Letters from the constellations. Письма из созвездий

      — Потанцуем?       Уголки губ слабо приподнимаются в подобии улыбки, когда Драко помогает ей подняться с мягких подушек. Сердце, не способное после крепких объятий горького разочарования найти покой в мягких руках теплого комфорта, оттаивает. Вместе с алым оно гонит по венам трепет, приправленный нотками скромной надежды. Надежды на то, что эта ночь не закончится никогда, что Выручай-комната станет их постоянным укромным уголком. Хотя нет, она уже стала. Именно сейчас, когда из старинного граммофона льётся нежный вальс, а канделябры на стенах тускло освещают забытые или оставленные специально предметы. Огоньки свечей светлячками прыгают по поверхности свежевыпавшего снега, заставляя Гермиону неотрывно наблюдать за ними, не отводя взгляд от глаз Малфоя.       — А ты умеешь быть галантным, — улыбается, сжимая его ладонь.       Гермиона проводит подушечками пальцев по предплечью Малфоя, прежде чем оставить руку на его плече, и шагает вместе с ним, поддаваясь уверенным и плавным движениям. Каждый шаг — словно шаг в пропасть. Но Грейнджер не боится упасть — уверена, что Драко не позволит, удержит. И даже если они будут танцевать на самом краю, ни он, ни она не разожмут рук. Не подпустят друг друга слишком близко к краю и не позволят сделать тот самый фатальный шаг вниз.       Все ограничения стираются, унося с собой мысли о времени, месте, прошлом и будущем. Гермиона кладёт голову на плечо Драко, прикрывает глаза, крепче сжимая его руку в своей. Прежде холодные пальцы теперь согревают и её, будто желая поделиться тем теплом, которое отдала она. Гермиона не замечает, как под потолком над ними расцветает ярким зелёным омела, но точно знает, что ни за что не согласилась бы променять эти мгновения на что-либо.       — Знаешь, а я уже успела возненавидеть это Рождество, — тихо произносит она, понимая, что их голоса не способны разрушить волшебство, созданное для них, созданное ими. — Но ты сделал эту ночь лучшей.       Всё, что происходит в Выручай-комнате, остаётся в Выручай-комнате. Всё, что оставляешь в Выручай-комнате, остаётся там. Даже если ты этого не хочешь. Гермиона переворачивает очередную страницу с вопросами по зельеварению и смотрит на буквы, расплывающиеся перед глазами, пытаясь собрать их в единый связный текст. И пусть со второго испытания Турнира трёх, а теперь четырёх волшебников прошли почти сутки, голова ещё гудит после заклинания Дамблдора и часов, проведённых под водой. Но занятия никто не отменял, потому она безуспешно пытается сосредоточиться на проверочной работе, которую решил устроить профессор Снейп. Впервые на её памяти Гермиона не рада контрольной.       На обеде она снова выслушивает насмешки слизеринцев над Гарри и советует ему не обращать внимания, хотя ей самой это даётся с трудом. Бросая взгляды через плечо назад, она никак не может выловить светловолосую макушку, что раздражает её гораздо сильнее, нежели гогочущие над чем-то Крэбб и Гойл. Однако сова с письмом, буквально упавшая ей в тарелку, отвлекает Гермиону от попыток найти Малфоя.       — Ты что, сразу на все газеты и журналы подписалась? — Удивлённо спрашивает Гарри.       Вокруг Гермионы толпятся совы, протягивая лапки с привязанными к ним письмами. Гермиона пробегает взглядом по грубо нацарапанным строчкам и чувствует, как щёки краснеют от переполняющего её гнева.       — Это письма от поклонниц Гарри и Виктора, — еле слышно выговаривает она, раскрывая письмо за письмом и зачитывая некоторые из них вслух.       — Говорил я тебе, не связывайся с этой Скиттер, — присвистнув, бормочет Рон, перечитывая одно из писем.       «Ты гадкая девчонка. Ты не для Гарри Поттера. Убирайся к своим маглам.»       Рон ухмыляется, но, заметив тяжёлый взгляд Гермионы, тушуется и отбрасывает тёмный пергамент в сторону.       Грейнджер вскрикивает от неожиданности, когда из последнего письма, стоило ей сломать изумрудного цвета печать, на её руки проливается вязкая жижа. Она попадает на другие письма, заставляя пергамент сжиматься и плавиться.       Она не замечает, как Рон осторожно берёт в руки бумагу и выносит свой вердикт: неразбавленный гной бубонтюбера. Руки, покрывшиеся пятнами и волдырями, будто от ожогов, горят, заставляя её кусать от боли губы. Однако попытка стереть с рук ядовитую дрянь причиняет ещё более сильную боль. Не в силах сдерживать от боли слёзы, она прижимает руки к груди, пряча их под мантией.       — Беги в больничное крыло, — быстро тараторит Гарри. — Мы скажем мадам Стебль, где ты.       Уже у самого больничного крыла Гермиона налетает на Паркинсон, шепчущуюся со своими подружками. Случайно толкнув слизеринку, Гермиона крепче прижимает руки к груди, стараясь унять боль от нового резкого касания.       — Смотри, куда летишь! — Рычит Пэнси, потирая ушибленное предплечье, но быстро замолкает, заметив опухшие и покрасневшие руки Гермионы. — Что это с тобой?       Она заливается звонким смехом.       — Руки чудовища — новый писк моды у грязнокровок?       Перед глазами Грейнджер темнеет, а острая пульсация не позволяет Гермионе придумать стоящий ответ, и она просто пытается обойти слизеринцев, но Пэнси явно считает важным продолжить глумление.       — Пэнси, уйди с дороги или в больничное крыло ты загремишь вместе со мной, — шипит Гермиона, пытаясь придать голосу хотя бы толику твёрдости.