О блуждающих огнях

Стены скромного, но не теряющего своего величия Флюмена постепенно исчезают в утренней дымке, растекшейся по земле воздушной сметаной; копыта лошади, мягко ступая по будто размякшей разом сонной земле, неторопливо взбивают туманные сливки. Тиол некоторое время провожает глазами городские ворота, пока улавливает их очертания, и старательно укладывает в тяжелой голове все, с чем не успел разобраться прошлой ночью. Однако мысли не желают повиноваться разуму и из раза в раз разлетаются в разные стороны, будто клочья дымки, плавно взметающейся из-под колес. Когда стены исчезают из поля зрения, взгляд его невольно падает на вчерашнего знакомого, сейчас беззаботно посапывающего рядом со спящими детьми. Темные растрепанные волосы, высокий гладкий лоб с выразительными высоко посаженными бровями, аккуратные, но не отличающиеся особой утонченностью черты — вся внешность указывала на показное простодушие и незамысловатость лекаря. Даже поза: не удосужившись хотя бы подобрать полы мантии, он забросил руки за голову и широко раскинул ноги, не превосходя в небрежности разве что Маррота, и то из-за необходимой трепетности в обращении с очками. Мальчик же, только обзаведясь новым приличным нарядом, моментально забыл о столь ценном приобретении (стоит заметить, на средства стража) и снова провалился в сон, не сняв ни дорожного котта, ни сапог. Поразительно, думает Тиол, как многие годы жизни в бедности не научили его бережнее относиться к одежде, в то время как сам страж привык к этому сразу, как только поступил на службу… Он раздраженно жмурится и похлопывает себя по щекам в очередной попытке выбросить из головы лишние мысли и распределить по местам остальные. Все они неотвратимо возвращаются к лекарю. Накануне по настоянию Тиола Нозари пришлось ответить на множество вопросов, тем самым несколько прояснив свою личность, прошлое, а самое главное — мотивы, приведшие его в такую даль. Выяснилось, что юный врач периодически возвращается из столицы во Флюмен, чтобы поддерживать в чистоте семейный лазарет и по мере сил принимать редких больных. «Родители мои давно почили, — пояснил он с печальной улыбкой, рассеянно пропуская сквозь пальцы темные непослушные пряди, будто вороша воспоминая о родных, — и не могу ведь я отказаться от единственной памяти, оставшейся после них, правда?» Большую же часть времени (а также большую часть всей своей жизни) Нозари проводит во дворце, обучаясь лекарскому искусству и алхимии у придворного алхимика. При упоминании о нем лицо ученика вмиг засияло, и он вдохновленно защебетал: «Вам обязательно нужно познакомиться с учителем! Уверен, он сможет помочь вам куда больше, чем я, — заверил лекарь воодушевленного Маррота, а затем повернулся к стражу. При этом его интонация резко поменялась, в голосе зазмеились уже знакомые ехидные нотки, губы искривила совсем другая улыбка, понятная одному Тиолу. — Если, конечно, и вы побольше расскажете». Еще с первой встречи неприятный осадок медленно разъедает уверенность в глубине души юноши. «Я прав?» Пронзительно-зеленые глаза вспыхивают неожиданно, будто выскользнув из вчерашних воспоминаний, и тонким жалом впиваются в льдистые, разносясь ядом по всему телу. Сколько времени он притворялся спящим, чувствуя на себе пристальный изучающий взгляд сверху? Выжидал ли он чего-то определенного, прислушиваясь к чужому кристаллу, или делал это неосознанно? Что может повлечь за собой глухая смутная угроза, таящаяся в этих зеленых огоньках? Не отводя взгляда, Нозари тихо протягивает: — И все же, с чего бы придворному таскаться с парочкой больных детей, интересно? Но Тиол не смог бы ответить, даже если бы подобрал верные слова. Мир вокруг исчезает, растворяется в рассеивающемся тумане, и нет нужды хвататься за камень на быстро вздымающейся груди: невидимая связывающая нить уже будто бы протянута между их душами. И будь эта нить настоящей, по ней бы скользили страшные, ослепительные искры. — Ах, и тебе доброго утра! — Через секунду глаза дикие оказываются закрыты, и лицо лекаря вновь неузнаваемо преображается, когда Маррот, проснувшись, приподнимается на локтях и сонно оглядывается. — Далеко ли мы от Флюмена? Смотрю, никак не меньше трех-четырех часов едем, судя по солнцу, верно? — Все так, — бросает в ответ Тиол и отворачивается, чтобы подстегнуть лошадь. Они останавливаются на привал много позже, когда задора и пыла в птичьих голосах заметно убавляется, и уставшей лошади необходимо восстановить силы. Однако у путников их меньше не становится. — Эй, Тиол, обучи меня искусству души! — просит тогда Маррот, разминая затекшие в дороге мышцы и щурясь от хруста остывших суставов. — О, я бы на это с удовольствием взглянул. — Потягивающийся Нозари сползает на прохладную землю под деревом, приятно шумящим раскидистой кроной высоко над головой. Ветер, свивающий между собой ветки и колыхающий листву, приходит с реки, возле которой и разбил лагерь небольшой отряд. Множеством таких же рек (практически неотличимых друг от друга даже для опытного путешественника, но отнюдь не для местного жителя) иссечена вся территория королевства Амнис, а каждая из них, в свою очередь, рассыпается бесчисленным количеством ручьев, из-за которых государство и получило свое имя. Если обратиться к карте, то взгляду предстанет настоящая паутина, ниточки которой представляют собой реки, пересекающиеся в столице; тут и там, в основном в узлах голубых паутинок, можно увидеть неисчислимых жучков и мошек — деревни и города, в силу обширности территорий и соответствующего масштаба кажущиеся крошечными, совсем как настоящие насекомые. А в самом центре своей сети темным жирным пауком сидит Амнисовый лес. Причем метафора на удивление уместна: многие маленькие букашки-города дрожат от страха при упоминании жителей Леса — и речь идет вовсе не о диких животных. Не искореняет такого отношения и заключенное не одно десятилетие назад мирное соглашение между хозяевами лесов и королевской семьей, а потому народ Амниса с давних пор объединен не только пересекающимися в причудливом завораживающем узоре реками, но и необъяснимой боязнью того, что таят мили и мили вечнозеленых крон. А с недавнего времени — еще и неизлечимым заболеванием. — За один вечер ты многому не научишься знаешь ли, — огрызается страж и устремляет задумчивый взор на сбивчивый бег потоков кристально чистой воды. Кто знает, может, пусти сейчас Маррот бутылек с посланием вниз по течению — и письмо прибило бы к тому самому берегу, у которого он вырос и с которым совсем недавно расстался. «Нет, сомневаюсь, что ему захочется еще когда-либо связываться с родными, после таких-то проводов, — думает Тиол. — Хотя одному Изначальному ведомо, что у мальчишки на душе на самом деле…» Практически с самого начала пути его поразили беззлобность, отходчивость и абсолютно беспринципный оптимизм этого ребенка. Подумать только, ведь он в одночасье потерял не столько родителей, которых, как мог догадываться страж, трепетно любил, сколько свою главную опору, казавшуюся непоколебимой, фундамент всего мира — их любовь, и неожиданно пережил тем самым ужаснейшее из предательств. Мало того, что мальчик теперь буквально выброшен на улицу за символическую для придворного плату, — его драгоценная сестра находится в критическом состоянии, и неизвестно, когда она очнется и очнется ли вообще. Кому, как не Тиолу, знакомо, какие чувства должен испытывать сейчас Маррот? Тем не менее он полон оптимизма, веры в светлое грядущее и готовности это грядущее воплощать. «И сейчас это создание требует обучить его манипулировать энергией души». — Мне хотя бы основы понять! Иначе ведь не смогу передавать энергию Марель, когда Нозари не будет рядом. — Маррот нелепо нахмурил лоб, стряхнув легкие искорки задора и настойчиво убеждая старшего товарища в серьезности своих намерений. — Сядь. Оба приземляются на траву неподалеку от лекаря, любующегося расцветающим закатом и хрустящего орехами, что он припас с отбытия из Флюмена. — Начнем с теории. Ты наверняка знаешь, что обычные кристаллы выполняют функцию сосуда энергии и собственно души, но встречаются еще два типа — Холодные, как у меня, и Теплые, как у тебя, — начинает Тиол, но тут же натыкается на стену непонимания: Маррот отрицательно машет головой. «Куда его родители смотрели, раз даже в азы не посвятили?» — молча возмущается страж, а затем терпеливо продолжает. — Хорошо, слушай. К основным свойствам души относятся поглощение и выделение энергии. От того, в каком состоянии она находится в данный момент, зависит ее оттенок — он варьируется от темно-синего до ярко-оранжевого. — Глубокий вздох. — Но встречаются люди, души которых могут только поглощать или выделять ауру, причем в огромных объемах; такие камни, называемые также чистыми, обладают более глубокими неменяющимися цветами. Считается, что они унаследовали силу самих Первых, сотворенных Изначальным, когда он решил разделить свою неограниченную мощь между двумя противоположными по всем параметрам существами… Понимаешь ведь? Юноша неуверенно заглядывает в глаза мальчишке. Тот отвечает твердым взглядом, хотя по сведенным к переносице рыжим бровям нетрудно догадаться, какими трудами он усваивает всю новую информацию. Тиол снова вздыхает, устало и снисходительно, и поднимается на ноги. — Все с тобой ясно. Неужто и про Изначального не слышал? — Слышал, матушка молилась ему! Иногда. — Иногда? — насмешливо переспрашивает Нозари со своего наблюдательного поста. — Теперь понятно, почему ты ничего не знаешь: видимо, в твоей семье возможностями души пренебрегали за ненадобностью, полагаясь только на свои силы, я прав? — Он откидывается на ствол дерева и закидывает в рот горсть орехов. Нет, не в рот: плоды, так и не достигнув цели, ударяются об острый подбородок и рассыпаются по земле. Однако нелепый казус ничуть не смущает лекаря, наоборот, он, будто извиняясь, непринужденно улыбается хихикнувшему Марроту и предлагает угоститься. «Как же он раздражает этой своей манерой переводить вопрос на собеседника», — мысленно негодует Тиол, раздраженно ожидая, пока лекарь закончит демонстрацию своих «поразительных дедуктивных способностей», как саркастично отзывается страж про себя. И тут ему в голову приходит идея — поставить его на место. — Нозари, будь так добр, ты не мог бы помочь нам в одном упражнении? Я как раз думал перейти к практике, а способности твоей души пришлись бы очень кстати. — О, и чем же я могу быть полезен, позволь спросить? — Всего-то и нужно, что передать Марроту немного энергии, для примера. — Что ж, если ты думаешь, что я куплюсь на такую примитивную провокацию, ты сильно меня недооцениваешь. Но я не в обиде, и ты не будешь, не так ли? — Лекарь снова мило улыбается. Тиол же вскипает, но виду не подает. — Трус, — тихо огрызается он. Маррот оказался хорошим учеником, послушным и инициативным, разве только слишком любящим забегать вперед и не скупящимся на лишние вопросы, никак не касающиеся темы. Уже будучи знакомым с созданием связывающих нитей и концентрированием энергии, он быстро научился передавать ее и защищаться от теплых вражеских атак — благодаря Нозари, все-таки согласившемуся присоединиться к тренировке. Единственным его условием было соблюдение Тиолом определенной дистанции, пока нити не рассеются. И страж долго еще ехидничал после того, как лекарь в полуобморочном состоянии сам умолял его о помощи, когда Маррот во время атаки слегка не рассчитал силы. Да, с контролированием объемов выделяемой ауры у него возникали некоторые проблемы. — Это придет с опытом, — уверенно успокаивает его Тиол. — А теперь попробуй принять холодную атаку. С этими словами он сцепляет тонкие пальцы в перчатках вокруг собственного кристалла и опускает голову. Длинные светлые пряди взвиваются в воздух, окружая напряженную фигуру сверкающим серебристым ореолом. Паутинка, соединяющая две души, начинает ощутимо подрагивать, отливая слепящим льдом в теплых лучах заходящего солнца; казалось, она во мгновение ока покрылась инеем. Маррот, заметив, как паутинка стремительно окрашивается серебром, что быстро приближается к его камню, начинает концентрировать энергию в ответ, готовясь мощным выбросом отразить неизвестную атаку. И это была его главная ошибка. «Какой же ты предсказуемый», — фыркает про себя Тиол, не поднимая глаз. В тот же миг Маррот будто оказывается в основании ледяного торнадо. С ужасающей быстротой неведомая сила высасывает из него ауру, мысли, силы, волю к жизни. Он падает на колени, отчаянно вцепившись в опустошаемый кристалл и чувствуя, как превращается в пустую хрупкую оболочку, скорлупу, из которой вытянули все содержимое. Сердце надрывно бьется о ребра, мешает дышать, и мальчик боится, что просто-напросто схлопнется, как черная дыра, перестанет существовать, улетучится в пустоту вместе с исчезающей энергией. Становится страшно. — Хватит! Пожалуйста, прекрати, не надо! Нить обрывается, способность дышать наконец-то возвращается, кровь резко отливает от сердца. — Эй, ты какой-то бледный. — Тиол зевает, небрежно запуская ладонь в растрепавшиеся волосы. — Что-то не так? — нарочито заботливо спрашивает он, когда Маррот, дрожа, медленно поднимает голову, будучи не способным встать на ноги. Его губы изгибаются в болезненно-угрожающем оскале. «На глупом детском личике это смотрится довольно жутко…» — Ты это специально… Ах ты… — Зато теперь ты понимаешь, с чем можешь столкнуться в будущем. Снова уберегаю тебя от губительного незнания, гляди-ка… Я ведь прав? — Обернувшись на Нозари, Тиол с таким многозначительным нажимом произносит последнюю фразу, что тот, так и не донеся очередную горстку орехов до рта, молча отводит глаза, впервые не найдя ответных слов. — Итак, даже теплой душе требуется некоторое время, чтобы восстановить энергию. Зато заснешь, как только голова подушки коснется, а завтра будешь свеж и полон сил! — «Возможно, я перегибаю…» — А сейчас можем вернуться к теории. Маррот тяжело выдыхает, распластывается на мягкой траве и берет в руки свой кристалл, заметно побледневший и потерявший былую насыщенную яркость. — Вот оно как! Теплые выделяют энергию, а холодные, наоборот, высасывают. — Именно. К слову, будь у тебя обычный сосуд, даже от подобной атаки ты был бы уже мертв… Для справки. — Еще один косой взгляд под дерево. — А сейчас слушай внимательно. Сила выделения может быть уместна в сражении с обычными душами, как заряженными, так и пустыми — для победы требуется разное количество энергии, и когда камень не выдерживает, он трескается. При столкновении двух теплых душ выигрывает тот, кто способен дольше держать концентрацию. А вот против холодных, как видишь, шансов у тебя нет… И не будет. В моем же случае победа гарантирована в любом поединке, кроме столкновения с таким же холодным — атаки просто ни к чему не приведут, и приходится полагаться только на смекалку и физическую силу. — Я понял! Тогда, у повозки, ты и правда блефовал, потому что ни ты, ни твои противники не знали типов кристаллов друг друга, да? — Мальчик быстро оживляется, получив в ответ одобрительный кивок. — И поэтому в сражении ты мог использовать только кинжалы. «Да, там, при нападении... Интуитивно сконцентрировать энергию, которую раньше в глаза не видел, только с помощью сильных эмоций — еще какое достижение для ребенка. И эта странная сила... Удивительно, я ведь тогда даже испугался». — Все верно. Удивлен, что ты ни разу не припомнил мне этого с того момента, как мы въехали во Флюмен, — осторожно произносит Тиол, боясь всколыхнуть старые обиды, но вместе с этим желая понять, как Марроту удается… оставаться собой, несмотря ни на что. «К тому же, удивлен, что ты до чего-то додумался», — не сдерживает он саркастичной мысли. — Так ты ведь не сделал ничего плохого, даже наоборот, — простодушно сияет тот. — Если подумать, только благодаря тебе Марель сейчас жива. Спасибо тебе! И за то, что продолжаешь помогать — мне не важно, каковы твои цели на самом деле, главное, что рядом с тобой мы с Марель в безопасности! Снова это неприятное, ужасно неприятное, раздражающее чувство, давно забытое, закопанное, засыпанное и задавленное неподъемным ворохом темных воспоминаний, скованное глубоко внутри раскаленными цепями ненависти и утопленное в жажде мести и восстановления справедливости. Отринутое и, казалось, исчезнувшее навсегда. «Хоть чью-то сестру я уберегу». — Неужто так испугался той атаки, что решил взять меня лестью? — Эй, я ведь серьезно! Слушай, а расскажи еще про Изначального? До жгучей горечи сладкий напиток, за каких-то полчаса приготовленный лекарем из местных трав, был одним из тех, от которых сначала остается мерзкий привкус на языке, но после третьего глотка оторваться уже невозможно. Под действием головокружительной сладости мир вокруг кажется теплее и приветливее, более того, даже Нозари перестает так уж выводить из себя: выяснилось, что он довольно приятный парень, и чувство юмора отличное, и характер шелковый, и глаза красивые. «Каким же я оказался дураком, когда согласился попробовать этой гадости, ничем не лучше Маррота! — одергивает себя Тиол и резко встряхивает головой, пытаясь избавиться от наваждения. — Из-за глупостей мальчишки я слишком расслабился, а ведь ничего не стоило споить меня и заколоть первой же веткой…» Погрузившись в привычные невеселые размышления, страж вздрагивает от неожиданности, когда на предплечье ложится ладонь. — Последний вопрос на сегодня, обещаю! — сразу зарекается Маррот, не сводя заинтересованного взгляда с чужих рук. — Почему ты никогда не снимаешь перчаток? — Не твое дело… — лениво отстраняется Тиол, но не перестает при этом работать головой. — Расскажи, расскажи! Юноша прерывисто вздыхает, опускает голову, замирает на несколько секунд, отрезвляюще впившись ногтями в ладони, а затем сцепляет пальцы на коленях и обводит глазами собеседников, уютно расположившихся у огня. Оранжевые искорки взвиваются в ночное небо, но мгновение спустя гаснут и плавно опускаются у ног компании бесцветным пеплом, будто осознав свою ничтожность при взгляде на далекие звезды, и полыхающий рыжей копной волос Маррот кажется выскочившим из костра полешком. Нозари же не теряется в тенях благодаря сверкающим стеклышкам очков, блики на которых, повинуясь пламени, заинтересованно дрожат и ежесекундно сменяют выражение прищуренных глаз за линзами. — Это произошло четыре года назад… — тихо начинает Тиол, остановив глаза на огне, читая свои собственные и чужие фантазии по извивающимся языкам, заглядывая с их помощью туда, куда взгляду обычного человека не проникнуть. Со стороны кажется, что узкие плечи, еще минуту назад расслабленно расправленные, теперь прогибаются под тяжестью мучительных мыслей, чудовищных переживаний, и это лишь сильнее распаляет воображение Маррота. «Сейчас сам заискрится, как костер», — подумал бы Тиол, если бы взглянул на мальчика. Однако в данный момент в его голове нет места иронии. Прикусив губу и болезненно прикрыв глаза, он закатывает рукав и берется кончиками пальцев за перчатку. И одним резким движением сдергивает ее. — Ах! — выдает Маррот заранее заготовленный вздох восхищения, завороженно сияя глазами. Но, не успев закрыть рот, сурово насупливается. — Но там же ничего нет! Тиол только покатывается со смеху. — И вот надо было такую комедию разыгрывать… — закатывает глаза Нозари. — Ладно вам, — едва сдерживает следующий приступ смеха страж, не в силах забыть выражение лица младшего товарища, — они правда необходимы. Признаться честно, когда я только поступил на службу королю, мне было тяжело избавиться от старых привычек, как бы сказать… Содержать повседневную одежду в порядке — это одно дело, а когда речь заходить о таких деталях, как чистота ногтей или белизна ладоней — тут я бессилен. Я вырос в лесах и не привык заботиться о подобном, однако придворный этикет требует обязательного выполнения всех тонкостей… Поэтому перчатки стали для меня настоящим спасением, экономящим немало свободного времени. Надеюсь, теперь твое любопытство удовлетворено, — хмыкает он. — Зачем же ты тогда ушел из лесов? — Ты обещал, что тот вопрос будет последним. А теперь — спать! У Маррота, к счастью, не остается сил на продолжительный спор; все же его опустошенная душа требует долгого восстановления, поэтому он оставляет костер и залезает в повозку, к сестре. Нозари и Тиол остаются одни. — Ты не все ему рассказал, — констатирует Нозари, почему-то изменяя привычке добавлять в конце фразы разделительные вопросы. — О чем ты? Это чистая правда. — Глаза предательски слипаются, так не вовремя. — Я о душах. От тона лекаря, холодно-вкрадчивого и будто бы пробирающегося иголками под кожу, сон как рукой снимает. — Думаю, уж ты-то догадываешься, что тебя ждет тот же ответ, что и Маррота. Не лезь не в свое дело. — Знаешь, мне показалось, что мальчишке было бы полезно узнать о твоем происхождении, распространении чистых камней и его настоящих способностях, согласен? Тиол терпеливо выдыхает и заглядывает прямо в зеленые омуты по ту сторону линз, переменчивые, трепещущие в неровном свете затухающего костра, столь неоднозначные и непредсказуемые. Затем, так и не выдержав взгляда, внезапно раздраженно ударяет ладонью по земле, неловко поднимается и делает несколько нетвердых шагов в сторону повозки. — Послушай, если тебе так нравится демонстрировать свое интеллектуальное превосходство — можешь развлекаться с самим Марротом, он тебе с первой встречи в рот смотрит. Кстати, могу похвалить за успешное первое впечатление, если тебе это польстит. — Темный силуэт оборачивается к недоумевающему Нозари. — Если тебе что-то нужно от меня — говори прямо, в твои игры с неясным шантажом и пресными угрозами мне играть надоело. Сегодня я и без того непривычно много болтаю... — Прежде чем лекарь успеет возразить, он поднимает ладонь. — Да-да, конечно, без твоей помощи мы не достучимся до королевского алхимика, я понял. Но и тебя в лесу выбросить не составит труда… Я это к чему? — Тиол, будто затерявшись в собственных мыслях, хмурится и замирает с поднятой рукой. — Не надо никого из себя строить. Я ведь не против общаться нормально. Да, говори прямо… — и бесшумно растворяется в темноте. Нозари ничего не ответил, оставшись сидеть в одиночестве у дымящихся поленьев.