Самая общая теория всего

Леонтина Д’Аоста, изначально, – Леонтина Хагеруп. Новая фамилия метила в паспорт еще с незапамятных времен. Художница мнила себя благородной бесстрашной истинной итальянкой, она родилась в Италии и прожила там всю жизнь (генетически она происходила из Дании, из благополучной семьи, которой вздумалось переехать). Леонтина по личным меркам была тусклой. Кожа почти белая с розовинкой, а не смуглая, лакомого коричного оттенка; волосы светлые, бесхарактерные – вяло лоснились, облепив плечи, а не буйствовали, как настоящие черные локоны. И фигура какая-то слизкая, с нежными боками. Только глаза были правильными, итальянскими – карими, теплыми, но нередко заплаканными. Художница была немой с рождения. Но безмолвие – самая маленькая проблема. Столбик болезней, аллергий и хронических симптомов затмевал все. Пленэр под толстым зонтом и слоем солнцезащитного крема за полчаса доводил художницу до ожогов и тошноты, порция подтаявшего пломбира бросала в койку с ангиной. Толпы врачей, которых Леонтина повидала за жизнь, твердили единогласно: дышать травами, есть витамины, контакты с внешним миром урезать до проветриваний. Будни проходили в мастерской. Леонтина лишь рисовала, шныряя по рабочей поверхности двумя кисточками в двух одинаково наторелых руках. Ей всегда это нравилось. Художница питала любовь к идеальным окружностям, и родители обустроили так ее мастерскую: округлые стены без углов, дверь в круглой раме, напротив нее – большое круглое окно. К семи утра свет оттуда добирался золотым кругом ровно на середину комнаты, в зону отдыха, и падал на мягкий ковер с цветными подушками по краям, словно в кольцо для баскетбола. Это было самое чистое место во всей мастерской – за его пределами начинался бардак. Пол цвел старыми пятнами масла, акварели, гуаши, стертой пылью сангины и разноцветной пастели (ковер клякс часто продолжался на руках и коленях хозяйки). Везде лежали кисточки, карандаши и алюминиевые тюбики, то и дело путешествующие с цокотом по углам, когда художница пинала их при ходьбе. Одинокая тумбочка поросла банками радужной мути и футлярами акварели. Комната, бесспорно, прогнила бедламом, но творческим – художница обладала талантом: делать все безгранично красивым даже бездумно. От чистоплотных родителей за беспорядок вместо нагоняев прилетали восхищенные вздохи. Леонтина не рисовала на бумаге. Обычный холст даже размера А0 был для нее тесноват. Недолго думая, она перешла на стены. В медленном от недомогания темпе художница исписывала всю мастерскую от пола до потолка за неделю. Обои снимались и продавались в престижные галереи, либо заказчикам, а на их место клеились новые. Леонтина не гналась за свободой и улицей, вместо этого она рисовала. Она была всем совершенно довольна, не чувствовала заточения. Не считала себя одинокой. Но временами это наваливалось на нее жестокими вспышками. Март 2013. Миссис Хагеруп, мать Леонтины, спешно поднималась по лестнице с подносом в руках. Сок в стаканах опасно плескался. На втором этаже плакала девочка, шмыгая носом и плохо подавляя горькие всхлипы. Миссис Хагеруп отворила дверь в зеленой округлой раме ногой и сунула голову в мастерскую. - Солнышко, что случилось? Художница, лежавшая до этого на полу и смотревшая в потолок, уткнулась носом в дощечку для письма запищала салатовым маркером несколько каллиграфических строк. Перечитала их, проверила орфографию, и показала маме: «Вечная грусть, матушка. Своим комариным хоботком она высосала все краски из этого мира. Я не могу так жить дальше, это лишь приносит мне боль.» Миссис Хагеруп улыбалась даже после такого мрачного откровения. - Эх, опять метафора про комара, - она покачала головой с неодобрением, - вот точь-в-точь это же ты и в прошлый раз писала. Ну никакой фантазии. Девочка пожала плечами. - Так в чем проблема? – спросила мать. – Конкретно, пожалуйста. Леонтина стерла маленькой губкой написанное, и снова настрочила ответ. Художница ткнула дощечку под красный от насморка носик, указывая на умоляющие глаза. «Я не хочу, чтобы эти мальчики ко мне приходили» - Почему? – удивилась мать. – Ты разве не хотела друзей, солнышко? «Не хотела. Я не хочу друзей. Это ты придумала. С друзьями надо говорить.» - И не поспоришь ведь, - миссис Хагеруп склонила голову набок. – Но нет, Лео. Они придут. Девочка дополнила последнюю мысль: "...надо говорить, в смысле коммуницировать. Я точно испорчу первое впечатление. Я им не понравлюсь". Мать покачала головой. - Глупости. У девочки появилась идея. Художница вмиг посерьёзнела. «Сколько нужно заплатить, чтобы они не пришли?» Женщина неумолимо покачала головой. Итальянка злостно топнула, и с обидой отвернулась, уходя от беседы. - Ты что-то недоговариваешь? – встревожилась мать. Художница настойчиво качала головой. - Лео, - женщина протянула это со строгими нотками в голосе. Девочка злостно написала ответ. «У меня гадкое ощущение, что это всё - смотрины какие-то» Миссис Хагеруп расхохоталась и погладила ребенка по голове. - Откуда такие ощущения, солнышко? Вам, в конце концов, всего по тринадцать лет. Художница смущенно надула губки. «Ну, просто, мальчики, ко мне, без моего согласия и все такое 6_6. К тому же, «Марьяж Миллениума » - отличный заголовок для газеты» - Ох и паникёрша, - улыбалась мать. – Не пугайся, они пришли исключительно из любопытства и желания с тобой дружить, никто их не заставлял идти. На пару секунд девочка застыла, будто у нее на плече неспешно перебирал мохнатыми лапками ядовитый тарантул. Тревожно сглотнув, Лео медленно вывела один единственный вопрос: «Они что, уже здесь?» - That canvas is full of racism, - послышалось с первого этажа. - Да, они еще минут пятнадцать назад приехали, - ответила мать. – Просто им понравились твои портреты, которые сейчас внизу ждут грузчиков. Разглядывают, восхищаются! Женщина всем видом пыталась взбодрить дочку, но, видимо, безрезультатно. Художница только больше запаниковала. «Скажи им, что меня нет!!!» - Ну и где же ты, если не здесь? – улыбалась датчанка. «Скажи им, что меня нет. Я повесилась.» - Хватит валять дурака. Быстренько убери эту кислую мину, и жди мальчиков. Они уже скоро поднимутся. Леонтина наспех привела беспорядок в завораживающее состояние и проветрила комнату от растворителя. Нос так сильно вжился в масляные испарения, что после долгой работы свежий воздух был неузнаваемо легким. Девочка позволила себе упереться руками в оконную раму и выглянуть на тихую улицу загорода. Ее ровный носик казался сейчас слишком узким, чтобы вдохнуть все сполна. Легкую нирвану прервал мальчишечий голос: - Entschuldigung. Леонтина повернулась к двери залитая краской, будто занималась непристойностями. В мастерскую заглянул мальчик, хотя периферическое зрение могло увидеть в нем старика. Волосы совсем белые, а кожа бледная и тонкая, так что любая эмоция мяла лицо до морщин. C шеей, которую обозначал только воротник свитера, гость походил на гнома с детских иллюстраций. Один глаз он постоянно закрывал, а вторым смотрел на итальянку, сквозь стекло очков. Девочка рассеянно начиркала сообщение по-немецки (она немного знала язык), и показала его парнишке: «Вы тут давно стоите и смотрите на меня?» Мальчик с трудом читал надпись с такого далекого расстояния, поэтому ответил не сразу. Каждый миг ожидания пропекал девочке щеки. - Да нет, - наконец сказал гость. – Только что поднялись буквально. Взгляд художницы снова убежал в дощечку, и через секунду она протянула наспех начирканный ответ: «Входите, пожалуйста» Мальчик позвал второго кивком головы и резво проник в комнату на осмотр. Изумление его ненадолго задержало. - Вау! - выдал он невольно. Леонтина не считала сегодняшнюю панораму шедевром (даже до планки личного удовлетворения не дотягивала, ведь художница ее еще не закончила). Ступор гостей с благоговейной улыбкой беспрестанно смущал. Виновата ее техника гиперреализма, опасно граничащая с рельефом – Леонтина красила в безмерное множество слоев, особо выделяя объекты вблизи, так что о еловые иглы из масла взаправду можно было уколоться, а панорама в целом с любого ракурса казалась живой. Мальчик наверняка спутал поначалу эту комнату с лесом, и помалу отходит. Вслед за первым вошел другой, всем своим видом показывающий свою важность, он был более высоким и намного менее впечатлительным – зеленая опушка заставила его расщедриться только на мельком брошенный взгляд. - На дальнем дереве слой краски несколько толще, чем на остальных, - он говорил по-английски. - Плоховато у вас с можжевельниками, мисс, раз столько раз переделывали. Еще и художницей себя назыв-… Альбинос прикрыл второму рот своим кулачком. - Не слушай этого зануду. Бене все не так, если это не он делал. Британец дернулся в сторону. - Да хватит меня так называть! «Беня»! – он с омерзением произнес это прозвище. - Мое настоящее имя, если ты не забыл, - Уильям. - А я все равно буду называть тебя «Беня», - настаивал альбинос. – Идеально ведь подходит. Леонтина внутренне не унималась: гости говорили каждый на своем языке. Она все понимала, но чудаковатая пестрота била по ушам и путала мысли. - А мы ведь не представились, - вспомнил альбинос. – Я Альберт, - мальчик указал на второго гостя, - а это, как ты уже догадалась, - Беня. - Уильям, - поправил британец. Альберт проигнорировал правку. - В общем, называй его Беня, - попросил он. – А ты Леонтина, да? Девочка кивнула в ответ, и быстро написала упрощенный вариант, на всех языках он смотрелся одинаково: «Лео» Альберт нахмурился. - Какое-то очень мальчишеское сокращение, откровенно говоря. Художница, восприняв это как претензию, клюнула носом дощечку и снова схватилась за маркер. Затем медленно повернула ее к гостю с новой короткой фразой, не показывая своего лица. Если до этого момента девочка «запекалась», то сейчас уже «подгорела» и нуждалась в срочной эвакуации. «Извини» - Это очень странный повод для извинений, - констатировал мальчик. – Очень. Девочка снова повернула табличку к лицу. И опять показала гостям. «Извини» - Меня сейчас стошнит от ваших соплей, - фыркнул Уильям. – Если вам так не нравится сокращение, то придумайте другое. - Отличная идея! – обрадовался Альберт. Мальчик пробежал через всю комнату к художнице, как к зверьку, трясущемуся под кустом, и взялся внимательно осматривать ее лицо. Своим состоянием Леонтина стремилась к самовоспламенению. Альбинос задумчиво скользил взглядом одного глаза, пока другой был закрыт. Под тонким веком даже не передвигался зрачок. - Так-так… Леонтина… сокращение… Леонти…- мальчик щелкнул пальцами, - Придумал! Итальянка поджала плечи и приподняла брови, спрашивая: «Что придумал?» - Буду звать тебя Онти, - сообщил он, и обернулся ко второму. – Бень, ну согласись, ей же идет! - Идет, - кивнул Уильям, говоря это тоном, сродным с «Отстань от меня». - А тебе нравится? – спросил Альберт художницу. Девочка кивнула. Это звучало мило, на ее взгляд. - Может, мы поскорее перейдем к основной причине нашего прихода? – раздраженно спросил Ульям. Леонтина насторожилась. Какая такая основная причина? Если они пришли сюда исключительно ради дружеского знакомства, то как к этой теме можно вообще перейти? Следовательно, «пообщаться и подружиться» целью их визита не было. Но что же тогда? В голову итальянки приходило одно единственное предположение, которое она имела еще до прихода мальчиков. Перед тем, как Альберт успел что-то произнести, девочка подняла указательный палец. В сочетании с нахмуренными бровями и надутыми губкам жест значил «Погоди, сейчас я первая должна что-то сказать». Девочка уверенно надавила маркером: «Я отказываюсь от этого предложения.» Альберт удивился такому повороту событий. - То есть? Ты что, знала? Леонтина злилась. «Не трудно додуматься.» - Правда? –мальчик чуть не открыл больной глаз.– Но почему отказываться-то сразу? Итальянка с возмущением отвела голову в сторону. «Сам-то не догадываешься? Гадко же это» - Ну, да, - согласился мальчик. – Сначала немного непривычно, а потом это быстро становится… обыденным, что ли. Да ладно тебе отказываться! Как по мне, ты об этом, по логике, даже мечтать должна была. Лео злостно топнула. «С чего ты взял, что я об этом мечтала?!» - Но ты же… - Альберт совсем растерялся, сбитый с толку. – Может, хотя бы примеришь? Онти утратила нить. Немного умерила пыл, и написала: «Что примерю?» Мальчик бережно достал из кармана мешковатых брюк маленькую синюю коробочку, в которых обычно хранят ювелирные изделия, и осторожно протянул собеседнице. Он уже сомневался, что это хорошая мысль. Девочка встретила подарок с таким отвращением, будто ее угостили червями. «ТЫ ИЗДЕВАЕШЬСЯ?!» - Нет, не издеваюсь, - альбинос немного насторожился. – А мы точно об одном и том же говорим? - Алилуя! – воскликнул Уильям. Леонтина стукнула дощечкой себе по лбу и так ее оттуда и не убрала. На подходе было повторное выпекание. – Примерь все-таки мой подарок, - Альберт заговорил мягче. - Тебе понравится, обещаю. Девочка осторожно приняла коробочку, передав дощечку для письма мальчику, чтобы освободить руки. Леонтина приоткрыла тугую крышку, обшитую бархатом, будто та вела к бомбе. К счастью, в лицо не повалил свет бриллианта в сорок карат, прикрепленного к золотому кольцу. Среди голубоватых складок шелковой подстилки умиротворенно лежал овальный серебристый наушник. Художница с недоумением воззрилась на мальчика. Немой девочке не нужен и телефон, не говоря уж о дополнениях. Альберт показательно заправил белоснежную челку за ухо. Как оказалось, на нем сейчас был надет точно такой же аксессуар. - Вот, видишь, Онти? И на Бене такой. Именно из-за них мы друг друга и понимаем, говоря на разных языках. Я буквально этой зимой их закончил разрабатывать. Лео искренне изумилась. Такой уникальный и полезный гаджет и в таком возрасте, в то время как она убогие панорамки на неделю работы рисует. Но Онти все еще не понимала, зачем ей мог пригодиться наушник. С иностранцами она общалась редко, да и со знанием английского и немецкого, на ее взгляд, она и так понимала полмира. - А теперь примерь свой, - попросил немец, явно чего-то не договаривая. Леонтина бережно взялась пальчиками за гаджет, и как можно осторожнее просунула в правое ухо. Альберт посерьезнел и перекрестил пальцы. - Ну, как? Работает? – спросил он. Леонтина вопросительно изогнула бровь. - А что именно должно работать? Итальянка застыла. Подарочная коробочка выскользнула из рук, и уже через мгновение, встретившись с полом и прогнав в сторону тонкую кисточку, судорожно закачалась. Альберт хлопнул в ладоши от радости. - Работает! Скажи еще что-то! – говор немца перешел на итальянский. – Скажи-скажи-скажи! - Сказать? – Онти с трудом что-либо соображала. – Как я вообще говорю? Голос жил и говорил независимо, сам по себе, озвучивая мысли, которые художница согласна была произнести. Леонтина даже не шевелила губами (за исключением их нервозного дергания как признака легкой истерики). - Ну, понимаешь, наушник в каком-то смысле подключился к твоей голове, и транслирует то, что ты считаешь нужным говорить, - Альберт пытался объяснить, не углубляясь в термины, но выходило немного сумбурно. - То есть, он читает мысли? – художница прикрыла рот миниатюрной ладошкой. - В каком-то смысле, - немец пожал плечами. – Ты только не бойся, это совершенно безвредно. Между наушниками есть связь, и именно поэтому люди в них понимают друг друга, говоря на разных языках. Ясно? - Да, - Лео бездумно глазела на парнишку. – Я плохо разбираюсь в таких тонких материях, извини, я читала только школьный курс физики и углубленно учила лишь оптику, чтобы правильно передавать освещение. Еще один раз подробно изучила корпус одного автомобиля, потому что мне заказали его нарисовать, а я не разбиралась в механике и устройстве внешней панели. Я еще учила работу двигателя, чтобы правильно передать отдушину выхлопных газов из задней трубы, но в итоге авто было повернуто передом и все оказалось напрасно… - Леонтина опомнилась. - Я говорю слишком много? Альберт не прекращал улыбаться удачному изобретению. - Говори еще! Мне нравится! Уильям врос ладонями в трость и обдумывал прыжок из окна. Леонтина улыбалась Альберту встречно, еще краснея, но у нынешнего румянца была приятное, допустимое происхождение. - Большое вам спасибо, - голос сказал это за нее полушепотом. - Я, наверное, тону в эмоциях и немного потеряла рассудок, но, по моему мнению, это самый ценный подарок в моей жизни, и я даже чувствую себя обязанной как-нибудь отплатить, но умею только рисовать, плести фенечки, вязать, немного шить одежду при наличии материалов и теоретически могу собрать двигатель незамысловатого автомобиля модели, года так две тысячи одиннадцатого. Так что вряд ли я на что- то гожусь в плане благодарности, простите меня. Возможно, если бы мы были знакомы ближе, и я не была на протяжении жизни такой нелюдимой, я бы отблагодарила вас жаркими объятиями, но не сейчас, к глубокому сожалению. На данный момент, откровенно говоря, мне неуютно идти даже на зрительный контакт. Леонтина дернулась, точно ошпарив язык, которым даже не пользовалась. Сболтнула лишнего. - Ой, вот как, - Альберт сделал вид, что вдруг заинтересовался можжевельником, и начал отступать назад большими шагами. - Мы, пожалуй, удалимся, если тебе неудобно с нами. Не хочется тебе мешать. - Молю, останьтесь, - попросила художница. – Матушка принесла сок явно с намеком на наше дальнейшее общение, а я, на самом деле, не имею ничего против. Если вы уйдете, мне будет не с кем говорить, а мне есть что сказать! Теперь. В противном случае я начну говорить с кисточками, и моя медкарта треснет от очередного диагноза. Альберт остановился и хохотнул. - Моя медкарта точно такая же, если честно. Но диагноз там уже есть. Я с реостатами говорю. Остаток дня дети Миллениума провели в зоне отдыха Лео, сидя на мягком ковре и потягивая сок через разноцветные трубочки. - Мы будем звонить, каждый день, - пообещал он. - От телефона излучение… или что-то в этом роде, я плохо разбираюсь, - Онти поджала губы. – Дольше пяти минут тоже не очень хорошо для моей головы. - У нас тоже проблемы, да, - закивал Альберт. – Меня, например, иногда смущает мой альбинизм. А еще у меня… - Зрачка нет, - закончила него Леонтина. Альберт испугался и прикрыл глаз ладонью. - Я случайно его открыл, да? - Нет, - Онти покачала головой. – Сама поняла, когда поближе на тебя посмотрела. Просто когда я рисую людей с закрытыми глазами, у них есть небольшая выпуклость под веком. У тебя ее там нет. - Вот как, - Альберт опустил руку, но воздержался от показа глазницы. Некоторое время он зажимал веко на правом глазу сильнее обычного. Другую деталь девочка заметила буквально с порога, но не решалась спросить. - А почему у тебя все руки в маленьких царапинах? Мальчик бросил взгляд на ладони, пленившие опустевший стакан. - А, это. Я просто очень люблю играть с бездомными котятами, они за общежитием нашей школы живут. Некоторых я беру домой, но комендант их быстро выгоняет. - Его мать говорила мне, что он всю жизнь какую-нибудь живность в дом таскает, - сказал Уильям. – На мой взгляд, лет через семь-десять начнет домой бездомных водить. Или того хуже, карманников. - Да нет, - с сомнением протянул альбинос. – До такого не дойдет. - Раз зашла тема о недостатках Миллениума, кто-нибудь хочет спросить о моем героическом терпении? – чванливо поинтересовался аристократ. - Пожалуйста, рассказывай, – попросила Лео. - Мне интересно, правда. Механический протез на ноге ведь, да? - Да, - мальчик ничуть не удивился догадке. – Опережая ваши объяснения, могу сказать, что к этому нетрудно было придти, исходя из наличия у меня трости и выступающих на уровне коленей неровностей-шурупов под брюками. Девочка неуверенно кивнула в ответ, не зная, что и сказать. - Он так всегда делает, - сообщил Альберт. – «Сейчас я объясню то, что ты хочешь объяснить мне» Уильям задумчиво отвел взгляд, приподняв нос несколько выше обычного. - Наверное, это мое призвание. Разговор потек дальше. Ближе к ночи родители забрали мальчишек домой. Для Леонтины вечер был легендарным. Она так сильно устала от разговоров, что решила остаться спать в мастерской. Девочка легла на спину, широко раскинув руки. Со сладкой улыбкой она медленно перебирала в голове сегодняшние события. Через одиннадцать лет и полтора месяца она будет лежать точно так же в этом же месте, но мертвая. Декабрь 2022. Мелкие дождевые капли бомбардировали стекло, борясь с тишиной. Казалось, ливень выбрал в фавориты единственное окно во всем Кардиффе. Снег на Новый год верно шел к статусу фольклорного персонажа. Бенедикт апатично листал страницы детективного романа. За пару секунд он успевал проскользнуть взглядом по каждой, не теряя ни грамма сути и понимая даже больше любого другого читателя. Временами он догадывался до ходов преступника даже раньше героя, это несколько раздражало. Сразу появлялось желание треснуть этого глупца тростью. Потом до конца рассказадиктовать, что нужно делать, чтобы легко, а главное самостоятельно выйти на убийцу без этих ваших роковых случайностей и прочего. Но лучше взяться за это все самому, наивернейший вариант. Парень бросил равнодушный взгляд на кожаный диван рядом с его рабочим столом. Слишком тихо. Обычно оттуда доносятся звуки постукивания женских пальчиков по пластмассовым клавишам ноутбука дамского сиреневого дизайна, качки ногой, закинутой на другую, под скрип натянутой до предела обивки, а еще хихиканье, время от времени. Согласно изначальной задумке, на своем рабочем месте Матильда занимается его финансовой отчетностью. Сам аристократ мало что в этом соображает, в основном принципиально. Родители с детства прививали Уильяму мысли о работе в экономической сфере, так что бунтарское подсознание поставило на эту отрасль большой блок. Для Мати такой расклад был как нельзя кстати. Поскольку возня с «финансовой отчетностью» начальника занимает около двух часов в месяц, остальное время бельгийка тратит на интернет, чат и прочие прелести онлайн-жизни. Взгляд детектива будто споткнулся об одну из сотен бисерных строк. Парень вскочил с кресла (оно чуть не упало) с таким видом, будто собирался задушить эту книгу. - Что?! «Улика косвенная, это ничего не доказывает»?! – Бенедикт был в бешенстве. – А я не собираюсь это дочитывать. Бенедикт захлопнул книгу, нетерпеливо обошел крупный стол и поставил ее обратно на одну из десятков полок. Его книжный шкаф длился ровно одну стену ввысь и вширь. Владелец иногда с гордостью на него поглядывал. Он лично составлял списки и расставлял все в алфавитном порядке. Иногда, ради веселья, Бенедикт изменял алфавитный порядок по названиям на алфавитный порядок по именам авторов. А потом переставлял все обратно. Весело. В кабинет постучались. Его офис находился в собственной квартире. Это не мог быть клиент, так как они обычно заранее звонят и договариваются о встрече. Если бы кто-то пришел вот так спонтанно, Бенедикта бы предупредил Сарко, который в этом доме исполняет функции домохозяйки, нянечки, коменданта, ну, и охранника, так и быть. Получается, это кто-то из сожителей детектива. Ни Мати, ни Сарко, ни Бим обычно не стучатся. Последний чаще всего при входе невзначай падает на диван поверх Мати, и только потом, умостившись, начинает разговор. Если стучался точно не кто-то посторонний, то это в любом случае один из сожителей. Наличие стука говорило, по крайней мере, о том, что они что-то задумали. - Войдите, - бросил Бенедикт. Дверь из красного дерева плавно приоткрылась. Оттуда шустро выглянула Матильда, сдув с глаз коротенькую челку. Бельгийка как-то по-особенному улыбалась. - А у кого сегодня день рождения? - Я бы предпочел называть это «ночь рождения», такая формулировка более корректна, - ответил аристократ. – И да, отвечая на Ваш вопрос, у меня и еще примерно у пятидесяти тысяч человек. - На долю секунды во взгляде Матильды проскочило желание убить, но она сохранила дружелюбие. Девушка приоткрыла дверь ногой, и вошла в комнату, держа в руках большую коробку с тортом. Вслед за ней в кабинет вступили Сарко и Бим. - Давай, - шепнул реслер, мягко похлопав Мати по спине. Продолжая по-особенному улыбаться, девушка подошла к Бенедикту, и торжественно вручила подарок. Детектив чуть не согнулся пополам, приняв его. На такой большой вес он не рассчитывал. - С ночью рождения, милый, - бельгийка обошла парня со стороны, встала на носочки и поцеловала в щеку. - Я… польщен. Большое спасибо, - пробормотал аристократ, борясь с постыдным румянцем. Столько теплоты со стороны подчиненных. Вряд ли экономный Сарко позволил бы Матильде купить торт, со своим-то статусом местной кухарки. А Бим… эм..нууууу… молодец, что поставил игру на паузу, и преодолел два метра дороги сюда. - А теперь открой, - попросила Мати, по-особенному улыбаясь.Придерживая дно коробки коленкой, британец с интересом заглянул внутрь. Оттуда на него смотрел пышный торт в несколько коржиков-этажей, щедро политый шоколадным соусом. Розочки из безе сверху, кондитерские бусинки, аккуратная надпись, выведенная тонкой струйкой розового крема – все в лучших традициях бабушек. Бенедикт нахмурился. - Что здесь написано? Это не английский. Особенная улыбка не исчезала с лица Матильды. Неестественность ее тона проступила сильнее. - Здесь на немецком, французском и английском написана одна и та же фраза: «Извините меня, я больше так не буду. Я мудак.». И если ты сегодня же не подаришь этот торт Альберту и его ребятам, я тебе по шее дам. Прищур аристократа стал несколько уже обычного. - Есть альтернатива? - поинтересовался он. - Третий вариант. - Разумеется, есть, милый! Тебя может выпотрошить и Сарко. А еще Бим, он недавно приобрел новую замечательную винтовку! - Не-не-не, - сделал вставку геймер. – На этого вот новую винтовочку я эксплуатировать не буду. Она же дорогая. - Ах, чуть не забыла, - добавила Мати. Особенная улыбка уже устрашала. – Обязательно скажешь Альберту, что никакая я не твоя жена. Сам. - Но он же нам поверил! – заканючил именинник. – Ну пожалуйста, можно я хотя бы в чем-то буду лучше Цвайнштайна в его глазах? Беня умоляюще выставил нижнюю губу. Особенная улыбка не выдержала молящего гнета и треснула. Мати тоже треснула. Хлыстом по лицу. *** Леонтина уютно умостилась между огромных подушек с альбомом для скетчей на коленях. Укутавшись в махровое одеяло, она мечтательно выводила разнообразные фигуры сангиной. Рядом стоял травяной чай, который больше напоминал маленькое болото в кружке. К счастью для художницы, запах красок полностью перебивал целебные благоухания. За двадцать два с лишним года они порядочно надоели. Кто-то постучался в дверь. - Войдите, - бросила Онти, не отрываясь от наброска. В комнату вошла миссис Хагеруп. С праздничной улыбкой на лице она держала в руках коробочку, обернутую в подарочную бумагу с изображенными на ней пингвинами. - А у кого сегодня день рождения? Художница смущенно заправила за ухо золотую прядь чистой от сангины рукой. - У меня, - девушка слабо улыбнулась. - Еще один подарок? Мам, я не обнаглею? Уже пятый от вас. Датчанка покачала головой. - Это не от меня. Его только что принес курьер. Онти радостно вылетела из пледа, как из мягкой пороховой пушки, и бросилась навстречу подарку - От Альберта? - На коробке указано почтовое отделение Ульма, - мать говорила с неоправданной загадочностью. Лео весело запрыгала на месте, будто выиграла в лотерею. - От Альберта! Вид узора на блестящей упаковке привел ее в восторг. - Мамуль, не оставишь меня пожалуйста? - Да, конечно, - кивнула датчанка, и бесшумно закрыла за собой дверь. Уже в коридоре добавила - Воркуйте на здоровье. Девушка проигнорировала вставку и вернулась под одеяло. Онти с нетерпением зажала маленькую округлую кнопку на своем наушнике. Несколько секунд аксессуар капризно шипел, пока полностью не наладил сигнал. - Да-да, - откликнулся Альберт. - Привет! - художница была вне себя от радости, хотя в голосе быстро проступили раздраженные нотки. - Ты почему заранее ничего не сказал? Я бы тоже что-нибудь прислала. - Так сюрприз ведь. К тому же, та крутая повязка, которую ты сшила, замещает все мои подарки лет на двадцать вперед. И бабочка. - Ох, скажешь тоже! За один только наушник я обязана душу тебе продать, чего уж там. - Да ладно, я только чуточку усовершенствовал тот, который делал на продажу, - парировал парень. - А вот это да, исключительно для тебя. - Негодяй, тут и души будет недостаточно, - обиделась девушка. - Вот когда приедешь ко мне - обязательно ударю. А потом извинюсь и уйду к тебе в рабство. - Ты хоть открой причину своей неволи, - попросил Альберт.- Зря я это все что ли собирал. Онти порвала упаковку, хрустя бумагой. Рисунок внутри на секунду обескуражил. И заставил хохотать. - Утюг? Ну, спасибо большое, хозяин. За это стоило уходить в рабство. - Это не то! - обиделся альбинос. - У меня другой коробки не было. - Да поняла я, поняла, - сквозь смех кивала Онти. - От-кры-вай, - твердил механик. Девушка с любопытством подняла картонную крышку. Основное пространство занимала вата, которая в дороге успела превратиться в нечто подобное супу-пюре. Среди комочков криво лежал пластиковый пакет, щедро обмотанный плотным скотчем. - Боялся, что я смогу открыть, да? - усмехнулась Лео. - Просто не хотел, чтобы оно повредилось в дороге, - объяснил Альберт. - Там все такое хрупкое, ну, понимаешь. Благо у девушки наличествовал канцелярский нож и не наличествовала тяга к резьбе по рукам (Леонтина давно и полностью отдала предпочтение петлям). Онти осторожно провела лезвием по самому уплотненному липкой лентой месту, и с нетерпением вытащила свой подарок. Большие очки с округлыми линзами. Надевая такие, любая девушка приобретает сходство со стрекозой. Массивная металлическая оправа с множеством гаечек ювелирной работы. Общий вид аксессуара был если не странным, то, по крайней мере, забавным. Художница надела на нос эти окуляры, ожидая всего: от Апокалипсиса до банальной возможности видеть сквозь стены. И ничего не происходило. Совсем. - А что они должны делать, очки эти? Парень пару секунд помолчал. - Не порти сюрприз, - Альберт практически мурлыкал. - Сначала нужно надеть все остальное. Давай, быстрее. - Раздевание по телефону наоборот, ей богу. Альбинос понял намек. Хотя, намеку не обязательно было присутствовать, чтобы быть понятым. - Давай, сделай это! Обрадуй меня. Девушка несколько изменила тон речи, сделав голос более низким и хриплым. - Шалунишка, - наигранно изрекла художница. - Я медленно натягиваю на себя эти окуляры... - Продолжай, негодница, - попросил механик. - А теперь я не спеша достаю из пакета... что это... - девушка с небольшим удивлением встретила вторую часть подарка, но продолжала играть, - ... обруч. Такой ... большой. - Давай же, детка, надень! - Я.. заправляю им волосы... они так покорно изгибаются под его нажимом... - Пошлячка! - возмутился механик. - Да, чего это я, - голос стал нормальным. Девушка плотно заправила обруч за уши, и продолжила обзор. Последней была пара перчаток. Из тонкой серебристой материи, со стороны ладоней они были покрыты крошечными пластиковыми бусинками-присосками. - Это для работы в огороде? - Сюрпри-из, Онти, сюрприз, - протянул альбинос. - Так, я все надела, - сообщила художница, поправляя еще один странный аксессуар на своих руках. - Где мой сюрприз? - Суть в том, чтобы ты посмотрела в зеркало, - сказал немец. - Случится что-то крутое? – Леонтина взбодрилась. - Я смогу проходить сквозь него в зеркально отраженный параллельный мир? Или увижу будущее? - Нет, Онти, ты поймешь, насколько глупо сейчас выглядишь. Ладно, шутки в сторону, включаю. Ты главное садись поудобнее и расслабься. - Ага... – Леонтина умостилась среди подушек. – Готово. - Угу... – Альберт говорил в нос только тогда, когда копошился в проводах. - Сейчас уже... - Один вопрос, - сделала небольшую вставку подопытная. - Какая вероятность того, что я взорвусь? - Ну, процента та-ак... два, - выдавил механик. - И еще сорок. Немного подумав, Онти пожала плечами. - Не сто. Включай уже. *** Механик откинулся на офисном кресле и ртом пустил клуб теплого пара. На потертом рабочем столе мирно покачивался маленький цилиндр в пластиковом корпусе. С двумя резиновыми колесиками по бокам, гаджет отдаленно напоминал игрушечную машинку от производителя, не имеющего ни малейшего понятия о том, как выглядит автомобиль. После короткой паузы Альберт резко выпрямился и зажал "Enter" на клавиатуре ноутбука. Взял «недомашинку», установил на пол рядом со столом, и снова оглянулся на экран. Полоса загрузки ползла вперед, счетчик процентов маршировал к сотне. Сорок… пятьдесят… шестьдесят… семьдесят… восемьдесят… Из-за угла экрана стремительно выскочил белый прямоугольник, нагло закрыв собой показатели от прибора. На секунду механик замер. Самый незначительный сбой в системе мог свести на нет месяц трудов. - Погодите-ка… - немец скользнул взглядом по тексту оповещения. – А, камеры… Альбинос возмущенно щелкнул мышкой на «Просмотреть». Вот надо ж было в самый неподходящий момент кому-то прийти! Лео, подарок и так далее – это конечно важно, но с нежданными гостями на крыше лучше все-таки поосторожничать. Почему-то при виде посетителей парень нервно захихикал. *** Гвоздь поспешно нарезал овощи к праздничному столу. Нож постукивал по доске в ритм музыке в наушниках. Ломтики красного перца весело выскакивали из-под лезвия, а сок от них рыжими каплями летел на фартук. В этом доме готовил только Клоу. Дело совсем не в том, что у него, как у француза, был стереотипный талант к этому, или принципиальное желание сделать прерогативой, нет. Возиться на кухне было просто некому. Кирс слишком феминистка (хотя на самом деле она обладала талантом – после встречи с ней все яства превращались в овсянку). То, что готовит Альберт, имеет обыкновение выскакивать из тарелки и скрываться в темноте, даже если изначально это был бутерброд. А Сёри - ... Сёри, ему по определению нельзя вставать с дивана не с целью поесть. В кухню вошла Кирс. - А у кого сегодня день рождения? Барабанные выстукивания ножа приостановились. Клоу медленно обернулся к коллеге, и посмотрел на нее с таким раздражением, будто она рассказала шутку, ставшую бородатой еще в древности. - Отстань. Клоэра факт его недавно всплывшего будущего, которое скорее нагрянуло, чем размеренно всплыло, практически не задевал. Но ежедневные напоминания со стороны товарищей исключительно с целью поиздеваться изрядно бесили. Кирс окинула равнодушным взглядом накрытый французом стол. Несколько пестрых салатиков и парочка тарелок с тонко нарезанным сыром и оливками. - Чего так скромно? - Курица стынет в холодильнике, - бросил Гвоздь, он вернулся к готовке. – Шампанское и торт там же. Ты же знаешь нашу капризулю, все ему слишком теплое. - Ну да, - девушка машинально кивнула. – Чего я пришла-то… Парень снова отвлекся от доски для нарезания, и с интересом обернулся к собеседнице. Последняя фраза была многообещающей. - Да-да. Кирс сжимала тонкие ручки подарочного пакета. Хватка была такой крепкой, что они, казалось, беспомощно дрожали, взывая к спасению. - Мы тут с Сёри подумали, - девушка буквально выталкивала из себя сказанное. Да и выражение лица у нее было как при встрече с фаянсовым другом после плохого обеда. – Мы же ни разу …. не праздновали твой день рождения,… а теперь знаем дату. Вроде как. Парень приятно удивился. Наверное, за его коллегами это было первое проявление заботы. - Я польщен, честно. Но. В пакете точно не пособие для злых гениев, или еще что-то в этом роде? - Нет, это было бы не очень смешно, - ответила Карамболь, к ней вернулось нормальное выражение лица. Девушка швырнула подарок французу в руки. – Наслаждайся моей добротой, пока она есть. А есть она раз в году. Парень радушно улыбнулся коллеге, теребя в грязных от овощного сока руках глянцевый пакетик. В карманах ребят одновременно зажужжали мобильники. Карамболь тут же спохватилась. - Так-так… - девушка спешно прочла текст сообщения. – К нам незваные гости с крыши, идут по пожарной на черный вход. Ненавижу гостей. Тем более незваных. Клоу уложил свой подарок на стул, протер руки полотенцем, снял фартук, и с энтузиазмом добавил: - По крайней мере, хоть что-то веселое. Ребята выскочили в коридор и подошли к черному входу в полной боевой готовности. Тяжелая железная дверь медленно приоткрылась. - Всем стоять! – голос был знакомым до боли в ушах. - У нас... заложник!! Кирс не покидала боевую стойку, но все-таки удивилась такому повороту. - Какой еще заложник? - Торт! Коллеги в полном непонимании переглянулись. - Какой еще торт? - спросил Клоу. - Хватит валять дурака! – прикрикнула Мати. Девушка втолкнула детектива в помещение, и сама вошла следом. По податливости движений парня трудно было понять, это он тюфяк, или бельгийка такая сильная. Хотя, скорее всего, верными были оба варианта. Матильда схватила начальника за ухо, и смяла последнее в маленький комочек, как использованную салфетку. - Он пришел извиниться за свое плохое поведение, - девушка по-особенному улыбалась. - Верно, милый?- Да... - пропищал детектив. От боли его длинные пальцы изогнулись как когти коршуна. – Я к-ка-а-а-аюсь. - Умница, - Матильда отпустила покрасневшее ухо, и погладила Беню по головке. При его росте она туда с трудом дотянулась. – Только Альберту это же скажи. Вслед за «семейной парой» вошли Бим и Сарко, он нес тот самый пятикилограммовый торт. Кирс слегка зарумянилась. Он снова был в тапочках. Все гости почему-то были в тапочках, но она догадалась, по чьей инициативе. Сарко учтиво кивнул хозяевам. - Здравствуйте. Приносим глубочайшие извинения за внезапный визит. Из конца этажа донесся хлопок железной двери. Альберт поторопился к гостям. При виде детектива обычно мягкие черты лица механика несколько заострились. - Кто пришел к нам, - альбинос практически ворчал. - Здра-авствуй, Цва-айнштайн. - Бенедикт тянул слова.- Я хоте-ел сказа-а-ать,… Мати нежно взялась за руку аристократа, и незаметно для остальных сделала ему крапивницу. По цепной реакции речь детектива перешла в скороговорку. - Я ХОТЕЛ СКАЗАТЬ, - за повышенным тоном он скрывал болезненный вопль. - ТО, ЧТО Я ХОТЕЛ СКАЗАТЬ, БЕЗ СОМНЕНИЙ, - ОЧЕНЬ ВАЖНО, ТАК КАК РАДИ ЭТОГО МЫ ВСЕ ПРЕОДОЛЕЛИ НЕСКОЛЬКО СОТЕН КИЛОМЕТРОВ СЮДА. РАЗУМЕЕТСЯ, С ПЕРСПЕКТИВЫ ВСЕЛЕННОЙ И ЕЕ РАЗМЕРОВ, ЭТО БЫЛО НЕСКОЛЬКО КРОШЕЧНЫХ ШАГОВ. ГОВОРЯ О КОСМОСЕ, НЕ МОГУ ОБОЙТИ ТО, ЧТО В ВАКУУМЕ НЕТ И НЕ МОЖЕТ БЫТЬ РАСИЗМА, НО КАКИМ-ТО ОБРАЗОМ ОН ПРОСАЧИВАЕТСЯ НА ЭТУ ТЕОРИТОРИЮ, СВОБОДНУЮ ОТ ПРЕДВЗЯТОСТИ. ТАК ВОТ,... - Ближе к сути, милый, - промурлыкала бельгийка, ослабляя хватку. Бенедикт прокашлялся, поправил галстук, и взял себя в руки. Он виновато посмотрел на старого друга, хоть взгляд и норовил стыдливо уйти в сторону. - Альберт, - впервые в жизни детектив назвал механика по имени. - Я приношу глубочайшие извинения за свои аморальные действия. Признаю, я был не прав, я был инфантилен и глуп, играя с вами как с оловянными солдатиками. Страшно осознавать, но в этой ситуации я оказался хуже расистов! И прекрасно все пойму, если ты сейчас не перестанешь на меня так укоризненно смотреть, и выставишь на улицу в канун Нового года, - Бенедикт жалобно шмыгнул носом, - и моего дня рождения. Альбинос долго не сводил с него глаз. - Если это все ради галочки - считай, что я тебя простил. Можешь идти домой. Беня ощущал дискомфорт от такого «прощения». Парень в растерянности выдал: - Но мы же... принесли торт! Из комнаты Сёри донеслось хриплое завывание, как при вынужденном пробуждении медведя от спячки. - Я вас прости-ил, - в зевке сообщил мальчик. - Несите торт. - А почему он спит в такое время? - шепнула Мати. - Новогодняя ночь ведь, фуршет и все такое. - Все в порядке, - уверил Альберт. - Сёри всегда много спит. Он обычно выходит из своей комнаты к полуночи, сидит ради порядка во время курантов, набирает еды, и уходит с ней обратно к себе. А так почти не выходит. Бенедикт умоляюще смотрел на механика. - Ты простишь меня? - Подразумевается еще "ты пригласишь меня на новогодний ужин", да? - улыбнулся Альберт. - Да, - честно ответил детектив. - Прощаю, - кивнул немец. - И приглашаю. К тому же, у вас торт. Гостей провели на кухню. Сарко сразу взялся помогать Клоэру с готовкой, в то время как у девушек завязался разговор о безалаберности их начальников. Дети Миллениума вместе с Бимом увлеченно вели диалог о том да сем, пока Альберт не схватился за голову. - Забыл! Механик на полной скорости помчался к лаборатории. Некоторое время детектив смотрел ему вслед и последовал хвостом. За пластиковой дверью находилась тесная комнатка, тускло освещаемая настенной лампочкой. Парень торопливо побежал вверх по железной лестнице, крепко держась за трость, она могла случайно провалиться в одно из отверстий. К счастью аристократа, Альберт на некоторое время замешкался у самого входа в лабораторию, искать его не пришлось. Механик выбивал пальцем по сенсорному экранчику на стене пароль из сорока знаков. В суете прошлого раза дверь, видимо, захлопнулась. - Чего это ты бросился за мной? - спросил альбинос, не отвлекаясь от набора. - Мне было интересно, что же заставило тебя нестись сломя голову. - Там просто... - Альберта перебил короткий сигнал, сопровождаемый надписью "Доступ разрешен' на экране. - Побежали. Дети Миллениума вошли в лабораторию. Ледяной воздух колол кожу миниатюрными иглами. Издали слышался тихий, скупой плач. Благодаря местной акустике даже мышиный писк разносился во всеуслышание. Вздохи звенели громче всего у самого стола Альберта. Механик начал осматриваться в наплыве спешки и неразберихи, пока Бенедикт не хлопнул тростью ему по плечу. - Под столом, дурень, - шепнул он. Из темноты указанной локации высунулась белокурая головка. После долгой паники и слез лицо Леонтины было таким, как если бы ее разбудили в четыре утра. - Беня? - пробормотала она. Они сцепились взглядами ненадолго. Британец не общался с Леонтиной так часто, как Цвайнштайн. На последнем сборе полного состава троицы у всех еще были прыщи. - Привет, Онти, - Альберт улыбался в стороне. - Привет, - сказала Леонтина исключительно из тактичности. - Бень, а ты подрос... - Спасибо, - Бенедикт взял себя в руки. - Вопрос. Что вы делаете у него под столом? - Ну, - Лео пригладила взъерошенные волосы у себя на голове. - Паникую и плачу, по всей видимости. Раз - дома, два - я посередине какого-то странного холодного места. Думаю, составлю-ка я компанию вон тем носкам со снежинками! Бенедикт тихонько прыснул в кулак, не слишком смеясь. - Так, а ну вылезай оттуда, - потребовал Альберт. Девушка послушно выползла из-под стола, и встала на ноги. Хотя это трудно было назвать ногами. Ниже колен туловище Лео сливалось в однородный луч, который проектировался из той самой маленькой "недомашинки". Художница напоминала джина из лампы. - У меня вопрос, - девушка глазела на новообретённую конечность, даже через пятнадцать минут после ее первого появления это выглядело пугающе. - Что за херня, Альберт? Нет, разумеется, перед вами стоит моя голограмма, физически я у себя дома в Аосте, то, что тут происходит вижу через те окуляры, чувствую температуру и прикосновения к рукам из-за перчаток, а обруч как-то отвечает за то, что я передвигаюсь, но... что за херня? - Встречный вопрос, - не растерялся немец. - В чем тут проявляется херня? - Ладно, - протянула художница. Разговор намечался долгий. - Во-первых, где мы? - В моей лаборатории, - ответил Альберт, это же было очевидно. - Да? - Леонтина удивленно пробежалась глазами по заснеженным стеллажам, они неприветливо смотрели на нее из полумрака. - Совсем по-другому представляла! - И как же? - у альбиноса проснулся интерес, хотя таковой у него редко засыпает. Лео вдумчиво посмотрела вверх, взявшись за подбородок. - Ну, знаешь, у меня в голове все было очень футуристическим. Как на космических кораблях в старых фильмах про инопланетян. Ну, знаешь, разноцветные лампочки везде, маленькие кнопочки, все такое яркое. Разговор потек сам по себе, дальше, и дальше. Альберт успел объяснить, что помимо действий девушки, обруч отвечал за ее внешность на голограмме. Перед финальным спуском гаджет просканировал художницу, поэтому здесь парни видели ее такой же, какой она была дома: ростом несколько выше среднего (что было сильным ударом по самолюбию мелкого Альберта), одетая в красную клетчатую рубашку и джинсовый комбинезон, густо засаженный пятнами от краски и мелков. Беседа текла и текла, без труда уйдя от объяснений куда-то дальше. Вытекла из лаборатории, и помчалась вперед, крутясь от одной темы к другой. Дети Миллениума и не заметили, как с головой окунулись туда, совершенно потеряв счет времени, пока Альберту не пришла злостная смс, видимо, групповая: "Да вы уже задолбали торчать там, спускайтесь. Пять минут до Нового года, имениннички." - Идем есть торт, - весело сообщил альбинос. Он виновато обратился к Лео. - Ты прости, Онти, я не смог сделать тебе из осязания что-то круче перчаток, ... - и с энтузиазмом добавил - но это пока! Художница улыбнулась, отбрасывая за спину прядь. - Да куда мне там еще торт есть, рабам вообще нельзя за один стол с хозяином. - Побежали, мы тебя со всеми познакомим, - немец схватил девушку за руку и радостно потащил в сторону стеллажей, будто им по десять лет. «Интересно, - подумала итальянка на бегу. – Он каждый день носит эту бабочку и повязку, или только при мне надел?» Гуляли до утра, а то и дольше. В двух словах, всем было весело. К концу празднований о былой ссоре никто и не помнил. Была, правда, игра «Попади в Беню чем-нибудь» ради душевного удовлетворения, но обошлось без кровопролития. У Альберта сохранилось фото с раунда со стулом. Детектив и его подопечные вернулись домой в Кардифф уже ближе к полудню, и сразу завалились спать. Хотя, по виду за окном трудно было сказать, полдень то был, или полночь. Дождь и не думал прекращаться. Мати долго ворочалась. Странно, ведь она сильно устала. Каждый раз, когда бельгийка, казалось бы, хорошенько умостилась, глаза сами по себе открывались, как капризные двери старого автомобиля. Даже вторая пара подушек не помогала отключиться. «Нет, все-таки что-то тут не так» - подумала девушка. Такое состояние напомнило ей времена, когда отец водил ее и сестру на армейскую подготовку для школьников . Трудно забыть, как тебя в одиннадцать лет учили убивать. Еще одним из многих умений, которым научили Матильду на этих курсах, было ощущение посторонних на незначительном расстоянии. Девушка насторожилась. Да, действительно, за дверью в ее спальню кто-то дышал. Мати бесшумно поднялась, и сунула ноги в тапочки. Босые пальцы липли к паркету, это можно было расслышать. Бельгийка подошла к стулу рядом со своим туалетным столиком, и накинула на себя халатик, висевший на спинке. Не хотелось появляться перед не пойми-кем в ночной сорочке. Походкой ниндзя, как ее учили в школьные годы, Матильда на цыпочках подкралась к двери. Девушка бережно взялась за круглую позолоченную ручку, и повернула, затаив дыхание, будто перерезала красный провод. Перед тем, как создавать комичную ситуацию, ударив ногой по печени постороннего, которым мог оказаться Бенедикт, Мати выглянула в коридор, краем глаза. Там на самом деле был Бенедикт. Парень неподвижно стоял, опираясь на трость. Свободной рукой медленно крутил пуговицу на спальной рубашке. Лицо не выражало ничего, кроме дремы, которая была бессильна в сравнении с тяжелыми мыслями. Глаза застыли на одной точке. - Что-то случилось? – шепнула Мати. Девушка выступила из спальни, и подошла к начальнику, придерживая рукой края халата на уровне груди. Детектив не относился к тем, перед кем она бы щеголяла в бикини. - Матильда, - сказал Бенедикт. Фраза сработала как переключатель от купания в собственных мыслях к содержательной беседе. – Я вас уважаю. - Ты пьяный?! – шикнула на него девушка. - Конечно, нет, - детектив наморщил нос. – Я всего лишь хотел сказать, что вы – очень близкий мне человек, если не самый близкий. - К чему ты клонишь? – бельгийка смущенно заулыбалась. - Есть один секрет, - признался Бенедикт. – Это не дает мне покоя уже несколько часов. Я просто обязан кому-то рассказать. И, если не ошибаюсь, Вы в этом разбираетесь. - Бельгийка смотрела него взглядом заботливой матери, готовая выслушать что угодно. - Говори. Детектив перестал теребить пуговицу, и вцепился в нее стальной хваткой. - Сегодня ночью произошло то, чего я боялся долгие годы. Мати прикусила нижнюю губу, с состраданием глядя на британца. - И.. что же? - Матильда, - он сделал небольшую паузу, крепче и крепче сжимая несчастную пуговицу. – Я, кажется, сегодня влюбился.