[Текущий день]
Он закончил со своим последним скудным рационом. Ирония судьбы — сбежать от рабовладельца-садиста и познать муки голода. Однако это была не главная проблема. Его самые свежие раны от хлыста не заживали должным образом. Кожа вокруг порезов выглядела болезненной, а сами порезы приобрели грязно-красный цвет, который начал распространяться. Он знал, что у него есть какая-то инфекция, которая чередуется между ознобом и вспышками жара, пока он бесцельно бродит по лесу. Его изуродованная рука была покрыта синяками, распухла и болела от малейшего прикосновения. Он прижимал его к груди в плохой сделанной на коленке шине из веток, листьев и травинок. Он изо всех сил старался держать кисть в таком положении, чтобы пальцы продолжали чувствовать боль, надеясь, что правильное кровообращение поможет ему зажить. Но она распалась под его безвольной рукой, и боль сделала ее просто мертвым грузом. На его глазах выступили слезы. «Сколько времени пройдет, прежде чем рана начнет заживать? Это БОООЛЬНО!» Киль сидел на земле, брыкаясь ногами и всхлипывая. Чем больше он думал, тем сильнее наворачивались слезы. «Я не знаю, сколько времени у меня есть, прежде чем инфекция станет еще хуже. Я понятия не имею, где вообще можно получить помощь! Люди здесь меня ненавидят!» Его рыдания переросли в отчаянные крики, слезы капали с его лица. «Что, если я стану слишком слабым и останусь здесь беспомощным? Бесполезным? Что, если я… » Он покачал головой. «Что если я… " он заплакал еще сильнее. «Что, если я здесь умру?» Его ухо дернулось. Он сосредоточил свой слух, уловив звук шагов глубоко в лесу… с той стороны, где находился город. Он тут же повернул голову в ту же сторону, и его слезы остановил беспомощный ужас. — НЕТ. — Его голос дрогнул. Его голова тряслась, разум отчаянно отрицал, что его худший страх наконец-то осуществился. Корона леса закрывала большую часть солнечного света, но крошечные лучи, которым удавалось пробиться сквозь неё, были тусклыми и едва различимыми. Начало смеркаться. Пройдет не больше часа, прежде чем тьма полностью охватит лес. Здесь было предостаточно хищников. Поисковая группа, охотящаяся за раненым получеловеческим ребенком, будет означать конец для Киля. Он заставил себя подняться. Даже чтобы просто стоять ему требовалось тратить много энергии. Сила воли, которая требовалась для того, чтобы преодолеть мучительную боль, была вызвана исключительно отчаянием. Его усталость, вдобавок ко всему, только усугубляла ситуацию. С каждым шагом он все больше засыпал, но одновременно просыпался от жгучей боли в ранах. Взад и вперед эти две силы боролись, не давая ему уснуть помогая продвигаться вперед медленными шагами. Призрак тщетности нависал над каждой его мыслью, побуждая сдаться. «Если я сдамся, то буду страдать просто чуть больше… но тогда все это довольно быстро закончится. Тогда я смогу отдыхать вечно.» Эта мысль принесла с собой сладкое утешение. Но это утешение покинуло его, боль словно жалом снова пронзила его. Та самая, что удерживала его от того, чтобы подчиниться своей невыносимой усталости. Он все еще подталкивал себя вперед, и чем больше он это делал, тем ярче и яснее становился далекий образ в его сознании. — Рафталия… — Киль произнес имя своей подруги, подтверждая про себя, кого он поклянется найти и спасти. Ведь он знал, что если бы они поменялись местами… она сделала бы то же самое для него. Но вот сможет ли он найти и спасти своего близкого друга, казалось совершенно невозможным, когда над его головой просвистел летящий меч. Он почувствовал, как она рассекла ветер над его волосами. Он вонзился в толстое дерево перед ним, пронзив другую сторону, и весь клинок прошел сквозь здоровую древесину. — К-кто бросил меч?! — Он запаниковал, прежде чем меч исчез во вспышке света. — ЧТО?! — Ветки и листья хрустели под тяжелыми бронированными шагами. Они были гораздо ближе к Килю, чем тогда, когда он впервые попытался бежать. Он схватился здоровой рукой за грудь, когда ужас заставил его сердце бешено колотиться. В этот момент он уже не мог дышать. Он обернулся и наконец увидел охотника, которого натравил на него Идол. Это был человек в грязных доспехах, с маленьким круглым щитом, прикрепленным к его руке, и безупречным священным мечом, проявляющимся в другой. На нем был дешевый на вид шлем, скрывавший его лицо в кромешной тьме, как будто за решеткой забрала не было ничего, кроме тьмы. Сам вид его был страшен, но была ещё одна деталь, которая резко усилила страх, что Киль испытывает. — Это…это… — его губы задрожали, когда все сопротивление внутри него рухнуло. —Г-Г-Герой Меча! — Он шел прямо к нему. Лицо Киля исказилось от ужаса, а из глаз потекли слезы. Он упал навзничь с воплем боли и сдался. Он уткнулся головой в колени, склонился к груди и обхватил здоровой рукой ноги. Тяжело дыша, он пытался оказать как можно меньшее сопротивление, но его мозг лихорадочно работал, обдумывая ситуацию. «Герой Меча — одна из почитаемых фигур Мелромарка, а Идол — фанатик Церкви трех героев! Если бы это был Герой Щита, я мог бы спастись, но Герой Меча? Он собирается…» у него вырвался крик. «Он собирается…» он испустил еще более громкий крик. «Он собирается отрезать мне голову И ВЕРНУТЬ ЕЁ ИДОЛУ!» Шаги остановились прямо перед ним. Он не осмеливался поднять глаза. Все, на что он мог надеяться — это быстрая и безболезненная смерть. Он услышал, как зашуршала земля перед ним, а затем послышался тихий звон бьющегося друг о друга стекла. — Выпей это.- Раздался монотонный бесстрастный голос. Киль поднял глаза на его кожаную перчатку, протягивающую ему два стеклянных флакона. Каждый из них содержал различную, но ярко окрашенную жидкость. Он посмотрел на него снизу вверх, но не увидел лица, скрытого в призрачной пустоте. — Что это? — Он старался говорить уверенно, но голос его был слишком слаб. — Зелья исцеления и выносливости. — Ответ заставил его сердце забиться сильнее. Это также усилило интенсивность его боли и истощения, как будто его тело призывало его принять их. Но все же он поймал себя на том, что слишком быстро падает для своих сладких слов. В конце концов, он был Героем Меча. — Откуда мне знать, что они не отравлены? — Он бросил на него самый хмурый взгляд, на какой только было способно его усталое лицо. Мужчина склонил голову набок. — Я сам их упаковал. Я знаю, что это зелья исцеления и выносливости. — Его ответ был таким же механическим и бесстрастным. Киль в замешательстве пробормотал: «Он что… серьезно?» Он покачал головой. — И ты думаешь, что я поверю тебе просто так? — Он молча опустился на колени, слегка наклонив голову, словно обдумывая ответ. — Ты мне не веришь? — — А как насчет этого? — Он указал на него здоровой рукой. — Выпей из них, и тогда я буду знать, что они не ядовиты! — — Но я не нуждаюсь в них. — Он ответил мгновенно, как будто это был здравый смысл. Голова Киля откинулась назад, а его глаза расширились от недоверия. — Ты… — он сделал паузу, раздумывая, действительно ли он должен задать герою меча такой вопрос… прежде чем уступить своему упрямству. — Ты что, совсем дурак?! — Шлем снова накренился. — Я так не думаю… — Оба флакона все еще стояли перед ним. Он смотрел на них, внимательно наблюдая и позволяя воображаемому чувству поглощения овладеть собой. Мысль о том, чтобы проглотить их, казалась сном, которому никогда не суждено было сбыться. То есть, если только он не решит довериться ему. «Наверно… если бы он хотел убить меня, то не думаю, что он стал бы тратить на меня яд, когда он мог бы убить меня своим мечом в любой момент.» Убеждал он себя, беря синее зелье за флакон и подтягивая его к себе, откупоривая зелья. Он проглотил его так, словно не пил уже целую вечность. «СТОЙ, А ЧТО, ЕСЛИ ЭТО НАРКОТИК, ЧТОБЫ ВЫРУБИТЬ МЕНЯ?!» Эффект был мгновенным, и он был потрясающим. Изнуряющая боль во всем теле исчезла, как по волшебству. Невыносимая жалящая боль от каждого пореза уменьшились до раздражающего покалывания. Даже его сломанная рука чувствовала себя так, словно была погружена в теплую, воду, расслабляющую каждый, сдавленный осколками костей, нерв. Его глаза снова наполнились слезами, но на этот раз совсем по другой причине. Он потянулся за зельем выносливости, зеленой жидкостью, но обнаружил, что оно уже откупорено героем меча. Он поспешно проглотил его. Начиная с самой сердцевины, распространяясь по всему телу, он чувствовал как к нему словно возвращается жизнь. Всепоглощающая, непреодолимая усталость, которая была близка к тому, чтобы заманить его в ловушку, была уничтожена приливом бодрости. Трудно было поверить, что всего несколько мгновений назад он почувствовал, что лишь один миг с закрытыми глазами мог лишить его сознания. Он посмотрел на этого закованного в броню человека, преисполненный благодарности и благоговения. — Почему ты… помог мне? — Спросил он с неуверенной усталостью в голосе. — Никто в Мелромарке не может быть так добр к полулюдям. Не может быть, чтобы герой меча был добр к полу-человеку! Тут… должен быть какой-то скрытый мотив… — Ответ был таким же серьезным, как и всегда. — Потому что ты не гоблин.— Следующие несколько секунд Киль молчал, моргая над пустым взглядом. — Эм… что? — Человек в доспехах снова наклонил голову, что, как предположил Киль, означало, что он был озадачен тем, почему он был сбит с толку. — Я думаю… спасибо? — — Не стоит. — Убийца Гоблинов встал и вложил меч в ножны. И снова какое-то особое воспоминание нахлынуло на него. То, как Жрица отчитывает его за то, что он говорит слишком мало, никогда не объясняет достаточно себя, и его последующее обещание исправить эту привычку. И снова он подавил чувства, которые принесло с собой воспоминание, переориентировав свое внимание. — Ты никогда не пытался вызвать у меня жалость. — — Я что? — Киль все еще пребывал в таком же замешательстве. — Гоблины — бесстыдные трусы. Они сделают все, что в их силах, чтобы сыграть на сочувствии человека, чтобы воспользоваться тем, что он потерял бдительность. Ваша реакция была реакцией человека, у которого не возникает намерения манипулировать эмоциями. В отличие от человека который просил меня охотиться на тебя… — «Идол! Я знал, что за всем этим стоит он!» Киль стиснул зубы. — Он уже просил меня выследить человека, не имея убедительных доказательств его предполагаемого зла. По какой-то причине он ожидал, что я не вспомню об этом, когда сразу же после этого велел мне поохотиться на что-нибудь другое. Конечно, я должен был сам убедиться, лжет он или говорит правду, и теперь я убедился. — Убийца Гоблинов протянул руку Килю. — Ты можешь идти? — — А? — Вопрос застал его врасплох, а за ним последовало возможное сомнение. Он обнаружил, что вполне может стоять, но все равно вынужден был схватиться за руку, чтобы успокоиться. Убийца Гоблинов снова опустился на колени, открывая сумку на боку. Он вытащил рулон марли и прильнул к нему. — Нам нужно позаботиться о твоей руке. — Примерно через минуту рука Киля была надежно закреплена на перевязи и перемотана ремнем. Его рука лежала удобно, удерживаемая в таком положении, когда ощущения и поток крови достигали кончиков пальцев. — Где ты этому научился? — Спросил он его, горя желанием самому получить эти знания. — Целители. Я многому научился у них в области неотложной помощи. — Ответил он, дважды проверяя узлы перевязи. Он снова встал. — Теперь ты можешь ходить? Или тебе нужно еще одно зелье? — Киль был полон энергии, но он знал, что смытая боль достаточно скоро поднимет свою уродливую голову. — Я могу, сейчас мне не очень больно. — Не колеблясь, Убийца Гоблинов снова полез в свою сумку и достал еще одно целебное зелье. — Твои раны выглядят зараженными. Ты не должен игнорировать это, пока это все еще можно легко вылечить. — Киль посмотрел на него, потом на зелье, чувствуя жадность перед лицом такой милостивой удачи. Несмотря на это, он принял его предложение. Все следы затяжных болей исчезли после вместе с глотками.Глава 13
2 июня 2020 г. в 17:17
Он никогда не думал, что пытки могут стать катализатором удачи. Он никак не мог этого знать. Он был избит безжалостно, жестоко и садистски руками Идола Рабье, лишёнными всякой жалости. Полулюдям в Мелромарке редко везло, но он был одним из немногих счастливчиков, живших под властью аристократа, который заботился о них. А потом пошли волны. Этот дворянин умер. С тех пор жизнь Киля пошла по спирали вниз, дразня его всякий раз, когда он думал, что всё не может стать ещё хуже.
Он и его ближайшие друзья были куплены в рабство жестоким садистом. Вскоре после этого его добрая подруга Рафталия была продана другому работорговцу. Она была оторвана от Киля и их болезненной подруги, в то время как она была вынуждена страдать в одиночестве и страхе в неизвестном, далеком месте. А потом, когда уже ничто не могло казаться более мрачным, его самая нежная подруга, Рифана, погибла всего в нескольких клетках от него. Прошли месяцы, а её гниющее тело все еще лежало там. Его присутствие было кошмаром хуже любого, который только мог присниться.
Жестокость Идола каждый раз оставляла Киля с синяками, кровью или переломами. Он был беспомощен перед злыми капризами своего похитителя, который был рад причинять им боль. Тяжелые звуки его шагов и тяжелое, затруднённое жиром, дыхание заставляли его сердце бешено колотиться от ненависти и ужаса. Если это были не его собственные крики, пронзающие уши, то другие плененные полулюди в коридорах кричали также громко и неразличимо.
Самая последняя порка, которую он пережил, оставила его изрезанным по всему телу. Инфицированные раны жалили его, заставляя конечности периодически неметь, бесконтрольно дергаться без чувств. Запястье, прикованное наручниками к стене, было сломано вместе со всеми пятью пальцами. Результат того, что Идол со всем своим весом наступил на неё. Развращенному работорговцу понравилась идея использовать поврежденную руку, чтобы удержать Киля у стены. Мысль о боли, которая будет постоянно держать его внутри, была очень волнующей.
В соответствии с его испорченной личностью Идол стремился еще больше мучить его и оставил дверь его камеры незапертой. Насмехаться над ним с недостижимым спасением было вишенкой на его собственном торте. В тот день у него не было ни минуты покоя. Всякий раз, когда ему становилось скучно или он начинал раздражаться, он представлял себе, как Киль дёргает его за сломанное запястье в отчаянной попытке дотянуться до открытой двери. Этот образ переполнял злого человека радостью.
Это была его ошибка. Это была удача Киля среди его жалких мучений. С первой же попытки сломанная рука без особых усилий выскользнула из наручника. Раздробленные кости сделали железный браслет бесполезным. Он уставился на свою безвольную руку, лежащую на коленях, медленно переваривая тот факт, что он больше не был прикован к стене. Он недоверчиво повернул голову к незапертой двери. Если бы не невыносимая боль, которую он испытывал, он бы подумал, что это сон. Но боль была слишком реальной. Так же невероятно реален, как и сам факт его существования…
— Свободен. — Он осмелился произнести это слово.
Он заставил свои ноги работать через онемение и подергивания, продвигаясь вперёд шаг за шагом. Дверь его камеры громко скрипнула, когда он толкнул ее, но никто не отреагировал на этот звук. Они были одни, без охраны. Случайная удача, возникшая из-за предвзятости к его расе; никто не потрудился бы даже следить за ними.
Им овладело глубокое желание спасти двух других полулюдей, за которым последовало сокрушительное чувство вины за свою неспособность. Даже если бы он мог возглавить побег, у него не было возможности открыть их камеры и разорвать цепи. Вместо этого он бросился к металлической двери и открыл ее здоровой рукой. Он взбирался на каждую ступеньку, подталкивая себя вверх с изнурительным раздражением, подкрепленным клятвой вернуться с подмогой.
Землю окутала кромешная тьма. Такая же, что и в темницах. Было новолуние, и облака застилали и без того черное небо. Только в такие темные ночи, как эта, Свет факелов замечается гораздо раньше чем звуки шагов. Таким образом, избегая охранников Рабье, он должен был использовать свои собачьи чувства с некоторой осторожностью. Единственным местом, где Киль мог найти себе пристанище, был один из транспортных карет. Там был один особенный, с затяжными следами запаха фруктов и овощей. Его острый, как у собаки, нос легко выделял его.
«Я много раз по утрам улавливал слабый запах фермерских продуктов… может быть, он собирает их в качестве свежих ингредиентов для своих ежедневных приемов пищи? Он такой толстый, что в этом нет нужды сомневаться! Но если это так… надеюсь, это значит, что завтра этот экипаж отправится в город…» предположил он.
Он забрался в фургон, отчаянно ища место, где можно было бы спрятаться. Внутри стояло несколько открытых ящиков, и все они были пусты. Одна из них была наглухо закрыта и отодвинута в угол. Здесь пахло ржавым металлом и чем-то еще, что Киль предпочел бы не знать… засохшей кровью.
«Я не хочу знать, что они делают с этими…» он почувствовал тошноту.
Осмотрев повозку еще раз, он обнаружил пустоту под скамьей. Предположительно, она была предназначена для того, чтобы спрятать драгоценности или даже детей, если бандиты попытаются напасть на всадников. По этой причине его предыдущий владелец держал их в своей королевской карете, так что казалось вполне уместным, чтобы фургоны следовали тому же принципу. Он втиснулся внутрь и отказался сдвинуться с места. Не прошло много времени, прежде чем он вырубился. Он проснулся только через несколько часов, когда карета тронулась с места. Внезапный толчок заставил зашуршать раздробленные кости в его руке. Он прикусил губу, чтобы не дать выйти болезненному крику.
Утреннее солнце проглядывало сквозь щели в древесине. Он замедлил дыхание и сосредоточился на том, чтобы оставаться спокойным и безмолвным. Образ трупа Рифаны, лежащего неподвижно и безмолвно, всплыл в памяти против его воли. Холодная полоска слез скатилась по его лицу, когда он молился, чтобы его не поймали, иначе его ждет та же участь. Экипаж сделал несколько остановок. Ящик снимали с повозки, а потом снова загружали более тяжелыми, чем раньше. Каждый раз в перерыве он слышал одни и те же голоса двух мужчин, разговаривающих с разными людьми.
«Кажется, там два всадника… "
Их голоса были не только приглушены деревянным купе, скрывающим его от внешнего мира, но и заглушены шумом оживленной улицы. Именно его собачьи уши получеловека могли различать речевые особенности. Наконец, в какой-то момент карета остановилась там, где было гораздо тише, чем на предыдущих остановках. Две пары ног опустились на землю, за ними последовали четыре медленных и тяжелых шага, удаляющихся за пределы слышимости.
«Они…что-то уносят с собой? Это тот самый последний ящик?»
Киль не мог позволить себе такой роскоши, как уверенность. Его обстоятельства были либо настолько оптимальными, насколько это было возможно…либо нет. Он откинул крышку сиденья и выглянул наружу. Действительно, двое мужчин тащили ящик в соседнее здание. Это была кузница, расположенная в более изолированной части города, чтобы не беспокоить горожан своим лязганьем по металлу. Люди собирались расплавить этот грязный, покрытый коркой крови металл, слишком старый, чтобы его можно было больше использовать, чтобы уничтожить потенциальные улики.
Киль никогда не понимал этого, но тот факт, что фургон был оставлен без присмотра в отдаленном месте, был всем, что ему нужно было знать. Он задвинул сиденье на прежнее место и оказался у входа в большой лес. Прежде чем вылезти из фургона, он взял немного свежей еды из ближайшего ящика. Он бежал так быстро, как только могли двигаться его раненые ноги, и ему удалось бежать из поместья Рабье.
К несчастью, когда с едой было покончено, в самом лесу её почти не осталось. К тому же с ухудшающимися травмами он не мог быть таким быстрым и осторожным, как хотел. Всего через день его поймают на краже еды из города. Это был только вопрос времени, когда Идол узнает о произошедшем… и сделает с этим что-нибудь. Он знал это, боялся этого, но у него не было другого выбора, кроме как ждать результатов, надеясь на чудо.