Шанс

Артём опаздывает. Даже не так. Он, блять, чертовски опаздывает. Подлетает к зданию офиса, отмечая, что сеанс с Голубиным должен был начаться ещё минут пять назад. Чёрт, и кто его просил отвечать на звонок бывшей посреди рабочего дня? Он материт себя, поднимаясь в лифте. Почти подпрыгивает от нетерпения, мысленно подгоняя время. «Ну, и что? Этот быстрый перепихон действительно того стоил?», — иронично подтрунивает внутренний голос. Мужчина отмахивается. Сейчас уже поздно строить теории из серии «если бы». Молодой блондин ожидаемо обнаруживается в приёмной. Расслабленно сидит в кресле — в ушах наушники, из которых громко играет музыка, руки скрещены. Светлая макушка упирается в стену, веки прикрыты. Со стороны кажется, что он даже задремать успел. Шатохин тихо подходит ближе, стараясь выровнять дыхание. Аккуратно прикасается к его колену, тут же ощущая стальную хватку на своём запястье. Только после этого Глеб распахивает глаза, испуганно озираясь. Отпускает чужую руку и стягивает потёртые проводки. — Это нормальное явление для врачей вашего уровня? — хмыкает он, кося глазами на часы. — Нет. Извини, были срочные дела. Я не задержу тебя дольше положенного. — Я не против. Всё равно весь вечер свободен, — парень пожимает плечами, проходя в кабинет следом за шатеном. Тот скидывает с себя тесный пиджак, открывает окно пошире и залпом осушает два стакана воды, старательно игнорируя насмешливый взгляд пациента. — Могли бы отменить запись. — У меня нет твоего номера телефона, — запинается Артём, жутко смущаясь на миг. «Тебе что, пятнадцать лет? Угомони свои гормоны!» — Начнём? — предлагает он, усаживаясь в любимое кресло. — Как пожелаешь, — Голубин незаметно снова переходит на «ты», чувствуя себя более комфортно. — Чем ты занимался в течение этой недели? — Тебе действительно интересно? Мужчина недоумённо хлопает ресницами, подвисая на полуслове. В памяти сама собой всплывает встреча с Егором на выходных и его рассказ о том, как взбешённый блондин примчался к нему в клинику с жалобами. — Я бы не был твоим врачом, если бы ты меня не интересовал. — Ты можешь отказаться от пациента, если у него скучный случай? — удивлённо приподнимает брови юноша. — Не скучный, — кривится шатен. — Скорее обыденный. Иногда попадаются люди, которым легко могут помочь пара бесед с психологом. Мне же нужно нечто более глобальное. Глеб кивает, на секунду ощущая спонтанный и совершенно неуместный прилив гордости. «Нашёл чему радоваться. Этот, с позволения сказать, доктор только что завуалированно обозвал тебя чокнутым!». Он встряхивает волосами, заправляя прядь за ухо. — Так как ты провёл это время? — Артём возвращает их к началу беседы. — Да никак, — фыркает тот. — Сидел дома, пару раз прогулялся ночью по району. — Чем тебя привлекает ночь? — Дышится легче, людей меньше. Солнечный свет в глаза не бьёт. Парень неосознанно переводит взгляд на открытое окно и морщится. Депо улавливает мимолётные изменения в мимике, делая пометку в блокноте. — Могу закрыть жалюзи, если тебе так будет удобнее. — Да, пожалуйста, — неловко кивает блондин, потирая костяшки пальцев. — Виделся с кем-то из друзей? — продолжает мужчина, обернувшись из-за плеча, пока выполняет просьбу, погружая комнату в приятную тень. — С Максом пару раз. Мы учимся вместе. Учились точнее. Он недавно диплом получил. — Какие у вас взаимоотношения? — Хорошие, — глуповато моргает Глеб, не до конца улавливая суть вопроса. — Он был первым, кому ты рассказал о своих проблемах? Парень хмурится, натягивая рукава толстовки и принимая максимально закрытую позу. Ему, очевидно, некомфортно говорить на подобные темы. Поэтому, как хороший специалист, Артём продолжает давить именно на эту болевую точку, стремясь раскрепостить клиента. — Когда девушка устроила тебе скандал и пригрозила написать заявление, ты поделился этим с другом? — мягко спрашивает он, чуть склоняя голову влево. — Нет, — чеканит Голубин, не раздумывая. — Почему? — Я не воспринял это всерьёз. Тёлки часто говорили мне что-то подобное. — Из-за чего? — Не знаю, — вскипает блондин. — Я же не экстрасенс! Может, они хотели получить моё внимание, которое я не стремился им давать. — Ты не считаешь, что у них был реальный повод для опасения? Юноша цокает, подрываясь с места. Шатохин с любопытством следит за его перемещениями по просторному кабинету. Тот застывает возле книжного стеллажа, скользя кончиками пальцев по ровным корешкам томов клинической психологии. — Почему вы выбрали эту профессию? В какой момент вы поняли, что хотите копаться в чужих проблемах? — напряжённо тянет он, даже не поворачиваясь. «Когда не смог разобраться в собственных». Повторный переход Голубина к официальному тону прямо указывает на то, что тот замкнулся в себе окончательно, поставив между ними невидимый барьер. — Такой выбор не делается за одну ночь. На всё нужно время, — уклоняется Артём от прямого ответа. — Вы пожалели об этом? — Нет, ни разу. — А если бы у вас была возможность заняться чем-то другим, что бы вы предпочли? — с напором допытывается блондин. — Глеб, — вздыхает мужчина. — Мы встретились вовсе не ради того, чтобы обсудить мои профессиональные решения. — Тогда почему мы здесь? — Потому что я хочу помочь тебе. Он реагирует сразу. Неестественно замирает с прямой, как струна, спиной, и, кажется, даже не дышит. О чём Депо действительно жалеет, так это о том, что не может прямо сейчас разглядеть выражение лица парня. — Я не считаю, что давал девушкам повод для беспокойства, — мирно отвечает тот на предыдущий вопрос, вновь занимая место на диване. — Даже в тот момент, когда преследовал их? — Преследовал? — нахально переспрашивает Глеб с ухмылкой. — Я лишь хотел, чтобы эти лживые суки перестали пиздеть за моей спиной о том, чего никогда не было. — То есть, ты никогда не пытался их задушить? Не распускал руки? Одна из твоих бывших подружек на допросе предъявила медицинские показания. У неё было сотрясение и два сломанных ребра. Блондин упрямо мотает головой, недоверчиво пялясь на врача. Он сам поднял материалы дела? Или это Ракитин постарался и обеспечил товарища всем необходимым? — Я не хочу об этом говорить, — с нескрываемой злостью отрезает он, шумно дыша. — Потому что это правда? — Артём целенаправленно пытается докопаться до сути. — Потому что не знаю! Я ведь говорил — я этого не помню. Мужчина успокаивающе кивает и наливает стакан воды, протягивая его парню с кроткой улыбкой. Оценивающе посматривает на него, гадая, говорит тот правду или же просто следует давно выбранной тактике. Амнезия — старый проверенный способ уйти от ответственности. — Если бы я сейчас попросил тебя назвать своего самого близкого человека, кто бы это был? — шатен меняет тему, избегая опасных углов. Голубин ещё не готов. Ему нужно время, чтобы раскрыться и довериться. Внутри него — сплошной комок нервов и комплексов, как и в любом из нас. Вопрос лишь в том, как много разного дерьма Шатохин способен из него вытащить, и насколько успешно он после поможет парню наладить всё. Молчание, воцаряющееся в комнате, служит лучшим ответом, красноречиво указывая на тотальное одиночество Глеба. На миг мужчине даже становится его жаль. Он мгновенно переносит этот образ на себя — один, без друзей, семьи. Некому позвонить в трудную минуту, не с кем разделить радость. Артём пугливо вздрагивает, от чего светлая кожа, не скрытая широкой футболкой, покрывается мурашками. Внимательный блондин замечает это, устремляя на него пристальный взгляд, полный настоящего, неподдельного интереса. — Разве у каждого из нас обязательно должен быть кто-то близкий? Почему нельзя рассчитывать только на себя? Ведь это тоже работает, — выдавливает он, практически не моргая, будто подбирается к самой истине. — Иногда жизнь бывает слишком дерьмовой, чтобы справиться с ней в одиночку, — бормочет Депо, проходясь ладонью по волосам. — Мой отец всегда говорил, что я должен стать самостоятельным и независимым. Сейчас я звоню ему от силы раз в месяц, и он жалуется, что я слишком от него отдалился. Шатен сдерживает изумлённый вздох, зажимая кончик ручки между зубами, и бросает на фигуру напротив острый пытливый взгляд. Это первая искренняя деталь о семье. Но, что самое главное, Глеб зашёл на эту территорию сам, без всяких подсказок и вопросов. — Как бы ты описал своего отца? — его ненавязчиво направляет Артём. — Очень строгий. До крайней степени. Требовательный. — Тебе никогда не хотелось, чтобы он был другим? К примеру, избирал не такие строгие методы воспитания? — Нет, — юноша недоумённо сдвигает брови, словно никогда даже не допускал подобной мысли. — Почему? — Я благодарен ему за это. Странная, почти маниакальная улыбка на лице Глеба вызывает у Шатохина приступ дрожи. Это вовсе не та реакция, что бывает у людей, которые говорят о любимом родителе, ударяясь в счастливые воспоминания. Он множество раз работал с пациентами, имеющими в анамнезе посттравматическое расстройство, и отлично помнит, как наблюдал у них подобную гримасу. Словно губы тянутся в улыбке, в то время как в глазах застывает кромешный страх. Обычно такое можно было увидеть на лице жертв абьюза, которые имели давний и стойкий стокгольмский синдром. Чёрт возьми. И во что только умудрился вляпаться Артём?