Восхождение попаданческого беспорядка/Rising of the Isekai Mess

27 дней до волны Солнце сопроводило начало четвёртого дня после призыва героев. На город легли тени, протянувшиеся от крыш до конца дороги. Тень, которая должна была быть самой внушительной из всех, которая окутала бы весь город как напоминание о власти, исчезла. Замок, который отбрасывал её, был полностью разрушен. Лишняя доза солнечного света была лишь одной из причин вынужденной нормальности горожан. Они обнаружили, что возобновление обычной жизни, был самым спокойным вариантом преодоления стресса. Вот почему владельцы магазинов и домовладельцы, заделывая дыры в стенах, убирая с пола деревянный мусор и сломанные вещи, относились к этому как к незначительным неудобствам. Мысль о человеческой голове, которая пролетела сквозь них, чтобы нанести такой урон, заставила бы их замереть от ужаса, что комом застрял горле. Люди, непосредственно вовлеченные в переворот своего королевства, изо всех сил старались не обращать внимания и вести себя как обычно. Сотни умов зациклились на мыслях, давящих страхом на них, и все эти умы наконец осознали, какая ужасная реальность перед ними предстала. Многие, чтобы отдалиться от этих мыслей, заняли себя физически, полностью забывшись в труде. Рицука координировала действия команды в том месте, где когда-то стоял замок. Искатели приключений и рыцари сгребали пыль и мусор с краев горного утеса. То, что осталось, было затем вычищено большими мётлами и магией ветра. Ремесленники разработали проект бункера, предназначенного строго для функционирования, исключив всю эстетику. Они подчеркивали, что такое никогда не могло соперничать с эффективностью замка. Она ожидала этого, утверждая, что стратегические преимущества этого места не должны быть потрачены впустую. Гора была в той стороне города, куда можно было попасть только пройдя через охраняемые ворота и мосты. Это была оптимальная база для операций. Однако расчетное время, необходимое для возведения самого непригодного для жилья форта, составляло больше месяца. Это беспокоило Рицуку, которая наблюдала за процессом уборки, зажав большой палец между зубами. Она повернулась к городу, с завистью любуясь высокой стеной, которая отделяла церковь от их мира. «Если бы я только могла придумать, как заставить Хаджиме-саму помочь нам хотя бы построить плоскую платформу…» Десятки различных пар ног, то ли шлепающих по пыли, то ли стучащих металлом по камню, остановились. Скрежет лопат прекратился. Метлы, задевающие грубую землю, остановились. Несколько бессвязных разговоров прекратились. Мертвая тишина охватила всё вокруг. Глаза Рицуки отвлеклись от глубоких раздумий, её голова повернулась в ту же сторону, куда устремились все взгляды. Её сердце замерло на мгновение. Хаджиме стоял на вершине груды камней, спиной к Солнцу. Тени ползли по его лицу, отбрасывая тени на щеки, как черные словно смоль слезы, а морщинистый лоб скрывал глаза от света. Он выглядел угрожающе. Все опустились на колени, склонив головы. Рицука подошла к нему и сделала то же самое. — Хаджиме-сама! — Он сделал глубокий вдох. Рицука держала себя в руках, готовясь к тому, что должно было произойти. — Полагаю, ты Рицука? — Он говорил так, словно только что подавил зевок. Она выпрямилась и отсалютовала ему. — Да! Я — Рицука, заместитель командира отряда Героя лука Казумы-сама! Временный правитель Мелромарка до тех пор, до тех пор… — — Да, да, да. Слушай, у меня есть сообщение, которое я должен передать в город, ты не могла бы собрать всех для меня? Все пройдет гладко, если ты это сделаешь., — он повернулся к ней, и его лицо осветилось солнечным светом. Угроза исчезла, открыв для себя новую перспективу. «Он выглядит…» словно в подтверждение её мыслей, он вяло моргнул, глядя на неё в упор. »…измученно.» Рицука несколько раз моргнула сама, переходя от замешательства к обоснованному предположению, прежде чем кивнуть в знак согласия. «Это, должно быть, сообщение, которое он хочет передать сам…» бригада уборщиков осталась позади, в то время как несколько искателей приключений присоединились к ней и Хаджиме по направлению к городу. Его раздражение росло. «Вот жеж засранцы! Я не спал всю ночь, чтобы наконец сделать работающий игровой автомат, а они заставили меня передать это дурацкое сообщение перед сном… пока САМИ легли спать ОБРАТНО!» И все же по пути он не отставал от Рицуки. Члены отряда Героя лука, окружавшие Героя копья, были отличным способом привлечь внимание, и Хаджиме это знал. Рицука запрыгнула на фонтан на городской площади и объявила о своем присутствии. Еще больше людей вышли из домов, таверн и магазинов, вместо того чтобы наблюдать за происходящим изнутри. Когда собралось достаточно народа, Хаджиме занял место Рицуки. Приглушенное бормотание и шёпот вокруг него, рты были скрыты дрожащими руками. Многие нервные замечания не ускользнули от его острого слуха. Но ему было все равно. Он устал и хотел поскорее покончить с этим. — Ладно. Первое: Поп жив, но его держим в заперти в наказание за попытку захватить Мелромарк. Второе: мы не собираемся захватывать вас, ребята. Все, чего мы хотим, — это остановить волны и вернуться домой. Третье: Вы можете назначить нам встречу для обсуждения торговых сделок, а также вопросов, для которых, по вашему мнению, наша помощь совершенно необходима, но за определенную плату. Есть вопросы? — Голова Рицуки приподнялась на третьем пункте. Горожане, однако, просто тупо смотрели на него. Его грубое резюме оказалось совсем не таким, как они ожидали. — Хаджиме-сама, это действительно всё, что вы хотели сказать? — Вежливо поинтересовалась Рицука. — Если вы что-то утаиваете на данный момент, то, пожалуйста, в этом нет необходимости. Если это вы пришли сюда вместо того, чтобы послать Казуму-саму, я не могу не предположить, что вы хотите лично передать нам послание? — Он повернулся к ней, его глаза были слишком усталыми, чтобы передать эмоции. «Ну… я не могу винить её за то, что она так думает.» — Я здесь, потому что проиграл грёбаную игру. Поверь мне, Мы пытались послать Казуму. — Он проигнорировал её удивление, оглянувшись на горожан. — Итак, есть вопросы? — Вперед вышла пожилая женщина. Сердце, укрепленное храбростью, заставляло её идти вперед, веря, что она прожила хорошую и долгую жизнь. В том случае, если Хаджиме обманывал их с намерением убить любого, кто действительно задавал ему вопросы, она считала себя наиболее подходящей жертвой, чтобы сохранить молодых и храбрых в безопасности. — Откуда нам знать, что ты говоришь правду? Что вы не захватите нашу страну и не будете править нами железным кулаком? — Головы поднялись, а лица застыли от беспокойства. Её расспросы беспокоили не только её саму. Хаджиме взглянул на неё, его измученное лицо снова приняло угрожающий вид, но было опровергнуто небрежным пожатием плеч. — Если бы существовал способ вернуться в наши миры, вы можете поспорить, что все четверо давно бы свалили. Так что… брать вас с собой-пустая трата времени. — Старая леди моргнула, озадаченно склонив голову набок. — Какие-либо другие вопросы? — Спросил он, подавляя очередной зевок. — Хм… Хаджиме-сама… — Рицука потянулась к нему, останавливая физический контакт. —Почему бы вам не вернуться и не отдохнуть? Мы благодарим вас за то, что вы нашли время рассказать нам об этом. Я рассмотрю это и подготовлю любые запросы, которые мы сочтём необходимыми. — — Хм, ага. — Хаджиме кивнул, указывая на нее большим пальцем. — На данный момент я объявляю Рицуку нашим официальным посредником по просьбам… или что-то в этом роде. — Он спрыгнул с фонтана. — ПОДОЖДИ! — Проревел скрипучий голос старика. Хаджиме повернулся в его сторону. Он не знал его, но Рицука узнала его. Это был долговязый бородатый маг. Самый старый член партии Казумы. Один из трех мужчин, которые благодарили Казуму за то, что он украл трусики самого красивого мага их отряда. Этот старик тоже верил, что прожил хорошую и достаточно долгую жизнь. Тот, кто достоин быть принесенным в жертву, если до этого дойдет. Хотя, в отличие от старухи, он приготовился к бурной реакции со стороны всех женщин в округе. — Матриархальная система этой страны несправедлива! Казума-сама согласится! Я считаю, что с этим надо что-то делать! — Крупный мужчина в толпе стоял прямо, уверенно подняв голову, как будто это был момент, на который вся его жизнь была рассчитана. — ДА! — Крикнул Галеф, самый буйный авантюрист из отряда Казумы. — Я согласен! — Молодой паладин, которого все ещё высмеивают за то, что он отослал Убийцу Гоблинов, тоже присоединился к ним. Из разных частей толпы наугад вырывались согласные заявления. Все от мужчин. Небольшая горстка женщин не обращала внимания на их заботы, но тени отбрасывались на многие пары глаз в начале их конца как граждан высшего класса. Глаза Рицуки тоже потемнели, но не из-за характера просьбы. Это было из-за того, кого попросили исправить проблему. Она бросила свирепый взгляд на Хаджиме, надеясь, что он предложит групповые обсуждение что помогло бы прийти к наименее извращенному решению. Несколько напряженных секунд он тер глаза. — Конечно, я передам это Казуме, и пусть он сам разбирается. — «Ох ёб твою.» У неё отвисла челюсть когда прозвучал самый страшный для неё ответ. Женщины сердито смотрели на мужчин, которые выражали свою поддержку. Они ответили озорными ухмылками. Хаджиме зашагал прочь, когда за его спиной началась война взглядов. Затем он остановился на полушаге. Все затаили дыхание, боясь, что чем-то рассердили его. Он снова обернулся, его взгляд остановился на человеке, который старался держаться вне поля зрения. —ЭЙ ТЫ ТАМ! — Он закричал. Его взгляд прорезал толпу, заставив её разойтись. Открылась тропинка, ведущая прямо к Белукасу, выглядывающему из-за угла здания. Он потянул себя за воротник и сглотнул. — Где нам найти тебя, если нам понадобится нарисовать еще один Рабский Герб? — Он начал потеть. Он хотел любой ценой избежать раскрытия своего местонахождения. Очевидно, он считал, что его жизнь зависела от этого. Он подумал о том, чтобы выдать тот факт, что есть другие люди, которые знают, как их наносить… но это был не тот вопрос, который ему задавали. — У меня палатка на окраине города. Вы можете найти меня там! — Хаджиме кивнул, его усталость снова была принята за угрожающий взгляд. — Мы могли бы как-нибудь навестить вас. — Он снова повернулся и, наконец, исчез. К тому времени, как Белукас вернулся, он чувствовал себя так, словно похудел только от пота и напряжения. Он вошел в свою темную, грязную палатку. Клетки громоздились друг на друга, заключая невинных полулюдей что начали грохотать, либо ненавистно, либо напуганно. Прутья были ржавыми от грязи, а в помещении воняло несвежим сеном и мочой. Брызги крови окружали края некоторых клеток, а кашель и крики украшали фоновый шум в жалком хоре. Белукас прошел мимо, глядя на ужасные условия новыми глазами. «Я не знаю, что они думают о рабах… но если кто-то из этих героев будет против, то это место станет для меня смертным приговором!» Слабое покашливание сбоку привлекло его внимание. Маленькая девочка-енот, одетая в рваную и немытую одежду, лежала на полу клетки изможденная. Её желтоватая кожа туго обтягивала скелет, показывая, что она близка к смерти. От какой бы болезни она не страдала, она в любой момент могла забрать её. Это зрелище повергло Белукаса в ужас. «Если они против рабства и придут ко мне сегодня… они убьют меня!» В панике Белукас сделал то, о чем никогда не думал, что когда-либо сделает в своей карьере. Потянувшись к своим припасам, он вытащил сильнейшее целебное зелье, которое у него было, а также еду, которую он приберегал на потом. Он бросил еду в клетку с молодой девочкой-енотом и насильно накормил её целебным зельем. — Ты не умрешь сегодня у меня, маленькая соплячка! — В этот день Белоукас поклялся улучшить условия содержания своих рабов в клетках и принудительно выхаживать их до оптимального состояния здоровья. Как только он все это сделает, то продаст свою палатку с рабами другому торговцу и сбежит из Мелромарка так быстро и далеко, как только сможет. 26 дней до волны Два больших портрета короля Олткрея и принцессы Малти, прислоненные к стене, были подняты с пола. Они были изуродованы множеством бескровных порезов. В данный момент во рту у Малти торчал метательный нож. Изящная рука царственной женщины обвилась вокруг рукояти, еще глубже врезавшись в холст, когда она вырвала его. — Ты избалованная сучка, — Королева сплюнула себе под нос. Она отступила на несколько шагов и посмотрела на короля. Гнев поднялся из её груди, пополз вверх по горлу, заливая лицо густым румянцем. Её рука метнулась в его сторону, выпустив нож и направив его прямо ему в грудь. — Ты кусок дерьма, Олткрей! — Её губы скривились, когда она выругалась, хмуро глядя на его изображение холодными, яростными глазами. Её личная свита, тени, сопровождала её в комнате, расположившись равномерно со всех сторон, опасаясь внезапных атак. Одна из многих причин, по которым она злилась на мужа и дочь. Она усердно работала без перерыва, координируя и сотрудничая с другими странами, в том числе с теми, с которыми у неё были трения, чтобы обеспечить высокое положение Мелромарка в международном сообществе. Но годы, потраченные на создание величия, ничего не значат по сравнению с минутами за которые разрушается это величие. Одним действием королю Олткрею удалось полностью разрушить всё, каждую деталь, за продвижением которых она следила шаг за шагом. Стресс был интенсивным и мучительным, но он окупался. До тех пор, пока высокое положение, которое она сумела завоевать для своей страны, не рухнуло, как наковальня, брошенная на тонкий лед. В висках королевы Миреллии стучало, зубы скрежетали, когда она мысленно представляла себе, как сжигает на костре двух своих родственников. Неверие, разочарование, гнев и ненависть переполняли её до тошнотворной степени. В глубине души она все еще любила своего мужа и дочь, но для того, чтобы мыслить здраво, необходимо было отбросить привязанности. Либеральное, несущественное насилие над простыми картинами принесло ей удовлетворение… но также быстро это приводило в бешенство. Их портреты окрасили ее зрение в багровый цвет. Разрезание и сжигание раскрашенных холстов скоро ничего от них не оставит. Эта мысль заставила её дернуться вперед и впиться в них пальцами. Чего бы она только не отдала, чтобы хоть на мгновение стать зверолюдом с когтями. Она хотела почувствовать это лично, когда будет резать их. — Мама… — раздался нервный и обеспокоенный голос из дверного проема позади неё. — …Ты в порядке? — Она резко пришла в себя. Плечи Миреллии заметно расслабились. Она повернулась ко второй дочери, и её взгляд смягчился. — Мелти… — медленная улыбка пробилась сквозь её застывшее напряжение, прежде чем она поджала губы. Она представила себе, как напряжение уходит, чувствуя, как острие её гнева уходит прочь. — Мне жаль, что тебе пришлось это увидеть. Встреча с другими лидерами была… напряжённой. Мягко говоря. — Мелти отвела взгляд от матери, сцепив за спиной липкие руки и глядя на разорванные портреты. Она сделала несколько неуверенных шагов в комнату и остановилась только тогда, когда почувствовала, что её дрожащие колени прогнулись под тяжестью. — Они должно быть… — она попыталась заговорить, но тут же замолчала, устыдившись тревоги, душившей её голос. Она прочистила горло и облизала губы. — Они, должно быть, очень злятся на отца и сестру, а? — Миреллия выдавила из себя смешок. — Примерно столько же, сколько и я. — Несчастье в её улыбке было жутким. — Ну, ты имеешь на это даже больше прав, чем они! — Ответила Мелти, надеясь, что её одобрение поможет матери почувствовать себя лучше. Она открыла рот, быстро закрыла его и стала раскачиваться взад-вперед, пока не решила, о чем хочет спросить больше всего. — Так… что же теперь будет? — Миреллия догадалась, что это будет её вопрос. При ЛЮБЫХ других обстоятельствах, в этом не было бы необходимости. Она всегда брала с собой Мелти. Это служило тренировкой для будущей наследницы Мелромарка. Именно это позволило второй по рождению принцессе вытеснить первую в правах на трон. Но это была встреча, которую Миреллия хотела провести так же быстро, как она когда-либо думала. Никаких отвлекающих факторов, особенно Мелти. Даже при том, что сама Мелти не была бы проблемой. Для этого была очень важная причина. Конечно, если бы Мелти увидела свою мать в действии, она наверняка была бы в восторге. Слышать, как работает серебряный язык и острый ум королевы, было сродни словесному колдовству. Но ситуация была слишком ужасной, чтобы отказаться от одного выхода, не заплатив за это никакой цены. Мысленно настроив такие факторы, как шахматы, Миреллия пришла к выводу, какова будет наиболее вероятная цена. Это давало ей две чертовски веские причины держать Мелти подальше от глаз. Она тихо вздохнула с облегчением, когда её дочь стояла перед ней, целая и невредимая. — Пока все будет хорошо. — Она пристально посмотрела дочери в глаза, и в её высоком подбородке блеснула гордость. — Есть три страны, которые были особенно оскорблены действиями твоего отца. Ты знаешь, какие именно? — Острый ум может быть унаследован, но он притупляется без развития. — Хм… — Мелти задумчиво подняла глаза и приложила палец к щеке. — Из того, что я знаю… это будут страны Сильвельт и Фобрей, верно? — Она отдернула палец, осознав это. — О, и Шилдфриден тоже.— —Хорошо. — Миреллия кивнула. — Скажи мне, почему. — — Ну, у Шильтвельт уже есть проблема с нами из-за того, как обращаются с полулюдьми, поскольку они продвигают превосходство полулюдей над людьми. И я также уверена, что они и Шилдфриден обеспокоены тем, как к герою щита будут относиться в нашей стране. Но для Фобрей… — она попыталась проглотить комок в горле. — Вроде как… — Она опустила голову, стыдясь за отца. —…предполагалось что они попытаются вызвать героя первыми? — — Да. Хорошая работа. — Миреллия снова кивнула. — Именно поэтому здесь собрались все мировые лидеры. Мы понимали, что Фобрей, по многим причинам, несомненно, получит право первым попытаться вызвать героя. Остальные из нас решили, что приказ будет выполнен позже. Как ты могла догадаться, на Героя Щита должен был претендовать Силтвельт или Шилдфриден. — Мелти приложила палец к подбородку. — Когда была наша очередь? — Миреллия тяжело вздохнула. — Мы были четвертыми в очереди. Или, так предполагалось, до тех пор, пока пять дней назад Фобрей не попытался провести ритуал вызова героя. Она повернулась к портрету своего мужа, скрестив руки на груди с напряженным выражением лица. — Ты уже знаешь, как это было. — Мелти кивнула, тоже глядя на портрет и не говоря ни слова. В свои 10 лет она уже понимала, что их планета была переполнена недоверчивыми странами, постоянно враждующими друг с другом. Быстро распространяющаяся шпионская сеть была лишь естественной системой, вырастающей из этого. Ирония была утеряна для многих, как, если бы их мир не был таким мстительным и жадным, он нес в себе потенциал объединить их на благо всех. В результате слух о том, что Мелромарк нарушил международное соглашение, распространился немедленно. Мелти поморщилась, словно ей на язык попало что-то кислое. — Отец действительно сделал что-то плохое, когда призвал их всех для Мелромарка, да? — Миреллия улыбнулась, сладкая улыбка едва скрывала яд, кипевший под ней. — Да! — Она резко развернулась и метнула нож прямо ему в глаз, заставив тени подпрыгнуть. — Он сдееееелааал! — Она пела. — ИК! — Мелти заикалась, в панике тряся руками, пытаясь отвлечь мать. — Н-но пока все в порядке, верно? Как тебе удалось их успокоить? — Королева выпрямилась, восстанавливая самообладание. Одна из теней швырнула портрет-теперь в нем было больше дыр, чем в картине,  в камин, а другая подперла нетронутую копию. — Силтвельт, естественно, был готов объявить нам войну. Я думаю, что они просто ждали оправдания со времени последней крупной войны, которую они проиграли нам, и поэтому я подготовила опровержение задолго до этого. — Она обратила свой взор только на Мелти и лукаво ухмыльнулась. — Я напомнила им, что герой щита из последнего поколения героев был убит в их стране, вот и все. Разве можно доверять герою в таком месте? — Мелти гордо выпятила грудь и улыбнулась. «Вот тебе и мама!» — Что касается Шилдфриденов, я предоставил им, наряду с Сильвельтом и Фобрей, право посылать эмиссаров в Мелромарк и вербовать героев по своему выбору. После этого не было особой нужды спорить. Ритуал призыва не всегда проходит успешно, поэтому в этом отношении нам повезло, что удалось призвать всех четырех героев. Теперь от самих героев зависит, хотят ли они присоединиться к своим странам. — Мелти кивнула, подражая манерам матери. — Я понимаю! — Потом она несколько раз моргнула, когда в голову пришла одна мысль. — Но, мама, если кто-то из героев откажется присоединиться, что будет, если другие страны решат, что мы их уговариваем? Особенно героя щита? Разве Сильвельт или Шилдфриден не будут жаловаться? — — Если до этого дойдет… — Озорная улыбка королевы не дрогнула. — Тогда я просто скажу им, что герои убирают часть отбросов из моей страны. Я использую те самые элементы Мелромарка, которые они ненавидят, в наших интересах. Тогда они не смогут жаловаться. Международное сообщество знает, что я пыталась улучшить наши отношения с другими странами, и то, как мои приказы были так грубо нарушены… что они могут сказать, когда они признали мои личные усилия до этого момента, и те самые вещи, с которыми они не согласны, специально очищаются на моих земелях? — — А! — Мелти прижала кулаки к бокам, сверкнув зубами. — Я поняла! — — К тому же… — королева повернулась к новому портрету. — Возможно, он пал очень низко, но уважение, которое твой отец вызывает у других стран, даже у своих врагов, — это большая помощь. На самом деле, из-за этого я смогла мягко предупредить об опасности нападения на нацию, обладающую четырьмя легендарными героями. Утверждалось, что эти герои, возможно, все еще новички в своем оружии, но пока жив твой отец, каждая страна, включая Фобрей, дважды подумает, прежде чем напасть на нас сейчас. — Она сопротивлялась тому, чтобы бросить нож в еще не запятнанный портрет. — Это две опасные силы, которые они не хотели бы брать на себя. — Мелти склонила голову набок. — Так вот почему Фобрей не предпринимает никаких действий против нас? — Мелти не заметила, как Миреллия спрятала лицо… улыбка стала жестче. Она наморщила лоб, и в глазах её промелькнуло мрачное чувство. Сожаления? Тревога? Жалость? В любом случае… — Да, поэтому. — Она солгала. Всего одна ложь, но далеко не маленькая. Дочь вздохнула, прижав ладонь к груди. — Слава богу! — Именно по этой причине она держала её подальше от собрания. Несмотря на личную месть Шильтвельт, была одна страна, которая представляла для них еще большую угрозу. Фобрей, самая передовая страна в мире с самой мощной армией. На вершине самой могущественной державы восседал отвратительный человек, которого лишь вполголоса называют заслуженным титулом «Король свиней». Миреллия ставила его умиротворение превыше всего остального. Это была первостепенная задача для того, чтобы изменить обстоятельства в её пользу. То, что она сказала Мелти, не было ложью. Она действительно чувствовала себя виноватой перед Сильвельтом на протяжении всей их истории с героем щита. Она дала оскорбленным нациям разрешение завербовать героев. Напоминание о четырех героях в её стране заставляло любого, кто был готов к войне, колебаться на месте. И одного имени короля Олткрая было достаточно, чтобы заставить любую страну дважды подумать, прежде чем нападать. Но каждая страна думала дважды. История Сильвельтов не поколебала шидлфридена, и война была простым способом изгнать героев из Мелромарка. Если военное превосходство другой нации будет доказано, то, согласно здравому смыслу, вновь призванные герои объединятся с более надежной гарантией победы. Таким образом, Миреллия не солгала своей дочери. Однако упущение основной истины, лежащей в основе каждого слова, которое она тщательно выбирала, делало её в корне нечестной. Королева успешно умиротворила Фавли. Итак, с ними на её стороне, Сильвельт, Шилдфриден и любая другая нация, думающая о войне, ушли в отставку. Но не обошлось и без жертв. Ее собственные слова проигрывались против её воли, как травмирующее воспоминание. — Я дарую тебе свою первую дочь в обмен на твою поддержку. — Когда Миреллия согласилась с этим требованием, все присутствующие в зале замолчали. Мировые лидеры сидели неподвижно, глядя на неё с края большого круглого стола. Однако сам король свиней оставался невидимым за душными занавесями королевского паланкина. Тем не менее, не показывая своего лица, звуки, которые он издавал, легко передавали его волнение. Несколько вожаков съежились при этом звуке; это был не человек, а скорее облизывающаяся плотоядная свинья. Несмотря на гнев, даже предводитель Силтвельта почувствовал укол сочувствия. Жестокость этого приговора была такова, что ни один родитель не должен быть принужден к подобному. К счастью, королева была не настолько беспечна, чтобы не думать о будущем. Пока она прослеживала траекторию возможных исходов, выстраивая фигуры в тщательно продуманный ряд просчитанных ходов, её осенила идея. Она позволила чужим суждениям ускользнуть от неё, обдумывая, как уберечь дочь от судьбы, которую в данный момент испытывала искушение оставить в покое. Это просто свидетельствовало о том, насколько ужасной была ситуация, и насколько отчаянной была Миреллия. Выживание Мелромарка полностью зависело от этого обещания, данного свиному королю. И к чести королевы Миреллии… это была хорошая идея.