Lay All Your Love On Me.

— Рад, что ты не опоздал. — А я чё, последний алкаш, чтобы набухаться и проспать? — Про алкоголь я не говорил. Однако, судя по твоим истёртым рукам, ты вчера выпивал и дебоширил в таверне, хоть я и приказал рано лечь и чтоб без выпивки. — Да мне пое***ть, что ты там приказывал, — ткнув того в плечо, смело сказал алкоголик. — Хаскер, будь другом, отойди. От твоего дыхания у меня в носу зудит. В ответ, отвернувшись, тот лишь фыркнул, показывая средний палец через плечо. Подойдя к карете, он открыл дверцу. — Ты идёшь, или же об****лся? — при каждом слове кривя лицо, нервный от ожидания, спросил он. — Я решил задержаться у своего друга Люцифера пару дней. Так что увози карету, но сначала, будь добр, достань мои вещи. — Сам доставай! — громко хлопнув дверью, не менее громко отказался грубиян. — Хаскер, я тебя уволить могу. Причём прямо сейчас, отобрав свои деньги. Как ты тогда в Штаты вернёшься, к своему родному казино? — Закройся нах*р! — Что-то не так? — Вот, — агрессивно открыв дверь и вытащив оттуда один небольшой новенький чемодан, чем-то похожим дизайном на те, что носят собой важные должностные лица, он протянул его. — Смотри, каким милым ты можешь быть, — ухмылялся американец, взяв свой чемоданчик, и вовремя, а иначе коллега наверняка разломал бы его, ему же об голову. — Чтоб я ещё один бл**ский раз с тобой поехал! — залезая на сидение для кучера, жаловался он.       В этот момент на улицу выглянула Шарлотта, у которой окончился урок географии. Пока грубиян доставал из внутреннего кармана плаща рюмку, с крепким напитком, а Аластор ненадолго отошёл, она подошла к незнакомцу. — Доброе утро. — Доброе, — совершив глоток, сказал он, на удивление, любезно. По крайней мере не так грубо, как обычно. — Вы возите дядю Аластора? — Иногда, — притормозив с уходом, ответил иностранец. — А что делаете в остальное время? — Тебе лучше не знать, — улыбнулся он, но буквально на секунду. — А как вас зовут? — Зови Хаскер, хоть и не думаю, что мы увидимся. — Вы разве не остаётесь вместе с дядей? — Нет, я ухожу. — А куда? — Недалеко, к сожалению. — А почему? — Что «почему»? — Почему к сожалению? — Тут холодрыга сущая, тёлок нет, бухла нормального тоже! — А что такое «тёлок» и «бухла»? — А? — он внимательно осмотрел девочку, а затем сделал несложный вывод, что она в виду своего происхождения, такие грубые слова знать не может, — Ну-у. Тёлки — это такие женщины, что готовы на тупые, как и они сами, идеи, а бухло, это выпивка. — Аа-а, теперь понятно. — Всё? — Скажите, вам этого хватает для счастья?       Хаск удивившись, замолчал на пару секунд, а затем, повернувшись к двум слугам, жестом указал им открыть ворота. — Тебе чего от меня надо, девочка? — Я хотела узнать, похожи ли вы на дядю Ала. Он тоже был злым, ведь был очень несчастным, но потом ему помогли папа и я. Может, вы тоже несчастливы, ведь тогда я могу помочь. — Ты странная девочка. Знаешь что, я отвечу на этот вопрос, когда мы следующий раз увидимся, — взмахнув поводьями, он привёл лошадей в движение. -Но ведь вы сказали, что не думаете, что это случиться! — вспомнила маленькая Магне. В ответ, уезжая, Хаск лишь громко посмеялся. «Глупая наивная девочка, можно подумать, мне нужна помощь. Да них**на подобного! Думает, что разбирается в жизни, хоть ей всего 10, или 11. Пох*р. Пойду бухну.» Чарли, которой было уже 14 лет, стояла и, как-то опечалено, смотрела за уезжающей каретой. Какой же несчастливый мужчина, пытающийся это скрыть. А Хаск уже не смеялся, его лицо выражало лишь угрюмое недовольство, ему начинало казаться, что девочка не так уж и глупа с такими идеями. Ему надо выпить, чтобы перестать думать об этих вещах. На душе становится облегчённо, когда его старая голова вспоминает про таверну неподалёку. К Шарлотте подошёл Аластор и, положив руку ей на плечо, проводил внутрь. Дальше у неё урок рисования, к которому она уже приступила, а американец сидел в своей комнате. Большая и красивая, с письменным столом, за которым сидел мужчина, а также другой мебелью, которую не надобно перечислять. Гостевых в этом замке было четыре, но при этом гости здесь были редкостью. Место даже слишком отстранено от всего. Поэтому Шарлотта не нашла друзей получше, чем крестьянских детей и служащих замка, и хоть социальное неравенство видно отчётливо, в девочке есть некая простота, позволяющая наладить отношения с колхозом. Она — нечто необыкновенное и это видят все. Словно солнце, словно Ангел, она освещает дорогу, даже в тёмном, ночном, зимнем лесу... Аластор вспоминает, как убегал от преследования, как холод раздирал его лёгкие, а ужас растекался по лицу. Он хватался за мёртвые ветки, что порой ломались. Он бежал по снегу и грязистым камням, что так предательски оставляли следы. Он протирал болевшие глаза от редких снежинок и засыхающей воды, на поверхности роговицы. Он вспоминает, как спотыкался, бился об стволы чёрных, словно смола деревьев, резался об их острые ветки. А также, лучше всего, Аластор вспоминает, как встретил оленя. Гордого и непоколебимого, он на таких любил охотиться. Убийца остановился, забыв о преследователях, что так удачно сбились с следа. Чёрные, пустые глаза животного и красные, наполненные бурей, глаза человека встретились взглядом. Он похож на этого оленя, им обоим всегда было нелегко выживать. Мёртвый, глубокий лес и мёртвое изнутри общество, не очень отличаются между собой. Высокие, тёмные силуэты надменно перекрывают небо, заставляя ощущать себя жалким стебельком. Ты лишь крупица, которой не дано было, по мнению людей, «свысока», занять хоть какую-то важную роль. Что должна оставаться этой крупинкой и не мешать умелым дядькам жить припеваючи. Гордыня и алчность. Ты лишь маленький ребёнок, который так мало чего может против взрослой фантазии. Похоть. Ты лишь работник, что должен выполнять всю работу разжиревших кретинов. Лень. Ты лишь тряпка, что должна потыкать к каждому слову важного идиота, а иначе он рассвирепеет. Гнев. Ты лишь фермер на пасеках, обязанный работать день и ночь, только для того, чтобы подхалимы набивали брюхо изысканными блюдами. Чревоугодие. Ты лишь ничтожество, которое не смеет достигать высот успеха, ибо другие облажались, и за фальшивыми улыбками, скрывают злобу. Зависть. Ты — никто… Он не выдержал такого устроя. Сначала убит был жалкий извращенец, разорван наглый обжора, за ним шёл коварный лицемер, рубанули оболтуса бунтаря, впритык лежал нарцистичный чиновник, сгубили жадного банкира, размазали лентяя директора. А затем, случилось то, чего он боялся, о чём он сожалеет. Он вошёл во вкус. И в тот момент, в чёрных, мглистых глазах оленья он видел весь мир: люди, друзья, любовники, семьи, предатели, враги, завистники. Его прошлое, настоящее и будущее. Такое же тёмное, как и его душа. Но был в этих глазах и блик света издалека, и он, подобно луже молока, среди озера нефти, оставлял крупицу света. Света надежды. Не скажу, что от этой надежды весь его устрой переменился и он исправился. Нет. Но, кажется, именно в этот момент поезд тронулся с мёртвой, морально-бездонной точки. А затем, он неожиданно встретил его, во всём белом, с оттенками алого, или малинового. Незнакомец, случайно сломавший ветку под ногами, когда подходил близко, к таинственному бегуну. Уже открыл он рот, чтобы заговорить, видимо, хотел поприветствоваться, как пуля проскочила возле них. Точнее сказать, возле Аластора. Пройдясь ему по шейным позвонкам, задев нерв внутри, и вылетев с обратной стороны. Убийца обагрил снег кровью, размазавшуюся за долю секунды, и упал, ухватившись за шею сзади. Это было не столько больно, сколько ослабляюще. Он, измотанный, терял сознание быстрее, чем незнакомец в белом, успел к нему прибежать. Аластор наконец вернулся в реальность. Перед ним лежал чистый лист бумаги, чернильница и нетронутое перо. «Я что-то хотел написать?» Уже сам забыл мужчина, даже не имея и представления, о чём. Однако вспомнил что-то другое, хотя, правильней будет сказать, кого-то. Маленькая леди его уже, наверное, заждалась. Он, вспоминая девочку, чувствует интересное ощущение, это неудовлетворённое любопытство. Ах, сколько же о ней, Ал ещё не узнал, и насколько ему этого хочется. Но вот так прийти к ней нельзя, он ясно понимает, как отреагируют родители, когда заметят странный интерес незнакомца к их дочери. Нужен повод. Ле Раду размышлял не долго, ведь его мысли прервала постучавшая Шарлотта, закончившая со всеми уроками. «Сколько я тут вообще просидел?» — Дядя Ал, мы пойдем гулять? — Естественно. Я буду наслаждаться красотой этих краёв столько, сколько смогу, а что может быть красивее тебя, моя дорогая? — Ура! Идём, идём мы гулять, петь веселиться и плясать, — напевала девочка, прыжочками топая по коридору. Следом шёл американец. К полудню, солнце всё же сумело с боем пробиться из-за облаков и осветить землю золотистыми лучами, и причём весьма тёплыми. В ближайших окраинах замка были небольшие поляны, что хоть и оставались непригодны для хозяйства, но трава и деревья из этой земли росли. Шарлотта там любила проводить время, хоть родители оставались весьма недовольны этим фактом, когда застукивали её так. Им было спокойнее, когда их дочурка находиться в пределах стен, в общем-то это они и делали, запирая её на домашний арест. Неудивительно, что она, на компанию с Аластором, пошла туда незаметно. Мужчина же вспоминал своё детство, когда он тоже сбегал из дома к своим любимым местам, только вот, в отличии от Чарли, его дома редко ждали. «Ей повезло больше, чем мне. Она, по сути и заслужила это больше меня.» Они добрались до самого большого дуба, что находился на окраинах леса, с западу от замка, (справа от ворот). На нем было так много выступов, что даже юная Магне, не отличавшаяся хорошей мускулатурой, по сравнению с остальными девочками, могла залезть. — Тут всегда дует ветер, — сказала она, болтая ножками и сидя на толстой, горизонтальной ветви. — Да, это прекрасно. Там, откуда я, по летним вечерам, он дул так же, — вспомнил он себя, будучи печальным подростком, как он стоял на крыше, и не потому-что хотел спрыгнуть, а потому-что, лишь только на такой высоте, он ощущался действительно важной личностью, смотрящую на мир, как на свои владения, как на шахматную доску, где он — игрок. — Я, надеюсь, не опоздала, — послышался знакомый девчачий голос. Это оказалась та самая Бюссе. — Вэгги! — радостно поприветствовалась девушка на дереве, помахав ручкой. — Вагата? — удивился американец, подняв одну, из тонких бровей, увидев обьект воздыхания в мальчишеской одежде. Потрепанные, чутка грязные коричневые брюки, и дешевенький пиджачок. — Аластор? — удивилась она не меньше, остановившись. — Вы знакомы? — вмешалась Шарлотта. — Да. Но мне казалось, что наша подруга не сможет прижиться с такой отличающейся от неё девочкой, как ты. — Чудеса случаются, быть может, у вас такого не было? — ответила она, в отместку за случай в конюшне. — И давно вы дружите? — сделал он вид, будто не слышал этого, однако, стоит сказать, что ему понравился такой ответ. Его избранница может в дерзость, это хорошо. Возможно, у них будут шуточные дуэли, а это, не может его не забавлять. — Это имеет значение? — Почти год, — одновременно с подругой, ответила Чарли по своему. — Это замечательно. Ну что ж, насколько высоко ты можешь залезть, миледи? — спросил он седоволосую, будто соперничая с ней. — На самую верхушку, быстрее чем вы скажете: «Я дурак», — ухватившись за неровную, дерявистую и выпуклую кору, она быстро поднялась на вторую крупную ветку и присела на корточки. Шарлотта находилась лишь чуточку ниже неё и почти с противоположной стороны. — И зачем мне это говорить? — А незачем, вы и не скажете, а значит, я могу взбираться сколько угодно долго, — улыбнулась она, сидя в трёх метрах над землёй. — Я дурак. О, смотрите-ка, миледи, вы ещё не наверху. — Хорошо, что вы это признали. Теперь, вы не должны будете обижаться, если я вас так назову. — А вы назовёте? — Разумееться, мой дурак, — она неожиданно занервничала от вырвавшегося слова «мой», надеясь, что чудак этого не заметил. А он заметил, ещё как. Не теряя спокойного лица, она начала лезть наверх, — Но если вы опередите меня, то я перестану. — Ха! Вызов принят! Он с разбегу забежал на ствол дуба, схватился за ветку, затем сразу за вторую, и за 6 секунд уже успел без осложнений подняться на прежнее местоположение соперницы, у неё же это заняло 10 секунд. Дополнительный, один рывок, и он поднялся ещё на два метра, правее от девочки, его лицо находилось на уровне её талии, а теперь уже наравне с золотыми глазами. До верхушки осталось всего ничего, где-то 3 метра. Вагата приложила максимальные усилия и почти добралась до верхушки. Её рука уже по локоть высвободилась из зарослей, ещё чуточку, главное успеть. Она чувствует солнце всем лицом, она успела?       Нет. Мужчина оказался быстрее. — Что ж, я победил. Готовы взять слова обратно, мисс? — Кх..— смущённая таким обязательством, она обречённо повесила голову, — Да. — Хорошо, что вы умеете признавать неудачи, в таком случае я разрешаю вам так меня называть. Только. — Только? — Если вы будете говорить, что я Ваш дурак. Девушка вмиг покраснела и даже не знаю, отчего больше, от стеснения, или от возмущения. Это была та же реакция, что и тогда, на лестнице. — Идиот! — пыхтя, громко крича, начала она спускаться, — Какой же вы испорченный! Просто нахал! Дурак! Вы дурак! И были её мысли завязаны, как узел, переплетаясь и перекрывая одна другую, а у Ала мысль только одна, и не меняется она уже с их знакомства: «Она как героин»*. — Какой-же вы просто.. просто.. Кретин! Вы, вы.. вы ненормальный! Грубиян! — Закончили? — абсолютно спокойный во всём, он неспеша спускался. — Нет пока! Вы просто неумолимый идиот! Нахал! — Это было. — А у вас есть свои предложения?! — вспыхнувшая, как вулкан, она всё не утихала, почти спустившись до земли. — Шут, пройдоха, напыщенный, как петух, придурок. Это сойдёт? — Вы шут, придурок, пройдоха, — спрыгнув на землю, она уже не знала, что ещё сказать, — и, и.. — Напышеный, как петух, — подсказал он. — Напыщенный, как петух! Вы! Вы! — Вы закончили? — соприкоснувшись травой, он похлопал ладони, стряхивая с перчаток осколки рыхлой древесной коры. — А вы не видите?! — Вижу, и предполагаю, что через минуту, вы успокоитесь. — И почему вы в этом так уверены?! К ней, наконец решив вмешаться, подошла Чарли, начавшая успокаивать подругу. И через минуту, ей действительно это удалось. Аластор хорошо знает свою подругу. «Чёрт. А ведь Шарлотта всему решение! Вот и повод пригласить Вагату, так, чтобы не было подозрений. Она подруга Чарли, всё просто!» — неожиданно осознал мужчина. — Вы часто проводите время вместе? — Не так, чтобы очень. Мы проводим друг с другом целый день, но таких дней встречается немного, — ответила графиня, держа в обьятях свою нервную подружку. — А хотели бы сегодня провести чуть больше времени? Скажем, посидеть за ужином? — Нет уж, спасибо. Мне одного аристократа уже хватает. — Миледи, вообще-то я не аристократ, я бизнесмен. — Неважно. И перестаньте меня так звать, у вас больше слов нет? — Есть, скажите, что вам более удобно: дорогая, милая, любимая. — С каждой секундой, вы меня бесите все больше и больше, — перебила его седоволосая. — Раз уж вам не нравиться обращения, то может сразу по имени? — Самый раз, — сухо ответила она, отведя взгляд. — Дядя Ал, вам, разве не надо было встретиться с папой? — на секунду широко открыв глаза и указав в сторону замка, спросила Шарлотта, мягко предлагая ему, оставить их наедине. — Ох, точно, — ложно спохватившись, подыграл американец ей, — Вынужден вас оставить, рад был встретиться с вами вновь, дорогая Вагата. Он, торопясь, прибежал на грунтовочную дорогу, в 20 с чем-то метрах от дуба, а затем еще 40, до ворот. Заходя, он, стянув перчатку, посмотрел под бинт правой руки, боль в которой он упорно скрывал перед воздыхаемой. Всё плохо, пузырьки, не успевшие раздуться, полопались, несильно прилепив бинт к ожогу, странным, прозрачным веществом, что в них образуется. А дальше трение сыграло свою роль, бинт, разотёртый с обгоревшей кожей, заставил нежный покров кровопуститься. Он немедленно направился к своему другу, дабы уже наконец была приведена в действие медицина. А две подруги сидели за дубом. — Он ушёл? — Почтиии, — наблюдая за скрывшемся в воротах мужчиной, она добавила, — Да. Вагата глубоко вдохнула и неожиданно начала кричать. Но немного сдерживалась, это был не крик из глубин души, а просто крик смятения. Шарлотта даже отпрыгнула от этой неожиданности. — Ну почему?! Почему?! — ударяя ногу об ствол дерева, начала она разозлённо кричать. — Что «почему»? — Почему он такой обольстительный?! Ну почему меня так к нему тянет?! — схватив подругу за плечи, начала она спрашивать, казалось-бы даже не её, а кого-то позади, учитывая, что взгляд золотых глаз был направлен куда-то сквозь черепушку с радугой внутри, а не упирался прямо в девчачье лицо. — Тебя? К дяде? — Да! — О мой бог! — приложив ладони к своим шекам, выкрикнула она, оставаясь мягко говоря, сильно поражённой, и кажеться, у неё есть небольшое ощущение, будто чего-то не понимает. Ну не может такого быть, ну не верит она. — Да скорее дьявол его подери, — она обречённо простонала, оперевшись спиной об ствол дерева, — Что мне делать? — Не знаю. Я в этом не разбираюсь. — В твоих книжках нет решения? Там же много историй. — Если тебе как-то помогут рассказы «Золушка» и «Кот в сапогах», то варианты есть. — А они рабочие? — Только в сказках. — Чёрт.. Ну почему всё всегда так сложно? — Скажи, а тебе действительно, прям очень-очень нравиться дядя Ал? — Ну.. Не знаю, что я к нему испытываю, но он самый приятный мужчина, из всех, кого я видела, — отвела она взгляд в сторону, смутившись, — Может.. Это и есть, ну, это.. — Любовь? — Да не. Думаю, что симпатия. Это ведь так называлось? — Ну да, вот только, как ты собираешься это решать? — Незнаю, есть у тебя совет? — Повторюсь, никаких. — Дьявол! Как же это бесит! Вот жила до этого спокойно, но надо было же ему объявиться! А ведь я его даже винить не могу! — Почему? — не то, чтобы была несогласна юная графиня, но обычно её подруга всегда перетаскивает свои проблемы на других. А потому, из-за подобного самобичевания, ей как-то неспокойно. — Просто не могу! — Это пугает. — Думаешь? — Очень. Тебе надо поскорей разобраться в чувствах, а то изменишься совсем до неузнаваемости. — Да, надо, — вяло промямлила девушка, размышляя на тему того, как решить эту ситуацию и так, чтобы ничего в жизни кардинально не менялось, и чтобы мужчина её не покидал. Эх, не хватает на эту юную голову совета либералиста-капиталиста Аластора, что смог бы, по мнению седоволосой, без труда наладить любую проблему. — Слушай, а может ты всё-таки пойдёшь на ужин к нам? Папа ругать не будет, он наоборот рад, что я дружу с тобой. Говорит, что из меня вырастет хорошая помещица. — А.. — Платья я тебе дам, у нас одинаковый размер, — перебила она подругу. — Но.. — Ты сможешь наконец разобраться с дядей Алом в своих чувствах. — Послушай. Дело даже не в платье, Але, или в твоём отце, а в моём. Он, злой алкоголик, думающий лишь о себе. Он меня не отпустит. — Ну не знаю, — блондинка, размышляя прилегла на траву, положив руки под голову, — для него как раз выгодно, чтобы его дочь была близка к дворянам, почему он должен быть против? — Ты не так всё понимаешь. Выгодно не ему, а мне. А этого ему недостаточно. Если и есть польза, то только для него, а иначе никакая. Он ужасный человек. — А давай ты ему не скажешь. — Мне влетит, — думает Вагата о рисках. — И то верно, — сдала подруга назад, ей не хочется, чтобы из-за её идей доставалось Вэгги. — Хотя..— размышляет она уже о том, что может получить, игнорируя эти риски и это явно того стоит, — Мне и так всегда влетает. Знаешь что? Я иду! — Это же превосходно! — вскочив с места, начала она суетясь подправлять платье, — Уверяю ты полюбишь это место! Хмм, у меня ощущение, будто я это говорила, — немного отступилась она, — Неважно. Идём! — Сейчас? — Конечно! Тебя ещё надо хорошенько подготовить для встречи с дядей Алом. Помыть, найти идеальный наряд, сделать красивую причёску, подобрать косметику, маникюр, зубы почистить не забудь. — Но мне надо одежду парням отдать, — легонько ухватившись за помятый лацкан избитого пиджака, указала она на свой мужской наряд, что был абсолютно добровольно и по шедрости отдан мальчиками из деревни, а не потому-что она дерёться лучше всех и пригрозила к мальчуганам. Самым добрым оказался тот, кто отдал единственные штаны, подходящие девчонке по размеру, не имея запасных. — Ой, да ладно тебе. Можно подумать у них другой не найдется. — Я не знаю. Пожалуй, ты права. — Разумеется я права! — взяв крестьянку за руку, торопилась возвратиться домой Чарли и поскорее показать ей, как должны одеваться настоящие леди.       Дело близилось к вечеру. Врач уехал. Люцифер, всё так же духовно уставший, дремал на диване. Лилит помогала дочери подбирать правильную комбинацию аксессуаров, для гости, и ей это искренне нравилось, когда-то она ухаживала за Шарлоттой так же и лишний повод очутиться в прошлом, делает её счастливой. Аластор что-то записывал, хоть врач просил не двигать рукой, что была обработана мазями и травами, и покрыта плотным слоем бинтов, отчего перчатку уже не наденешь. Аластор не знал, что воздыхаемая здесь, так же, как она не догадывалась о его чувствах, в общем, лишь его давний друг, что сейчас храпит у себя в кабинете, знал об этом.       Часы почти пробили 7 часов вечера, слуги уже накрыли на стол и позвали хозяев. К этому времени Вагата была готова. Розовое просторное платье песочно-видной формы груши, с белыми шифоновыми вставками в виде изощренно обыгранных полукругов на шее и такими же белыми, но уже твёрдыми плотными рукавами. Девочка впервые была одета в столь роскошный наряд, а ведь это была одежда для обычного вечера. Над лицом особо не работали, ведь косметика лишь бы всё испортила, однако немного её припудрили, а то смотрелась «слишком смуглой» — как сказала Лилит и смутилась, когда девочка призналась в своей, как это назвал Аластор, наследственности от матери-сальвадорки. Это, к счастью, была единственная причина, к которой она придралась, отчего Шарлотта удивилась. Ей всё же казалось, что мама будет недовольна тем, что она привела их же работницу в замок, сидеть за одним столом. Но нет. Две её подруги быстро сдружились..