Сборник идей

Мари в отчаянии бежала, задыхаясь. Воздуха переставало хватать с каждой минутой все больше, но остановиться было равносильно смерти. Если ее догонят, если схватят – думать не хотелось, что будет ждать тогда ее во дворце, куда обязательно притащат стражники и бросят в тронном зале сидеть у ног жестокого властителя. Атанасия уже поплатилась за свою дочернюю и невинную любовь, все ее мечты разбились в прах у места казни, перед висевшей веревкой по ее шею. Это стало кошмаром, мучительным испытанием. Младшую принцессу заставили смотреть на то, как синеет лицо подвешенной в воздухе старшей сестры, как она широко раскрывает рот и как ее глаза медленно закатываются от удушья. Отвратительное зрелище. Фигура сестры выражала такое скорбное чувство, вся исполненная ужаса, она пыталась отцепить веревку, пыталась дотянуться до Мари и что-то ей сказать. Одних жестов хватило, чтобы принцесса, стоя рядом с отцом, державшим ее цепко за лицо, дабы та лицезрела казнь, поняла намек. « Беги! »... Прямо на казни нельзя было сбежать, стоило дождаться, пока отец не отпустит ее в свою комнату или пока Дженит не попросит его об этом. Сама старшая принцесса выглядела не очень здоровой: бледная, вымученная, с тусклой улыбкой на лице. Разыгравшаяся кровавая постановка отняла у нее много сил, ведь она-то знала о том, что Атанасия невиновна. Мари в эти мгновения ненавидела ее: и за проявленное малодушие, и за трусость, и за тот эгоизм брошенного ребенка, который, вдруг обретя желанное, не может выпустить его из рук, и за слезы старшей сестры, и за счастье, которое ей подарил их отец. Мари с Атти всегда были одни, всегда одиноки, даже слуг у них – кот наплакал, хотя они и принцессы. Одна только Лили и заботилась о них, любила и учила всему, что знала сама и что слышала от других. Но верную служанку казнили незадолго до смерти Атти. Даже Дженит, появившаяся внезапно, как снег на голову, не смогла стать им настоящей сестрой. " Сестра, я должна тебе кое в чем признаться..." — сказала однажды восьмилетняя Мари, прогуливаясь по саду за ручку с сестрой. Ветерок немилосердно трепал их легкие и чистые платьишка, которые давно не менялись на другие наряды, достойные принцесс, а не простолюдин. "Я слушаю, милая. Что-то случилось?" — Атанасия улыбалась, и будто луч солнца прошел по ее осунувшемуся лицу, настолько в этот момент она была прекрасна. "Понимаешь, сестра, я не совсем Мария. Знаю, в это трудно поверить, но мы не сестры, и Клод вовсе не мой отец... М-мой папа, милый папочка, умер от приступа, а мама ушла от нас давно... Понимаешь я не я, ну... то есть я не Мари. Я читала о твоей жизни здесь, читала как книгу, как роман, и эта вселенная... возможно, она нереальна... Атти? Пожалуйста, поверь мне!" Атанасия тогда молча слушала, но улыбка поблекла и посерела на ее губах. Возможно, она поверила; возможно, смирилась с этим; возможно, обиделась; но с тех пор на эту тему больше не говорили. Отношения не изменились, хотя Мари этого очень боялась; сестра была единственной ее надеждой, единственным родным и понимающим человеком в этом мире. Но дружба не угасла, ничего не поменялось, поменялись только платья, становившиеся все короче, как ни старалась Лили их подшить по росту. Пока новоявленная звезда Магрит не намекнула Клоду о том, что неприлично принцессам ходить в платьях, открывавших ножки. И только тогда пришла новая партия повседневной одежды. Атанасия хорошо относилась к Дженит и всегда была ей благодарна за заботу и защиту. Но Мари не могла так же отнестись к ней, да и никогда не сможет. Дженит выжгла в ее сердце ненависть, боль и обиду за старшую сестру. Возможно, сама по себе наследница и не была злобной стервой, возможно, просто неосознанно, но она претворяла в жизнь все кошмары будущего, которого боялись одинаково Атти и Мари. Это ведь несправедливо по отношению к ним, ничего плохого не сделавшим! Но такова была воля императора... Теперь же Мари бежала подальше от места казни, уповая на то драгоценное время, которое ей выгадала Магрит. Лишь бы его хватило, лишь бы ее поздно хватились, иначе не миновать участи сестры. Клод бывает крайне зол, когда его приказы игнорируют, особенно таким наглым способом. Девушка помотала головой, стремясь выкинуть императора из головы - итак становилось тошно от мысли, если ей все-таки не удастся сбежать. Дождь все лил и лил, чем радовал принцессу, поскольку увеличивал ее шансы. Дома проносились мимо размытыми пятнами, а плащ разбрызгивал капли веером, делая ее фигуру чересчур заметной. Через несколько минут легкие уже начали гореть, буквально вымаливая передышку, и Мари в оцепенении остановилась у черты города, скрываясь за густыми ветвями деревьев. Здесь она постаралась как можно тише отдышаться. Путь дальше будет неблизким, и провианта не было с собою, разве только запасная одежда да кое-какие близкие сердцу вещи. Вдруг совсем близко послышались звуки тревоги, словно серены из ее реального мира. Мари вздрогнула и сжалась. Стоило бежать, но ноги сделались будто ватными, взгляд затравленно метался, только тело не хотелось слушаться, застыв, словно статуя. Мысли не получалось оформить в движения, и Мари в ужасе открыла рот, уже чувствуя сердцем подвох. Ведь... повернув голову, она встретилась взглядом с холодными топазовыми глазами... монстра, не иначе... И она, чувствуя как чужая мана болезненно вламывается в тело, порабощая его, пронзительно закричала...