Сборник идей

Лукас много думал в последнее время. У него и раньше почти не было никаких дел, но сейчас из-за амнезии императора никто не рискует напомнить Клоду о его придворном маге. Если бы только он не был в таком плохом состоянии, сам бы спросил. И теперь Лукас свободен, и у него не наблюдается никакой работы. Ему бы радоваться, заполнить ману под завязку и... А что дальше-то? Принцессу он оставить не может и не хочет, императора надо все равно вылечить, иначе Атанасия может и умереть. Да и, как бы не думал маг, он не мог решить, а что ему вообще нужно, что он будет дальше делать, ведь не зря же когда-то просто взял и уснул на много лет. Раньше он еще мог сорвать куда-нибудь в поисках чего-то интересного, но не теперь. В некотором роде колдун уже почти всем, чем только мог, пресытился: его жизнь во много раз длиннее обычных людей. Однако осталось одно, что еще он не познал – семья... Его учитель имел жену и двух капризных детишек, он был с ними всю их жизнь и под конец наблюдал, как они один за другим угасали: сначала умерла жена от болезни, затем сыновья от старости. У него были внуки и правнуки, смерть некоторых он застал, других нет, ведь и сам сгорел от тоски по любимой женщине. Но Лукас его не понимал, он считал магию важнее всего, источником жизни, наслаждений и неизведанных тайн. И смерть опытного мага, почти отца, воспринял болезненно. Однако, после пробуждения, Лукасу пришлось согласиться с учителем. Он долго наблюдал за принцессой, которая с каждым днем росла и хорошела. Атанасия была забавной, более того, помимо красоты, имела удивительно чистую душу и яркую ману, которая по ночам в руках колдуна сверкала ярче солнца. Возможно, именно мана и стала тем, что связало Лукаса и Атти, стала связью, ниточкой, ведущей от одной души к другой. Придворный маг все больше и больше воспринимал чувства и эмоции Атанасии, все сильнее влюблялся, тонул в ее глубоких топазовых глазах и не мог надышаться воздухом рядом с ней. И со временем ему становилось тяжелее скрывать свои чувства и бежать от них, от самого себя. Он был слишком гордым, чтобы признать, что влюбился, что учитель в конце концом оказался прав: каждой твари по паре, даже тем, кто тянет на звание бессмертного. И вот, когда случилась амнезия императора, а Атанасия вмиг оказалась в опале, Лукас наконец все признал. Только ради этого, ради улыбки и счастья Атти он готов хоть убиться, но найти способ вылечить Клода. Потому что появилась еще одна причина – принцесса и император были связаны одним проклятием, которое у обоих выпивало душу и силы. – Лукас, вот ты где! Я тебя повсюду ищу, а ты опять здесь прохлаждаешься, – Атанасия с раздражением хлопнула дверью балкона, который прилегал к комнате Клода и выходил во внутренний сад. То, что решение никак не появлялось, мучило ее. – Я не отдыхать пришел сюда, к твоему сведенью – мне нужно подумать. Атанасия вздохнула и подошла к перилам, облокотившись на них, с усталостью сгорбившись. Лукас знал, что она держится из последних усилий; вообще, по-хорошему, ее стоило бы тоже, как и императора, уложить на кровать и приказать лежать, пока он не найдет решение. Ведь каждое движение будет причинять боль –сначала не очень сильную, схожую с мышечной слабостью, а потом все нарастающую, вплоть до онемения, а затем и паралича. — Тебе нужно больше отдыхать, и вообще, разве я не говорил, чтобы ты лежала, ну или хотя бы сидела. Поверь, твои нервные хождения лишь ускорят процесс, и потом будет трудно снять проклятие, — Лукас постарался сделать голос более равнодушным, но нотка беспокойства все равно, к его разочарованию, проскользнула. — Я понимаю, но... — Но что? Атанасия снова протяжно вздохнула и положила свою голову не на свои руки, лежавшие на перилах, а на костяшки руки мага. Лукас немного дернулся, но не стал препятствовать. А принцесса, хоть ей и было несколько неудобно в таком положении, чувствовала некоторое облегчение. Между ними повисло уютное молчание. После придворный маг отвел Атанасию в ее комнату на руках, чувствуя, как ее пульс все слабеет от подкатившей боли и слабости в хрупком теле. Уложил, накрыл одеялом, поправил подушку и снова, в который раз проверил ее ману. Он уже знал, что состояние императора как-то связано с ней, и проклятие могло оказаться одним на двоих. В забытьи принцесса что-то шептала и вся пылала от поднявшейся температуры – начинался бред. Прошло еще несколько дней, и Лукас заметил схожесть проявления проклятия у отца и дочери, и это дало ему кое-какие догадки по поводу природы болезни и способов снятия. — Да, это может помочь, но имею ли я право на это? Нет, нет, я должен рискнуть, иначе могу потерять и ее. А вдруг... Нет, не сработает. Но может стоит попробовать? А мана..., — с такими бессвязными словами, которым только непосвященным казались бы такими, он разглядывал свои записи и трогал реактивы на столе, пытаясь, видимо, что-то решить. Утром колдун подошел к комнате Атти и приказал слугам бережно поднять принцессу и отнести в покои императора, положив их рядом, на одной кровати, для удобства манипулирования маной. Слуги тут же все исполнили. Наступал решающий час, но Лукасу вдруг стало страшно, и он обессиленно прислонился к ближайшей стене, пытаясь привести в норму дыхание и учащенное сердцебиение. Такое с ним было впервые, но нужно собраться, иначе монаршие особы умрут без него и очень скоро. Император с принцессой лежали рядом и напоминали до боли близнецов: оба мертвенно бледные, с потрескавшимися губами, чело их покрывал холодный пот, а сами они настолько неподвижно лежали, хоть и с двигавшимися глазными яблоками под веками, что этим пугали абсолютно всех, даже Лукаса. Колдун тихо вздохнул, набираясь смелости перед предстоящим, и приказал всем выйти. Только когда комната оказалась пустой, маг наконец принялся за дело. Сначала следовало разорвать ту связь, что существовала между Атти и Клодом, отделить ее ману от маны Его Величества. Следовало действовать тонко и расчетливо, иначе могла пострадать мана девушки, ведь была связана с магией Клода. Прежде чем получилось это сделать, прошло два часа. Капли пота обильно стекали с лица колдуна, но он не мог позволить себе оторваться: любой промах будет стоить его любимой жизни. После этой операции, ему предстояло очень осторожно поглотить часть маны Атти, которая переполняла ее и могла помешать процессу борьбы с той частью, откуда распространилось на нее проклятие Клода, а именно с сердцем. Если он поглотит хоть чуть-чуть больше маны, то процесс не только не начнется, но и может повредить сердцу, вплоть до его остановки или потери чувствительности. Только через полчаса Лукас смог оттереть пот и глотнуть наколдованной воды. Его сердце глухо стучало, от волнения ускоряя бег. Теперь принцесса вне опасности, конечно, пока о ней будут хорошо заботиться лекари после того, как он завершит начатое. Самое сложное предстояло дальше. Клод... Если его организм не будет бороться или магия будет полностью отравлена, то действия колдуна могут его полностью убить. К сожалению, даже Лукасу не дано заглядывать настолько глубоко в суть человека, тем более, что магия Клода все маскировала и не позволяла ничего увидеть. Да и с принцессой маг очень боялся проводить операцию над маной, поскольку не до конца представлял, какую реакцию это повлечет. Однако он правильно рассчитал, и девушка уже немного восстанавливалась. А вот ее отец... Сложно будет. Но Лукас еще раз вздохнул, подготавливая себя к длительному процессу, и принялся за работу. Он взял со стола склянку с зельем и медленно поднес ее ко рту императора, вливая жидкость прямо в раскрытые уста. Потом стал ждать реакции. Если он просчитается, то придется бороться за жизнь мужчины с рьяностью львицы и бросить на это все силы и даже те, что находятся в резерве. — Если ты любишь Атанасию, то должен выжить. Давай же, борись! Ты должен жить! Шли минуты, и Лукас все больше беспокоился. Никакой реакции... Если так будет дальше, то придется прибегать к другой уловке. А если и это не сработает в течение двадцати минут, Клода придется откачивать. Пока ждал реакции и поглядывал на наручные часы, Лукас все же стал бросать взгляды на принцессу и следить за идущим процессом. Щеки чуть-чуть покраснели, цвет лица теперь стал бледным, тело немного подрагивало - это хорошие признаки. Лукас улыбнулся: по крайней мере, принцесса должна выжить. Прошло уже десять минут, и вот, когда время подходило к концу, а колдун тянул руку за другой пробиркой, неожиданно пришла реакция организма: тело Клода стремительно выгнулось дугой, глаза широко раскрылись, хотя взгляд был затуманенным и невнятным, как будто мужчина находился не здесь, а в другом месте. Да! Лукас ликовал. Теперь все встало на свои места, он все правильно угадал, не зря же корпел за книгами две недели подряд, а потом еще проводил опыты на животных, следя за результатами. Вздрагивающими руками он подхватил и аккуратно влил содержимое третьей склянки в рот императора. Тот перестал дергаться и снова застыл в неподвижности. В склянке было смешано одновременно два компонента: яд и клубящаяся мана. Все совпало идеально. Теперь дело пойдет быстрее. Лукас стал аккуратно, с ювелирной точностью, стяжать магию королевской крови, а затем, благодаря внутреннему оку, порабощал темные силы, отделяя их от маны Клода. Вся темная, стелющаяся черным туманом, зловредная гадость под названием "проклятие" окутала руки колдуна, а затем была засосана веткой того дерева, плод которого пытался достать юноша. К счастью, Лукас все же не стал возвращаться в Обелию с пустыми руками, срезал ветку, а потом конкретно изучил ее со всеми свойствами. Это очень помогло ему при решении проблем императорской семьи. Спустя четыре часа он был уже свободен и без сил упал на кресло, которое наколдовал себе. Ему стоило гордиться собой: так виртуозно разобраться с проклятием. Такое провернуть мог только он, опытный и сильный маг, близкий к титулу бессмертного в этом мире. Другие адепты могли только ошибиться, а затем бесконечно исправлять ошибки, пока человек, страдающий проклятием, не умер бы мучительной смертью. Прошло достаточное время с момента завершения операции над принцессой, можно было уже стабилизировать ее ману. От этого действия она проснулась, впрочем болезненно скривив губы от появившейся боли. — Хм, Лукас? — тихий голос заставил вздрогнуть юношу, и тот с нежностью пригладил ее золотистые волосы, заботливо укрывая принцессу. — Теперь все будет в порядке. — Отец? — Идет на поправку, как и ты. Осталось только стабилизировать ману, а дальше он сам встанет на ноги, — лукавая ухмылка заметно расслабила принцессу. Никаких глупостей, никаких насмешек, только теплая, укутывающая, словно объятия матери забота. Атанасии и хотелось бы что-нибудь сказать ему, поблагодарить, увидеть отца, но глаза слишком уж слипались. Захотелось поспать и чем больше, тем лучше. Она не успела даже подумать о том, что скоро все встанет на свои места, и она снова будет любима отцом, снова будет препираться с наглым колдуном, снова обнимет Лили и станет с ней болтать до позднего вечера и толкать ее к признанию симпатии к Феликсу. Однако и сама принцесса хотела многое сказать Лукасу, только вот не знала, как это сделать и что будет дальше. Маг – не обычный человек, он почти бессмертен. Неужели для них возможна любовь? Непонятно... Лукас наблюдал, как девушка погружается в сон и о чем-то усиленно думает. Но у них еще будет время, и он обязательно признается ей во всем. Расскажет о своей любви, только вот сможет ли сказать это удивительное слово "любовь"? А вообще, есть ли у них надежда на нее? Есть ли будущее только для них, для таких удивительных людей? Черт с нею, с вечностью! Лукас готов от нее отказаться, если это поможет ему и если Атанасия примет его чувства. Маг нежно заправил выбившийся локон волос за ухо и вздохнул. Пора разбираться с Клодом. А там... Нет, у них еще будет время. Все потом, завтра. Да, завтра он решится.