Мини-сборник драбблов

Не стоишь плача по ночам и сигарет, Но идеален, как ни посмотри. Я лишь подросток, что тобой согрет И нежным пламенем прекраснейшей любви.

Какая это была сигарета? Третья? Пятая? Какая разница, если всем плевать? Бессмысленно. Терпкий дым, сопровождаемый глубоким вздохом, снова сорвался с губ подростка. Терять было нечего. Да и что можно потерять, если последняя иллюзия того, что рядом кто-то есть, неожиданно рассеялась, оставляя пустую голову и прояснившееся зрение? Было обидно. Наверное, всем, что чувствовал в тот момент подросток помимо острой боли в сердце, была обида. Вовин мир рушился с каждой секундой осознания. Было ужасно неловко. Как он мог поверить тому, кто не стремился отвечать взаимностью на чувства? Как его затуманенный разум вообще принял обычное желание проводить время вместе за симпатию? Как сердце, что казалось давно опустошённым, разбитым и никому не нужным, снова затрепетало, проявляя признаки жизни, а потом разбилось, словно фарфоровая ваза, которую кинули об асфальт? Что мертво — умереть не может. Это обычно отвечал парень, когда его спрашивали про самочувствие, здоровье. Однако в тот день он понял, как ошибался. Догорающий окурок полетел вниз с высокого здания, и парень вынул новую сигарету из теперь уже пустой пачки, что тут же полетела вслед за окурком. Острая боль, прожигавшая в кровоточащем сердце тёмную дыру, не думала утихать. От сигарет легче не становилось. Вова старался затушить чувства, что кипели и разрывали на части, обычными сигаретами. Обычными сигаретами… Нет, легче определённо не становилось. Сколько бы раз Вова не втягивал в лёгкие очередную порцию дыма, заставлявшую закашляться от непривычки, было бесполезно. Единственным, чего он добился, было головокружение и урчание в животе. Вот кто с непривычки курит сразу целую пачку? Подросток опустился на холодную крышу многоэтажки, чтобы не упасть от резкого кружения в глазах. Чтобы не упасть раньше времени. Нет, он определённо хотел, чтобы его смерть видели, чувствовали и помнили. Не знаю точно, как можно «почувствовать» смерть другого человека. Наверное, это когда ты видишь бездыханное тело, превращённое в мясо, и в тебе что-то умирает. Ты понимаешь, что ты мог его спасти, надо было только позвонить и спросить, как дела, приехать, навестить, написать… Надо было просто быть внимательней. Вова не любил людей. Они все имели свойство подводить. Почти все. Был среди этого хаоса лживых эмоций и лицемерия единственный огонёк, что светил и днём, и ночью, словно маяк, наставляя на нужный путь. Лёша. Он не подводил подростка даже в самые ответственные моменты, когда казалось, что уже всё. Конец. Нет, старший всегда мог смело сказать то, что Вова так хотел услышать, хоть и не всегда верил. Общие голоса, будто соединившись в один беспрерывный гул, звенели в ушах, внушали бедному пареньку, что друг просто подыгрывает, что ему это выгодно. И это служило поводом для новых слёз и очередного долгого пути к принятию. Лёша был рядом в самые нужные моменты. Только тогда, когда действительно был нужен и должен был помочь, потому что больше было некому. Только тогда, когда Вова мысленно звал его, надеясь, что дверь в квартиру откроется и на пороге окажется запыхавшийся друг с несколькими бутылками алкоголя в рюкзаке или, на крайний случай, мороженым. В большинстве случаев, так и происходило. Вове достаточно было отправить тому определённый смайлик, выражавший его эмоции, и Лёша понимал, в какой степени подростку нужна была поддержка. В зависимости от Вовиного состояния парень мог позвонить, написать или примчаться по выученному наизусть адресу на ближайшем такси. Не то чтобы он не хотел каждый раз приезжать, чтобы успокоить лично, просто весьма проблематично было добираться до дома Вовы, живя на другом конце Москвы. В тот раз Лёша успел. Вова не спешил действовать. Он просто подошёл к краю и стал смотреть на проезжающие машины, которых было довольно много для двух часов ночи. Почему-то в голове возникло осознание того, что, по большему счёту, тело никто не заметит. Да и по жизни его мало кто замечал. Просто, когда ты на шаг от смерти, хочется, чтобы весь мир посмотрел на тебя, потому что на этот раз тебе плевать, что они скажут. Ты сделал свой выбор, и тебя никто не остановит. — Я надеюсь, ты не собирался прыгать? — немного напряжённый голос, в котором сквозило явное беспокойство, заставил вздрогнуть. — Я… Не знаю. Я не знаю. С одной стороны, я чертовски хочу сделать этот шаг, а с другой, ты… не простишь меня за это, — Вова обернулся, смахивая остатки слёз руками, и со смертельной грустью в голосе продолжил. — Во всяком случае, пока что плюсов прыжка я вижу значительно больше, чем минусов. Лёша за секунды преодолел расстояние между ними, и прижал уставшее тело к себе. Вова мгновенно обнял в ответ, утыкаясь носом в плечо и нервно шмыгая. Старший не любил сигареты. Алкоголь он не любил чуть меньше, поэтому, наверно, именно в нём он старался утопить видимые проблемы, которых у самого парня было предостаточно. Нет, он пил редко и старался вообще этого не делать, но иногда ему казалось, что лучше просто забыться, оставляя все дела на завтра. Прижимаясь к Вове, Лёша благодарил судьбу, что успел. Плевать на резкий запах сигаретного дыма, пропитавший всю кофту парня и больно отдававший в голову. Плевать, что мелкий косой дождь, от которого Лёша закрывал Вову своей спиной, становился сильнее. Плевать, что в целом мире осталось лишь несколько человек, что могли поддержать друг друга не ради личной выгоды, а просто так. Ради друг друга. — Пошли домой? — Лёша устало вздохнул, взяв за руку немного успокоившегося подростка. Тот в ответ лишь кивнул, отводя взгляд в пол. На его глазах больше не было слёз, но избавиться от той тоски, что сквозила во взгляде, было, наверное, невозможно. Лёша знал, что в таком взгляде может появиться что-то другое, что вытеснит печаль и встанет на её место. Любовь, например. Он догадывался, что большинство людей, которые были рядом с парнем по жизни, не всегда были именно теми, кого заслуживал парень. Лживые и лицемерные, они никогда не могли показать Вове всю ту искренность, которую подросток не смог получить от родителей. Лёша был рад, что парень доверял ему и видел в нём замечательного друга, что поможет в трудных ситуациях и поддержит, когда рядом никого не останется. Вова же в свою очередь, просто был счастлив, что нашёл такого человека. Знаете, даже в самой тёмной ночи может показаться спасительный луч, что поможет встать на тропинку, которую не видно в кромешной тьме. Таким лучиком был Вова для Лёши. До встречи с ним старший был уверен, что этот мир не спасти. Общество, жадное до денег, к которому Лёша успел привыкнуть, не показывало ему исключения из этого правила, и старший смирился. Если мир видит тебя таким же, как и себя, жадным и лицемерным, не соответствовать этому просто глупо. Однако, когда одним вечером Лёша столкнулся с плачущим подростком, в его сердце что-то встрепенулось. Вова был первым человеком, который не разочаровал и не оставил, даже несмотря на неоднократные попытки закончить своё существование. Вова стал первым человеком, который смог растопить многолетний лёд, покрывавший Лёшино сердце, и заставить его вновь биться, как раньше. Лёша влюбился в эти честные глаза и лицо, что редко-редко озарялось слабой улыбкой, но всё ещё было прекрасно, — в эти жёсткие тёмные волосы, в которые Лёша забирался пальцами, играя с прядками, когда Вова спал. Он безумно любил тонкие руки, что обвивали его за шею, когда парни стояли и подолгу обнимались на прощание, — и в слова, что Вова бросал каждый раз, когда было грустно: «Не уходи», «Ты мне нужен», «Побудь немного рядом». Когда Вова впервые потянулся за поцелуем, Лёша покраснел. Подросток без слов понял все его чувства и тут же ответил своими нежными прикосновениями к губам. После первого короткого поцелуя, Вова на секунду остановился. — Надеюсь, сейчас-то ты не уйдёшь? — в глазах сквозила надежда, а лицо озарила первая счастливая улыбка, что Лёша видел, наверное, впервые за всю их долгую дружбу. — Теперь я никогда не уйду.