Letters from the constellations. Письма из созвездий

Перед прочтением рекомендуется включить: James Arthur — Impossible.

      Миллион крохотных атомных взрывов готовы разорвать изнутри. Сердце замирает, но только для того, чтобы пуститься в дикие скачки, соревнуясь со скоростью разве что с сердцем Драко. Холодные, но такие мягкие губы пускают миллионы серебристых импульсов по её внутреннему небу. Точно такие же, которые она запомнила на далёком втором курсе, когда находилась в своеобразной волшебной коме, способная лишь иногда стараться вынырнуть из мрачного забытия. Ладонь, которая теперь лежит на груди Драко, чувствуя, как его сердце бьётся столь же быстро, как и её, лишь сжимает ворот пиджака, словно это может его удержать. На мгновение, но Гермиона отдаётся поцелую, сдаётся. Это не её иллюзия, не ошибка. Подобно бешеному вальсу, который они начали ещё тогда, в ателье в Косом переулке. И она хочет, чтобы время замерло.       Но этому не суждено произойти.       — В среду буду ждать, так же после отбоя и не смей хвастаться этим поцелуем, грязнокровка.       Эти слова должны резать, подобно самому острому лезвию. Заморозить, как и обычная холодная вьюга в его глазах и голосе. Но что-то заставляет Гермиону последовать за Драко. Пусть не сразу, но Грейнджер подскакивает с подушек и бежит за ним, позабыв даже о своей сумке с учебниками. Она с трудом различает дорогу в тёмных школьных коридорах, но, к своему удивлению, оказывается у ступеней астрономической башни. Её разум кричит идти обратно, в то время как нечто необъяснимо тянет туда, наверх. И только невнятный шорох, похожий на медленные шаги, заставляет её идти наверх. Ступенька за ступенькой, она идёт наверх, гонимая тревогой. Слишком резким казался Драко. Впервые она видела, как дрожали его руки, а лицо было отнюдь не злым, выражая презрение.       Она слышит тихий шёпот, поднимаясь выше. Держа палочку на изготове, Грейнджер прикрывает рот, чтобы приглушить собственное дыхание, когда понимает, что шёпот принадлежит далеко не Малфою. Оставаясь в темноте огромных механизмов, она смотрит в сторону резных кованых перил. На фоне чёрного ночного неба, усыпанного яркими звёздами, в свете Луны стоят двое. Опустившись на колени, Паркинсон гладит Драко по платиновым волосам, тогда как его руки крепко держат её мантию, в то время как он сам почти в точности повторяет позу своей однокурсницы. Поцелуй, из-за которого губы Грейнджер горят до сих пор, почти ощутимо обжигает её вновь. Грейнджер растерянно смотрит на пару слизеринцев, которые точно не замечают её. Грейнджер слышит полушёпот Пэнси, но не разбирает слов. И не уверена, хочет ли того.       Пятясь, она отступает, стараясь сделать это максимально бесшумно. Она идёт ровно по тому же пути, по которому шла всего пару минут назад, но уже в обратную сторону. Опустив голову, словно только это поможет ей дойти до пункта назначения.       — Грейнджер?       Низкий голос заставляет её обернуться. Со стороны коридора, ведущего в подземелья идут двое. Теодор Нотт, в сопровождении жующего кекс Крэбба, смотрят на старосту Гриффиндора с нескрываемым удивлением. — Я думал сегодня дежурит Падма Патил, — снова подаёт голос Нотт.       — Так значит, она не могла нас наказывать? — поворачивается к Теодору Крэбб. — Вот же мерзавка, сняла со Слизерина десять очков, хотя сама должна спать, как и мы!       Гермиона молчит, лишь тупо уставившись на Теодора. Она до сих пор не может понять, почему он не вызывает у неё такого же отторжения, как другие Слизеринцы. Но сейчас она в этом разбираться и не желает.       — Да, дежурит она, — лишь проговаривает Грейнджер. — Но любой староста может оштрафовать нарушителей порядка. Что вы тут делаете после отбоя?       — Не бузи, Грейнджер, мы Драко ищем.       Гермиона вздрагивает, словно от пощёчины, при упоминании этого имени.       — Ваш друг очень любит высоту. И сомневаюсь, что вы ему сейчас нужны.       Слова срываются с языка раньше, чем она успевает себя остановить. Но Гермиона и не хочет. Только отвернувшись, она понимает, что по щеке катится непрошенная слеза. Грейнджер незаметно смахивает её, сворачивая за угол. Судя по взгляду, который Нотт бросил в сторону астрономической башни, он прекрасно понял намёк Гермионы о местонахождении его друга. Но её это уже не касается.       Лишь свернув в Выручай-комнату, Гермиона замечает что-то белое на ярко-алых подушках, где сидели они с Драко. Повесив сумку на плечо, староста подходит ближе и поднимает тонкий конверт. Письмо для Драко. Явно не от неё. Не подписанный конверт прочно скрывает текст письма от чужих глаз. Но Грейнджер и не хочет смотреть. Ей запрещено вмешиваться в его жизнь, кажется, так он сказал?       И снова у неё оказывается его письмо, которое никак не должно было попасть к ней. Будто проклятие. Обыкновенная ревность, так присущая глупым влюблённым девчонкам, вытесняет любые мысли, однако чёткое понимание, что теперь ей придётся искать Драко, чтобы отдать письмо, вынуждает её устало прикрыть глаза. Именно тогда, она не хочет его видеть, судьба, будто насмехаясь, делает всё, чтобы их встреча состоялась.       Весь следующий день девушка не видит Драко, но вынуждена слушать причитания Рона по поводу его переживаний из-за грядущего отбора в команду по квиддичу. Она старается поддерживать заинтересованный вид, оглядывая Большой зал, безуспешно стараясь разглядеть такую знакомую белоснежную макушку. Но либо Грейнджер уходит раньше, либо, наоборот, не успевает прийти вовремя. Здравый разум ей подсказывает, что искать Драко по школе, а тем более, отдавать письмо при всех — плохая затея.       Во время ужина ситуация повторяется. Лишь мельком заметив Нотта с Забини, Гермиона направляется к ним, желая передать письмо через Теодора. Однако тот слишком быстро скрывается из виду.       Грейнджер сидит в общей гостиной старост, вновь наблюдая за горящим огнём, отмечая про себя, что теперь это, видимо, одно из её любимых занятий. Малфой так и не показывается. Гриффиндорка косится на поднос с ужином, который для неё собрали домовые эльфы, во главе с Добби. Лёгкий укол совести пытается заставить девушку пожалеть, что она так воспользовалась дружбой с ним, но совершенно иное чувство гонит эти мысли прочь.       — Гермиона, ты чего тут сидишь? — знакомый голос Рона, который наглым образом падает рядом на диван, заставляет Гермиону повернуться к другу.       Она смотрит на парня, задержав взгляд на его губах. Невольно, Гермиона сравнивает его с Драко, пытаясь понять, смогла бы она поцеловать Рона. Ответ приходит слишком быстро. Нет. Никого иного, кроме того, кому уже поддалась ранее. Никому другому, потому как только с одним человеком она танцует на краю их собственной пропасти.       Рон замечает накрытый поднос.       — О, еда!       Вовремя стукнув друга по рукам, девушка шипит, подобно Живоглоту:       — Не смей, Рональд. Если так голоден, иди сам на кухню.       — О, голубки, вы бы хоть стыд имели, — Паркинсон громко и наигранно смеётся, будто придумала шутку столетия.       Не дав никому ответить, она сворачивает в коридор, ведущий к спальням девочек.       — Вот же стерва. Это она опять от Малфоя уходила, что ли?       Гермиона передёргивает плечами, уставившись на Уизли.       — В каком смысле?       — Да почти каждый вечер она плетётся то туда, то оттуда. Будто прописалась у Малфоя, — зевнув, Уизли потягивается, взлохматив рыжие волосы. —Пошёл я спать, Гермиона. Ты тоже иди.       Неловкое проявление заботы, на которое девушка натянуто улыбается уголками губ. Дождавшись, когда Рон уйдёт, она берёт в руки поднос. Если бы не письмо, ничто не заставило бы её сунуться к Драко после того, что она видела. И после того, что она слышала.       Несколько коротких, но уверенных стуков костяшками пальцев по двери.       — Малфой, я знаю, что ты там, тебя сдала твоя подружка.       — Грейнджер, здесь вообще-то не заперто, — Драко так и не поднимается с кровати, но лёгкая улыбка на один миг появляется на его лице. — Что тебе нужно?       Открыв дверь резче, чем следовало бы, лишь услышав его голос, Гермиона замирает на пороге комнаты. Значит, Паркинсон была здесь. Сейчас.       И всё-таки, вместе с ревностью в ней просыпается нечто иное. Что-то, что заставляет её пожалеть о недостаточно ярких свечах в комнате. Она не понимает, из-за них ли ей кажется, что Драко выглядит практически также, как несколькими днями раньше, на уроке профессора Флитвика, или нет.       Пройдя в комнату и закрыв за собой дверь, она подходит к кровати, стараясь скрыть неловкость, которая так и пытается сковать каждый шаг девушки. Поставив поднос на тумбочку, она чувствует себя крайне глупо. Словно вся спесь, которая горела в ней весь день, улетучилась, оставшись там, за дверью этой тихой комнаты. Именно сейчас воспоминания их поцелуя вновь оживают слишком ярко, заставляя её, на этот раз, благодарить полумрак, царивший в помещении.       — Я не видела тебя сегодня в Большом зале. Да и на дежурствах в коридорах. Подумала, что это тебе пригодится, — она кивает на поднос, в нерешительности замолкая.       Достав из кармана маленькую склянку, наполненную перламутровой жидкостью, она кладёт её рядом с Драко на кровать, лишь мельком случайно коснувшись его руки. Как всегда холодной, но, кажется, что только эти руки могут быть одновременно нежными и сильными, родными и чужими.       — Я заметила, что вчера тебе было плохо. И взяла на себя смелость сходить к мадам Помфри. Сказала, что у меня разболелась голова и попросила лекарство.       Гермиона до последнего не знала, сможет ли отдать лекарство Драко, признавшись в том, что соврала школьной медсестре.       — Но лучше всё-таки не пить это, а сходить к ней самому. Я не могу ручаться, что это именно то, что тебе нужно.       И лишь после, она протягивает ему письмо, только теперь заглядывая в глаза.       — Ты обронил вчера. Можешь проверить, я даже не пыталась вскрыть. Хотела передать тебе ещё днём через Нотта, но…       «Но в итоге я здесь».