Белый ястреб

Пыльная широкая дорога с проезжающими мимо торговцами довольно быстро сменилась живописными зелёными лужайками. Коровы настороженно вскидывали головы, стоило им почуять лошадей, а заспанные пастухи с любопытством осматривали незнакомых всадников. Говард поправил шляпу, потянув её переднюю часть чуть ниже, и взглянул на едва не дрожащего от волнения сына. Эд шла довольно быстро, явно узнав родные места, но мальчик сдерживал её, будто не хотел никуда спешить. Он оделся также, как и выезжал отсюда больше месяца назад: та же старая белая шляпа, шерстяное пончо, украшенное треугольными узорами. Только штаны и ботинки оказались новыми, но и они не отличались по цвету от предыдущих. Ничего будто и не менялось. Казалось, что только вчера они ехали по этой же дороге, знакомились и пытались понять друг друга. Говард вспомнил, как Терри свалился с лошади дважды, как не мог уснуть в первую ночь путешествия и как пытался ему понравится, выделываясь и рассказывая странные истории. Теперь этого не требовалось, мальчик не был зажатым и не говорил ни слова, лишь бы нарушить тишину. Он смотрел исключительно на дорогу и, казалось, даже не дышал, погрузившись глубоко в свои мысли. — Волнуешься? — всё же решился спросить Говард, когда вдалеке наконец показались знакомые крыши. У Терри они вызвали очередной приступ паники, и теперь мальчик выглядел так, будто собирался развернуться и умчаться прочь. Он посмотрел на отца, будто в поисках поддержки и растерянно кивнул, подтверждая ещё и голосом: — Немного. — Всё будет хорошо. Мальчик снова уставился вперёд, пытаясь держать поводья дрожащими пальцами. Говард наблюдал за ним с беспокойством, но больше ничего не сказал. Стоило приблизиться к дому, и непонятно откуда вдруг вырвалась слегка подросшая белая псина. Тявканье превратилось в истеричное повизгивание, и Говарду пришлось натянуть поводья, чтобы испуганный конь не решил позорно смыться. — Пушистик, Пушистик! — Терри пытался сделать голос построже, но собака восприняла его зов как радостное приветствие. Эд даже не шелохнулась, стоило псу начать прыгать, касаясь её длинных ног когтями. — Фу, уйди! Пёс не успокоился, пока мальчик не слез с лошади. На его радостный лай и безумные метания повысовывались все соседи, и Говард был вынужден прятать от них взгляд и терпеть явные шепотки за спиной. Терри гладил пса, пока тот не перестал скулить. Эд, про которую мальчик благополучно забыл, сама направилась ближе к дому, дверь которого вдруг еле слышно открылась. Говард замер под пристальным взглядом старика и пытался прочесть по его удивлённо-недовольному лицу хоть что-то. Не получилось. Пёс наконец отцепился, и Терри поднялся на ноги, заметив вышедшего на крыльцо дедушку. Не говоря ни слова, он бросился к нему и крепко обнял, нисколько не беспокоясь о том, что сам старик лишь неловко похлопал его по макушке и будто нехотя положил вторую руку ему на спину. Говард непроизвольно свёл брови, демонстрируя не отрывающему от него взгляда Моргану своё осуждение, но тот лишь невпечатлённо хмыкнул в ответ. Терри наконец отстранился и что-то быстро спросив у дедушки, помчался в дом. — Так и будешь стоять там, как истукан, или зайдёшь угоститься по старой дружбе? Говард замешкался, растерявшись. Местные жители всё ещё с любопытством разглядывали его из своих окон и огородов, и он чувствовал, как с каждой секундой его пребывание здесь становится всё более странным. Старик Морган его так и не дождался. Он ушёл в дом, но дверь закрывать не стал. Говард выслал коня вперёд, подъехал к пыльной светлой лестнице и спешился, искоса поглядывая в такое же грязное, как и крыльцо, окно кухни. Старик прямо за ним мельтешил возле шкафчиков, словно искал что-то, и не оборачивался. В доме было непривычно тихо. Говард на секунду застыл на пороге, разглядывая ни капли не изменившиеся стены и рамки с фотографиями. Ни на одной из них не было Терри — только счастливая Долли, молодая Шэрон и сам Уолтер. Пройдя мимо лестницы и свернув направо, он остановился, ожидая приглашения. Кухня выглядела необитаемой по сравнению с тем, какой он помнил её много лет назад. На потрескавшейся столешнице в противоположном углу стояла ржавая кастрюля, рядом с ней вил себе дом небольшой чёрный паук. Бледно-зелёные обои слегка почернели ближе к потолку и возле краёв перекошенных шкафчиков. Создавалось ощущение, что никто вообще не ухаживал за домом и даже не думал о его внешнем виде. — Садись, чего как неродной? Стол на шестерых человек теперь казался слишком большим. Новая белая скатерть при лучшем рассмотрении оказалась старой и заляпанной, а ножки стула с высокой некогда удобной спинкой громко скрипнули, стоило Говарду осторожно присесть. Смотреть на соседнее место оказалось чудовищно больно, так что он молча разглядывал тонкие потрёпанные занавески, сквозь которые было прекрасно видно пшеничное поле и часть высокого деревянного амбара на опушке. Старик Морган проводил странные манипуляции с кофе, пытаясь то ли выскрести его из банки, то ли сломать ложку. Выглядел он неважно, хотя всё ещё держался на ногах довольно уверенно. Рубаха висела на нём, как на тонкой вешалке, и Говард удивился, не понимая, куда делись все мышцы. — Помнится, ты любил пить это дерьмо с молоком, — наконец закряхтел старик, развернувшись. — Хер тебе, соседская корова на той неделе сдохла. Говард скептически рассмотрел тёмно-коричневую жижу, предположительно являющуюся кофе. Судя по запаху, напиток получился отвратительно крепким, так что Рид лишь пододвинул потёртую кружку к себе, наблюдая за тем, как старик Морган пьёт свою порцию, ничуть не скривившись. Напряжение так и витало в воздухе, но ничего с этим сделать Говард не мог. Он продолжал разглядывать интерьер, замечая новые детали вроде отвалившейся полки или двух небольших картин с подозрительно знакомыми пейзажами. — Долли нарисовала, — разъяснил старик, отставляя кружку. — Повезло, что она действительно хорошо рисует, весь дом в них. Половину даже удалось продать. Талант у неё что ли… Хотя люди у неё получаются плохо, все какие-то перекошенные, а вот животные и природа — другое дело. — Не знал, что она… рисует. — Глянь-ка, а кто ей тогда подарочки передавал? — разглядев недоумение на лице собеседника, старик презрительно промычал что-то невнятное, добавив: — Так и знал, что ты даже не вспоминал о ней. А Кэссиди-то меня ещё переубедить пытался, тфу. Передай ему, что я от него больше и никеля не возьму. Отвратительный ком застрял в горле, но Говард всё же нашёл в себе силы заговорить. Каким бы отвратительным не был старик Морган — он был другом Кэссиди. — Он умер. — Что? Говард уставился в кружку, всё же потянувшись к ней губами. Кипяток ошпарил язык, и горький вкус почти не почувствовался. — Как? — спустя довольно долгое время спросил Морган. Его голос всё же отдавал грустью, несмотря на показательную чёрствость. — Застрелили. — Кто? Дикари? — Мой брат. Старик хмыкнул и отпил ещё немного кофе, будто желая заглушить им свои настоящие эмоции. Говард снова отвернулся, глядя на дверной проём и скрывающуюся за ним высокую лестницу. Терри слышно не было. — Он был достойным человеком, — заговорил старик. — Со своими тараканами, но благородства было хоть отбавляй. Говард лишь слабо кивнул, ничего не ответив. — Можешь забрать все его подарки, которые он привёз Долли. Там холсты, драгоценности, краски. Она и с постели-то не встаёт, какое там рисовать? Говорят, что должно случиться чудо, чтобы она оклемалась, но какое там? Даже цирюльник сказал, что милосерднее удавить её подушкой. — Мне жаль. Тишина, ненадолго повисшая в воздухе, очень быстро начала напрягать. Рид обернулся, бросив на старика настороженный взгляд, и удивился, встретившись с нескрываемой агрессией. — Так хочется по морде тебе дать… Хоть бы раз навестил её. Привёз бы гостинцев сыночку или поиграл — нет, ты поджал хвост и затаился, думая, что старина Уолтер и сам разберётся. У меня поперёк горла этот ребёнок стоял. Старик яростно тыкнул куда-то себе в кадык, дрожащим от напряжения пальцем. Говард нервно сглотнул, не зная, куда себя деть. — Припёрся посреди ночи, внушил ей, что она сможет стать счастливой, а сам свалил и вернулся только через тринадцать лет, — продолжил Морган, глядя собеседнику прямо в глаза. — Думаешь, мне было в радость тратить на него последние деньги? Ездить пахать на железной дороге, как проклятый, лишь бы заработать на лекарства и ей, и ему, и бедняге Шэрон, у которой волосы дыбом встали от того, что это дикарский ребёнок. Да, ты думал, что мы совсем идиоты? Уже в полтора года любой дурак бы понял, что с ним не так. — Она хотела ребёнка… — Мало ли чего она хотела! — Говард поморщился, поджав губы от досады. Почему-то сейчас он чувствовал себя скорее мальчишкой, которого отчитывают за серьёзный проступок. Дать отпор казалось чем-то нереальным. — Куда это её привело? Носилась с этим ребёнком, ничего вокруг не замечая, а сейчас лежит в постели с пробитой головой в добавок к врождённой глупости. Иди вон, полюбуйся, глядишь, узнает и сама тебя отметелит. Может и есть это то самое чудо? Старик вдруг болезненно закашлялся, отворачиваясь, и Говард наконец смог оторвать взгляд от скатерти. За эти полтора месяца что-то явно изменилось. — Лучше бы вы не возвращались, — ядовито бросил Морган, склонившись рядом со столом и вытирая лицо полотенцем. — Подкинул бы его какой-нибудь дикарке, если сам возиться не хочешь, мне он на кой? Мой отец погиб от рук краснокожих, а ты предлагаешь мне воспитывать одного из них? Она не в состоянии больше с ним играться, а я видеть его не могу. Как представлю, в кого он вырастет… Краем глаза Говард ещё несколько секунд назад заметил какое-то движение, но обернулся почему-то только сейчас. Терри стоял на пороге кухни с каким-то непонятным выражением на лице и даже не дышал, до побелевших костяшек вцепившись рукой в дверной косяк. Морган тоже заметил его, но сразу же отвернулся и сделал вид, что ничего не произошло. Говард попытался было встать и подойти к сыну, но тот вдруг сорвался с места, уносясь прочь. — Неужели ты не объяснил ему всё по дороге? — обвинительным тоном поинтересовался старик, будто он вообще ни в чём не виноват. — Большой уже, должен понимать, как жизнь устроена. — Вы отвратительны. — Не больше, чем ты. Говард поднялся, не желая больше оставаться со стариком за одним столом. Он вышел было на крыльцо, но всё же задержался, глядя на лестницу. На втором этаже было светло благодаря большому окну в коридоре — он это помнил… Секундное желание подняться прошло также быстро, как и появилось. Он вышел на улицу через приоткрытую дверь и остановился, оглядывая двор. Поблизости Терри, ожидаемо, не оказалось, но лошади выглядели слегка напуганными, что значило, что мальчик всё же мимо них пробегал. Соседи уже успели вернуться к своим делам и не пялились на незнакомца слишком явно, так что Говард спокойно прошёлся вокруг дома, не боясь наткнуться на косые взгляды. Ни среди обломков старой телеги, ни в высокой траве мальчика не оказалось. Говард снова вышел на дорогу, прошёлся по ней, заглядывая за немногочисленные деревья и кусты, но всё же вынужден был вернуться обратно. Взгляд зацепился за лес, но прежде чем он бездумно пошёл бы туда, в памяти всплыли слова Терри о том, куда он бегал прятаться, когда дедушка на него сердился. Амбар или курятник. Куры выглядели умиротворённо, да и он бы услышал их крики, так что вряд ли Терри сейчас там, а вот амбар… Пришлось пробираться через поле. Старой привычной дорожки на месте уже не было, а искать новую не хотелось. Широкая дверь оказалась открыта, но внутри всё равно было темно. Свет проникал лишь через тонкие щели и открытое под самой крышей окно. Лопаты, вилы и плуг стояли прямо напротив входа по левой стороне, в то время как по правой расположились высокие тюки сена. Говард обошёл их, прислушиваясь к тихому плачу, и совсем не удивился, обнаружив сидящего прямо на земле Терри. Мальчик притянул колени к груди и обнял их руками, спрятав в них голову. Его плечи сильно дрожали, а приглушённые всхлипы всё равно казались довольно громкими в тишине полупустого строения. — Терри, — Говард опустился рядом с сыном на корточки, но тот отвернулся, практически не меняя позы. Он лишь передвинул ноги ближе к стенке и продолжил рыдать ещё громче, хотя и пытался сдержаться. Рид застыл, не двигаясь несколько долгих секунд. Подумал, но всё же поднялся на ноги, осматриваясь по сторонам. Терри плакал ещё очень долго и начал успокаиваться только тогда, когда Говард отошёл обратно к двери и облокотился плечом о стену, всматриваясь в высокие сосны. Поняв, что мальчик справился с истерикой, он обернулся, столкнувшись с ним взглядом. Терри не выдержал сразу же и быстро спрятался снова, продолжая изредка всхлипывать и без конца тереть и так красные глаза рукавами. — Можно я подойду? Ответа не последовало, и Говард принял это за согласие. Вернувшись к сыну, он осторожно присел рядом с ним на холодную, усыпанную соломинками землю и опёрся спиной о позади стоящий стог. Терри не отрывал взгляда от своих коленей и всё так же потирал глаза. Говард осторожно взял его за запястье и опустил вниз, на что мальчик отреагировал резким, но каким-то не слишком уверенным возмущением. — Я собирался тебе рассказать, только не знал, как, — всё же решился заговорить Рид. — Каждый раз момент был неподходящий. Прости меня. Мальчик ничего не ответил, но сбегать или хотя бы отворачиваться явно не собирался. Говард ждал, что тот на него посмотрит, но Терри не двигался, едва слышно хлюпая носом. — Ты так много говорил о том, что ненавидишь их… Я думал, для тебя это станет ударом, и ты возненавидишь не только меня, но и себя. Когда ты подружился с Муэтой, у меня появилась надежда, но когда мы с тобой пришли на её могилу… я не смог. Думал, что ты не простишь меня — и ты имеешь на это полное право — думал, что тебе будет лучше не знать и беспокоиться только об одной своей маме. Долли всё ещё твоя мама — это ничего не меняет. Она тебя вырастила и правда любила… любит. Она приняла тебя как родного и искренне радовалась. У неё не могло быть детей, но она очень хотела. Ты стал для неё подарком судьбы. Терри продолжал молчать. Говард не понимал, слышит ли сын вообще то, что он говорит, но очень надеялся, что слышит. Рассказывать правду, на удивление, было легко, и теперь он винил себя ещё больше, что не сделал этого раньше. — Так это… — вдруг произнёс мальчик, сбившись на полуслове из-за осипшего голоса. Говард бросил на него ободряющий взгляд, но Терри тут же смутился, отвернувшись. — Сестра Муэты, да? — Да. Мэйэра. Мы называли её Мэй. Терри кивнул, будто услышал какой-то научный факт. Он ещё раз вытер глаза и громко шмыгнул носом, продолжая разглядывать пространство перед собой. — Я уже говорил тебе, она погибла при родах, никто в этом не виноват, и никто не знал, что так будет. Тебя удалось спасти только чудом. — И ты… сразу увёз меня? — Почти, — Говард запнулся, с трудом вспоминая всё, что случилось в тот день, когда его мир рухнул в одно мгновение. Это было похоже на те чувства, которые он испытывал, увидев, как Кэссиди замертво рухнул с лошади, но всё же что-то отличалось. — Я горевал. Муэта возился с тобой — не отходил ни на шаг. Он, вроде как, твой настоящий дядя. Двоюродный, но не суть. Пока Кэссиди пытался меня образумить, ругался и расписывал мне все прелести дальнейшей жизни, ты кочевал по местным нянькам. Мальчик подтянул колени ближе и уложил на них подбородок. Говард улыбнулся, наблюдая за ним. — Несколько месяцев ты всё же пробыл в поселении. Если честно, я тебя практически и не видел. Кэссиди рассказывал, какой ты чудесный, даже хвастался тем, что тебя на него вырвало… Терри медленно поднял взгляд, чуть разворачивая голову. Говард усмехнулся его реакции. — Да, ты уже тогда его невзлюбил. Мальчишка фыркнул. Его губы едва заметно растянулись в улыбке, когда он снова опустил подбородок на сложенные руки. — Мы должны были уезжать на зиму, и, конечно, я не мог бросить тебя… По крайней мере, Кэссиди мне это доходчиво объяснил. Мы взяли тебя с собой, и я, вроде как, смирился с тем, что должен буду о тебе заботиться, но… ещё перед отъездом я думал о Долли и вспоминал, как она упоминала то, что хочет ребёнка. Я не сказал Кэссиди, что собираюсь сделать, так что он пришёл в бешенство, когда одним вечером я буквально похитил тебя из-под его носа и вывез за город. Рози грозилась оторвать мне голову, но я всё им объяснил, и мы, вроде как, сошлись на том, что так будет лучше. Тишина затянулась, но никто не спешил говорить. Терри не шевелился, не показывая никаких эмоций. Говард тоже замер и погряз в собственных мыслях о тяжёлом прошлом. Тот злополучный вечер, когда они с Кэссиди поссорились так, что казалось, что пути назад уже нет, вспоминался достаточно ярко. Если бы не Рози, они бы, наверное, поубивали друг друга. — Мама меня не узнала, — вдруг произнёс мальчишка, и Рид вздрогнул от его печального голоса. — Я-я ей рассказывал, но она… Я даже не понимаю, что она говорит. Говард молча притянул сына к себе. Слёзы у Терри уже закончились, но он всё равно тяжело дышал и шмыгал забитым носом. — Ей хуже, она даже не смотрит на меня, — продолжил он. — Будто вообще не видит. На столе какие-то новые лекарства — они воняют! Мне не стоило уезжать, она бы поправилась… — Ты ни в чём не виноват. Это от тебя не зависит, у неё серьёзная травма. — Если бы я остался, она бы не грустила, ей бы не стало хуже! Ответить на такое оказалось сложно. Говард только крепче прижал сына к себе и успокаивающе погладил его по предплечью. Дыхание Терри снова сбилось, и он шумно хватал ртом воздух, пытаясь расслабиться. — Я больше не смогу остаться здесь, да? — спросил он. Говарду не хотелось отвечать, но деваться было некуда. — Не знаю. Не думаю, что он тебя выгонит, кажется, он наговорил это сгоряча. — Я же ничего ему не сделал… — Иногда этого и не требуется, люди — странные существа. У него своя боль, не пытайся его понять. Ты не виноват. — Ты тоже. Говард удивлённо замер. Терри почти лежал на нём, задумчиво играя с длинной соломинкой. В этом было столько умиротворения, столько доверия, что он и сам едва сдержал эмоции. — Поехали со мной, ладно? — всё же решился предложить он. — Знаю, ты не хотел, но обещаю, что мы будем навещать маму, как можно чаще. Мы съездим на север, найдём ей хорошего лекаря, а потом… если ты захочешь, мы могли бы навестить мою сестру в Джексоне. Думаю, она помогла бы нам с выбором дома. Терри замер. Говард испугался было, что тот снова вспылит, но вместо этого мальчик лишь тихо произнёс успокаивающее и не до конца уверенное: «Ладно». Говард выдохнул, прикрывая глаза. Терри мирно сопел у него под ухом и действительно расслабился. Где-то вдалеке снова залаяла собака. В этот раз никому не хотелось портить момент и что-то говорить. Казалось, они наконец обо всём договорились. — Расскажи мне о ней, — спустя какое-то время попросил Терри. Говард вздрогнул, сонно разлепляя глаза. — О ком? — О маме… о той, другой. Лёгкая улыбка тут же озарила губы, и Говард начал рассказ. Конец.