Квинтэссенция лжи

Сильно помолодевший Слизнорт с густыми, блестящими соломенными волосами и светло-рыжими усами сидел в уютном кресле с высокой спинкой, ноги его покоились на бархатном пуфике, в одной руке он держал винный бокальчик, другой перебирал в коробке засахаренные дольки ананаса. Рядом, в таком же кресле, но без пуфика вальяжно развалился молодой мужчина с чёрными прямыми волосами, забранными в хвост и льдисто-серыми глазами, чем-то отдалённо похожий на Сириуса. — Триста тысяч, Альф! Он платит триста тысяч и берёт на себя полное обеспечение ритуала. Этих денег тебе хватит, чтобы больше не зависеть от подачек Ориона. — Триста тысяч мне. А ты сколько получишь, Гораций? — Только за работу зельевара, — скромно улыбнулся Слизнорт. — В конце концов, в Англии не так уж и много мастеров… – …которые готовы сохранить конфиденциальность, — закончил вместо Слизнорта Альфард Блэк. — Так значит… Фразу Альфарда прервал стук в дверь и Слизнорт засуетился. — Это заказчик, так что я пойду, пожалуй. Не хочу становиться свидетелем ненужного разговора. К какому бы вы решению ни пришли, пусть оно останется между вами. С этими словами Слизнорт встал, прибрав за собой винный бокал, и аппарировал. Правда недалеко — в подвал. А после, осторожными шагами поднялся в кухню и тут же скрылся за потайной дверью, имитирующей старинный сервант. Ему понадобилось несколько минут, чтобы добраться по узкому простенку до нужной комнаты и заглянуть в потайное окошко. – …должны понимать это, — закончил свою фразу Альфард. — Я не возьмусь за работу неизвестно для кого. Если хотите продуктивного разговора, снимите «гламур». — А если мы не договоримся? — спросил блёклый лысоватый маг. — Моё предварительное согласие вы получили. Не сойтись мы можем только в цене. А она будет зависеть от того, с кем мне придётся работать. Решать вам, сэр. Вы можете уйти прямо сейчас, я не держу вас. — Хорошо, мистер Блэк, — произнёс маг, после чего черты его лица пошли волнами и в кресле остался сидеть Альбус Дамблдор в непривычном его образу строгом маггловском костюме. — Вот как… — задумчиво хмыкнул Альфард. — Пятьсот тысяч. — Мы договаривались на триста, — недовольно прищурился Дамблдор. — Не со мной, — усмехнулся Альфард. — Да, и кроме денег вы берёте на себя обеспечение ритуала всем необходимым. Только учтите, господин директор, я не стану работать с материалом, исчезновение которого привлечет к себе внимание. — У аврората и без того хватает проблем… — начал Дамблдор, но Альфард его перебил. — Мне не интересен аврорат. Я говорил о главах родов. Я не буду связываться ни с первой, ни со второй очередью наследования. Учтите это при выборе материала. И ещё: вместилище вы должны мне передать не позднее двух недель до начала ритуала. Его необходимо будет подготовить. — Четыреста тысяч, мистер Блэк и всё необходимое у вас будет к концу месяца. А с вас — непреложный обет о неразглашении данной информации. — И как вы собираетесь сохранить всё в тайне, если в неё посвящён ещё, как минимум, один человек? — Если вас волнует мастер зелий, то уже завтра он забудет не только наш с ним разговор, но и сам факт того, что я интересовался этой темой. А вместилище я готов передать вам прямо сейчас. Только попрошу вас быть поаккуратнее с ним, всё-таки реликвия моей семьи, мистер Блэк. Если вас устраивают условия — то с вас непреложный… Дослушивать, чем закончится разговор, Слизнорт не стал. Вернулся в подвал, достал из кармана мантии пузырёк, выпил зелье, в опустевший флакон слил воспоминание и аппарировал. Когда Гарри покинул воспоминания и опустился на пол кабинета, Северус уже сидел за столом. Гарри тоже сел и задумчиво посмотрел на профессора. — Ну и что в нём такого особенного? — нахмурился он. — Что можно узнать из этого воспоминания? — Довольно много, Гарри. Во-первых, Дамблдор уверен, что стёр воспоминания Слизнорту полностью и тому больше неизвестно о наличии у него крестража. Ведь не зря Слизнорт слил воспоминание во флакон. Скорее всего он дождался Обливейта, а затем вернул его обратно в голову. Во-вторых, из разговора Дамблдора и Блэка понятно, что в качестве вместилища Альбус использовал одну из реликвий семьи. А семья Дамблдор — это не древний род и реликвий у них не так уж и много. — А мне вот интересно, почему ни Альфард Блэк, ни Дамблдор не убедились, что разговаривают только вдвоём? Гомениум равелио — и Слизнорта бы обнаружили. — Сомневаюсь, Гарри. Такие потайные ходы, как мы видели в воспоминаниях, обычно защищены весьма серьёзными чарами. Ведь используют их в первую очередь владельцы дома, а им совсем невыгодно, чтобы любопытствующего человека могли легко обнаружить. — А откуда Слизнорт знал о нём? — Это вопрос не ко мне, Гарри. Может Альфард сам показал ему вход и разрешил пользоваться. Северус встал из-за стола и, движением палочки, вернул содержимое думосбора обратно во флакон. — Не возражаешь, Гарри, если он побудет у меня? — Наверное, так лучше будет. Я не перепутаю его с другим воспоминанием, которое нужно отдать Дамблдору, — ответил Гарри и с удивлением заметил, что Снейп не поправляет его. Видимо, он сам не слишком уважает данных магов, чтобы требовать вежливости от Гарри. — Отбой уже был, — сказал Снейп. — Я напишу тебе разрешение, чтобы ты не нарвался на неприятности. Скажешь, что был у меня на отработке. Гарри разулыбался и с каким-то восхищением посмотрел на профессора. — Знаете, сэр, если бы мне в прошлом году сказали, что вы станете меня покрывать, я бы не поверил. — Я до сих пор в это не верю, — пробормотал Снейп, вручая Гарри пергамент. В башню Гриффиндора Гарри вернулся в прекрасном настроении. Сегодня ему удалось достать не одно воспоминание, а сразу два. А раз задание Дамблдора выполнено, то можно сосредоточиться на портрете. — Надо будет завтра навестить Хагрида и попросить его достать паутины, — сам себе под нос сказал Гарри. — Попробовать оплести ей пергамент, тем заклинанием… Гарри внезапно осёкся и холодный липкий страх прокатился по позвоночнику. Книга! Он оставил её в Большом зале, когда намеревался успеть к леснику до заката! А потом был Слизнорт и он совершенно забыл! Гарри выскочил из гостиной, но тут же затормозил. Отбой был, в Большом зале домовики убрали со столов всё. Домовики! — Кричер! — позвал Гарри. — Что угодно наследнику Гарри? — появился перед ним эльф. — Я оставил книгу Блэков на столе после ужина. Ты можешь мне её принести? — Кричер не может, — оттянул он себя за уши. — Домовикам нельзя забирать вещи у волшебников, даже если они им не принадлежат. — Значит, волшебник… Книгу забрал кто-то из студентов или преподавателей? Но ты хоть можешь мне сказать, где она находится? — Кричер может! Книга Блэков в комнате наследника Гарри. — Спасибо, Кричер, — поблагодарил Гарри домовика и вернулся в башню. — Рон! — позвал Гарри, поднявшись в спальню. — Это ты забрал из Большого зала мою книгу с причёсками для деревьев? — Ещё чего, — фыркнул Рон. — А ты что, потерял её? Ну и хорошо, хоть на друзей внимание обращать начнёшь. От такого ответа Гарри растерялся. Если не Рон, тогда кто? — Так ты её забыл, Гарри? — вдруг спросил Невилл. — А я думал, ты специально мне её почитать оставил. Знаешь, это просто удивительно, как магглы справляются с растениями совсем без магии. Вот, держи, я уже прочитал! С робкой застенчивой улыбкой Невилл протянул Гарри его «маггловское пособие по садоводству». — Спасибо, Невилл, — севшим голосом поблагодарил Гарри. — Да не за что. И не забывай её больше, — ответил Невилл и его лицо на секунду приобрело совершенно другое выражение: уверенное, жесткое, совсем не похожее на растяпу Невилла, зато знакомое Гарри по приёму в Малфой-мэноре. На какое-то мгновение перед ним предстал лорд Лонгботтом. Пока Гарри думал, как отреагировать, Невилл проскользнул мимо него в душевую. Рон уже задёрнул полог кровати, Дин и Симус играли на кровати последнего в маггловский покер и Гарри решился откровенно поговорить с Невиллом. Зайдя следом в душевую, он застал Невилла за чисткой зубов. — Ты фто-то хотел, Гаффи? — Я хотел извиниться, Невилл. — За что? — уже чётко произнёс Невилл, вытираясь полотенцем. — За то, что не сразу всё понял. Мне понадобилось почти три месяца, чтобы разобраться в себе. Профессор Снейп был прав: я злился не на тебя — на себя, — признался Гарри, а видя недоумение на лице Невилла, пояснил: — Я тоже там был, Невилл. Только, в отличие от тебя, мне не хватило смелости быть самим собой. Невилл соображал почти минуту, а затем спросил. — Это ты был под «вуалью»? — Да, Невилл. И прости, ещё раз, что не нашел в себе смелости тогда поговорить с тобой. И за книгу — отдельное спасибо. — Я понимаю, Гарри, — кивнул лорд Лонгботтом. — Ты только начал разбираться со всем этим. Тебе сложнее — приходится самому искать ответы, а меня с детства готовили. — Сложнее, но проще. Извини, не могу рассказать всего, но у меня хватает наставников. Вот только друзей среди них нет. — Ты всегда можешь на меня рассчитывать, Гарри, — протянул руку Невилл. — Спасибо, — пожал руку в ответ Гарри. — Мне это действительно важно. Иногда так хочется поговорить с кем-то незаинтересованным. Они вдвоем вернулись в спальню и разошлись по кроватям. Гарри задёрнул полог и уставился в темноту. Он сам не мог объяснить, почему поддержка Невилла оказалась столь важной для него. Может, оттого, что тот тоже гриффиндорец? Или потому, что он независим от Марволо? Ответа у Гарри не было, но на душе сразу стало легче. На душе — да, но не на сердце. Эта ночь для Гарри выдалась особо длинной и мучительной. Ему снился Снейп, нет, Северус, такой, каким Гарри увидел его в Малфой-мэноре. И, почему-то, его вторая отработка по ЗОТИ. Только во сне профессор Снейп не останавливался на угрозе, а прижимал его к стене и начинал целовать. Горячо, жарко, по-собственнически. И делал что-то ещё, но Гарри не запомнил, зато проснулся на самом рассвете, обнимающий подушку и в мокрых пижамных штанах. Наскоро приняв душ, Гарри вернулся обратно в постель, а вместе с ним вернулись и мысли. Ему хотелось… стать Северусу ближе. Не просто учеником или родственником Марволо, за которым надо присматривать. Хотелось стать нужным самому по себе. Чтобы не напрашиваться по вечерам к нему в комнаты, а приходить туда на полном праве. Чтобы обнимал он не в утешение, а потому, что хочется и касался его тела не как зельевар или врач, а так, как во сне… До подъёма Гарри так и не уснул больше. Но и не придумал ничего, как можно получить то, что хочется. — Он меня проклянёт… — тихо вздохнул Гарри, собираясь на завтрак. В этот же день, ближе к вечеру, Гарри наведался в кабинет директора и обрадовал того воспоминанием. А потом ещё почти час выслушивал идеи Дамблдора о количестве крестражей. Ну, допустим, семь — достойное число. В нумерологии оно означает мудрость, утонченность, высокий уровень образованности и философское отношение к жизни. Влияние этого числа определяет человека, которому доступно многое, если не все. Но вот выбор вместилищ мягко говоря удивлял. Первый — дневник, но это была проба возможностей. Второй — кольцо главы рода Мракс… Хороший выбор, полная магическая совместимость. Но зачем было его прятать? Третий — медальон Слизерина. Тоже разумно, учитывая, что парселтанг — родовой дар Слизеринов. А значит, и к ним Марволо имел отношение. А вот дальше… Чаша Хельги Хаффлпафф? Вы серьёзно? Чужой артефакт, чужая магия, абсолютно несовместимая с некромантией! Он что, уже ненормальный был? И это даже опуская тот факт, что за несколько лет, обычный продавец лавки в Лютом нашел остальные три потерянные реликвии Основателей, которые, до него, не мог отыскать никто? А «раскол души»? Дамблдор это серьёзно? Простое убийство раскалывает душу? Серьёзно? Тогда серийные убийцы маггловского мира должны быть совсем её лишены! Может Гарри, воспитанный у магглов, и поверил бы этому, но не начинающий некромант с пробудившимся даром! — Мне кажется, я знаю, что представляет собой шестой крестраж, — вздохнул Дамблдор. — Интересно, что ты скажешь, если я признаюсь тебе, что мне давно уже не дает покоя появление той змеи, Нагайны? «А мне не даёт покоя фамильяр-феникс, перья которого находятся внутри наших с Марволо палочек. Эх, зря не догадался спросить, что Марволо из Олливандера вытянул?» — Но если мои расчеты верны, — продолжил Дамблдор, — Волдеморту недоставало по крайней мере одного крестража из желанных шести, когда он явился в дом твоих родителей, собираясь убить тебя. Похоже на то, что процесс создания крестражей он приберегал для смертей, имевших для него особое значение. А твоя, безусловно, такой и была. Он верил, что, убив тебя, сможет избавиться от опасности, которой грозило ему пророчество. Верил, что станет неуязвимым. И я не сомневаюсь в том, что последний крестраж он намеревался создать сразу после твоей смерти. «Потрясающая логика! А где вместилище, на подготовку которого уходит десять дней? Где бы он проводил ритуалы? Ведь принесение жертвы лишь малая его часть…» — Без своих крестражей он превратится в простого смертного с изуродованной, ссохшейся душой. Не забывай, однако, что, хоть душа его и повреждена настолько, что ее уже не поправишь, мозг и магическая сила Волдеморта остаются нетронутыми. Чтобы убить волшебника, подобного Волдеморту, даже лишившегося крестражей, необходимы редкостное искусство и редкостное могущество. — Но у меня ничего этого нет! — выпалил Гарри, не сумев вовремя остановиться. — Вот именно, что есть, — сказал Дамблдор. — Ты обладаешь могуществом, которого у самого Волдеморта никогда не было. Ты способен… любить! «Дайте мне что-нибудь разбить о голову! Марволо — последний разумный в мире, которого я решу «отлюбить». Уж лучше бы он мне Снейпа предложил… Вот от чьей любви я бы точно не отказался!» — Да, всего-навсего любовь, — ответил Дамблдор. — Но только не забывай о том, что сказанное в пророчестве так и остаётся тайной, хоть и Волдеморт выбрал тебя, потому что ты представляешь для него наибольшую опасность, а сделав это, сам же тебя в такого человека и превратил! «Превратил — да не он! И не в опасность, а в надежду. Может и есть какая-то истина в любви? Ведь по-своему Марволо меня любит…» — Коротко говоря, тебя защищает твоя способность любить! — громко произнес Дамблдор. — И это единственная защита, которая способна противостоять пожирающей Волдеморта жажде власти! При всех выпавших тебе испытаниях, при всех страданиях сердце твое осталось чистым, таким же, каким было в одиннадцать лет, когда ты взглянул в зеркало, отразившее твои сокровеннейшие желания, и оно показало, что стремишься ты не к бессмертию, не к богатству, но лишь к тому, чтобы преградить путь лорду Волдеморту. «Да откуда тебе знать к чему я стремлюсь? В одиннадцать лет я действительно хотел увидеть свою семью. Но ребёнок растёт и его желания меняются. То, что кажется важным в одиннадцать — теряет всякую ценность в шестнадцать…» — И тем не менее, сэр, — сказал Гарри, прилагая героические усилия, чтобы не выглядеть вздорным спорщиком, — разве все это не сводится к одному и тому же? Я должен попытаться убить его? — Должен? — воскликнул Дамблдор. — Разумеется, должен! Но не потому, что этого ждут от тебя другие! А потому, что ты, ты сам, не будешь ведать покоя, пока не предпримешь такую попытку! «Значит — убить? По-вашему — расколоть душу? Ведь именно так, по вашим словам, создаётся крестраж… А что, это интересная идея!»