Letters from the constellations. Письма из созвездий

      Дни тянутся, словно медовая патока. И имеют то же свойство — добавить ещё сладкого, совсем немного и начнёт горчить. И почти каждый вечер наполнен ею — горечью, смешанной с томлением. Письма, написанные ею, продолжают копиться в шкафу, заполняя шкатулку. Ответы, полученные от Уизли, она не хранит, хотя, возможно, именно ответы от своих друзей и было бы логичнее сохранять на память, чтобы потом перечитывать. Но Гермиона избрала для себя иное: она пишет письма тому, кто никогда не ответит на них. Более того, она пишет такие письма, которые никогда не прочтёт никто, кроме неё самой. Какой-то особый вид мазохизма.       Гермиона писала и Гарри, но как-то слишком быстро привыкла к тому, что он либо не отвечает из-за своих родных, у которых живёт, либо даже не получает её письма, из-за них же. Возможно, именно поэтому за лето она находит общий язык с Роном даже лучше, чем во время обучения. Общие темы, общие шутки, воспоминания прошедших двух лет. Только то самое чувство, которое так хочет испытать каждый — полного доверия — она так и не испытала. Рон — не тот, кому она может рассказать абсолютно всё, например, по кому она так скучает каждый день. Не тот, с кем девушка может говорить действительно обо всём.       Но Рон, как и Гарри, хотя бы не отвернулся от неё.       Гермиона проводит подушечками пальцев по шершавой поверхности нового учебника по уходу за магическими существами. Она содрогается и одёргивает руку, когда касается сжатых зубов убийцы-учебника. Вспомнив лицо продавца в книжной лавке, который с таким трудом ловил эти книги, она в очередной раз бурчит себе под нос:       — Как вообще допустили создание такого учебника?       Рыжий кот запрыгивает на стол рядом с Гермионой, свалив остальные книги. Он не мурчит, не издаёт ни звука, но внимательно наблюдает за своей новой хозяйкой.       — Да, да, Живоглот, мы уже уходим, — воркует Грейнджер, зарываясь пальцами в длинную шерсть.       Гермиона избегает Рона, который даже в купе продолжает хвастаться своей поездкой в Египет. Удивительно, как переменилось их общение, стоило им перейти с писем на живое. Разумеется, она старается игнорировать тот факт, что всему виной, в основном, именно Живоглот, на которого Рон ощетинился подобно цепному псу. За крысу он переживает.       Грейнджер смотрит на человека напротив, укутанного по макушку в дорожную мантию. Новый профессор?       — Профессор Люпин, — отвечает она Уизли на весьма глупый, как ей кажется, вопрос.       — Всё-то ты знаешь! — мигом оживает Рон, огрызаясь. — Откуда она всё знает?!       — На его вещах написано, — Гермиона закатывает глаза, отвернувшись к выходу из купе, и буквально подпрыгивает, будто от удара током, когда за дверью мелькает белоснежный белый.       Нет, это не мог быть Драко. В конце концов, поезд уже тронулся, значит большинство расселись по своим вагонам. А никто из Слизерина даже близко не подошёл бы к вагону гриффиндорцев. Хотя один из них, возможно, всё же… Интересно, как пройдёт их встреча? А их первый за несколько долгих летних месяцев разговор? Возможно, Драко за прошедшее время стал ещё холоднее, дальше. Или…       Из мыслей Гермиону вырывает неожиданная остановка поезда.       — Кто-то заходит в поезд, — обеспокоенный голос Рона заставляет Гермиону напрячься. Она не понимает, что происходит и это её пугает. Девушка не может объяснить откуда взялось это чувство безысходности и печали, но когда она смотрит на лица друзей, понимает, что плохо не только ей. Холод сковывает её тело, парализует, заставляет вжаться в тонкую ткань сидения в поисках хоть какой-то капли тепла. Когда дверь купе открывается, и длинная, серая рука, от одного вида которой Гермиону начинает мутить, протягивается вперёд, к Гарри, Грейнджер застывает подобно ледяной скульптуре. Страх липким коконом сжимается вокруг неё, будто высасывает всё живое из неё, оставляя одну пустоту. Она упускает момент, когда спавший до того профессор выхватывает свою палочку из мантии, и купе озаряет яркий свет, прогоняя прочь мерзкую тварь. Она видит, как Гарри, бледный как полотно, оседает, и кидается к нему вместе с профессором, а в голове бьётся одна мысль: не пострадал ли Малфой?       Когда Гермионе кажется, что она слышит голос Драко, ей становится всё равно. Волнение, нахлынувшее волной, подхватывает Грейнджер и, словно на гребне, выносит из купе. Но вместо Драко она видит лишь заинтересованные лица своих однокурсников и спину профессора Люпина.       Уже в школе Гермиона замечает макушку Драко. Его вечные спутники хихикают, о чём-то переговариваясь между собой, и Гермиона отворачивается, надевая маску безразличия ко всему, кроме уроков и её друзей. Но это оказывается сложнее, чем она думала. Когда её взгляд встречается с Драко, она не опускает глаза, не пытается спрятаться, стать невидимкой. Она хочет знать всё ли с ним в порядке, не пострадал ли он по пути в Хогвартс, но не может. Нельзя.       — Поттер! Говорят, ты раскис. Без сознания упал?       Все вопросы сами собой теряют смысл. Малфой в порядке. Теперь Гермионе хочется иного: встать и самой врезать Драко, заставив его замолчать. Никто, даже он, не может обижать её друзей. Её — может быть. Но не их. Именно это желание помогает ей отвести взгляд и попытаться вникнуть в слова Дамблдора.       Гермиона прячет за ворот рубашки артефакт, стараясь сделать это как можно незаметнее. Она пристраивается к колонне студентов, которые торопятся поскорее прийти к Запретному лесу, где должен проходить их первый урок по уходу за магическими существами в этом году. Грейнджер рада, что их профессором будет Хагрид. Но учебник, который она держит в руках, заставляет её сомневаться в безопасности.       — Хорош учебник, — тихо говорит она Гарри и Рону, остановившись у высокого камня. Гермиона кладёт рядом с учебником свою сумку, забитую книгами.       — О да, ужасно забавный. С ума сойти, школа совсем деградировала. Отец еще не знает, что у Дамблдора занятия ведёт идиот.       Гермиона оборачивается так же быстро, как и стоявший рядом Гарри. Зачем, зачем он постоянно цепляется? Грейнджер смотрит на Драко и снова едва сдерживается, чтобы не ответить. Рука тянется к палочке, но она лишь хватает Гарри и тянет к себе, заставляет отвернуться, хотя сама не сводит с Малфоя глаз. Когда он успел стать таким? Грязнокровка.       Или она просто этого не замечала. Не хотела замечать, ведь он её друг. Друг? Гарри её друг. Рон её друг. А Драко… Кто он для неё?       Когда ветка под ногой Гарри хрустит оглушающе громко, Гермиона рефлекторно хватает Рона за руку. Страх, который накрыл её в этот момент, подобно лавине, схлынул так же быстро, оставив после себя одно смущение. Она отпускает Рона и складывает руки на груди, непроизвольно отгораживаясь, кажется, не только от Рона, но и от Малфоя, взгляд которого чувствует на своей спине. Взгляд, от которого ей неуютно и хочется только одного — сбежать.       Когда Гарри возвращается, и Клювокрыл довольно гарцует, поедая брошенное Хагридом угощение, она не сводит глаз с Малфоя, когда он расталкивает остальных учеников. Она перестаёт дышать, кажется, даже сердце замедляет свой ход, когда лапы Клювокрыла поднимаются над головой Малфоя. Звук рвущейся ткани будто оглушает её. Она бросается вперёд, не позволяя одной из однокурсниц удержать её.       — Хагрид, надо отправить его в госпиталь!       Она пойдёт с ними. Она не может оставить Драко одного.       Она хватает сумку с учебниками и мантию, когда Хагрид поднимает Малфоя и торопится в больничное крыло. Бросив друзьям, что они встретятся после уроков, Гермиона торопится за Хагридом, хотя ей сложно поспеть за широким шагом великана.       Мадам Помфри поможет, Гермиона знает это. Паника, охватившая Грейнджер, отпускает, только когда она слышит слова школьной медсестры. Всё будет хорошо.       И снова Гермиона дожидается, когда в больничном крыле не останется никого. Как и год назад она торопится к кровати Малфоя, придумывая, что ей сказать.       Она не решается смотреть на бинты, часть которых окрашена алым.       — Ты напугал меня, — срывается с языка, заставляя покраснеть. Гермиона наклоняет голову вперёд, прячет лицо за волосами, когда на глаза наворачиваются непрошенные слёзы. Она сама не понимает, почему так. — Надо слушать, о чём говорит профессор, Малфой.       Она сжимает его ладонь и лишь на миг заглядывает в глаза. Но, кажется, именно сейчас она понимает, насколько скучала по этому человеку. Но ярко-алая надпись вновь обжигает душу, заставляя отпустить руку Драко.       — Мадам Помфри сказала, что твоя рука скоро заживёт, я слышала.       Чувствуя себя крайне глупо, Гермиона встаёт и перекидывает лямку сумки через голову. Видимое только ей клеймо продолжает пульсировать, гоня Грейнджер прочь.       — Будь аккуратнее на других уроках.       Грязнокровка.       Гермиона торопится в гостинную Гриффиндора. Теперь она знает, что с Малфоем всё в порядке. Она вспомнила, кто она. Теперь ей пора заниматься. Слишком много ей надо выучить, а времени мало.