На руинах былого величия

      Цзычэнь сразу же заказал себе бутыль вина и кивнул Синчэню, призывая тоже что-то заказать. Жалеть своих денег Сун Лань явно не собирался. Он добродушно кивнул работнику таверны, возвращая ему вторую чарку, ведь пить сегодня будет один, и снова обратил своё внимание на Синчэня. Он наполнил чашку вином и, отвесив лёгкий поклон, залпом выпил, утёр губы рукавом.       Сун Лань рискнул заговорить первым. — Друг мой, я очень советую попробовать здесь цзяоцзы со свининой, — понизив голос, практически прошептал он, будто решил поведать великую тайну. — И обязательно не забудь про заправки. Я нигде не ел цзяоцзы с заправками вкуснее здешних.       Он не стал дожидаться ответов, просто махнул рукой и сам заказал две самые большие порции цзяоцзы с соусами разных цветов и ароматов, что принесли практически сразу. Сун Ланя здесь помнили по предыдущим визитам и хотели выказать двум бессмертным особое уважение. Две большие горячие порции запыхавшийся юноша поставил на стол и тут же спрятал в рукаве протянутую Цзычэнем монету, благодарно поклонился и вновь удалился. — Окажи честь, — кивнул Сун Лань, призывая попробовать первым.       Синчэнь открыл было рот, чтобы осторожно сообщить о своих вкусах в пище, но в последний момент решил, что привередничать было бы верхом бестактности, и чуть заметно кивнул. Оставалось только надеяться, что собрат-даочжан не будет оскорблен или обижен, если Синчэнь, попробовав блюдо, все же не станет сильно увлекаться поглощением мяса. Он еще не успел распрощаться со всеми впитанными правилами и привычками — да и, по правде, пока что не находил в этом надобности.       Тепло поблагодарив услужливого работника заведения, Синчэнь, проявив смелость и, вероятно, долю наглости, попросил его принести чаю и принялся с любопытством изучать свою порцию. Подобной еды воспитанники Баошань-саньжэнь в пищу не употребляли, и неловкость при мысли о своей неизбежной неучтивости уступила интересу. Он с охотой отозвался на предложение приступить к трапезе первым, послал Сун Цзычэню еще одну ясную улыбку. Осторожно подцепив один цзяоцзы, он, наконец, попробовал. — Очень вкусно, — оценил Синчэнь вежливо, прочувствовав интересный вкус, и даже решился взять еще два цзяоцзы.       Однако куда больше его заинтересовали многочисленные соусы. Пряча глаза, Синчэнь осторожно отделял палочками тесто от мяса и щедро заправлял то, что получалось, всем по очереди.       Сун Лань налил себе ещё немного вина, тут же залпом опрокинул чашу; он чувствовал, как начал потихоньку хмелеть, ведь был голоден, а значит, вино действовало на него вдвойне сильно. Оттого улыбка Цзычэня становилась всё шире, а поза — всё более расслабленной и свободной. Он принялся за еду, с жадностью поглощал свою порцию, наслаждаясь вкусом и перемежая с вином, насыщаясь и пьянея одновременно. — Сяо Синчэнь расскажет о своих днях до того, как он решил вернуться к людям, или же это всё великая тайна? — чуть насмешливо поинтересовался он.       То, с каким воодушевлением собрат отнесся к своему намерению накормить Синчэня, внушало неясное, теплое чувство, словно это было в порядке вещей, но Синчэнь не посмел бы воспринимать этот жест как данность. Нет, поступок Сун Цзычэня был встречен живой благодарностью, неловкость неуловимо стиралась, под чужим ощупывающим взглядом было неожиданно уютно. По крайней мере, до тех пор, пока Сяо Синчэнь этого не осознал. А стоило осознать, как он тут же смутился и, не снимая с губ мягкой улыбки, потупился и опустил ресницы.       Интерес к его прошлой, покинутой жизни, как и тон собеседника, который он не смог никак охарактеризовать, слегка озадачил, но Синчэнь не подал виду и задумался. — Боюсь, я не лучший рассказчик, — негромко отозвался Синчэнь сквозь паузу и неловко пожал плечами, улыбаясь светло и обезоруживающе. — Не могу сказать, что в моей жизни на горе было много увлекательного. Мы жили просто. Тихо. И были совсем лишены связи с миром внизу.       Он рассеянно оправил рукав и вновь пожал плечами. Как можно было кратко описать всю свою жизнь, если в ней было так мало того, что можно было бы назвать событиями? События, по мнению Баошань-саньжэнь, были всего лишь мерой суетности людей, и она по возможности избегала всего, что могло на них походить. За исключением тех случаев, когда они были неизбежны. Например, первая ночная охота была не просто событием — настоящим праздником, и её Сяо Синчэнь по-прежнему вспоминал с детским восторгом. Но что интересного было в охоте для такого же заклинателя, как он сам? — Кроме воспитанников, среди нас не было никого другого — ни прислужников, ни других наставников. Младшая из моих шицзе была на тринадцать лет меня старше, а следующий по старшинству — на все двадцать, но это никогда нам не мешало. Для бессмертной наставницы мы все были детьми. Я никогда не видел других людей, может быть, только в далеком-далеком детстве, но я совсем ничего с того времени не помню, — Сяо Синчэнь вдруг тихо, мелодично рассмеялся и взглянул на собеседника с легким дружеским прищуром. — И представь, как я был потрясен, когда обнаружил, что даже в деревнях так много людей.       Сун Лань тихонько засмеялся с каким-то странным, нечитаемым для Синчэня выражением лица. Эта улыбка и взгляд в сочетании с расслабленной позой были выражением совершенно новой для него эмоции и необычного состояния человеческого духа — Сяо Синчэнь никогда ранее не видел пьяных людей и имел слабое представление о том, как хмельные напитки действуют на человеческое поведение. Строгая выправка и безупречная осанка Цзычэня исчезли. Он практически расплылся, склонившись набок и опершись на небольшую подушку. Пальцем свободной руки Сун Лань крутил кисточку талисмана, висевшего у него на поясе, будто то была какая-то игрушка. И взгляд изменился заметнее всего: лёгкое опьянение сделало его каким-то особенно очаровательно блестящим и будто даже немного игривым. Синчэнь вновь сделал глоток чая и решился продолжить: — Поскольку опекать нас было некому, мы все делали сами: выращивали и готовили пищу, собирали коренья и ягоды, убирали территорию, шили и стирали одежду, ходили за хворостом для очага. Можно смело предположить, что поскольку учить нас всем этим бытовым мелочам было некому, то и делали мы все из рук вон плохо, совершенствуясь методом проб и ошибок. Но это поддерживало в нас жизнь, наши тела ни в чем не нуждались, наши потребности были невелики, и большего нам не было нужно. Большее было бы нам только во вред. Все то время, что не было занято заботой о своих человеческих потребностях, Баошань-саньжэнь требовала, чтобы мы не слишком этим увлекались... В общем, все остальное время мы учились, медитировали, совершенствовались в том, чтобы слышать и чувствовать мир, смотреть на него, искать у него подсказок и советов. Слушали тысячи историй наставницы, учились владеть мечом. Думаю, все было почти как везде среди заклинателей. У нас почти не было того, что можно было бы назвать "свободным временем".       Юноша снова сделал неловкую паузу. Всё это время его новый знакомый лишь внимательно слушал, но не вставил не единого слова. Это ощущалось немного неправильным и смущающим, будто Сяо Синчэнь эгоистично заболтался, а ведь ему никогда не была свойственна подобная многословность. Или, может, дело в том, что у него никогда не было подходящего слушателя? Синчэнь уставился на кончики палочек для еды, которыми передвигал на тарелке из одной стороны в другую мясные шарики, оставшиеся от цзяоцзы. Он не заметил, как сложил их в идеальный квадрат… что ж, за игру с едой наставница тут же отчитала бы его. Синчэнь улыбнулся этим мыслям. — И всё же, — решился он вновь нарушить тишину, — не слишком ли много я говорю о себе? Прошу меня простить… — Не-а, не слишком, — перебил его Сун Лань. — Сколько бы ты не говорил, кажется, слушал бы и слушал… и слушал.       Цзычэнь явно не намеревался подхватывать инициативу и тут же замолчал, кажется, ожидая продолжения рассказа. Синчэню стало совсем неловко, и именно поэтому он не мог более терпеть тишины меж ними двумя. — А наставница всегда говорила, что в молчании есть величайшая сила, воля и крепость души. — Речь —особый дар человека. В нём истинная сила и главнейшее отличие рода человеческого от зверей. Так уже говаривал мой наставник на уроках риторики, — с улыбкой ответил Сун Лань. — Но, по секрету сказать, худшим учеником риторики среди всех был я, — перейдя на шёпот, добавил он. — Наставник был бы рад видеть… слышать такого, как ты, в ряду своих подопечных. — В то время как моя наставница, пожалуй, похвалила бы твоё умение слушать, — Синчэнь тихо засмеялся, прикрывая нижнюю половину лица рукавом.       Ему показался очень интересным этот короткий обмен мнениями. Подобная разность подходов к самосовершенствованию с лёгкостью могла бы вызвать ожесточённейший спор среди иных заклинателей. Однако к чему подобные перепалки, если разными путями последователи приходили к одному — подумалось Синчэню. Как вот, например, он сам и Сун Цзычэнь, кажется, практически равны были друг другу духовно и физически, но пришли к тому с совсем разным подходом их наставников. — Быть может, нам когда-то не повезло не оказаться на месте друг друга, друг мой, — добавил Синчэнь, изящным движением наполняя свою чайную чашку. — И всё же, может, и ты расскажешь что-нибудь о своём обучении? Ведь и я хотел бы чуть больше узнать о своём новом знакомом.       Глядя на Синчэня, Сун Лань подлил себе вина. Однако опустошать чарку привычно залпом не стал, вместо этого сделав один глоток и пока отставив в сторону. — В общем и целом, не думаю, что отличий в подходе к обучению было очень много, помимо того, что мы уже обсудили. Всё то же умение владеть мечом, обуздание и совершенствование духовных сил. Да, определённо, нравы у нас были не столь строги, а образ жизни не столь аскетичен. Наверное, дело всё в том, что зачастую в Байсюэ отправляли своих детей аристократы, а тем не так легко отвыкнуть от роскошной вседозволенности.       Сун Лань сделал ещё один глоток вина, задумчиво покрутил в руке чарку, внимательно разглядывая переливы в плещущейся жидкости. — Быт в Байсюэ определённо не был таким уединённым, как ваш. Храм наш находится неподалёку от крупного города, а потому необходимости обслуживать самим себя мы не испытывали. Оттого у нас было больше времени на другие занятия: мы изучали риторику, искусство спора. Изучали государственное устройство, историю и законодательство. Как я уже сказал, немалая часть учеников были сынами аристократов, и по возвращении в мир их чаще всего ждала управленческая и чиновничья служба… Но и таким, как мы, простолюдинам и сиротам, были полезны эти науки. Бродячему заклинателю важно знать, к кому он нанимается на службу и каковы нюансы градоуправления в месте его работы. — Ну, что же, так ведь гораздо интереснее, — вклинился в его речь Сяо Синчэнь. — Нас вовсе не готовили к выходу в мир, а если покидаешь наставницу, как сделал я, то обратного пути у тебя уже нет. И оттого я совсем плохо ориентируюсь в людском мире, и если бы не ты, кажется, навечно застрял бы в стенах этого города…       Вновь можно было уловить нотки стыда в его речи. Обстоятельства их первой встречи, самого начала их знакомства выдавали Сяо Синчэня практически беспомощным слепым котёнком, и сейчас он точно чувствовал обязательство оправдаться и доказать обратное. — … за твою помощь я безмерно благодарен. В любом случае, я гораздо лучше чувствую себя на открытой местности и хорошо умею считывать знаки природы.       Сун Лань кивнул, опрокидывая в себя остатки выпивки, жестом подозвал юношу-разносчика еды и, кажется, попросил добавки к их ужину и вину. — Это совершенно не стоит благодарности, друг мой. Я же, напротив, не могу похвастать большим умением чувствовать природу и её подсказки путнику. Двигаться я могу лишь по прокатанным общеиспользуемым дорогам, иначе, скорее всего, неизбежно заплутаю и сгину.       Разумеется, он преувеличивал, но вовсе не врал. В более юные годы Сун Лань однажды умудрился заблудиться в ближайшем к родному храму лесу, и нашли его старшие ученики едва ли не в паре деревьев от дома. Мальчишка к тому моменту уже успел отчаяться найти путь и подготовиться к голодной смерти под огромным дубом. С тех пор навыки его значительно улучшились, но в одиночку оказываться в подобных местах Сун Лань всё ещё не любил из-за неприятных детских воспоминаний.       К этому моменту вернулся раскрасневшийся разносчик, поставил перед заклинателями новые блюда. Забрав пустые тарелки и оплату, он вновь раскланялся и двинулся обратно к кухне.       Цзычэнь подвинул одно из кушаний ближе к собеседнику, жестом приглашая отведать. — Ох, вовсе не нужно было… — тихо проговорил Синчэнь. — Не нужно больше на меня тратиться.       Перед ним стояла полная тарелка тушёных овощей без единого кусочка мяса. Юноша невольно улыбнулся. Вопреки его попыткам скрыть свои пищевые привычки, Цзычэнь увидел, как его новый друг отделяет сочное мясо и поглощает лишь тонкое тесто цзунцзы. Сун Лань решил угостить Синчэня другим блюдом, более привычным и куда более сытным. — Завтра я всё равно заберу оплату за свою работу, поэтому жалеть мне особо нечего. Не могу я себе позволить оставить тебя голодным.       По правде говоря, жалеть было о чём, потому что грядущая плата не была особо щедрой, и в поисках следующего заказа Сун Лань будет вынужден очень туго затянуть пояса. Думать об этом, распечатывая ещё одну бутыль алкоголя, он не хотел. — Тогда позволь мне отблагодарить тебя хотя бы так, — тоном, не терпящим возражений, ответил Синчэнь.       Немного пошарив в глубоких рукавах, он, наконец, нащупал недавно приобретённую деревянную шпильку для волос. Отчего-то ему показалось, что украшение это замечательно подойдёт собрату-заклинателю, что Сун Ланю к лицу будет эта аскетичность и строгость формы. «Не воспримет ли он этот жест как-то неправильно?» — на мгновение пронеслось в мыслях Синчэня, но эти рассуждения он быстро отмёл в сторону.       Может ли такой воспитанный и приятный человек странно отреагировать на простой жест благодарности? «Очень вряд ли».       Синчэнь протянул свой подарок, улыбаясь самой широкой улыбкой. От столь искренней эмоции на щеках его проступили ямочки, а ясные глаза немного прищурились.       При взгляде на чистое дружелюбие и радость Синчэня, сердце Сун Цзычэня едва ли не пропустило удар. Он разомкнул губы, словно желая что-то сказать, но мгновенно передумал, забирая из руки даочжана свой подарок и кончиками пальцев нечаянно задевая его ладонь. Сяо Синчэнь вздрогнул, ощущая странное волнение то ли от затянувшегося молчания, то ли от… — Буду носить с благодарностью, — проговорил Сун Лань, тут же закрепляя незамысловатую шпильку в своих волосах.       Как и ожидал Синчэнь, ему было невероятно к лицу.