Суза-Муза

      Доблестный капитан Арнольд Арамона счастлив сообщить своему государю и всему Талигу, что вверенные его попечительству юные дворяне прошли должное обучение и ждут приказаний от короля нашего, Фердинанда Второго. Да будет всем известно, что дворяне, прошедшие школу оруженосцев, чтут Создателя и наместника его на земле, владеют шпагой и исполнены рвения. Рокэ от души потешался над словами ликтора. Это походило на дурную трагедию Дидериха, из которой уличные комедианты сделали комедию, чтобы больше суанов им бросали в шляпу. Потом стали называть всех унаров «соответственно их успехам и прилежанию». Первым был несомненно, Эстебан. Даже будь он туп, как пробка и не умел держать шпагу, его бы сделали первым по приказу Дорака. Потому что негоже Первому маршалу называть кого-то, чье место – не первое в выпуске. Алва с тоской глянул на мальчишку. Да, он хорош, явно неглуп и держать в руках оружие умеет. Но, Леворукий и все кошки его, как же не хочется связываться с этими Манриками-Колиньярами, которых расплодилось, как ызаргов в Варасте, и все «на благо государства». Всего унаров оказалось девятнадцать. Придда и Савиньяка в списке не было. Про них словно забыли. Пропели еще раз фанфары,и с галереи раздался уверенный хрипловатый голос: - Я, Вольфранг фок Варзов, маршал Талига и командор союзной Бергмарк, прошу отпустить близнецов Катершванц в родовые земли, где их мечи и доблесть будут нужны, чтобы сдерживать напор Гаунау и Дриксен. - Лучшие Люди Талига слышат просьбу маршала Запада, - возвестил герольд. Но едва снова пропели фанфары, как раздался тот же голос. - А я, Вольфранг фок Варзов, прошу и выбираю Ричарда, герцога Окделла. Дик ахнул, кто-то шутливо подтолкнул его в спину мол, иди на Галерею. Рокэ на миг зажмурился и вспомнил, как много лет назад он, Росио, маркиз Алвасете так же поднимался на Галерею и принес клятву тому же человеку. «Молодчина фок Варзов. Знал о приказе Дорака и не побоялся назвать мальчишку. Да и лучше будет Окделлу в Торке, чем в столице». Тем временем Дик, слегка охрипший от волнения, принес клятву и встал за спиной сеньора. Еще раз пропели фанфары, и раздался ленивый баритон: - Я, Рокэ Алва, первый маршал Талига прошу и выбираю первого из фабианцев, Эстебана Сабве из дома Колиньяров. Тот просиял, взбежал на Галерею, отчеканил клятву громко и четко и, горделиво глядя на сотоварищей, встал за креслом. Алва буквально чувствовал, как его новоиспеченный оруженосец лучится от счастья. - Ну вот, юноша, можете радоваться, - хмыкнул Ворон и более не обращал на него внимания. Между тем, Рамон Альмейда назвал Альберто Салину, а Ротгер Вальдес – и принесло же бродягу в сухопутную Олларию, - Паоло Куньо. Что касается Валентина Придда, от его отец написал письмо Генри Рокслею. Мой сын серьезно заболел, так что вы вольны выбирать в Фабианов день, кого пожелаете. Сам Рокслей вздохнул с облегчением и не назвал никого. Может, кардинал будет недоволен, да и ладно. О письме не известно никому кроме него и супрема, и можно оправдаться, что ждал до последнего. По поводу Арно тоже было известно. Энтони Давенпорт успел получить письмо из столицы и даже не стал уезжать к Фабианову дню. Тем более, дороги еще были в отвратительном состоянии.       Вскоре балаган под названием «Выбор оруженосцев» окончился. Королевская чета покинула галерею, за ней потянулись придворные, забирая новые приобретения, связанные с ними клятвой на три года. - Знаете, юноша, меньше, чем оруженосец, мне нужен лишь духовник. Эсти натянуто рассмеялся. Но решительно не понимал, в чем провинился, и отчего Первый маршал смотрит на него, как он сам – на грязных полуголых детей нищих, со смесью брезгливости и жалости. - Хотите – живите в моем доме, и пускай будет вам счастье. Последнее слово Алва буквально выплюнул. Сам налил себе вина, не предложив, впрочем, оруженосцу. - Будете сопровождать меня на приемах, носить черно-синее, и постарайтесь не влипать в неприятности. Я не намерен вытаскивать вас оттуда. Обо всем – у Хуану или к Пако. Если вы мне будете нужны, я вам скажу. На этом – всё. Можете идти.

***

(Двумя месяцами раньше.)       Валентин Придд не мог понять, что с ним творится. Ему везде мерещился мертвый брат. Он выглядывал из-за шторы, стоял за спиной в кабинетах и трапезной, ложился рядом в холодную лаикскую кровать, и от него пахло могильной землей и тленом. - Джастин, за что? – однажды, не выдержав, обратился он к нему. - Ты так хотел быть мной. Я – это ты, ты – это я, - только и ответил Юстиниан. Валентин стал оглядываться то и дело, вздрагивать от каждого шороха и боялся оставаться в одиночестве. И, приехав домой, понял, что больше не выдержит. Отец был в суде, матушка – во дворце, при Её Величестве. Он сказал слугам, что в Лаик невозможно помыться, как следует и приказал сделать себе теплую ванну, и не беспокоить полтора часа. Приказ юного господина был исполнен в точности. Валентин разделся и погрузился в теплую воду, предварительно отыскав отцовскую бритву, которая была очень острой. Вода быстро окрашивалась розовым. Боли не было совсем, накатывала дремота. А стоявший рядом мертвый брат торжествующе улыбался. На своем столе Валентин оставил записку. Нет, не объяснение, почему он решил свести счеты с жизнью, и не просьба простить его. Это были всего лишь стихи. Он написал их, когда понял, что больше не в силах противостоять фамильному безумию Приддов. Раз два-три-четыре-раз Не для ваших нежных глаз Это зарево пожарищ, Этот ужаса экстаз. Раз-два-три-четыре-два. Не вмещает голова То, что ты, душа, вмещаешь, То, в чём ты, душа, права. Раз-два-три. Четыре. Три. Соль снаружи, соль внутри. Море слёз омыло раны, Цело сердце – посмотри! Ни царапинки на нём, Ни отметинки на нём, А вчера ещё багряным Кровь его текла ручьём. Раз-два-три-четыре-пять. Вы меня пришли распять. Вы кричали: Ты – преступник! Вы кричите так опять. Я считаю до шести. Воют волки на пути. Солнце в язвах, небо в струпьях… Где ты?! Как тебя спасти?! Под какими небесами Ты живёшь и пьёшь вино? И какими голосами Ты зовёшь меня давно? Не зови. – Не дозовёшься. – Все дороги замело. Если завтра не проснёшься, То считай, что повезло… Смерть, и та – почти крыло. Раз-два-три-четыре-десять. И меня придут повесить… – Раз-два-три-четыре-сто. – И не это и не то.. Что не сам в петлю полез я – Догадается ли кто? Благо, молоденькая служаночка, хитрюга, захотела потереть спинку юному господину, а может, и что побольше. Глупышка изрядно испугалась – но благодаря похотливой дамочке, Тино Придд остался жив.