Белый ястреб

Конь начал замедляться ещё тогда, когда первый раз споткнулся. Дорога оказалась не настолько ровной, как казалось с первого взгляда: застывший песок рассыпался под тяжёлыми копытами, мгновенно образуя ямы. Ещё раз пришпорив коня, дыхание которого уже походило на предсмертные хрипы, Говард приподнял голову, пытаясь высмотреть сбежавшего брата. Впереди уже отчётливо вырисовывались гигантские рыжие скалы, а все надежды на то, что подстреленный свалится с лошади, рухнули ещё тогда, когда в его сторону снова полетели пули. Конечно же, Билли промазал — расстояние было слишком большим, а его конь рвался вперёд, словно ошпаренный. Догнать такого не представлялось возможным, так что оставалось лишь ждать, пока рыжий жеребец устанет и сам остановится. Когда на скалах начали прорисовываться тёмные ручейки и крошечные колючие кустики, тёмный силуэт вдалеке наконец застыл. Говард перевёл коня с рыси в шаг, с опаской наблюдая за тем, как чужая лошадь крутится на одном месте с согнувшимся пополам всадником. Покрепче сжав в руке револьвер, Говард всё же спешился и повёл выдохшегося коня за собой. Мёрфи выглядел неважно, но сейчас это было последним, о чём Рид мог думать. Виски сбежал ещё тогда, когда прогремел первый выстрел дробовика, так что выбирать не приходилось. Возможно, сейчас медленный конь был только на руку, ведь загнанный Билли устал куда больше, успел истечь кровью и ослаб. Говард переступил через окрасившийся в красный песок и накинул поводья на засохшую корягу. Конечно, она не удержит коня, если тот вдруг испугается выстрелов, но старина Мёрфи был к подобному равнодушен. Рука, держащая револьвер, почему-то вспотела, но отступать было поздно. Рыжий жеребец наконец остановился, позволяя хозяину сползти с себя и с грохотом рухнуть на землю. Говард застыл, выжидая. Билли корчился от боли, но вставать не спешил. Его дырявая шляпа слетела и валялась в пыли прямо у коня под ногами. — Что, братец, добьёшь раненого? — мерзко захохотал он, но тут же подавился, закашлявшись. Говард продолжил медленно приближаться, с отвращением глядя на то, как брат сплёвывает кровь. — Только на это ты и способен, я всегда знал, что из тебя ничего толкового не выйдет. — Пытаешься разозлить меня? При быстром осмотре было не совсем понятно, прячет ли Билли свой револьвер где-то под курткой или же просто держится за кровоточащую рану. Говард остановился всего в нескольких шагах от него и с настороженностью смотрел на него сверху вниз. — Я сделал это ещё тогда, когда всадил пулю в твоего дражайшего папочку. Рид с трудом заставил себя глубоко вдохнуть воздух, вместо того, чтобы со всей силы ударить по лежащему ногой. Билли улыбнулся, словно безумец, и явно был горд собой и своим поступком. — Чего это ты не плачешь, птенчик? Не так уж и любил папочку? О-о, или он не был папочкой? Я чего-то о тебе не знаю, братик? — Заткнись. — С чего бы? Неужели мне нельзя позлорадствовать? Я тебя вырастил, а не он. Я научил тебя всему, дал тебе ту жизнь, которую ты заслуживаешь. — Ты научил меня грабить и бросил при первом же провале! Билли снова засмеялся, еле сдерживая хрипы. Говард всё-таки разглядел револьвер, попытался отобрать его, наступил на резко вскинутую руку и проигнорировал болезненное шипение. — Не думал, что ты такой неблагодарный, — вновь заговорил Билли, глядя на то, как его главное оружие улетает куда-то вдаль. — Мы жили лучше, чем любой наш сосед мог бы себе представить. Ты не жаловался и несколько раз пытался вернуться ко мне, если память мне не изменяет. Что же случилось? Неужели этот старик, заставивший тебя возиться с неотёсанными дикарями, предложил тебе что-то получше? Боже, братец, да как ты мог? От сильного удара по рёбрам, Билли согнулся и громко застонал. Говард крепче сжал зубы, безрезультатно пытаясь успокоиться. — А я ведь было поверил, что ты на моей стороне, — превозмогая боль продолжил мужчина. — Тогда, когда ты пришёл ко мне и сказал, что соскучился. Может тогда этот старческий гипноз спал, и ты прозрел? Сейчас тоже отпустило? — Я никогда не скучал по тебе. — Не обманывай себя, я знаю, что ты искал меня все те годы после того, как старик украл тебя. — Он спас меня. — От кого? От меня? — Ты бросил меня гнить в тюрьме и даже не вернулся! Я ждал тебя каждый день, но ты не пришёл. — Я вернулся позже, тебя уже там не было. Мне даже не сказали, куда этот старик увёз тебя. Я потерял след. Говард почувствовал, как внутри всё закипает. Это уловка. Нельзя вестись на весь этот бред. Он точно знает, что Билли не было в городе — он не возвращался туда. Боялся, что брат его сдал, не хотел оказаться в тюрьме, но Говард и не собирался ничего говорить. Он бы никогда его не подставил. — Думаешь, я поверю в весь этот бред? Я уже не ребёнок, ты не сможешь мной манипулировать — не в том положении. Побереги силы. — Какие мы серьёзные, куда делся мой чудаковатый братик? Нужно отдать старику должное, он неплохо промыл тебе мозги. — Мозги мне промывал только ты. — Ох, прости, я, видимо, плохо старался. Признаю, это моя вина, что ты спутался с какой-то дикарской девкой, — Билли противно ухмыльнулся, заметив удивление на лице брата. — Что? Думаешь, это такая тайна? Любой дурак увидит в твоём мальчишке грязную кровь. Он похож на тебя, да, но от дикарской шлюхи у него черт побольше. На очередную попытку ударить его по рёбрам Билли отреагировал резким перекатом. Говард сделал выпад, попытался ухватить его за одежду, но уже в следующую же секунду почувствовал резкую вспышку боли в области голени. Царапина тут же начала кровоточить. — Я догадывался, что ты спутался с дикарями, — зло процедил Билли, кое-как поднявшись. Говард пронзил его уничтожающим взглядом, но не спешил приближаться. — Старик хорошо постарался: запудрил тебе мозги, рассказал сказочки про добрых детей леса… но спутаться с дикарской девкой? Нет, братец, это уже перебор. И ведь даже не рассказал! Родному брату! Прятал пацанёнка десять лет и даже не похвастался. — Ему двенадцать, и я не обязан тебе ни о чём рассказывать. Билли хмыкнул. Он медленно ходил по кругу, словно хищник, и не отрывал взгляда от противника. Говард был готов ко всему, но револьвер в его руках едва заметно дрожал. — Мальчик не в курсе, кто его мать, верно? Он сдал тебя без промедлений, я даже не успел надавить на него, а он уже выдал мне то, о чём я и подумать не мог! Мы столько лет выслеживали предателей, помогающих дикарям уйти от правосудия, и тут оказывается, что всё это время это был ты. Мой горячо любимый младший брат. — Хватит называть меня своим братом. Это не сработает. — Почему? Теперь ты считаешь своим братом того краснокожего ублюдка? Жаль, Коннор промахнулся. Если бы не твой мальчонка, обошлись бы малой кровью. Револьвер вылетел из рук от первого же удара. Говард отвлёкся, пропустил толчок в грудь и повалился на спину, больно ударившись затылком. Билли наклонился, схватил его за грудки и резко потянул на себя, перехватывая поудобнее, чтобы ударить. Говард со всей силы пнул его ногой и снова упал на спину, на этот раз успев перекатиться. Билли морщился от давшей о себе знать раны, но на ноги поднялся, успев отразить новый удар. Возня продлилась довольно долго. Билли падал, ронял нож, но каждый раз тянулся к нему снова. Говард не был удивлён такому упорству — он прекрасно помнил все их спарринги, в которых брат никогда не позволял ему выиграть. Сколько бы хитрых приёмов он не использовал, на земле всегда оказывался именно он. Однако сейчас Билли истекал кровью. Он двигался намного медленнее, берёг правую руку и отвечал на удары в основном защитой. Пуля прошла навылет, едва не задев лёгкое, и если постараться, то можно ударить прямо по ране. Билли сразу распознал очевидную тактику. Его нож стал взлетать куда агрессивнее, чем минуту назад. Говард замычал, схватившись за перечёркнутую красным щёку. — Видишь? Даже сейчас, когда у тебя есть преимущество, ты остаёшься в дураках, — усмехнулся Билли. — Давай прекратим это, братец, я не хочу, чтобы ты пострадал. Мы уже и так натворили дел: ты убил моих, а я убил лишь одного из твоих. Не думаешь, что это нечестно? Но я умею прощать, ты же знаешь. Садись на лошадь и езжай к сыну, он наверняка волнуется. Я не буду тебя преследовать, обещаю. — Не верю ни единому слову, — последнее Говард почти прорычал, вновь бросившись в атаку. Билли не успел увернуться, выронил нож и снова упал, подняв облако пыли. Говард бил его кулаками: по лицу, по груди, по подставленным рукам. Те несколько секунд, когда пуля пронзила овечий жилет Кэссиди, когда кровь медленно окрасила белую шерсть красной дорожкой, всплывали в памяти снова и снова. Только когда Билли странно захрипел и подавился, он смог остановиться. Лицо брата было полностью красным и вспухшим, один глаз заплыл так, что открыть его не представлялось возможным. Говард застыл. Осознание медленно начало доходить до него, но Билли снова смог его удивить. С громким рыком, вперемешку с болезненными стонами, он отшвырнул его в сторону и снова схватил с земли нож. Говард еле успел прикрыться руками, останавливая лезвие, на долю секунды коснувшееся его шеи. Билли не сдавался, сжимая зубы так сильно, что кровь с его лица начала капать вниз, Говарду на рубашку. Руки, вцепившиеся в чужое запястье, начали слабеть, вывернуться не получалось, но и Билли ощутимо не хватало сил. Краем глаза Рид видел, что рана снова начала кровоточить. — Убьёшь родного брата? — еле выговорил он, зажмурившись от напряжения. Билли никак не ответил на то, что его атаковали его же картой. — А как же все те речи про любовь и заботу? — Ты меня опозорил, — сквозь зубы прошипел Билли и навалился на нож всем весом. Говард закричал, сумев перенаправить острие с горла на плечо, и всё же вывернулся, вскакивая на ноги. Из раны полилась кровь, нож выпал, но Билли сразу же подхватил его снова, бросаясь на противника с таким отчаянием, что отразить атаку не составило никакого труда. Говард перехватил направленное на него оружие снова и развернул его, не успевая понять, что творит. Билли издал странный хлюпающий звук и замер с широко раскрытыми глазами. — Нет-нет-нет, прости, — Говард подхватил его, но сил уже не осталось. Билли рухнул на землю, утянув его за собой. — Я не… То желание догнать и убить, охватившее его ещё тогда, когда Кэссиди свалился с лошади, прошло довольно быстро. Смотреть на то, как брат корчится в предсмертной агонии, было невыносимо, и Говард закрыл глаза, прижимая Билли к себе. Тот уже не мог говорить, а хрипеть перестал только через несколько чудовищно долгих минут. Горячие слёзы катились по щекам без остановки. Мысли о Кэссиди снова настигли его и не давали успокоиться. Он умирал, а его даже не было рядом. Какие были его последние слова? Ему было больно? Он бы хотел, чтобы именно Говард обнимал его так, как сейчас обнимает Билли? Он должен был быть там. Не здесь. Не с убийцей, которого возненавидел ещё давно, но к которому тянулся каждый раз, когда тот маячил на горизонте. Каждый раз, когда Билли появлялся в его жизни, кто-нибудь умирал, и сейчас это был Кэссиди — самый дорогой человек в его жизни. И он ведь даже не сказал это вслух. Тянул до последнего и так и не произнёс самое важное… Сколько прошло времени, сказать было трудно. Ветра не было, тишина рыжих скал не позволяла отвлечься и не думать. Начало темнеть. Говард поднял голову, оглядываясь вокруг. Рыжего коня рядом уже не было, но Мёрфи всё ещё дремал на том же месте. Снова переведя взгляд вниз, он уже без каких-либо эмоций осмотрел бледное лицо мертвеца. Нос заложило, но отвратительная вонь всё равно ощущалась. Кое-как поднявшись на ноги, он ещё раз окинул взглядом песчаную долину. Дорога и расщелины в скалах были усыпаны камнями. Оттащить Билли подальше от центра дороги оказалось не так-то просто. Рана в левом плече отзывалась острой болью при каждом движении, но Говард не спешил сдаваться. Камень за камнем он укладывал вокруг брата и не обращал внимания на нарастающую слабость. Он заслужил. Каждую царапину, каждый синяк и глубокую рану — всё за Кэссиди. Когда последний камень приземлился на верхушку странной могилы, было уже совсем темно. Ноги наконец подкосились от усталости, и он рухнул на землю почти что с облегчением. В долине было чудовищно тихо. Если бы не периодическое фырканье Мёрфи, можно было бы подумать, что весь мир замер вместе с его дыханием. В сон клонило уже давно, но сил сопротивляться ещё хватало. Кровь из раны засохла, клочки одежды впились в плоть, но боль отступила. Если не двигаться, то ничего и не почувствуешь. Глаза снова защипало. Ни о чём не думать не получалось. В голове снова и снова прокручивались слова Кэссиди о том, что вести переговоры с Билли — пустая трата времени. Почему он не послушал? Столько лет убеждался в том, что наставник всегда прав, а потом забыл об этом. Он погиб из-за него… Рана снова дала о себе знать, когда он попытался подтянуть колени ближе. Зажав её рукой, он всё же откинулся назад, упираясь спиной в груду камней. Наверное, стоит вернуться. Муэта переживает, возможно, с утра он даже поедет его искать? Нет. Вернуться — значит увидеть его. Холодный труп, такой же устрашающий, как Билли. Это невыносимо. Он не выдержит, не сможет… Интересно, Терри будет также горевать по отцу? Будет винить себя, плакать и видеть перед глазами его лицо? Успел он так привязаться или лишь вздохнёт с облегчением? Конь нервно переступил с ноги на ногу и странно захрипел. Говард огляделся по сторонам, но ничего не заметил. Возможно, где-то неподалёку притаился койот. Голова начала кружиться, мысли путались, но он всё равно смог дойти до коня. Забраться в седло не получалось: нога то и дело выскальзывала из стремени, а рана на плече не позволяла поднять левую руку. Мёрфи терпеливо ждал, словно всё прекрасно понимал. Наверное, он тоже грустил по хозяину, которого провозил на своей спине почти двадцать лет. Лошади — умные животные. Так всегда говорил Муэта. Сдавшись, Говард всё же взял поводья в руку и повёл коня за собой, надеясь, что по пути ему встретится какой-нибудь камень, чтобы забраться в седло с него. Весь путь на своих двоих он точно не осилит...