Сборник идей

Дженит молча потупила взор, не смея взглянуть на стоящего рядом мужчину, чья спина выглядела угрожающе. Она чувствовала, как её пульс подскочил, а щёки опалились жаром стыда – ей хотелось провалиться под землю и не стоять сейчас перед тем, кого меньше всего хотелось разочаровать. Она так и стояла, не смея сдвинуться, ожидая вердикта правителя, который, кажется, совсем не торопился разбираться с делом. — И как ты мне объяснишь своё поведение? — голос прозвучал резко и приглушённо, а его обладатель всё так же стоял спиной, неподвижно и строго. Дженит задрожала: неожиданность всё равно настигла её, заставляя снова переживать собственный позор. Но она не виновата... — Отец... Я... Не думала, что... — ... что этот щенок при первой же возможности залезет под юбку и даже не побоится моего гнева? — его голос горел такой яростью, что девушка едва не заплакала от страха. Но Клод продолжал как ни в чём не бывало, добивая маленькое сердечко дочери ещё больше: — От Атти я ещё мог этого ожидать, учитывая её норовистый нрав, а вот от тебя... — Но, отец! Я не виновата! Я не хотела этого... Просто он так просил встречи со мной, и ведь он дружил... — Дружил?! Ха, глупая девчонка... Дружил, и этот щеголь... Ха-ха, — смех блондина неприятно резанул слух девушки, заставляя её ещё больше дрожать, но уже от еле сдерживаемых рыданий. Никогда она ещё так не попадала впросак, а ведь всё могло обернуться гораздо серьёзнее, чем ожидалось, ведь этот юноша, Амиль, мог... и изнасиловать её, потом зачеркнув строчку в списке своих любовниц. А она... наивная – верила в его слова про дружбу и искреннее участие, и его сожаление о сильном отцовском надзоре, которое не даёт продыху. Дженит верила, ведь сама мечтала о том, чтобы, наконец, самой решать, что ей нужно, а что нет... Вот и доигралась. Как было стыдно и страшно стоять перед императором, как провинившаяся слуга, как разочаровавшая его дочь, чья оплошность едва не стоила ей невинности. — Ты слишком наивна и глупа, Дженит. Я хотел, чтобы рассудительность ты позаимствовала у своей сестры, но, видно, не судьба, раз даже Атанасия не может на тебя повлиять... Но не волнуйся, я и с ней разберусь – думаю, она в этом тоже замешана, — на этих словах принцесса сильно побледнела: подставлять сестру... О Богиня, какой позор! — Но... отец, она не виновата ни в чём... — Так же, как и ты? Не смеши меня, она знает больше, чем ты думаешь, и видит гораздо дальше. Тишина... Кажется, отец задумался над наказанием, а может и насчёт участия старшей сестры во всей этой кутерьме. Дженит дрожала и молилась о том, чтобы Атти не пострадала, а сама при этом с ужасом думала о том, какое же решение примет отец. Об Амиле она уже не думала и даже не поинтересовалась, что с ним: бросили ли его в тюрьму, убили на месте или что ещё похуже... Да и эти вопросы только ещё больше рассердят отца, а злить его ещё больше не стоило, итак не сахар... — С сегодняшнего дня ты на домашнем аресте: никаких выездов, никаких визитов, ни шагу из дворца, даже в сад не ходи. И, чтобы ты опять не наделала глупостей, приставлю стражу к твоей комнате – пойдёшь в столовую или библиотеку, и они с тобой, — Дженит удивлённо моргнула, не поверив, что так легко отделалась, но, кажется, где-то крылся подвох, который она учуять так и не смогла. — Ты можешь быть свободна, Феликс тебя проводит... Она даже не увидела его лицо, только отдаляющуюся спину, и это больше всего её поразило – так не хотелось, чтобы Клод разочаровался в ней навсегда и разлюбил. Слёзы покатились непроизвольно, не выдержавшие напора душевных терзаний. Она, конечно, не могла заметить, как сверкали холодной сталью глаза отца, как его лицо искривила угрожающая ухмылка, не предвещающая ничего хорошего безумцу, посмевшему посягнуть на его сокровище, как его кулаки побелели, сжавшись от приступа ярости и сожаления. Феликс чувствовал себя неудобно и всё время оборачивался на принцессу, пока не решил подать ей локоть, чтобы помочь справиться с бившей её судорогой. Дрожь так и не отпустила её измученное тело, а края платья рвано свисали, напоминая о недавно пережитом инциденте. Такого кошмара ещё не было в жизни девушки, и рыцарь чувствовал это очень хорошо, однако ввиду своего рода деятельности не мог понять, как её успокоить, как утешить бедную девочку, впервые попавшую в такую щепетильную и плохую ситуацию. — Мы скоро придём, принцесса... Я уже предупредил вашу управляющую о необходимом, — начал аловолосый и тут же запнулся, встретив её несчастный взгляд. Он понял, какую глупость сморозил, и решил исправиться: — Не переживайте так, Его Величество очень любит вас и просто заботится о том, чтобы вы были счастливы... Вы ведь помните, что было с принцессой Атанасией? Император просто не хочет повторения и... — снова запнулся, услышав ещё более несчастные всхлипы и окончательно замолк, осознав, что у него совсем не получается подобрать нужные слова. Феликс просто махнул рукой – всё равно ему не по силам выбрать подходящие слова. Может, женщины во дворце смогут развеселить свою госпожу, а ему придётся успокаивать повелителя, пока тот не придёт в себя, чтобы спокойно со всем разобраться. В том, что полетят головы, Феликс был уверен на все сто – он и сам был бы не прочь снести голову такому мерзавцу. Но признать, бесстрашному мерзавцу... В последующие дни Изумрудный дворец стал и тюрьмой, и убежищем – что из них главенствовало было непонятно, поскольку настроение Дженит менялось часто и без всяких на то причин. Она и сама чувствовала себя хуже некуда, не имея возможности поговорить с отцом и получить его прощение, даже если ей придётся встать на колени – она это с радостью сделала бы, лишь бы вернуть всё в исходную точку. Другим горем стала чистка библиотеки от ненужного "хлама", как смущённо возвестил Феликс о приказе императора – все романы, большая часть художественных произведений изъяли, как будто это были проклятые книжки. Остались только учебники и занимательная литература по разным темам – такое любила только Атанасия. Дженит же среди неё интересовало только устройство чужого тела, то бишь анатомия и физиология. Накануне домашнего ареста, поздно вечером, приходила Атанасия, чтобы утешить сестру и пообещать ей в следующий раз подольше поболтать. Однако прошло уже две недели, а Дженит так и оставалась одной, в окружении сочувственных взоров девушек, укоряющих глаз женщин и безразличных к её личному горю скучных и занудных книжек. Это постепенно стало наводить на неё такую скуку и муку, что однажды она слегла и не смогла даже встать с постели, чтобы позавтракать в собственной столовой. Голова кружилась, давление поднялось, тело стало ватным и неподъёмным – а всё это вместе принесло ужасную весть: принцесса заболела... Вся прислуга встрепенулась, как ужаленная, и начала усиленно принимать все меры по выздоровлению девушки, но все они терпели фиаско, а принцессе становилось всё хуже – она уже и спала дольше и тревожнее, и соображала хуже, видя лишь мутную пелену перед глазами. Во дворце воцарилась своя неповторимая смута... Как-то ночью Дженит проснулась от дуновения ледяного ветра, что колко бил по щекам и волосам, придавая движениям материальной силы. Принцесса не смогла встать, но зато приподнялась, устраиваясь поудобнее, чтобы увидеть больше, чем потолок. Мутная пелена никуда не исчезла, но свежий воздух сделал невиданное дело – освежил туманное сознание проснувшейся. — Дженит... Дженит... Тихий голос звучал так ласково и кротко, что младшая принцесса сразу узнала Атанасию, но не увидела её – видно, она у окна, что позади кровати. Послышался скрип, и окно закрылось. Ветер перестал так яростно задувать в комнату. Затем лёгкие шаги ознаменовали приближение сестры, и Дженит радостно встрепенулась, желая как можно скорее увидеть её и обнять, поделиться печалями и горестями последних дней. — Моя милая младшая сестрёнка! Как неприятно, что ты заболела, а я уже думала тебя тайно сводить прогуляться по саду, — родной, о, какой родной голос! Атанасия шептала, но в тишине это звучало громче и звонче, чем обычно. — Атанасия, это правда ты? Я боялась тебя больше не увидеть! — пылко воскликнула Дженит и, не в силах сдерживать свои порывы, встала, но пошатнулась и едва не упала – сестра не дала, придержав за плечи и опустив на пол, устланный тёплым ковром. Так они и сидели, пока младшая, будто в неверии, целовала обе руки Атти. — Ну что же ты, милая... Этот арест ведь не навечно, да и Клод скоро его отменит – я сама слышала... Так что, радуйся! — на этих словах глаза шатёнки заблестели, а слёзы стекли, словно по мановению волшебной палочки. — Но, если подумать, твоя вина лишь в доверии и наивности, так что этот арест несерьёзен, учитывая, какой скандал закатил отец, когда я поставила перед ним ультиматум по поводу брака с Лукасом... Эх... Атанасия весело покачала головой, очевидно, вспоминая, как это происходило, а Дженит со слезами на глазах засмеялась, тоже припоминая такой скандальный момент в их семье. Да, это был самый запоминающийся случай в истории, но ведь и наследница не из простых девушек, всегда обладающая непомерной силой задора и дерзости. — И да, я слышала, что скоро отец назначит тебя наследницей, а может и кем повлиятельнее, — Атанасия ласково растрепала спутанные волосы сестры, хитро подмигивая одним глазом. Ей казалось это забавным жестом, в то время как её сестру это всегда только лишь раздражало. — И вообще, перестань хандрить – мне больно на тебя смотреть. Видишь, я пришла? А скоро придёт и отец... — и опять это ужасное подмигивание. Дженит лишь, как котёнок, уткнулась в колени старшей, безмолвно прося больше ласки и любви, а сама уже слегка зевала, ощущая, как сонный налёт возвращается на глаза – встреча утомила её, ещё больную и измождённую. И она не выдержала и заснула, чувствуя, как Атанасия гладила и бормотала какие-то ласковые слова ей в ухо. — Как она? — новый голос, новая тень на полу, блеснувшая призрачным светом. — Если ты не перестанешь игнорировать свои чувства и не увидишься с ней, давая прощение, она так и останется больной, а это может привести к печальным последствиям, так что подумай об этом и сделай, наконец, всё правильно, как это делает любой нормальный мужчина! — Ухаживать? — бровь блондина насмешливо приподнялась, и он медленно подошёл к сидевшим, невольно задевая взглядом голые ножки Дженит, которые ночнушка нисколько не прикрыла, будучи сама в феерично-хаотичном порядке. — А что, слабо? Или ты, как император, среднего пола и не можешь сделать, как надо? — Атанасия неловко рассмеялась, представляя эту картину. Но потом удобно переложила навалившееся тело сестры в руки отца. — Уж прости, ничем тебе не могу помочь, раз такая ситуация. — Нахалка... — Клод уже аккуратно укладывал младшую дочь на постель. Беспокойство, поселившееся в нём с того дня, когда он назначил ей наказание, постепенно утихало, сменяясь сосредоточенностью: какие бы дела сделать, чтобы всё вернулось на круги своя. Лёгкий сон, нежное прикосновение, отпечаток эфемерного поцелуя на лбу – сказка начала сбываться...