Ты мне снишься 2: вспомни меня

Уже почти заканчивается январь, а я так и не смогла найти в себе сил вернуться в школу. Я не видела ни Хардина, ни, тем более, Хиро уже целый месяц. Сегодня воскресенье, а это значит только одно: проходит очередное слушание по делу Кайла. Его хотят посадить на двадцать, мать его, лет. Не у одной меня был ужасный Новый Год, Льюис встретил его за решёткой. На самом деле, единственное место, куда я выбираюсь – это зал заседания. Но с завтрашнего дня мне придётся пойти в школу, иначе я окончательно слечу со стипендии, которую моя мать, по ее словам, с кровью и потом выбивала для меня. И если это произойдёт, то она меня никогда не простит. Меня пару раз вызывали на допрос, один из них даже проходил с детектором лжи. Следователи спрашивали такие детали, которых я попросту не могла знать. Было очень много вопросов про сбыт наркотиков, оружия, казино и поставщиков, но мои знания ограничивались тем, что я поверхностно знала о деятельности Рашада, но ничего более. Хиро никогда не рассказывал мне каких-то мелких деталей, опасаясь в первую очередь того, что это может навредить мне самой. Самое ужасное было то, что оправдать Кайла с нашей стороны никак невозможно. Процесс двигается очень медленно, сегодня будет уже четвёртое заседание, пятое – через пару недель, на нем уже я буду выступать в качестве свидетеля. Обвинительная сторона требует вынести приговор для Льюиса в виде двадцати лет лишения свободы. Главным отягчающим обстоятельством является то, что смертельный выстрел Кайла – не был самообороной. Прокурор обличает его в том, что русоволосый выстрелил в араба, когда тот, в свою очередь, не предпринимал никаких попыток, чтобы нанести вред здоровью ему или тем, кто находился в комнате, помимо Хиро. В подтверждении ко всему этому прикреплены видеоматериалы со скрытых камер на которых четко видно, что руки Рашада опущены и он не собирался в нас стрелять. Вторым аргументом на такой большой срок является добровольное согласие Кайла на продажу наркотиков. Хиро это обошло стороной, во-первых потому, что он ничего не помнит, но самым главным стали доказательства принуждения его к этой работе и немыслимое количество угроз, которые были в личных сообщениях у Скотта на мобильнике. Сейчас я стою перед главными воротами Королевского судного двора, где минут через двадцать пройдёт очередное заседание, которое сново ни к чему не приведёт. Выдыхаю горячий пар изо рта, обдувая заледеневшие ладошки потоками горячего воздуха. В этом году зима в Лондоне какая-то по особенному морозная и снежная. Я поправляю своё длинное кремовое пальто, посильнее в него укутавшись, стараясь укрыться от ветра. Прохожу в уже знакомое здание, сдав верхнюю одежду на входе. Занимаю последние ряды, как это делала обычно, и перебирая пальцы на руке начинаю ждать начала. Кайла выводят на слушание, в ставшей для него уже привычной, оранжевой форме, а на его руках красуются наручники. Он выглядит ещё более отчаянно, чем в прошлые разы, а на лице не осталось и толики радости, глаза пустые и совсем не блестят, как это было раньше. Все проходит в довольно стандартной форме, Кайла, как всегда, называют убийцей, показания дают люди Рашада, но со следующего заседания начнётся сторона защиты, надеюсь, это хоть как-то поможет и изменит ситуацию в лучшую для Льюиса сторону. Молодой парень не должен сидеть в тюрьме до сорока лет за то, что пустил пулю в психа, который мог погубить ещё немало жизней, и, я более, чем уверенна, обязательно сделал бы это. Если бы Рашад не умер, то кареглазого судили бы только за покушение на убийство, а там совершенно другие сроки, более мягкие. И Рашад бы сам вряд ли смог отвертеться, и коротал оставшиеся годы жизни на зоне. Хотя, мне почему-то кажется, что он уже раньше там бывал, ведь весь его внешний вид просто кричал об этом. Все ещё поражаюсь тому, как он смог стать директором школы. Видимо деньги в этом мире действительно решают всё. Араб умер в скорой помощи, а хоронили его в закрытом гробу. Иногда, у меня закрадываются мысли о том, что это могла быть часть какого-то хитро выдуманного плана по его спасению, ибо он один из тех людей, что продумывают все наперёд. Но потом я стараюсь мыслить трезво и списываю все на паранойю. Даже не хочу представлять то, что Рашад может быть жив. После очередного свидетеля в виде охранника казино, судья ударяет молоточком по деревянной подставке и все моментально встают, я в том числе. — На сегодня заседание окончено, следующее слушание состоится ровно через четыре недели. – механически, скорее даже на автомате, произносит мужчина, стоя в чёрной длинной мантии с белым ажурным воротничком и бантиком у горла. — Увидите подсудимого. Кайла под руки хватают двое полицейских, и мы буквально на пару секунд пересекаемся взглядами друг с другом. Он улыбается мне так грустно и с такой болью в глазах, что хочется просто взвыть на месте. Кроме меня, из всех его близких и друзей, никто так и не пришёл на суд. Ни разу. Почти вся наша старая компания осталась доучиваться в частном пансионате. Почему почти? Потому что Эшли перевелась в Лондонский корпус, где мы и раньше учились, не знаю зачем. Узнала я об этом во время прочтения бумаг, так как она числилась в списке на документе, который я подписала для перевода из пансионата в нашу привычную частную школу. Меня и братьев Скотт согласились учить на стипендиальных условиях только здесь, ибо пансионат не имеет никаких социальных программ и рассчитан, видимо, только на то, чтобы собрать как можно больше денег. Сейчас там нет таких строгих правил, какие были раньше, при старом «директоре». Их спокойно отпускают в город на выходные, но, тем не менее, никто не посчитал нужным поддержать Кайла хотя бы таким образом. Ни Митчелл, ни Оливер, ни Кэндис, ни Наоми. Никто из них ни разу не приехал. Про Эшли я молчу подавно. И невольно возникает вопрос, а были ли мы все друзьями друг для друга? Настоящими друзьями. А не просто людьми, с которыми можно было обкуриться, выпить и громко посмеяться. Ведь когда наступили настоящие проблемы – никого из них не осталось. Когда хорошо – они рядом, а как настали сложные времена, они все делают вид, что Кайла не существует и он сам, в принципе, справится. Его проблемы – это его проблемы. С Хиро они поступили точно также, когда он начал употреблять. Все вокруг делали вид, будто это в порядке вещей и оно само пройдёт. Но оно не прошло. Хиро чуть не умер от передозировки, а они до сих пор об этом не знают. Даже сам Хиро про это не знает, как бы иронично это не звучало. Я знаю то, что я ни в коем случае не оставлю Кайла и буду пытаться всеми силами вытащить его из тюрьмы, как можно скорее. Ведь он сделал это не только ради себя, но и ради нас всех, ради Хиро. Одна из ужаснейших вещей, что родители Кайла отвернулись от него. На фоне стресса рак матери перешёл из стадии ремиссии в довольно активную, у неё появилось несколько новых опухолей. А Льюис начал работать на Рашада только для того, чтобы достать денег на ее лечение, и у него все получилось, но теперь весь мир будто ополчился против него. Отец пытается собрать денег на ее лечение на всевозможных благотворительных сайтах, в открытую обвиняя сына в возобновившейся онкологии жены. На адвоката у Кайла денег, конечно же, тоже нет. Я не знаю, как он морально ещё держится. Это слишком тяжело просто осознать, хотя бы на секунду поставить себя на его место, а вот то, что чувствует сам парень, мне слишком страшно и больно представлять. Русоволосый ходит по тонкому льду, и, кажется, ещё пару шагов – он окончательно пойдёт камнем ко дну. Кайла выводят из зала, и потихоньку все остальные начинают покидать это место, которое сломало не мало жизней. Наверное, в чьих-то глазах мой, можно сказать, самый близкий друг – убийца, но я его таковым не считаю. В конце февраля должны будут дать одно свидание, так как кареглазый будет находиться под стражей уже целых два месяца, и я обязательно воспользуюсь этой возможностью. Я выхожу из зала, направившись поскорее в гардеробную, пока там не успела образоваться толпа, чтобы поскорее забрать своё пальто и уйти отсюда. Забрав бежевый кусок шерстяной ткани, я неряшливо накидываю его на плечи своей чёрной толстовки, чтобы быстрее оказаться на улице, глотнуть немного свежего воздуха и, наконец, покурить. Размеренным шагом я иду вперёд, чтобы оказаться за пределами территории суда, рыская в сумке в поисках пачки сигарет. Наконец, отыскав нужную мне вещицу, я достаю одну и подпаливаю кончик, сделав один глубокий затяг. Мышцы моментально расслабляются, а по телу прокатывается волна наслаждения от пагубной привычки, которая раньше не так плотно входила в мою жизнь. — Курить вредно. – раздается хриплый баритон со стороны, когда я делаю очередную затяжку и стряхиваю немного пепла, ударив кончиками пальцев по сигарете, ближе к фильтру. — Можешь засунуть свой непрошеный совет себе в задни... – я оборачиваюсь на источник звука и затормаживаю на полуслове, увидев, кто стоит передо мной. Сердце ежесекундно начинает биться быстрее, а кровь стремительно разносится по венам, пуская кучу мурашек по спине. — Привет. – он слегка улыбается, а на его щеке появляется милейшая ямочка, в которую я раньше так любила тыкать. — Что ты здесь делаешь? — Пришёл на очередной суд Кайла, как и ты. – Хардин закусывает колечко на губе. — Ты...ты всегда приходил? — Да. — Почему я тебя ни разу не видела? – я свожу брови к переносице, оглядев его с ног до головы. Хардин одет в темно-синие джинсы и коричневую дубленку. Обычно спектр цветов заканчивается чёрным, особенно, когда дело касается каких-то курток. Кажется, все и вся вокруг меняются, двигаются вперед, и только я застряла на месте, погружённая в пучину своих проблем и моральных встрясок. — Я всегда заходил самым последним и садился возле выхода. Ты была слишком удручена своими мыслями и процессом, чтобы заметить меня. – он хмыкает. — Я рада, что ещё хоть кому-то есть дело до Кайла. – честно отвечаю я. — Мы все были непосредственными участниками всего этого, а отвечает он один. – Хардин поправляет волосы, взъерошив их ладонью. — Слышал, что случилось с его мамой. Мне жаль. Мне нечего на это ответить. Мне тоже жаль. До боли в груди жаль, особенно зная то, на что он пошёл ради ее выздоровления четырьмя месяцами ранее. — А ты не знаешь, где Миранда? — Адвокат запретил ей ходить на слушания. — Понятно. – я докуриваю сигарету и выкидываю бычок в мусорку, под осуждающий взгляд Хардина, ибо парень всей душой и сердцем ненавидит эти никотиновые, дурно пахнущие, палочки. Меня мучает всего один вопрос, который так и крутится на языке, волнует вопрос о состоянии всего одного человека, но я не решаюсь его задать. Но, наверное, он и так написан на моем лице, потому что Хардин отвечает на него, так и услышав его от меня вслух. — С Хиро все в порядке. – татуированный прячет руки в передние карманы джинс. — Он уже неделю ходит в школу. Нашёл себе парочку новых друзей, такой же общительный и дружелюбный, как два года назад, но таким, ты, наверное, его даже не помнишь. И он прав. Совершенно прав. Я его таким не помню. И не могу помнить. Потому что два года назад я не обращала и малейшего внимания на Хиро, ибо вся моя голова была забита Хардином. Сероглазый казался для меня самым обычным и сливался на фоне с остальной массой, ничем примечательным, кроме красивого личика, не выделяясь. Я стала его замечать, когда он потух после разрыва с Эшли, когда стал одиноким, замкнутым и никому ненужным. Я хорошо помню его таким. И лучше всего я знаю его таким, каким он был со мной, каким он стал со мной. — Хиро знает про Кайла? Про то, что он в тюрьме. — Нет, пришлось сказать, что его лучший друг переехал в другую страну и сменил номер телефона, который никто не знает. – хмыкает Хардин. — Не похоже, что он в это поверил. — Он...он что-нибудь про меня...? – слова так и застревают в горле от образовавшегося кома. — Нет, Ребекка, он ничего не вспомнил и о тебе не спрашивал. – Хардин поджимает губы, отведя взгляд в сторону. — Моя мама должна была с тобой поговорить на этот счёт. — Да...знаю. – я медленно выдыхаю, стараясь сконцентрироваться и унять давящую боль в груди. — Вдруг что-то изменилось за этот период. Миссис Скотт позвонила ко мне вечером, на следующий день после того, как я вся в слезах убежала из больницы. Женщина практически умоляла меня даже не пытаться рассказать что-то Хиро, в красках описывая то, что с ним происходит от той правды, что он забыл и не хочет воспринимать. И я пообещала ей. Пообещала, что не сделаю ничего, что могло бы навредить здоровью Хиро, и я держусь уже целый месяц, хотя навязчивые мысли о том, чтобы просто и бесцеремонно ворваться в их дом для разговора с ним, слишком часто навещают мою поехавшую голову. Мне очень страшно идти завтра в школу, ведь я знаю, что со мной произойдёт, когда я увижу его. Смогу ли я себя контролировать, находясь рядом с ним? Не знаю, честно, не знаю. И от этого страшнее вдвойне. — Пойдём, я тебя подброшу до дома. – Хардин всматривается в мои глаза, а потом берет ладонью за плечо и тянет немного вперёд к своей припаркованной машине. Он открывает дверь для меня и чуть ли не запихивает на переднее пассажирское сиденье. Как только брюнет сам садиться за руль, включает печку на максимум, повернувшись на меня. — Замёрзла? – он опускает взгляд на мои губы, которые сейчас на все сто процентов имеют синеватый трупный оттенок, ведь стоит мне хоть немного почувствовать холод, как мои уста тут же синеют. — Немного. – я чувствую, как мои руки начинает покалывать, будто тысяча маленьких иголочек, от горячего воздуха, который выходит сбоку над бардачком и согревает мои заледеневшие ладони. — Спасибо. — Без проблем. – Хардин переключает коробку передач и отпускает педаль сцепления, другой ногой вдавив газ в пол. Мы доезжаем, не проронив ни слова на протяжении всего пути. В салоне было так тихо, что спокойно можно было услышать сердцебиение друг друга. Он даже радио не включил, а я не решилась этого сделать, потому что чувствую себя слишком некомфортно рядом с ним спустя этот ужасный месяц, который я провела в одиночестве, бившись в агонии собственных истерик и панических атака чуть ли не каждый день, стоило мне только вспомнить абсолютно безразличный взгляд Хиро и режущие душу слова о том, что он меня вспомнил, как подружку его брата. Мне кажется, что мы с Хардином стали слишком чужими друг для друга и между нами стоит огромная непробиваемая стена. — Спасибо, что подвёз. – я отстёгиваю ремень безопасности, готовая открыть дверь и уйти отсюда, но Хардин перехватывает мое запястье, потянув назад. — Постой. – хрипит он. — Я хотел поговорить. — Хорошо. – я киваю. — Говори, я слушаю. — Ты вернёшься в школу? — Да, думаю, да. – не знаю, почему, но я не хочу говорить Хардину о том, что планирую вернуться туда уже завтра. — Я скучал по тебе. – он опускает голову вниз и заводит руку мне за спину, притянув ближе к себе, заключая тем самым меня в свои крепкие объятия. — Хардин...не стоит это все начинать. У нас все равно ничего не выйдет. – сразу отрезаю я, чтобы не разбивать его сердце в очередной раз ложной надеждой на что-то большее. — Я понимаю. – он зарывается носом в моих волосах, стискивая пальцы на талии, и я понимаю, что моя кожа начинает гореть, а щеки заливаются пунцовым цветом. — Мы можем попробовать дружить. — Дружить? Ты сейчас серьезно? – я кладу руки ему на грудь в попытках отстраниться. — Мне правда тебя не хватает, Бекс. Может у нас получится, как раньше. — Не думаю, Хардин. — Просто попробуем, хорошо? – он смотрит на меня исподлобья и внутри что-то сжимается. — Хорошо, твоя взяла. – я сдаюсь под натиском его изумрудных глаз. — Давай попробуем. Дружить, и ничего более. — Я заеду завтра перед школой? Шарлотта скучала по поездкам с тобой, хотя ты не хило отдавила сиденье ей своей задницей за два с половиной года, что я тебя вожу. – Хардин посмеивается. Мне казалось, что прошла уже целая вечность с того момента, когда Хардин называл при мне свою машину по имени и всячески шутил на этот счет. Последний раз, кажется, был перед той самой вечеринкой на которую приехал Хиро. Я сильно хлопнула дверью, и Скотт попросил меня быть нежнее с его драгоценной малышкой. Тёплая улыбка от нахлынувших воспоминаний расплывается по моему лицу. А ведь тогда жизнь казалась мне адом из-за ссор с матерью и ее отношения ко мне. Сравнивая мое тогдашнее и теперешнее состояние, я могу с уверенностью сказать, что в тот момент я не знала вкуса настоящих проблем, горечи, боли, обиды и печали. — Думаю, Шарлотте придётся ещё намного поскучать без меня. – я провожу рукой по панели, подыграв Хардину, раз уж мы решили возвращать старое дружеское общение. — Не уверена, что вернусь завтра. Хардин понимающе кивнул и не стал меня больше задерживать, напоследок бросив короткое: «Звони, как решишься».