз, когда она у нас в гостях случайно поцарапала покрытие на сковородке, и из-за этого разревелась и чуть не повесилась прямо над макаронами. Да уж, закалка! Ненавижу такую закалку… Они сманеврировали в туристическую группку и обошли с ней несколько залов. Выставки разительно отличались и ограничивались только фантазией и размерами отдельных комнатушек — десять на десять метров. Там были и иллюзии хромированных тысячелетних мегаполисов, и закоптелые реконструкции зон боевых действий, рельефы и барельефы, плоские паруса фотографий и видео, в которые можно было войти, традиционные картины и абстрактные фосфоресцирующие загогулины. Тепловые выставки, звуковые, тактильные. От могучего разноцветия стремительно загоралась мигрень. — Мы только вышли из прошлого кубика, а я уже не помню, что там было, — балдела Кирс. Бенедикт был как будто под кофеином. — Кажется, какое-то искусство, но я не уверен. — Я хочу домой. — Я тоже. В каждом кубике был вход и выход, обычно друг напротив друга. Кроме того, иногда экскурсовод нажимал на кнопку на карманном пульте, и дверь появлялась там, куда он попадёт. Или же на том месте расступались экспонаты, и из пола произрастала лестница с люком в этаж выше. Бенедикт приблизился к Кирс, секретничая: — Думаете, гид носит с собой запасной пульт? Нам бы он пригодился… Кирс взяла Бенедикта за запястье и вложила ему в руку запасной пульт. — Уже не носит. — Как вы…? — Я карманница. — Верно. Бенедикт быстро осмотрел пульт и вернул его Кирс, только с той целью, чтоб ненадолго соприкоснуться руками. — Пусть будет у вас. — Ладно… Под конец экскурсии они с Кирс отделились от группы и выбрали кубик, где никого не было, подальше от выхода, чтобы ни на кого не напороться, и где инсталляция была наименее густой, чтобы легко было затаиться. Дальше дело сделал «мини-Шварцберт». Высоко над ними всё время волочился небольшой рой осколков, которые сами себя и маскировали, неся и маскируя цилиндр, а также камеру для репортажа, и это всё частично вручную пилотировал Альберт. Кирс с Бенедиктом включили режим хождения вверх тормашками в кедах и прильнули к потолку. Их окружили и поддержали осколки, маскируя, как мантия-невидимка средней надёжности (одно дело маскировать цилиндр и небольшую видеокамеру, другое — двух длинных людей). Оставалось только не слишком громко дышать и надеяться, что никто под ними не пройдёт и не догадается скептично осмотреть потолок. — А камеры? — резонно спросил Бенедикт ещё на стадии разработки плана. — А их там практически нет, — Альберт сам этому поражался. — В самих кубиках так точно, ни одной! Только парочка на входе, в гардеробной и в туалетах. Там в принципе система безопасности слабенькая. В самом кубике Рубика, по факту, охранять кроме мозга особо нечего — там всё цифровое. — А-ха… — Там только надо по вашему билету как бы «вернуться через турникет». Просто пройдите мимо него минут через тридцать ещё раз, как будто вы уже уходите, (желательно, без свидетелей), моё облачко всё сделает, только билеты ему передайте, чтобы оно их там отсканировало. — Понял. Кирс с Бенедиктом в роли мух на потолке ждали закрытия. Мимо них, кажется, даже никто не прошёл. *** Цифровые красные палочки переметнулись с «19:59» на «20:00» — конец рабочих часов галереи. Через тридцать минут форы, система автоматически произвела типовую процедуру c подсчётом, все ли посетили вышли (количество вошедших и вышедших по билетику через турникет, плюс авторизованное подтверждение охраны) — получилось, что вышли все, кубик Рубика можно безопасно закрывать наглухо, перекрывая входы и выходы в каждом отдельном кубике. Далее, все экспонаты выключаются — каждый твёрдый пиксель входит в дефолтное положение для подзарядки — равномерное распределение по стенкам каждого отдельного куба. Ошибка. На главном экране выскочило багряное модальное окно — «КУБ354: Невозможно войти в ночной режим. ОШИБКА #17: Физическая преграда.». Вслед за этим на соседнем экране нарисовался трёхмерный оттиск того, что произошло: на потолке одного из кубов (третий этаж, пятый ряд, четвёртый столбец) как будто бы вырос нарыв. Охранники всполошились и ринулись было разбираться, как вдруг замедлились, осоловели и прилегли на немытый пол. Первое бедствие перебило второе — кто-то выбил дверь и распылил много-много усыпляющего газа. Перед панелью управления чинно остановился Гильермо Стеллс. Его щеки передавила улыбка и химический респиратор, который к тому же придавал ему и прочим сообщникам анонимность и небывалую крутость. — Аналоговая охрана устранена! — молодцевато рапортовала Скру, оттаскивая за руки снулую тушу. — «Аналоговая»? — повторил Гильермо, — Фи. Лиза глянула на экран с трёхмерной сеточкой и обратила внимание на кубик с изъяном на потолке. — А это что за ласточкино гнездо? — А это, видимо, наши друзья притаились, — понял Гильермо. Он решил не саботировать вещи хотя бы там, где всё и так вполне понятно. Гнездо разбухло, в нём прорезалась трещина, и через секунду закрылась и ссохлась — куб восстановился. В одной из стенок открылась дверь и вскоре закрылась. Гильермо подытожил: — Убежали и умеют прорывать норки. — Гниды! — рявкнула Лиза. — Ну я им покажу… а получится отследить, где они? — Подожди, я эту консоль впервые вижу. Гильермо размял длинные пальцы и принялся разбираться. *** Кирс с Бенедиктом пробирались по опустевшим кубам в направлении к центральному, чтобы добраться до мозга художницы. Сейчас они были на третьем этаже, в пятом ряду, четвёртом столбце, а нужен им был центральный куб — третий этаж, третий ряд, третий столбец. Если представить это в голове на двухмерной сетке, выходит, что они сейчас на правильном этаже, а бежать им нужно было всего-то через три кубика. Но пульт не всегда срабатывал (некоторые стенки просто были заблокированы, или из кубика не было выхода вовсе), идти напрямик не получалось практически никогда. Намного чаще приходилось запоминать дорогу и моделировать её в голове заново, как получится, обламываясь в каждом новом кубике. Так они обошли половину этажа, но до центра так и не добрались. Бенедикт встал на месте и поднял руку. — Мисс Кирс, мне очень это не нравится, мы уже очень долго плутаем. Это невозможно, что маршрут к середине такой неудобный. — Так это же галерея, а центральный кубик типа «самый интересный». Конечно они так всё сделали, чтобы к нему долго было идти, разве нет? — Мы только что пробежали через стену, которая пять минут назад была заблокирована. — А… ААА! В Бенедикта полетел нож, и его отбил рой осколков. — Приветик, зум-зум! Скру заправила волосы за ухо, бегая взглядом по Бенедикту. — Ой, Беня, ты подкачался? Бенедикт выпрямил спину. — Да, подкачался. Нож упал им под ноги, Кирс потянулась, чтобы его прикарманить. Скру вскинула кисть с платиновым браслетиком… — Алле-оп! …и нож вылетел из-под пальцев Кирс и прилетел к ней обратно в руку, как намагниченный. Бенедикт нахмурился. — Когда Цвайнштайн говорил: «Удачи им разобраться в моих украденных наработках», — он явно себя переоценил. Скру кинулась на них с другого конца комнаты, Кирс оттащила Бенедикта за локоть, пикнула кнопкой, и они ввалились в открывающуюся и тут же закрывающуюся дверь. Закрылись, оторвались. Облачко мини-Шварцберта тоже успело прошмыгнуть. Вывалились в новый кубик, а там внезапно уже был не пустой интерьер. Более того, под ними медленно поднимался пол, как летучая ступень. Они рефлекторно спрыгнули вниз и шлёпнулись на слизистую лазурно-голубую поверхность. — Так, — Бенедикт осмотрелся. Ноги проваливались в сверкающее желе. Куски земли с острой травкой в линейном темпе опускались и поднимались, по стенкам небесного окраса проползали угловатые облака из квадратов. По правую руку по часовой стрелке крутилась золотая монета размером с дорожный знак. Почва под ногами, на которую они плюхнулись, очевидно, репрезентовала водицу. Между летающими платформами время от времени прорывалась анимация гейзера. — Гильермо Стеллс, — ненавистно прохрипел Бенедикт. — Ненавижу… — начала цедить Кирс. — Я так и знал! Он просто не мог придумать что-то другое! Бенедикт стукнул летучую золотую монету, и та распалась на блёстки. — Детский сад, — ворчала Кирс, уже опять тыча пультом во все стороны, — Ненавижу детский сад! Наконец-то открылся выход, на противоположном конце — за узким проходом затаилась синева. Но надо было преодолеть полосу препятствий в виде гейзеров и парящих платформ. Кирс затянулась: — Бежим! — Зум-зум! За ними раскрылся проход, и у Бенедикта за спиной опять растянулся сиюминутный щит, отбивший атаку ножа. Скру вляпалась кроссовком в жижу воды, и её голову придавила резко опустившаяся платформа. Потом на неё накинулось облачко и начало её мягко царапать и дезориентировать. Бенедикт с Кирс рванули вперёд и узнали, как сильно приклеились — Бенедикт сразу упал на локти, а Кирс выкрутилась и вляпалась в «воду» только коленом. Оба прилипли. Кирс оглянулась — Скру всё так же мешкала из-за облачка. Бенедикт пытался подняться — упёрся руками об днище и пытался отжаться, (от плеч и торса растянулись голубые сопли), и падал обратно, только больше вляпывался и застревал. — Расистская жижа! — Просто не двигайся, — велела Кирс. Перед ними опустилась платформа. Кирс подхватила Бенедикта под руки, куда не успела налипнуть вода, опёрлась ногой об прилетевшую твёрдую почву, и с помощью толчка кроссовок они подлетели, перемахнули через летающую часть и упали на статичную землю. Кирс оторвалась полностью, а за Бенедиктом тянулся резиновый хвост и оттягивал его назад. — Ах! Кирс вцепилась в Бенедикта, пытаясь вытащить за руки, оторвать его, наперевес. Платформа полетела вверх и с каждым сантиметром зацепляла и натягивала собой жижу сильнее. Часть пластиночек отлетела от Скру и попыталась разгрызть натянутую синюю занавеску — безуспешно. Скру уже поняла, что надо просто идти по платформам, избегая воды, и приходила, маленькими, уверенными шажочками, отбиваясь от облачка — всё-таки оно скорее замедляло её, чем останавливало совсем. Кирс сделала ещё один марш-бросок кроссовками к выходу и почти переступила через порог, но лазурные сопли оттянули их назад с двойной силой, как жвачка. Они тужились в метре от выхода. Скру была ближе и ближе. В другой комнате, прямо за порогом, внутри лунного луча парила пушка, футуристическая, с розовыми дулом и лавовыми переливами на стволе. Кирс снова сделала рывок, выхватила её и отлетела назад. И тут же заладила стрелять в воду, и получилось — в местах попадания разбухали круглые сырные дырочки, Бенедикт понемногу освобождался, хоть и медленно. Кирс пальнула по Скру — никакого эффекта, она ведь не пиксельная. Скру приближалась, Кирс простреливала дырку в воде, Бенедикт бешено вилял ногами, чтобы вырваться. За спиной у Кирс, в следующей комнате, зашипело что-то трёхтонное. Кирс оглянулась — это была гигантская тихоходка. Цокала восемью заплывшими спицевидными лампами, дышала жаром сквозь радиатор и с чумным чавканьем приближалась. Видимо, появилась, как только Кирс взяла пушку. Как моб. Кирс развернулась и начала стрелять в тихоходку — от каждого попадания та на секунду отскакивала и становилась прозрачнее, но потом опять подбегала. Кирс палила по ней на предельной скорости и с сомнительной пользой — она не успеет добить её здоровье до ноля, тихоходка приближалась быстрее, чем ранилась. Бенедикт всё так же мотал ногами и вырывался, ещё не спасённый, ещё приклеенный, Скру уже была совсем близко, уже была готова прыгнуть на них, но повременила — перед ней разразилась анимация гейзера. Времени было в обрез. Бенедикт отчасти выпутался, в плену осталась только здоровая нога, он смог встать на колени, очень неустойчиво, еле не падая, еле не улетая обратно в массив желе. Кирс всё отстреливала тихоходку, тварь уже вот-вот переступит через порог. Бенедикт сделал рывок в сторону Скру и половиной тела оказался в гейзере. — Ай! Ай! Ай! Ай! Его начали избивать пузыри, по ощущениям напомнившие ледяные снежки. Бенедикт отринул назад и чуть не соскользнул вниз — Кирс успела схватить его за руку и подтащила к себе, отстреливаясь отчаяннее. Тихоходка вот-вот их раздавит, как танк. БУМ! Обвалился мрак, запиликала минорная восьмибитная мелодия. В темноте воспарило отзеркаленное сообщение про конец игры. И снова включился свет. Кирс с Бенедиктом всё так же были на платформе у самого выхода, но желейные разводы исчезли, вода вернулась в исходное положение. У входа снова кружила монета. Дверь к тихоходке была заперта. Скру стояла на том же месте, растерявшись, её с разгона пнул мини-Шварцберт, она потеряла равновесие, Бенедикт полулёжа вывернулся, сделав ей подножку, и она провалилась в желе. Кирс переварила всё, что только что произошло, и бросила в ноги пушку. В метре перед ними брыкалась Скру, порываясь отклеиться и расчленить их своими голубыми ногтями. Бенедикт отринул от края платформы поближе к Кирс. — Проваливаем, — сказала она, сжимая его за запястье. И направила пульт наверх — клац! — повезло, на потолке раскрылся зазор. Скру загремела и могучим рывком выстрелила из жижи прямо на них, а Кирс с Бенедиктом сбились в кучу, выкрикнули кодовое слово, и их отнесло наверх. Скру отдёрнуло обратно в воду. Через мгновение они уже прицепились к новому потолку. Кирс клацнула — дыра схлопнулась. Спрыгнули. Мини-Шварцберт витал у них под боком. Они оказались в затенённом гараже рядом с новенькой гоночной машиной, отполированной и осветлённой, как корона королевы на ступеньке-пьедестале. Кирс не теряла времени и начала искать новый выход, тыкая пультом. — Ты специально или случайно полез в этот гейзер? — спросила она. — Конечно специально! — воскликнул Бенедикт, опершись о фешенебельный капот. — Всё возвращается на исходные позиции, если «умереть» и начать заново! — А. Окей. Я думала, ты не играешь в видеоигры. — Конечно не играю! Это неплодотворное копание в песке! Дешёвый дофамин! Банальная разминка реакции, концентрации, когнитивных процессов и кратковременной памяти! Зачем мне это нужно, я ребёнок Миллениума! Мой мозг производительнее и мощнее, чем само Солнце! Но я слишком долго жил с тем, кто играет, поэтому знаю такие мелочи. Кирс недоверчиво опустила бровь. — Да, конечно. Это именно так и работает. Они перешли в другой кубик. Это был участок футбольного поля. Кирс тут же начала снова исследовать стены пультом. Бенедикт разбежался и забил гол в пустые ворота, на табло перевалилась единица. — Итак, делаем выводы, — рассуждал он при этом. — Скру Драйвер не сразу смогла за нами побежать, тогда, когда мы первый раз от неё оторвались. Была задержка в добрых сорок секунд. Это нельзя списать на медлительность. Да и сейчас она ещё не догнала нас. — Надеюсь, она ещё не догнала нас, потому что открыла не ту дверь, и её сожрала та тварь. — Не думаю, что сожрала бы. Сомневаюсь, что у тихоходки был интеллект или даже цель. Выглядело так, что она просто бежала вперёд. Напоминаю, тут нет камер, и данные о нас или нашей позиции у Стеллса не отображаются. Он не может приказать тихоходке нас съесть, если не знает, где мы. Значит, все мобы здесь — это такие же декорации. Только подвижные. — Поняла. Кирс открыла дверь поверх рекламного щита на ограде, они прошли дальше. Вышли на чумазую военную базу, окрашенную в самые тухлые оттенки зелёного, жёлтого, золу и копоть. В ногах были разбросаны трупы солдат с глиняной кожей, поголовно повёрнутые лицом вниз, чтобы не сильно давить на эмпатию. — Вернёмся к Скру, — говорил Бенедикт, перешагивая через покорёженную конечность средней прожарки. — Вывод первый: у неё нет пульта, двери она открывать не сможет. Тогда внизу её к нам пропустил Стеллс или другой оператор извне по её конкретному запросу. Оператор ни её, ни нас не видит, он не знает, где мы и она, и где ей нужно открыть дверь, пока она сама не сообщит. Вывод второй: между ней и оператором есть задержка в коммуникации (например, на звонок или набор сообщения). Нужно эту задержку увеличить или вообще коммуникацию устранить. И закрыть где-то эту расистку! — То есть, если опять объявится, отобрать у неё телефон, закрыть её где-то и смыться. — Да. — Нормально. Выполнимо. Они перешли ещё через несколько кубиков, надолго нигде не задерживаясь. Пару раз снова попадалась полоса препятствий, пару раз снова надо было уворачиваться от мобов, но ничего невыполнимого не повстречалось (Бенедикта это сильно озадачило — странно, что Стеллс не сделал сто двадцать пять комнат смерти). Мини-Шварцберт всегда помогал и превращал все потенциальные приключения в прогулки с элементами испуга, когда на них снова почти налетал маятник, прыгал лев или сыпался град из яблок. Вошли в комнату-сокровищницу. Всё рябило от желтизны, пресыщенной драгоценными инкрустациями. Традиционно имелся саркофаг в синюю полоску, оригинал холста-знаменитости в рамке, свора монет, сальный мраморный бюст, сундук, у которого обрамлённая рубинами оболочка была почти что дороже платинового содержания, новостройка, миллионов долларов, сбитых в тугие пучки и горки прочего скарба. Комната кончалась резной дверью в стиле арт-нуво, с петухами, перламутром, мятым жемчугом и гладиолусами. Кирс привычными жестами испробовала все направления, и раздался приятный щёлк — проход открылся, но позади декоративной двери. Во всех других местах он не открывался. Кирс подёргала ручку в форме птичьей лапки. — Закрыто. Может, открыть можно? Она указала на замочную скважину. Бенедикт бравым жестом поправил воротник. — Отлично! Это комната-пазл, и нам нужно найти ключ, чтобы выбраться! Кирс пожала плечами. — Ладно, ищи. Только быстро! Бенедикт обвёл взглядом сокровища и задержался. Среди кучек монет разного номинала, металла и происхождения затерялась кучка ключей. — Вы только посмотрите! — восхитился он, присев с ней рядом на корточки. Кирс подошла, всмотрелась. — Это что, куча одинаковых ключей? Бенедикт загрёб несколько экземпляров и пристально осмотрел, разложив на ладони, а потом сложив в ровные башенки, примеряясь. Кирс взяла один ключ и пошла на разворот, чтобы его опробовать, но Бенедикт остановил её жестом: — Нет, они не подходят под этот замок. — Почему? — Они все идентичные, — он сбросил звенящую горсть обратно в общую массу, — Это точно декорация, как и кучи идентичных монет. Если настоящий ключ где-то здесь, в этой свалке, то он отличается. Хотя бы зубчиком… — Тут миллиард ключей, — Кирс смахнула верхушку, оставив многоступенчатый музыкальный бренчащий след. — Скру нас быстрее зарежет, чем мы всё переберем. — Верно, перебирать нельзя, решение должно быть умнее, — размышлял Бенедикт, подымаясь, осматриваясь. — Мы «в видеоигре». Настоящий ключ где-то спрятан. В месте, что приятно щекочет разум и фантазию! Либо на виду, либо в не очень недоступном месте. Иначе игровой персонаж бы тоже его не нашёл… то есть, ключ находится в минимально недоступном месте! — Э… то есть, в доступном? — Нет. В почти доступном. — Э… Бенедикт скрупулёзно осматривался, проницая закутки. — Мне нравится и не нравится эта загадка, — комментировал он. — Банальная обстановка, очень обычная задачка, но совсем нет подсказок, всё какое-то ровное… — Может, задачка на внимательность, — сказала Кирс, оглядываясь. — Или на смекалку… Время шло, ничего существенного не находилось, у сыщиков уставали глаза. Просто смотреть на эту галактику бликов было изнурительно. — Зум-зум! Голос Скру заломила акустика. Она была в конце кубика, из которого они пришли. Кирс забыла закрыть за собой дверь. И тут же клацнула пультом, Скру закрылась. — ОН СЕЙЧАС ОТКРОЕТ ЕЙ ДВЕРЬ, — залепетал Бенедикт. — ДА ПОНЯЛА Я! — рявкнула Кирс. Поиски стали в три раза тяжелее. Ключа нигде не было видно. Бенедикт вместо того, чтоб мерно оглядываться, как светоч маяка, начал метаться по комнате. — Ключа не может не быть, — отчеканил он нервно. — Ох! Ну конечно не может! — рычала Кирс. Бенедикт попробовал отворить саркофаг — он монолитный, не открывается, подлетел к сундуку — он уже открыт и там просто пирамидка из слитков. Дверь открылась, к ним протеснился глумливый голосок: — Зум-зум! Мини-Шварцберт затравил Скру и протолкнул её поглубже в прошлую комнату. Там были джунгли, он начал толкать лианы, чтоб она путалась, и пас в её сторону злую пуму. Кирс попробовала опять закрыть дверь перед Скру — не закрывалась! Бенедикт посмотрел на пустой потолок, позади картины, в замок от сундука и ещё в дюжину неочевидных, щекочущих разум и фантазию, мест. Его разум и фантазия придумали в этом пространстве примерно триста восемьдесят четыре щекотных места, а проверил он только семнадцать, и ни одно не подошло. В соседней комнате зарычала большая кошка. Раздался волокнистый треск, Скру прорезала себе путь через лианы. Бенедикт проверил ещё два или три места. Кирс лихорадочно пыталась закрыть дверь в джунгли, но не выходило. Бросилась с места и перегородила вход саркофагом, придержала руками (он был в разы легче, чем настоящий). — Ах! — восклицал Бенедикт. — Решение должно выделяться, оно должно быть изумительным! Гильермо Стеллс, он… он же такой расист! Он ведь знает, что я здесь, он подсунул такую загадку именно для меня! — Он подсунул тебе тупик! — ревела Кирс, давя на саркофаг, а тот все равно опрокинулся. Она отскочила, чтоб не убиться, и удрала к резной двери. Скру ввалилась в сокровищницу и запустила нож в Бенедикта — он увернулся, и нож тотчас запрыгал обратно зигзагами. Скру перешагнула через лежачий саркофаг и пошла к Бенедикту. Бенедикт начал кидать в неё слитки и идти на попятную. Попал один раз, у Скру на секунду закружилась голова. Заряды кончились на третий бросок. Кирс яростно бахала закрытой дверью. Скру замедлилась, пригладив ссадину от слитка на лбу, наслаждаясь тем, как Бенедикта гложет страх, и прыгнула к нему — Бенедикта за ворот оттащила Кирс, бросила в распахнутую дверь, в следующую комнату, огрела Скру мраморным бюстом, клацнула пультом и выскочила в закрывающийся зазор. Рухнула, успела, закрылись. Скру забарабанила по ту сторону. Кирс клацнула в пол, и повезло — там снова открылась дыра, они проскочили вниз, их поймали воздушные подушки от кроссовок, они снова открыли дверь на полу и снова провалились чуть ниже, закрылись, и, вроде, оторвались. Кирс упала на лопатки в новой локации с новой акустикой и температурой и длительно выдохнула; растеклась. Наконец-то перерыв. — Ну что, Беня, пощекотал свой разум и фантазию? Бенедикт поднялся, пошатываясь. Отряхнулся. — Блестящая работа, мисс Кирс. Как у вас получилось открыть этот расистский замок? Где был ключ? — В той куче дубликатов. Они все подходили. На Бенедикта упала трагичная тень. — Ах… Кирс лёжа взмахнула руками: — «Я ребёнок Миллениума! У меня мозг размером с Солнце! Тебе не понять!». Бенедикт подавился. — Да… да это всё Стеллс, этот ушлый расист! Это он сделал неправильную загадку! Никто так не делает! — Никто не отказывается ПРОВЕРИТЬ, ПОДХОДИТ ЛИ КЛЮЧ. Бенедикт оскорбился. — А вы меня послушались и тоже не проверили! Вот вам урок, мисс Кирс, умейте сомневаться в авторитете! Кирс уставилась на него и прыснула. — Ладно, тут ты прав, «авторитет». Бенедикт смягчился и кивнул. — И вы тоже правы, я в край зазнался. — Да, зазнался ты в край. Бенедикт оглянулся, взглянул на потолок, замер. — Постойте… — Что? — Мы потеряли мини-Шварцберта. Его даже в сокровищнице с нами сейчас не было. Кирс обалдела. — Что?! Так, ну нет… Она подскочила и забила пальцем по уху, чтобы дозвониться до Альберта по наушнику. — Слышишь меня?! — Да, да, да, да, — тараторил Альберт, — мы разделились, я в курсе! Скру в комнате с сокровищами, 513, а мини-Шварцберт в 512, где джунгли. Она порезала лианы и цилиндр завалило, он застрял. А пластиночки далеко улететь без него не могут! — Поняла… Кирс вывела разговор на громкую связь с телефона. — Ой, она вернулась в джунгли! — ужаснулся Альберт. — Идёт в мою сторону. Надеюсь, она не додумается разбить цилиндр, ох, как надеюсь, — Альберт нервно хохотнул. Кирс поморщилась. Бенедикт затрещал, как заводная игрушка: — Разбить цилиндр?! Какая вздорная идея, что за чушь! Как до этого можно додуматься?! Вряд ли она, да и кто угодно, мог бы до этого додуматься! Это так неочевидно… Кирс решила проигнорировать этот словесный взрыв так же, как игнорирует половину его внезапных монологов, которые она не понимает. Альберт помолчал с полминуты, и перевёл дух. — Всё в порядке. Скру перешла в 522. — Разминулись, — подытожила Кирс, — Мы в 314. Постараемся вернуться к цилиндру той же дорогой. — Хорошо… простите, что так получилось. — Прощаем, — сказала Кирс, и бросила трубку. Кирс открыла дыру в потолке, они подлетели наверх, открыли снова, опять подлетели и приземлились там же, куда стремились из сокровищницы, 331. Дверь к сокровищнице уже была заблокирована. Что же, придётся идти в обход. Локация, видимо, была выдернута из уровня для дуэли при королевском дворце — ковровая дорога, к центру поднимавшаяся и опускавшаяся на три ступеньки для кульминации драки на мечах. В канделябрах моргали огненные виноградные косточки. Также, посередине, поперёк тех же ступенек, был вырыт ров со всё той же желейной водой. Кирс снова потыкала пультом, и проход открылся только в дальней стене. Кирс с Бенедиктом двинули вперёд и прошли почти половину, как вдруг сзади сбоку раскрылась дверь. — Я так и знала! — простонала Кирс. — Зум-зум! Пришлось нестись. Подпрыгнули на ступеньках, перемахнули через ров и побежали вполоборота, оглядываясь, как бы их не убило ножом. Бенедикт отлетел в сторону — его почти прокололо, но лезвие упало в полутора метрах перед ним. Они бежали, до другой комнаты почти что хватало рывка кроссовками… — Зум-зум! В пороге следующей комнаты подбоченилась вторая Скру. Бенедикт и Кирс ретировались, Кирс придавила ногой нож на полу, чтобы не улетал. Скру в комнате бежала на них, Скру снаружи молчаливо наблюдала, раскачиваясь с пяток на носки. Бенедикт сделал вдох, усилие, разворот, схватил Кирс за плечи, и кинул её прямо в Скру, что стояла в пороге — они с гамом упали. Вторая почти налетела на Бенедикта, а он увернулся, поднял с пола нож и резанул перед собой — Скру не задело, но она забуксовала, — и рывком кроссовка влетел в следующую комнату, упал на спину, выронил нож, попытался поймать в полёте, но тот увильнул и полетел к Скру. Она поймала его и подалась к порогу, а Кирс клацнула кнопку — дверь скрылась. Они свалились в кучу втроём: Бенедикт, Кирс и Скру. Скру лежала плашмя, неподвижно, лыбясь в потолок, как кукла. Она и была куклой, такой же три-де моделью. Бенедикт выдохнул. — Ты что творишь?! — заверещала Кирс. — Я тебе не мячик! А если бы она была настоящая?! — Она точно не настоящая, это фотограмметрия, — объяснял Бенедикт, — настоящая постоянно смотрит нам в глаза, а эта просто вперёд, сквозь нас! Кирс хрипло буркнула, выпуталась и занялась поиском выхода. Времени мало. — И пахнет она ничем! — Бенедикт пнул локтем Скру-обманку, подымаясь. — От настоящей несло анисом и ежевичной жвачкой за километр! Как это можно было не заметить?! — Ах, простите, мистер авторитет! Тогда кидайте меня во все стороны, я же в вас не сомневаюсь! — Ну простите, что кинул! — Я запрещаю тебе меня трогать ГОД! Ты меня понял? — Нет, не понял, объясните, что это значит! Кирс проверила уже каждую стену, пол и потолок — дверь открыть не получалось. Она расслабила руку с пультом. — Ох… ненавижу! Бенедикт моргнул. — Совсем ничего? — Да. Можно только вернуться. — Точно? Кирс порычала и потыкала во всех направлениях снова. — Да! Ненавижу!.. Бенедикт глянул на стену, сквозь которую они только что прошли. — Ну и отлично, быстрее доберемся до мини-Шварцберта. Скру ведь как-то сюда дошла. Давайте, открывайте. Застанете её врасплох! — Ненавижу заставать врасплох… нет, серьёзно, я с ней драться не собираюсь. Я после Сёри еле очухалась. — Понял. Думаю. Бенедикт обратил внимание на то, что в этом кубике они уже были, и хитро покосился. Вскоре Кирс открыла дверь, и вместо «зум-зум» случилось «врум-врум» — с жужжащим громом в проход влетела гоночная машина и сбила Скру насмерть (или нет), придавив её под себя, вмазалась в ступеньки возвышения, подскочила задними колёсами и встала. Кирс с Бенедиктом выскочили из кубика-гаража и побежали к выходу. Когда они поравнялись с машиной, Бенедикт упал — Скру вылезла из-под капота и воткнула нож прямо в протез. Подобралась, вытащила нож и прицелилась, чтобы продырявить спину — Кирс поймала лезвие на лету ладонью в перчатке и ударила электрошоком. Скру дёрнулась, залипла на месте и запищала от боли. Бенедикт удрал. Кирс огрела Скру по лицу второй рукой в перчатке, снова с электрошоком, и с силой оттолкнула (Скру упала навзничь на машину и перевалилась через округлый капот), отобрала нож и рванула за Бенедиктом. — Да как она умудряется драться сразу после того, как её сбила машина?! — возмущался Бенедикт. — Она что, мультяшная?! — Это её ещё сбила машина… — журила Кирс. — Зум-зум! Кирс снова загородила собой Бенедикта и увернулась от кулака. Нож выскользнул из рук и вернулся к хозяйке, Скру замахнулась, чтоб пырнуть, Бенедикт кинул в неё рыцарский шлем, попал в грудь, раздался духовой гам, Скру на секунду отпрянула, они опять на полметра оторвались. Кирс передала Бенедикту телефон Скру. Бенедикту некогда было спросить, откуда она достала телефон Скру, а Кирс некогда было ответить, что она карманница. Скру надвигалась на них, разрезая воздух. Бенедикт в ответ на телефон сунул в руку Кирс средневековый меч, и она тотчас встретилась им с ножом. Девичья драка обрела элемент фехтования. Скру не умела фехтовать. И Кирс тоже не умела фехтовать, но стоило заметить, что длинный меч оказался эффективнее, чем коротенький нож, поэтому шансы иногда на секунду уравнивались. И вот, настала кульминация драки на мечах: они балансировали на середине комнаты на возвышении, между ними пролегал ров. Скру совершенно не уставала, мало потела и даже крепла с каждым выпадом, а Кирс скрипела от напряжения и уже заметно сдавала позиции — её меч радикально-опасно опускался под нажимом ножа, руки совсем устали, ещё немного, и Кирс слетит в водяное желе, а ресета уровня тут, кажется, не было. Скру щурилась от самодовольства, давя из противницы последние соки. Бенедикт каркнул у Кирс из-за спины: — Мисс Кирс, хватит её жалеть! Помните, как Альберт говорил? Скру даже убить не жалко! Она ничто! Скру округлила глаза. Бенедикт добрасывал: — Давайте, мисс Кирс, не сдерживайтесь, она ведь даже не настоящий человек! Даже Цвайнштайну уже давно на неё наплевать! В самом её существовании ненамного больше смысла, чем в её ноже! Она даже не расистка, а просто воля каких-то других, настоящих расистов! Просто кукла! Скру заметно стеснилась, моргнула. Бенедикт увидел по глазам — он сделал ей больно, и сейчас пошла золотая секунда, когда она забылась, расклеилась. И он тут же всей грудью ахнул и окунул руку в карман. — Мисс Кирс, закройте глаза! Скру поняла, что он собирается пальнуть вспышкой, тут же зажмурилась и упёрлась. Кирс не поняла, у них ведь отобрали вспышки, а потом поняла — вырвала меч из-под нажима, Скру оступилась, жмурясь, Кирс наотмашь долбанула её по виску — Скру пискнула и провалилась в ров с желе. Кирс шарахнулась от взмаха ножа утопленницы, встретилась с Бенедиктом, убежала к выходу, через который вошла Скру. Кирс с Бенедиктом оказались в 524, по диагонали от сокровищницы, перешли в 523, справа от сокровищницы, 522, справа от джунглей, и, наконец, 512 — джунгли. Вытащили мини-Шварцберта из силков и спрыгнули передохнуть в 412. Это был сказочный лесок, в котором игрок выступал лилипутом, а светляки — высоковольтными лампочками. Кирс охнула, согнулась пополам, затрепетала руками, как суставчатыми верёвками, и присела на желудь размером с табуретку. Легко отделались, пока только парочка синяков и неглубоких поперечных царапинок. На руках появились терпкие полосатые вмятины от рукоятки меча. Мини-Шварцберт кружил по периметру, готовясь к защите. Бенедикт упёрся спиной в ножку зонтика-мухомора и съехал в сидячее положение. Кирс разминала руки. — Ох! Ничего себе ты её заморочил в конце! Она аж из реальности выпала! Бенедикт просто воспользовался тем, что увидел в её глазах. — Спасибо. — Ну ты и мудак! Даже не знаю, в хорошем смысле, или нет! Бенедикт дёрнул уголком рта. Он и сам этого не знал. — Как ты вообще до этого додумался? — не унималась Кирс. — Нет, понятно, конечно, что они оставили клонам часть воспоминаний оригинала. Но зачем им оставлять эти сопли про «Альберт меня не любит потому что я киборг-убийца», чтобы она так лажала, я не понимаю. Прострелили себе же колено! Бенедикт мягко вздохнул. — Я же говорил вам. Должен быть какой-то смысл в том, что Шелкопряд вербовал Сёри, хотел вербовать Матильду и так далее. — Ну, да, я помню. Но мы так и не поняли, почему. — Вернее, мы просто постеснялись произнести вслух, что дело, конечно же, в непобедимой силе дружбы. У Кирс как будто резко начался кариес. Бенедикт усмехнулся. — Я пошутил. — Не шути год. И скажи нормально, в чём дело. Ты же это понял, да? Она проницала его глазами, он проницал её. — Если честно, нет, не совсем понял. Действовал интуитивно. Кирс вздохнула, Бенедикт опустил глаза. — Мне нужно больше времени и больше информации, чтобы точно сформулировать это правило. Кирс отвернула голову. — Или ты его никогда не сформулируешь, потому что Теория. — Потому что что? — Не важно. — Ну, главное, мы её там закрыли, — подытожил Бенедикт. — Без телефона. Он вертел в руках добычу — краденный смартфон в люминесцентном чехле, связь той Скру с Гильермо Стеллсом. Кирс перевела дух, уже прохаживаясь к краю. — Да, наконец-то. Теперь хотя бы просто будем плутать тут, без этого прицепа… Она хлопнула рукой об стену. И под её ладонью вспыхнула пустота. — Зум-зум! Бенедикт обалдел, у него перед носом в туче осколков встрял нож. *** Зал Леонтины ассоциативно походил на Вселенную — было много миров, окружностей, орбит и пастельной холической безмятежности. Самые знаменитые её работы-панорамы развернули в огроменные ленты, которые медленно, с карусельной плавностью катались кругами. Можно было вдоль них прогуляться, либо постоять неподвижно и за десяток минут впитать в себя точечно несколько горизонтов. Круги расширялись от центра и вместо швов между картинами имелись пустые проходы; по сути, это был неспешно крутящийся лабиринт. Естественно, в центре, на пьедестале, за стеклом, в бледном растворе парил экспонат. Вся банда кроме одной Скру столпилась у мозга, Гильермо возился с компьютером. — …а сейчас между 122 и 222, — сказала Скру, потягиваясь. Гильермо нажимал на кнопки и исполнял её запросы нарочито медленно. Он захватил под свой контроль каждую пластиночку во всём Рубике. Если бы он захотел, он мог бы раздавить Бенедикта стенами за долю секунды, но он не хотел. Он даже никому не говорил, что так можно. Он вообще утверждал, что его возможности в этом плане как-то сумрачно «ограничены». Только отнекивался суетливым «ой, там всё сложно, там программирование, вы ничего не понимаете», если Скру просили сделать что-то, что слишком сильно бы навредило противникам. Он даже задурил тут всем голову, убедив, что делать в каждом кубике уровень из видеоигры — это действительно важная и нужная мера, а не его каприз, чтобы все прикольно побегали. — Как это они постоянно уходят от вас? — спросила Лиза. — Вы же быстрые, сильные и с ножами! — Это всё их дурацкое чёрное облачко, — злилась Скру, — более-менее нормально было только когда они с ним случайно разделились. — Так разделите их с этим облачком насовсем! — Лиза пихнула Гильермо в плечо. — Слышишь? Он начал показательно жать по случайным клавишам. — Я пока занят, приоритетно мы делаем скан! Лиза повысила голос и ожесточила слова аккордами: — Будешь слишком долго занят, я об этом Бернарду расскажу, ГНИДА! Гильермо закрыл компьютер, подскочил и реально занялся сканом. На самом деле, красть мозг Леонтины никто и не собирался, только отсканировать и тихонько уйти. Наверное, прийти со скан-аппаратом, который был запрещён и снят с производства три года назад из-за случаев лучевой болезни, и отсканировать им мировое культурное достояние, с вероятностью 80% оставив после сканирования лёгкий радиационный фон и миллиарды малозаметных повреждений, и всё это в разгар рабочих часов галереи, было бы не лучшей идеей. Поэтому пришли сейчас. Гильермо устанавливал сканнер, окучивая им мозг, как шторой, оттягивая время, и иногда открывал второй Скру какую-то новую дверь. Лёша всё никак не писал, а у Гильермо всё никак не появлялось возможности убить всех троих сообщниц за долю секунды, так быстро, чтобы Бернарду наябедничать никто не успел. Скру вдруг подпрыгнула и закопошилась с телефоном. — Я так и знала! Он начал…! — Что начал? — спросил Гильермо, прекрасно зная, кто и что начал. Скру показала всем видео, где Бенедикт в реальном времени перебегает из кубика в кубик. — Здравствуйте! Я Бенедикт Кнокс, и сегодня мы попытаемся поймать Гильермо Стеллса на горячем! Ах, за мной тут уже погоня… Лиза засмеялась. — Вот дурак! Теперь легче понять, в каком он кубике! Скру так не радовалась. — …и скорее приедет полиция, зум-зум. Времени в обрез, пошевеливайся! Гильермо пошевеливался, и думал: «Беня, ты мне совсем не помогаешь». Гильермо закончил установку сканера и начал сканирование. Оно продлится ничтожных тринадцать минут, и они могут проваливать. Как только у Шелкопряда окажется скан, закончатся договорённости: Лёшу с Мигелем пристрелят немедленно. Оставалось только ждать. Скру цапнула Гильермо за запястье. — Освободился наконец, зум-зум? Может, хоть как-то поможешь? Мы их так никогда не поймаем! — И как же мне помочь? — Сказали же! Раздели их с облачком насовсем, чтоб не мешалось! — Не разделишь — будем ябедничать, — припомнила Лиза. — Ладно, ладно, сейчас! *** Кирс с Бенедиктом оббежали добрую половину локаций, что подготовил Гильермо. Побывали на Северном Полюсе, в восточной стране культурной апроприации, на стим-панк фабрике, на дымном болоте, в пустыне, в горах, в доме с призраками, в карточном домике, в оранжеватом пост-апокалипсисе, на шахматной доске, в загадочном тёмном лесу, на ядерном полигоне и внутри коробочки с бисером. Если просто ходить по музею было утомительно для головы, тут заболело всё, и от мышечной боли, и от резкой — мини-Шварцберт не всегда успевал вовремя словить нож, и Бенедикт уже насобирал парочку глубоких царапин. Он зашипел от очередной колотой раны на лопатке, заваливаясь в новый кубик. От Скру они снова оторвались, опять ненадолго. — Ах! Мисс Кирс, помогите, пожалуйста, так больно, я не вижу… Кирс оперативно замазала болячку гелем-клеем, и та охладилась. Начала искать дверь, и снова очень долго ничего не могла открыть, зажав единственную кнопку. — Ох! Теперь я вообще забыла, где мы! Ненавижу! — Я всё запоминаю, мы в 433. Стало быть, мозг под нами. Кирс грубо тыкала в пол, в надежде, что можно будет открыть последний проход, и всё будет кончено. Ничего не происходило. Она рассвирепела и разбила ногой декорацию. — Ненавижу! Поймала в воздухе камеру, поставила трансляцию на паузу, и закричала: — Вот тебе и твой замечательный план переться сюда лично! Мы никогда не добежим до этого дурацкого мозга! Стеллс нас просто туда не пустит, он контролирует стены! Будет всё время гонять нас по этим дурацким детсадовским декорациям, пока мы не устанем, и нас не зарежут! Ненавижу! Бенедикт расправил плечи. — Ах! Только не вините во всём меня! Это не я получил записку из будущего, из которой всё это логически истекало! Это не я сломал Шварцберта этой электромагнитной волной! В том, что мы здесь и сейчас, есть смысл и польза, что подтверждает записка Цвайнштайна. Если нет, если это неправда, Цвайнштайн дурак и очень сильно нас подставил! Кирс настигла его с закинутой рукой и еле сдержалась от оплеухи. — Ссориться будем дома. Ненавижу ссориться, когда всё и так в заднице. Думай, что будем делать, гений, потому что я понятия не имею! — Я думаю!.. Бенедикт поймал над собой камеру, возобновил трансляцию. Кирс всё-таки нашла дверь, и опять она вела куда попало, на этаж выше. В кубик снова ввалилась Скру, её снова зачаровало облачко мини-Шварцберта, и они опять подорвались и выскочили усиленным прыжком кроссовок, опять еле-еле успели. Очередной кубик уж очень отличился — вместо детального пейзажа тут была однообразная белизна. Кирс поднялась во весь рост, ступила вперёд, и почувствовала, что вот-вот обожжётся. — Ай! Отпрянула. Им уже попадались комнаты с имитацией холодного снега и горячей лавы, они знали, что голограммы могут менять температуру, но тут это было выведено в абсолют. В центре комнаты было, наверное, смертельно горячо, ближе к углам температура падала до комнатной. Они пробовали открыть дверь на боковых стенах, не вышло, нужно только идти вперёд. Это тупик. Стены и пол под ними были расчерчены в клетку с цифрами. Камера зависла у Кирс над головой, снимая Бенедикта, между ними повис цилиндр. Вдруг тепло начало приближаться и как будто менять свою форму, вытягиваться, и теперь вместо округлости от центра к углам это стал градиент от центра к сторонам, более сильный — Кирс с Бенедиктом отринули в разные стороны, чтоб не обжечься. БАХ! Жар исчез, и вместо него между Кирс и Бенедиктом возникла стена: белая, толстая, непробиваемая. В одной половине осталась Кирс с камерой и пультом в руке, в другой Бенедикт вместе с роем. — Ненавижу!.. — рявкнула Кирс. БАХ! Вторая стена — Бенедикта и рой разделили. БАХ! Бенедикта приплюснуло к стене полигоном. БАХ!.. *** — А сразу нельзя было так сделать, зум-зум? — Я не думал об этом, оказалось, что можно было! — соврал Гильермо. Он глянул на сканер, уже заканчивавший сканировать последние нанометры мозга, лелея надежду, что тот выкинет ошибку и потребует начать заново, и вдруг на весь экран разродилась зелёная галочка. Сканирование окончено. С первой попытки, на малознакомом аппарате, в неидеальных условиях, всё кончено и всё получилось. Гильермо оскалился. — Супер! — воскликнула Лиза, тряхнув его за плечо. — Как мы быстро! Ну, всё, теперь отправляй файл. Гильермо повиновался, и, к сожалению, уже никак не мог тут схитрить. По левое плечо была Скру, наблюдавшая за каждым движением, изредка поглаживая его скулу ножом, по правое Лиза, которая буквально могла читать его мысли. Он даже не мог незаметно превратить архив в битый файл! Гильермо начал отправку, поехала полосатая полоса загрузки. Три минуты. Гильермо бахнул рукой по полу. — А мы ведь их всех разделили. Вы не думаете, что будет довольно целесообразно, если кто-то один займётся Бенедиктом, а кто-то другой — Кирс? У нас не так много времени. Скру задумалась. — А, ну да, Кирс же можно за компанию прибить, чтобы потом не мешала. Какая уже разница… — Я займусь Бенедиктом, — снялась было Лиза. Скру её дёрнула за руку. — Было велено одну тебя не отпускать, зум-зум, а то опять начнёшь быть злодейкой категории Б и погоришь на монологе. Гильермо заржал. Лиза воспылала. — Ну и ладно! — Я пойду, зум-зум. Следи за вундеркиндом. Гильермо расслабился — хотя бы так. Он пересёкся взглядом со Скру, мол, иди уже. Скру вынула нож и цокнула им по переносице у него на оправе. — Но я никуда не пойду, пока не увижу, что файл отправлен и доставлен. На всякий случай, зум-зум. Скан ведь самый приоритетный, верно? Гильермо внутренне заорал. Лиза внешне засмеялась. *** Кирс прибило полигоном к стене так сильно, что захрустел позвоночник. Она натужно заклацала пультом, и в момент провалилась на волю. Камера вспорхнула над головой, и начала обозревать, как Кирс кряхтит, загибаясь. Бенедикт попросил никогда не обрывать трансляцию — что, если вдруг получится поймать лицо Гильермо? Это слишком редкий и хороший шанс. Риски оправданы. Кирс нехотя посмотрела в кадр. Ей сильно не нравилось, что многие зрители её сейчас видят и, возможно, её уже нашли в базе данных и заносят в те самые реестры розыска, в которых Альберт раньше находил для неё халтурки. А бегать в маске она отказывалась — так шансы против Скру, как и её дыхалка, кончатся. Она сразу заметила, что провалилась вовсе не на лужок и не прямую поверхность, спиной она была в чём-то округлом, почти сферичном, как в перевёрнутом панцире черепахи, но с шероховатым донцем, а небо было обычное: голубое, в облачном пуху. Кирс подымалась и оглядывалась: это был мегаполис «Точно-Не-Чикаго», масштабированный так, что она стала гиганткой, а валялась она в тазике футбольной арены. — Ох, сегодня что, международный день тупых шуток? Ненавижу тупые шутки… Кирс подымалась и обдумывала ситуацию: Бенедикта либо прибило насмерть (не учитываем), либо точно так же выкинуло в один из соседних кубов. Нужно его отыскать. Схватилась за пульт и зажала кнопку, ткнув в стену, через которую было бы быстрее всего до него добраться. Не вышло. А с другой стороны прилетел бодрый позывной: — Зум-зум! За Скру закрылся проход. Кирс шарахнулась от полёта ножа, чудом не споткнувшись об здание. Это будет самая неудобная и шаткая драка в её жизни. Нет, воспринимать это как драку нельзя: Скру сильнее, быстрее и выносливее, даже несмотря на то, что Кирс выше неё на голову. Единственный интерес сейчас — отвязаться от неё. Нет, ладно, два интереса: выжить и отвязаться. Кирс подцепила нож, встрявший в дорожный баннер, и потащила за собой. Прозвучал брильянтовый клик, нож враз устремился к хозяйке, норовя вырваться из рук, будто его с силой оттащили за поводок, а Кирс упиралась и тянула его. Скру шла навстречу с вытянутой рукой. У Кирс снова намечалась тренировка на мышцы рук: перевес был уже близок к неподъёмному. Она оттащила натянутый нож за небоскрёб ростом выше неё самой и отпустила — нож пролетел сквозь коробку-стекляшку и спикировал в руку Скру, а небоскрёб повалился следом, прямо на неё, и бабахнул, как ящик с фарфором. Скру не поранилась — вовремя выскользнула и врезалась в другую многоэтажку. Её обсыпало стёклышками. Пока Скру на это отвлеклась, Кирс успела попробовать открыть три стены, позади себя и по сторонам — ничего! Попробовала открыть потолок: устремила пульт, почти нажала на кнопку, и пульт выбило из руки ножом. Кирс тут же в развороте отпрянула от удара, и Скру атаковала ещё раз, быстрее — толкнула её замахом ноги. Кирс отскочила и вмазалась коленом в медную водонапорную башню, запуталась в ногах, и повалилась. Успела только схватиться за крышу, чтоб не упасть совсем. Попыталась отжаться-подняться, а Скру прибила её со спины коленом, и Кирс свалилась. Скру взяла её за волосы, потащила наверх, замахиваясь её головой, чтобы разбить ей лицо об угол дома с острыми бортиками и антеннами. Кирс уцепилась в её запястья руками с перчатками, и жалила током. Скру крикливо задёргалась и все равно ударила, но не так убийственно. Клац — из носа уже неслась струйка, на лице разыгралась хрустящая боль. Кирс всё так же мёртвой хваткой держала и жалила её запястья, обеспечив себе таймаут, пока у неё перед глазами хотя бы не восстановится картинка, или пока она не прожжёт Скру насквозь. Это длилось от силы пару секунд — Скру была сильнее, вырвала руки и призвала браслетом нож. Кирс рывком вылетела из-под неё и оттолкнула — Скру споткнулась о наземную линию метро и повалилась, махнув руками. Кирс отлезла, спешно поднялась и огляделась — куда упал пульт? Она понадеялась, что его местоположение не будет будоражить ей разум и фантазию. Смотрела, искала. Картинка в глазах не торопилась собраться. И увидела — пульт приземлился посреди открытого ледяного катка, похожего на белую доску для шинкования. Кирс дёрнула туда, капая кровью. Получалось идти только великанской неуклюжей поступью, задирая пятки до пояса. На втором шаге она уже увернулась от кулака Скру, покачнувшись, и раньше, чем Скру замахнулась, влепила ладонью в перчатке ей по лицу. Скру затрещала, отскочила, но не споткнулась, а наоборот оттолкнулась от препятствия и запулила кулаком — Кирс поставила блок, защитилась, но потеряла равновесие, и тут же врезалась плечом в стену-небосвод, оттолкнулась, и уже просто шустро пробиралась вдоль окраины подальше от Скру, опираясь о голубизну. Скру налетела на неё с кулаками, а Кирс бахнула её по ребру кроссовком на режиме паркура — Скру отбросило, как картонку, и она залетела в угол, проломив небоскрёб. Кирс поблагодарила Альберта за всё на свете уже в который раз. Скру ненадолго задержалась: почти сразу выскочила из дыры и опять устремилась в атаку. Каток был у Скру за спиной. Она не заметила, что там лежит пульт. Кирс клацнула браслетом у себя на запястье, который она конечно же украла, пока они сплетались руками, и ей в руку залетел нож. Прыгнула навстречу Скру и безоглядно атаковала, разрезая воздух, чтоб Скру убралась с дороги, но та упёрлась на одном месте и вертляво покачивалась, с пластикой длинной травинки. Кирс её даже не поцарапала. Вдруг за спиной раздался приятный знакомый свист, знаменующий, что открылся проход. Кирс отскочила от Скру, заслоняя собою дверь, озираясь с нулевой эмоцией — появление Бенедикта было замечательным и приносило проблемы. А это не Бенедикт. Это вторая Скру. Она с аппетитом смотрела в глаза Кирс и уже замахивалась ножом. Кирс тут же сама развернулась, предвосхищая атаку, и вцепилась рукой в перчатке за лезвие. Зажалила током. А Скру не было больно — она отпустила древко раньше, чем Кирс начала жалить. И так больно вмазала Кирс по лицу, что если раньше на носу был ушиб, то теперь его точно сломали. Лицо как будто увеличили жирной лупой и ей же размозжили. Кирс отлетела, она бахнулась спиной в небоскрёб и чуть съехала, рассеиваясь, погрязая в аморфное измерение боли. Еле-еле Кирс ощутила, как приблизилась первая Скру, и нелепо отмахнулась от её когтей, еле-еле устояв на ногах. Кирс понимала: это уже не драка, а аварийная посадка. Бедро прорезал какой-то шпиль, кто-то вломил ей в грудину, кто-то бахнул каблуком в позвонок, и Кирс беззубо сгорбатилась, покачнулась и спикировала набок. Живот обожгло ударом ледышки, размозжённый нос впечатался в орущую белизну, чвыркнул, потёк. Побитая плоть ликовала и чахла от встречи с холодом. Обе Скру мерно перешагивали через домишки, намереваясь добить лежачую. Кирс затылком учуяла их улыбки. Одна из них нагнулась за ножом, который Кирс только что уронила, в бреду от боли. Под желудком упруго пропечатался прямоугольник с механической кнопкой. Кирс вдавила ладонь в жгучий лёд, повела ниже, зацепила пульт ноготком, выкорчевала из-под себя и смяла его в кулак. Холод исчез, позвоночник прогнулся, живот укусило вакуумом. Голубой не-Чикаго канул вверх. На секундочку подвисла на воздушной подушке от кроссовок, бабахнула на пол, все раны разом опомнились и запищали, перекачнулась и со всей дури заклацала вслепую, просто куда-то вверх, как можно быстрее, и снова свистнул засов. Закрылось. Она одна. Оторвалась. Разлеглась. Захлебнулась собственной кровью, прокашлялась, приподнялась. Над головой вспорхнула камера. *** Бенедикта сначала болезненно задавило полигоном, а потом смело в соседнюю комнату, и проход в ту же секунду захлопнулся. Он ударился лбом, и в голове закатались бильярдные шарики. — Ох, ну что за расизм! Он очутился в сером кубике без внятной локации. Пришёл в себя, поискал выход, не нашёл. Вообще ничего не нашёл. Он оказался в безукоризненной пустоте. Без пульта. Его закрыли наглухо, как мотылька. Бенедикт потоптался, подрался со стенами и поорал. Потом вдруг прозрел, ухмыльнулся и принялся изгаляться: даже с такими божественными возможностями Стеллс всё ещё не в состоянии его убить! Ну что за глупый расист! Когда закончились все до последней косточки, которые можно перемывать (через двадцать минут), Бенедикт заскучал. Связь не ловила, звонить и писать никому не получалось, хотя в других кубиках таких проблем не было — возможно, из-за плотности стен. В один момент всё вокруг посинело от фальшивого сумрака. Бенедикт воодушевился и занял боевую стойку, готовый к чему угодно. Пол порос изумрудно-голубой травкой, полынью. Потом, в качестве более конкретного ландшафта, из земли выстрелили клочья скелетов — из-под ноги с протезом вырвалась чья-то костлявая пятка. И прямо на костях, в контраст к синей ночи, расцвели нарциссы, засиявшие золотом. Бенедикт поёжился, приспустив кулаки. — Сегодня что, международный день безвкусных метафор? Так он стоял минуты четыре, то теряя, то не теряя бдительность. Как вдруг от пола до потолка открылся проход, и Бенедикт прищурился — оттуда выступила девица в крупных наушниках. Бенедикт узнал её с фотографии, хотя запомнил её намного более полной и намного менее стервозной. Елизавета долго молчала, широко улыбалась и карабкалась по нему взглядом, превращавшим его в сокровищницу, которую она мечтала разбомбить. — Ну привет, гнида. — Ну здравствуй, расистка. *** Будучи совершенно неподвижным, Альберт сгорал от паники. Мини-Шварцберта уже двадцать пять минут назад закрыло в тесном непроницаемом коробке, и он понятия не имел, как из него выбраться. Пластиночки не могли нигде пролезть, это тот же материал. Кирс и Бенедикт не отвечали на звонок по наушнику, видимо, либо они так заняты, что не могут дотянуться и стукнуть пальцем, либо нехороший второй вариант. За Кирс хотя бы выходило следить на трансляции, а Бенедикт просто-напросто исчез. Альберт был в тупике. Самые сложные проблемы — это самые простые проблемы: он просто в коробке, из которой просто невозможно выбраться, без всяких «но». На чёрном экране, передававшем Альберту усреднённую картинку с камер мини-Шварцберта, появился белый квадрат. И серость, уходящая куда-то далеко. Альберт вылупился. Проход растянулся через несколько кубиков-комнат, по прямой в конкретную точку. Альберт прильнул к остывшей клавиатуре и велел мини-Шварцберту поскорее двигаться вперёд. Даже если это ловушка, эта проблема будет намного шире и подробнее — в ней уже можно найти какую-то брешь. На вылете из тоннеля мини-Шварцберт оказался в центральном зале — Альберт с птичьей перспективы увидел круги крутящихся округлых картин и сипло ахнул — он узнал эти картины, все до одной. Родные, зернистые, нежно-домашние. В душе защипало. В самом центре стоял Гильермо Стеллс с респиратором на лице, выжидающе глядя в кадр. Альберт написал, чтобы Шварцберт озвучил это в сеть наушников его голосом: — Если это ловушка, имей в виду: у тебя очень мало шансов. Гильермо стащил с лица респиратор и откинул очки. — Альберт, это не ловушка. Я сдаюсь. Альберт поймал себя на мысли, что плохо помнил его лицо.