На руинах былого величия

      Долгие-долгие месяцы Сун Цзычэнь был в пути в одиночку с Фусюэ наперевес. Он следовал за малейшими слухами, за любым словом о слепце-заклинателе в белых одеждах, сбиваясь со счёта дней. Порой забывал о сне, через пару дней валясь с ног, а после не прощая себе даже минуты промедления. То было весной.       Он был ищейкой. Даже в самых грязных уголках всеми богами забытых деревень и городишек раскапывал хотя бы обрывки информации о совсем юном одиноком калеке-даочжане. Всё было бесплодно. Спешить стало совсем поздно, а след Синчэня окончательно затерялся к середине лета.       Сун Лань ночевал в полях, пропитание добывал охотой. Лицо его осунулось, под глазами пролегла тень, а денег даже на починку пары совсем прохудившихся сапог не осталось. Уже без былой надежды в голосе он спрашивал о благородном заклинателе, потерявшем глаза — он носил за спиной меч, завёрнутый в белые ткани. Промозглой дождливой осенью Цзычэнь не прекращал искать.       Уже год минул с той поры, как своими неосторожными словами Сун Лань прогнал любимого. До бесконечности оставаться в пути, обежать все земли и жизни не хватило бы, но одинокий заклинатель всё не сдавался.       Уже многие месяцы он засыпал в одиночестве, изучая яркие созвездия, которые, даже не глядя в небо, его потерянный возлюбленный мог безошибочно указать и назвать.       Несколько лет он следовал сквозь неизвестные земли, слышал множество незнакомых наречий, что едва походили на речь родных мест. Языки там шипели и рычали, лениво перекатывались и бешено быстрым темпом утекали вперёд.       Сун Цзычэнь видел настоящий снегопад, тот, что не стаивал спустя несколько часов. Пласт снега мягко проваливался, хрустел под ногами, мороз неприятно жёг кожу. Снежинки капельками воды оседали в ладонях, ресницы и волосы заиндевели. Метель больно била кусочками льда по щекам, а в зимнем лесу сугробы наметало по колено.       Сун Лань был у моря, касался загрубевшими ладонями солёной воды. Ходил по каменистому берегу, подбирал дивных форм и цветов ракушки и сточенную до блеска морским прибоем гальку. Несколько особенно полюбившихся больших и ярких раковин Цзычэнь убрал в небольшой мешочек и запрятал в рукав ханьфу. Он смотрел на вздымающиеся волны холодного моря, разливавшегося дальше обозримого горизонта, сжимая в ладони маленькие круглые камешки, и вновь бесконечно корил себя за то, что пришёл сюда один.       Цзычэнь видел сверкающий красным и золотым императорский дворец, проходил у его ступеней, кланялся приближенной правителю страже, видел в двух кварталах поодаль захудалые трущобы, где нищий одноногий старик тянул руку за подаянием. Сун Лань вложил в ладонь просящего несколько монет — возлюбленный всегда учил его милосердию и щедрости.       Он проходил сквозь величественные огромные города и увядающие деревни, где каждый забор покосился. Пересекал полноводные реки и богатые урожаем плантации. Видел поражённые засухой поселения, где от голода умирали зимами дети.       Встречал ли он преисполненных благородства заклинателей из великих орденов, беспринципных бандитов, торговцев, простых крестьян или потерянных нищих, но так и не встретил того, кого так жаждал увидеть и о ком плакал еженощно. Того, о ком так отчаянно искал любого упоминания, но лишь бесплодно скитался от одной провинции к другой.       До одного дня. — Слепец-заклинатель? — переспросил улыбчивый краснощёкий мясник. — Видал-видал.       Он протянул Цзычэню мешочек с засушенным мясом, принял от него несколько монет. Вытерев руки об окровавленный фартук, мясник бросил деньги в лоток под прилавком, а после согнулся в вежливом поклоне пред даочжаном. — Бывает, приходит. Когда один, когда с дерзким юношей или слепой девчушкой, — добавил он и тут же разразился громким криком в противоположном направлении, схватив мясницкий топорик. — Госпожа Цинь! Свежее-свежее, как вы любите, только разделал! — Даочжан! — окликнули Сун Ланя из соседнего лотка.       Цзычэнь обернулся. То была торговка выпечкой, раскладывавшая свежие маньтоу на прилавке. — Не того ль ты молодого господина ищешь? Меч носит, завёрнутый в белую тряпку.       Пекарша была женщиной юркой, маленькой и болтливой. Цзычэнь не успел и слова сказать, даже кивнуть, прежде чем торговка выскочила из-за своего прилавка, держа в руках несколько паровых булочек, которые тут же вложила в ладони заклинателя.       Город И — местечко мелкое, отдалённое от любого из крупных орденов. Всё это значило, что Сун Лань неизбежно выделялся из толпы. Ростом, выправкой фигуры, носимыми им одеждами и оружием, и оттого встреченные женщины при виде него вздыхали мечтательно, мужчины — завистливо. Но каждый человек всё равно был необычайно приветливым, на разговор шёл охотно, а при возможности предлагал бесплатный ночлег или еду, лишь бы заполучить расположение столь редкого благородного гостя. Во владениях могущественных заклинательских кланов подобного внимания можно было не ждать. — Возьми-возьми, и денег не надо. Уж, поди, устал с дороги, молодой господин, поешь-поешь, — суетливо застрекотала пекарша. — А друзья твои с девчушкой часто и у меня что-нибудь покупают. Нет-нет да придут на рынок — то поодиночке, а иногда и все вместе… Ах, такой юный, красивый даочжан, а уж калека! Как жаль, а ведь девушка и того младше, — покачивая головой, запричитала женщина.       Кажется, долго ещё она не умолкала, в красках описывая прекрасного заклинателя в белых одеждах и сопровождающих его юношу и девушку. Цзычэнь уже не слышал — неужто! Могла ли здесь быть какая-то ошибка? Простое совпадение? Мало ли бродячих по свету заклинателей, мало ли среди них потерявших глаза? Ведь если это был он — кем тогда были его неизвестные спутники? Отчего-то кружилась голова, и Цзычэню хотелось упасть прямо здесь, на пыльную дорогу.       Не это ли было целью — найти хотя бы малейшее упоминание о Сяо Синчэне? Так отчего же сейчас, когда не то, что поймал призрачный след — был совсем рядом, только руку протяни, он не верил? Так и стоял, уставившись на две округлых булочки в своих руках, глубоко погружённый в свои мысли. Имел ли Сун Лань право появиться перед ним спустя несколько лет со своим тяжёлым бременем неискупленной вины? Что следовало делать, если окажется отвергнут, и что, если возлюбленный примет его обратно? — Горит! Горит! Что-то горит! — закричал мясник.       Резкий звук вернул Цзычэня в сознание. Пекарша тут же спохватилась, всплеснула руками и, хватаясь за голову, побежала обратно за прилавок, к очагу, в котором в угольки спеклась уже ни на что не годная партия хлеба. — Ну надо же… как же это так, — вздыхала она, отмахиваясь от едкого дыма и наспех туша огонь. — Нечего было трещать без умолку, дура старая!       Пекарша, уже забыв об испорченной по невнимательности большой части товара, оскорбилась и начала браниться на мясника. Ладони Цзычэня невольно сжались в кулаки, голова разболелась. — В какой стороне живёт даочжан?       Кажется, Сун Лань выпалил это слишком неожиданно и громко, отчего оба спорщика вздрогнули, напуганными глазами уставились на заклинателя. Он тут же протянул руки и согнулся в поклоне, будто извиняясь за свою излишнюю резкость. — Прошу прощения, добрые господа, в какой стороне живёт заклинатель, о котором мы только что говорили?       Предмет спора мгновенно был забыт. — Точно не скажу, но приходили всегда с той стороны, — мясник топориком в своей руке указал направление. — Да-да, со стороны похоронных домов приходили, даочжан, — подтвердила пекарша.       Сун Лань, кажется, даже не поблагодарил, резко развернулся и быстрым шагом направился в указанном направлении. На самом деле он едва сдерживался от того, чтобы перейти на бег, устремился укрыться в тёмном промежутке между домами, где, наконец, смог осесть на землю. Руки его тряслись, глаза защипало солёной влагой. — Как же так, А-Чэнь, как же так, — себе под нос забормотал Цзычэнь. — Как же это так, столько лет… здесь…       И впрямь не верил, почему-то отказывался верить. Вся решимость в желании упасть пред его избранником на колени, обивать земные поклоны в извинениях вдруг резко улетучилась. Если смог Синчэнь обрести покой без него, то самым большим бесстыдством было бы явиться пред ним сейчас, пластаясь в ногах и прося прощения.       Следовало отложить всё до завтрашнего дня. Нельзя было в таком виде являться к нему на порог. Узнать о спутниках Синчэня и, если даочжан живёт счастливой жизнью, покинуть это место, не дав себя заметить.       Завтра утром… Действительно, лучше было перестраховаться.       Сун Лань с трудом, опираясь о грязную стену, поднялся на ноги. Рукой схватился за лоб: Цзычэня тошнило, голова кружилась, и пред глазами проступали тёмные пятна, словно он пил без меры дешёвое и крепкое вино. Ещё несколько минут ему потребовалось на то, чтобы суметь вновь твёрдо стоять и уверенно идти.       И, обращаясь к первому встречному горожанину, Цзычэнь в вежливом поклоне произнёс: — Уважаемый господин, не подскажете ли, где в этом городе может бродячий заклинатель найти себе ночлег?

***

      Сун Лань смотрел на закрытые двери, сжимая и разжимая предательски дрожащие ладони. Пальцы отказывались слушаться, сердце — восстанавливать свой ритм. Нещадно щипало глаза, пока Сун Лань продолжал судорожно стирать со своих рук остатки чужой грязной крови. Немыслимо. Непростительно. Он не имел права касаться Синчэня, пока был запятнан этой мерзостью. Оставалось лишь до остервенения тереть кожу, тереть лезвие Фусюэ, тереть собственными одеяниями. Последний его удар оказался точным. Точным и фатальным, и именно от него замертво рухнул Сюэ Ян. Именно он окропил благородное оружие и руки заклинателя грязью.       Сун Цзычэнь вновь смог дать волю своим волнениям. С окончанием битвы исчезла вся его твёрдость, на лицо вернулось выражение болезненного переживания. Тело его ослабло, духовные силы практически полностью иссякли.       В самом же деле, будет ли он прощён или отвергнут — уже не так важно. Будет ли он отвергнут и просто развернётся, уйдёт навсегда. Будет ли прощён и…       Сун Лань толкнул дверь. — Уже вернулся? — с улыбкой спросил Сяо Синчэнь.       Сун Цзычэнь лишь стыдливо промолчал, сделал несколько шагов вперёд. Синчэнь насторожился не проронившему ни слова вошедшему. За всё это время он успел запомнить, как звучат шаги каждого из его спутников: сейчас в дом вошёл кто-то чужой. К шаркающим коротким шажкам А-Цин всегда примешивался стук бамбуковой трости, безымянный молодой господин ступал не так грузно, передвигался почти бесшумно.       Синчэнь инстинктивно потянулся за спину, но Шуанхуа лежал возле циновки, на которой заклинатель обычно спал. Хотел было он двинуться, схватить оружие, но что-то заставило остановиться. Нечто отдалённо знакомое было в этих тяжёлых шагах и слегка сбившемся дыхании.       Незнакомец подошёл ближе и неожиданно схватил Синчэня за руку. Он не успел отпрянуть. Незваный гость вложил ему в ладонь свой меч и отступил на шаг назад. Синчэнь провёл по тонкой стали своими изящными пальцами, нахмурился, тут же удивлённо вскинул брови, резко побледнел. — Цзычэнь?..       Та секунда, которой Сун Лань так отчаянно боялся, из-за которой сердце бешено колотилось, грозясь пробить грудную клетку.       Руки Сяо Синчэня задрожали, меч, звякнув, упал на пол, а следом за ним осéл и сам Синчэнь, враз сделавшись таким слабым, растеряв всю свою стать. Свалился, словно от удара по голове, занозил ладони о полусгнивший, плохо сбитый деревянный пол Весь вид его был таков, словно он вот-вот лишится чувств. На белом обрезке ткани, повязанном вокруг его головы, тут же проступили два кровавых пятна. — Почему ты здесь? — совсем бессильным шёпотом произнёс Синчэнь.       Цзычэнь упал рядом, нерешительно протянул руку и кончиками пальцев коснулся его щеки. В следующую секунду в неконтролируемом порыве обнял, прижимая к груди. Нечеловеческое усилие воли потребовалось Синчэню, чтобы не потерять сознание, не обмякнуть бесформенно в обхвативших его крепких родных руках. Голова его кружилась, конечности немели, и отчего-то подступила беспощадная тошнота. Даже дышать вмиг стало совсем невозможно. — Прости меня. Я совершил дурное. Я плохой человек… как же поздно я осознал, Синчэнь! Я сбился со счёта времени, что провёл в странствиях — я искал, иногда не останавливаясь днями напролёт. Я искал тебя, просто чтобы попросить твоего прощения. Я не надеялся, даже в самых смелых фантазиях не смел надеяться, что мы вновь воссоединимся, но я должен был сказать, что ошибся, что никогда не хотел в самом деле произносить тех слов…       Соленые капли текли по щекам, пока Цзычэнь сжимал его руки. Цзычэнь захлёбывался рыданиями и целовал пальцы даочжана, вновь и вновь просил прощения, распластавшись на полу у ног Сяо Синчэня. Он понимал, что вот-вот закричит, и клялся себе успокоиться, но никак не выходило — сколь, должно быть, жалко он выглядел!..       Глазницы Сяо Синчэня беспощадно, ядовито жгло, две алые дорожки протянулись по его лицу, окропили кровавыми пятнами белоснежные одеяния заклинателя. — Дорогой, родной мой, ну что же ты… замараешь одежды, так давно никто не подметал здесь… — беспорядочно шептал он.       Цзычэнь вздрогнул от прикосновения к своей голове, от пальцев, проходившихся по его волосам. Сяо Синчэнь нежно игрался с его прядями, перебирая, перепутывая и вновь распуская. Синчэнь гладил возлюбленного по голове, уткнувшись носом в его макушку. Стирал кончиками пальцев наощупь слёзы с лица Сун Ланя, хотя поток собственных кровавых слёз остановить не мог.       Прости, прости, прости. — За что же ты извиняешься, Цзычэнь? Разве могу я держать на тебя обиду? Разве мог я когда-нибудь… — срывающимся от рыданий голосом попытался произнести Синчэнь.       Тут же умолк.       Счёта времени они не вели. Оба забылись в тишине, забылись под прикосновениями и поцелуями друг друга. Чувства обострились до предела. Оба жадно поглощали ласку, по которой так истосковались. Ничего более не имело значения, лишь руки и губы возлюбленного.       Синчэнь любовно ощупывал кончиками нежных пальцев каждый миллиметр лица Цзычэня, словно старался освежить в памяти его образ. Видеть он больше не мог, и облик возлюбленного пред внутренним взором словно всё гуще покрывался туманной дымкой с каждым пережитым порознь днём. Его немного забавное в своей серьёзности выражение и хмурая складка меж бровей, и куда ярче — искалеченное, искажённое неописуемой болью лицо. Всё под его ладонями.       Но, наконец, все переживания можно было оставить в прошлом. Спустя столько месяцев они снова были рядом. Улыбались сквозь так и не унявшиеся слёзы и всё никак не могли оторваться друг от друга, сидя в обнимку на полу.       Сун Лань зажмурился, не смог более смотреть на кровавые пятна на лице возлюбленного, прижался лбом к его лбу и помимо тысяч извинений произнёс: — Наконец-то я нашёл тебя.