Диагноз: она.

Кухня. Место которое видело многое. То, что запоминается яркими вспышками из раза в раз происходит здесь. Координаты разные, а четыре стены не меняются. Кухня Балана, кухня снятой на две ночи квартиры, кухня хостела и вот теперь кухня Кароль. Она — измотанная, удовлетворённая женщина, в футболке на нагое тело. Он — не менее измотанный и удовлетворённый мужчина, в спортивных штанах на всё такое же нагое тело. Глаза — обладательницей которых является женщина с обворожительным волосами цвета спелой пшеницы — сменили оттенок, став нежнее и напоминая южное небо. Дыхание приходило в норму, сметая с лица багровый румянец, появление которого нелогично, учитывая всё что было с ними. Упс… Между ними. — Я сейчас не буду делать голословные признания в любви, дарить обручальное и вести тебя в ЗАГС, как это подабает воспитанному джентльмену, — усмехнулся как задира, что пытается сказать девчонке с двумя косичками, веснушками и книжкой Гоголя в руках, что-то важное. Вот только не получается у него. Хулиганские манеры боком вылазят, жаргон отвратительный и полное отсутствие манер, — Из меня романтик и джентльмен как из слона балерина. Ты знаешь, — снова улыбнулся, зачесал грубой ладонью шевелюру и поднял на девчонку свой взгляд растерянный. — Я знаю, — улыбнулась ему в ответ и закатила глаза. Улыбка доброй вышла, да и глаза закатить так, как это стервы делают тоже не получилось. По привычке запустила длинные пальцы в волосы, отыскала три пряди и медленно, взвешивая каждое движение, выводила косу. — У нас с тобой столько всего было, что не пересчитать. Хорошо получается только ломать, — такая атмосфера вокруг них образовалась детская, кому сказать, что несколько минут назад они творили за дверью совсем не детские вещи — не поверят, скажут лгу. — Ломать — не строить, — поумничала девчонка и носик свой курносый задрала перед местным хулиганом. Улыбку сменила, теперь она поучительная, совсем немного насмешливая. То ли от комичности происходящего, то ли от воспоминаний, что на пять с плюсом подтверждают народную мудрость. — Думаю слушать мои мемуары, написанные в одиночестве с бутылкой рома, тебе будет жутко скучно, — протянул последнее слово и недовольно сморщил нос, показывая девчушке всю свою сущность и серьезно сложил руки перед собой, готовясь к важному, — И о том, как я умирал в своей холостятской квартире без тебя — не интересно даже мне. Я всегда старался держаться холодно по отношению к тебе. Почему? Наверное потому что с первой встречи почуял что-то неладное. Та ещё змея. — Кто из нас ещё змея? — засмеялась, забыв о косе, что расплелась за минуты её звонкоголосого смеха. — Клин клином вышибают, Тина, — набрал в лёгкие побольше воздуха, дабы сказать то, от чего его хулиганские замашки либо возрастут, либо сорвутся с последней нити, — Поехали со мной на Аляску. — Куда? — голубые глаза застыли, а припухшие губы растянулись в неуверенной улыбке, что отвлекала внимание и давала немного времени на 'переварить сказанное'. — На Аляску, Кароль, ты не ослышалась. Не смотри ты на меня так, я не собираюсь нести ересь, которую вбивал в свою головушку. Нихера у нас не 'просто секс'. Ты дожидалась, моя милая змеючка, дождалась этого момента. Защитный рефлекс наверное или ещё какая-то херня у меня в голове сработала, не знаю, — отмахнулся, сглотнул, закрыл глаза. Открыл и посмотрел на девчушку. Молчит. По глазам видно, что просто переваривает то, что услышала. Хулигану сейчас страшно очень, потому что она может его оставить, и ни на грамм не будет в этом виновата, а может поехать и его самым счастливым сделать. И вот те минуты, пока она думает, тянулись так долго, что успешно можно пройти девять кругов ада, исповедоваться и вернуться на землю, к смертным. — И ты сейчас мне об этом так просто говоришь? — шокированная девчонка до сих пор на него обижена. Девочкам свойственно обижаться, а ему пока не свойственно стать романтиком и завоевать её серце тысячами и одной розой, — Да-а-а-н! Ты понимаешь сколько времени топтал все то, что между нами только начиналось? Понимаешь сколько раз меня ты растаптывал своими высказываниями? А теперь ты мне так просто об этом говоришь? — Это будет так по-идиотски выглядеть, если я начну сейчас просить у тебя прощения, — засверкали глаза хулигана, губы задрожали и голос стал не таким уверенным. Разжаловали бунтаря, — Тина, одна поездка, одна просьба — доверься мне и ни о чём не спрашивай. Две недели на Аляске, потом мы вернёмся в Киев. Дальше — решение за тобой. Держать насильно не буду, угрожать, преследовать — нет. Одна поездка, Тина, доверься мне, — сложно подняться с колен и гордо поднять подбородок вверх. У бунтаря то, сердце бойца. Его не остановят ни бури, ни сражение с природой, ни травмы и даже потери. Упёртый слишком, но если с тобой, то до конца. — Одна поездка, — правильная девчушка, что согласилась на предложение хулигана, никогда не станет прежней. Он затащит её в свои передряги, покажет рассветное солнце и северное небо, научит разжигать костер и сделает частью своей жизни. Хорошая девочка больше никогда не откроет Гоголя и не напишет под диктовку. Хорошая девочка снимет юбку и белые гольфы, натянет рваные джинсы, кроссовки и кепку, кинет в рюкзак звёздную карту, закрутит на голове пучок и прихватит гитару. И девочке больше никогда не скажут, что она хорошая. У неё будет надёжное плечо хулигана, отчаянных характер и трепетное чувство, с которым у них только начинается долгое приключение

. . .

— Мне это не нравится, Тина. — Я знаю. Большой чемодан оттенка спелого банана — маленький протест холодной, северной Аляске. Она любит солнце. И решительность. Его решительность. Паша закатывает глаза и читает ей десятую, только за это утро, проповедь о том, как следует себя вести, если она вдруг оторвётся от Балана и вспомнит о своем статусе. Раздражен спонтанным поступком, но обещает что-то придумать с её графиком. Уверен, что и на Аляске найдутся те, кто захочет вывести Тину Кароль из тени сомнительного экранного романа нажатием пальца. Оправдывается, мол хочет попробовать уберечь её от неминуемого. Она воспринимает все его слова, как наставление родителя перед поездкой с классом. Решила, что девочка уже взрослая — разберётся. Сомнительно. Очень сомнительно. Послушно машет головой сверху вниз и 'агакает' Паше. Скидывает в чемодан красное, чёрное и белое бельё — классика. Мечется между синим и бежевым и хватает бежевый. Несколько футболок и много свитеров. Под руку попадается свитер в котором Дан первый раз видел её пьяную. Она назвала вещь хамелеоном. Уж больно она вписывается во все, что с ними происходило. Кидает его поверх аккуратно сложенных вещей и голову не посетила мысль сложить его аналогично всем вещам в чемодане. Он приедет в северный континент помятым и страшным на вид, но не посеет свой запах и значение. Дан вспомнит его. Наверное. Точно. — Скажи мне, что ты пила красное сухое, а не какую-то херь, что намешал тебе молоденький смазливый бармен, — он недовольно ворчит, затаскивая её на заднее своей машины. Улавливает привкус ревности и чувствует, что в полости рта ощутимо заострило. Она съела всю свою помаду, стёрла рукой тушь с левого глаза, оставляя на щеке пепельное пятно. Ещё запутала пшеничные волосы, что успели пожирнеть. Сбивается дыхание и грудная клетка скачет ходуном, не давая своей хозяйке уснуть сладко и по-детски прелестно. Не даёт тому, кто записал в фетиши её сон, насладиться тем, как народная артистка Украины невнятно бормочет на заднем пьяные бредни, вертится с боку на бок и рвано сопит. Кое как укрывает её пледом, перед этим сняв пиджак из велюра и позволив себе несколько минут полюбоваться ключицами. Хочет её пьяную. Чувствует себя извращенцем. Она возбуждает его в любом состоянии. Взять её на уже отлично изученом заднем — задачка даже без звёздочки. Боится. Её потерять боится. Она переспит. Последний раз. Проспиться и не забудет. Уйдёт, громко хлопнув дверью. Продолжит здороваться с ним в коридорах двенадцатого, споёт песню и даже предложит сделать релиз у себя в спальне. И кажись всё отлично, но попытаясь он прижать её лопатки к холодной бетонной стене, получит под дых и скорчиться, в всё том же двенадцатом, от силы с которой она его ударит. Сглатывает. Садится за руль. Поднимает на руки, и заносит на четырнадцатый этаж. Раздевает до белья, не позволив себе ни одной пошлой мысли, укутывает в плед, проходится растопыренными пальцами по шелковистым пшеничным и тушит свет. Не ложиться рядом, а корчится со своим ростом на диване. Нет не потому что принципиальный, как минимум с ней эта херня не работает, а потому что грубый слишком. Маленькая пьяная пьяная девчонка может не выдержать его руки, что упадет на её поясницу во время сна. Откроет голубые и испугается. Он за неё волнуется. Открывает поисковик и вводит в белую строку 'Аляска', выскакивает до смерти занудная ссылка Википедии, которую Тина не откроет. Откроешь страшную вкладку — зачитаешься до смерти, ничего не поймёшь, а потом не уснёшь из-за головных болей. Зануднее Википедии был только Паша, которого сегодня удивительно легко удалось выпроводить из дома. Решение узнать что-то о континенте который не привлекает её даже своим название, не говоря уже о жутком холоде, больше не кажется таким гениальным, да и сама поездка не вызывает феромонов счастья. [тина] Дан галантно помог мне с чемоданом и получил мой по-доброму насмешливый взгляд. Это был ответ на его 'я не джентльмен и вряд-ли ним когда-то стану'. — Почему Аляска, Дан? Нельзя было выбрать что-то тёплое. Если говорить начистоту, то я просто уверенна, что холод не поможет нам наладить отношения. Он наоборот, оттолкнет нас друг от друга. Он уже отталкивает… меня так точно, — завела этот диалог как только мы тронулись с места. Его рвение к холоду не по-детски меня озадачило, но со стороны все мои вопросы звучали именно по-детски. Нескончаемые для меня шесть минут он загадочно молчал. — Ты всегда была такой любопытной? — он усмехнулся в привычной манере. В тембре вновь появилась знакомая мне насмешка, а взгляд, что практически топил меня в его нутре, откровенно издевался. — Послушай, с того момента как ты предложил мне эту поездку, больше ни разу и слова не обронил о ней. Это же не соседний город или даже не соседняя страна! Это северный континент, Дан. А я еду туда как дура, в полном недоумении. От куда я знаю, что там в твоей голове? — раздраженно бубнела себе под нос, мечтая обратить на себя хоть малейшую долю внимания. — Отвезу тебя в старый бункер и буду долго и мучительно пытать, — иронии у этого человека не отнять. Невыносим. — Ха-ха-ха, — наигранно произнесла шестерку букв, — У тебя всегда было так плохо с чувством юмора или общение со мной так отвратительно влияет на тебя? — прыснула в него струёй желчи и обратила внимание на наше расстояние. В начале поездки мы сидели практически вплотную, сейчас же я отдалилась и между нами спокойно уместился бы пятилетний ребёнок. — Не успокаивай себя, Тина, — невозмутим, — Это была не шутка. Я изначально сказал тебе, что романтик из меня херовый. На поездку ты уже согласилась, водитель в курсе, так что если начнёшь орать, будем слушать твою лексику место вечернего радио. Рейс ночной и привлекает не так много внимания, а на Аляске очень популярны бункеры, — говорит с таким лицом, будто бы прочитал прогноз погоды. — Я думаю тебе стоило бы прихватить с собой камеру. Снял бы для личного архива несколько кадров, как у тебя в бункере на Аляске, связана Тина Кароль. В среднем до аэропорта ехать два с половиной часа, но учитывая пробки и все движение Киева ехать часа три с половиной. Мы окончательно отдалились друг от друга. Это проявилось во всех аспектах, начиная с нашего провального диалога с, откровенно, йобнутыми шутками Балана и заканчивая расстоянием в машине. Разбежались как мыши по разным углам. У него свое окно, у меня свое. Сейчас эта машина показалась мне огромной и сырой. Спрятала кисти рук в шерсть кардигана, мимолётно глянув на него и резко отвернувшись. Как быстро сочные цвета ярких красок мараются черным акрилом. 'Ты никогда не станешь чем-то темным, Тина' — процитировала его фразу во внутреннем монологе с собой и усмехнулась. Со стороны выглядело попыткой обратить на себя внимание и это в каком-то смысле было таковым. Убить двух зайцев не получилось и его каменное лицо даже не дрогнуло. Сука, он вообще помнит, что я нахожусь в этой машине. Найти бы ближайшую станцию метро и свалить подальше от его отмороженного лица. Сейчас так парадоксально вспоминать, что мы творили в салоне этой машины несколько месяцев назад. Тогда она казалась жутко тесной, неудобной и жаркой. Бесцеремонно усадил меня на свои колени и шлепком по попе провел тактильный инструктаж действий. Мои ноги сцепились за его спиной, а дыхание подводило в первые минуты контакта. Его же руки бесцеремонно прошлись поглаживающими движениями вдоль моих бедер и остановились на упругих ягодицах, смачно сжимая две половинки. Губы разгулялись на моей шее, плавно передвигаясь к груди, что была все ещё скрыта куском хлопковой ткани. Позволила себе сладкого и сорвала с него чёрную футболку, упиваясь рельефами мужского тела. Мне как женщине определенно нужен секс. Добротный качественный секс. И Балан в полной мере способен удовлетворить мои женские потребности, не забывая о своих прихотях. Куски ткани разлетелись по всем уголкам машины, разгоряченные тела жаждали насытиться друг другом, а нагие души — сплести свою ниточку шелка. Он вошёл резко. Сразу задавая нужный обоим ритм. Наша гонка превратилась в картинг для самоубийц: слишком резкие повороты, слишком резкая смена скоростей, слишком резкие остановки. Мы с ним слишком для этого мира. Яркие вспышки меняли гримасы на моем лице, ладони вспотели и их пришлось вытянуть из рукавов теплого кардигана. — Аляска — это то место, которое нужно почувствовать. Понять, ощутить, задышать им, понимаешь? — он заговорил резко. Вместо кучерявого затылка на меня смотрели воодушеные карие глаза. Я не перестану удивлять его внутреннему состоянию. За ночь он может примерить все эмоции. он меня пугает. он пиздец как меня притягивает. — Нет, не понимаю. За свои тридцать пять мою голову посещали уйма мыслей, но я и представить не могла, что соглашусь поехать на Аляску с Даном Баланом. рассмеялись. Не торопясь он сократил расстояние и приподнял руку, предлагая меня забиться ему под крыло. — Мой дедушка жил на Аляске. Когда я первый раз приехал туда — мгновенно влюбился в окрестности. И не только в них. Аляска — это волшебно. Она лечит. Лечит все. И тело и то, что тут, — показал своим загрубелым пальцем на сердце, — Ты поймёшь это, как только сделаешь первый шаг по кристальном снегу.

Решение принято. Курс терапии.