***
Элиза чувствует себя неуютно. Она не привыкла к таким пафосным местам, чопорным официантам и приторным девицам, которые то и дело бросают в её сторону ехидные взгляды. «Не такая», — думают они. «Не элита», — смеются они. «Не раздвигаю ноги ради денег», — хихикает Элиза и поправляет причёску наманикюренными пальчиками. — Итак, — манерно тянет девушка и смотрит напротив сидящего Хисоку, — По всем правилам романтичных фильмов сейчас мы ужинаем в ресторане, потом идём к тебе/ко мне/в отель, занимаемся сексом — желательно грубым и жёстким, потому что нежность будет попахивать фальшью, да и не особо приятно — и расходимся! — весело вскрикивает она, хлопнув в ладошки. — Какие грандиозные у тебя планы, — Хисока листает меню, но смотрит на Элизу; взгляд острый, звериный, — А что, если ты сейчас сидишь с убийцей и, может быть, маниакальным психом? Или что, если я предпочитаю… детишек? Маленьких и невинных, — лукаво улыбается он. «Это самая безумная идея в твоей жизни!» — вопит Розовый голосок в голове. «А может и последняя!» — вторит Голубой. — Ах, ну тогда… Я хочу достать пистолет из своей сумочки и перебить тут всех вместе с тобой! — капризно тянет Элиза, поднося к алым губам бокал красного вина. На хрустале остаётся отпечаток помады. — Пистолет? — переспрашивает Хисока, а в глазах саркастичное «серьёзно?», — Без тормозов, — вздыхает, — Но желание девушки — закон. К тому же тут нет ни одного приличного человека… И отвратительная еда. В эту же секунду грубый мужской голос, принадлежащий двухметровому охраннику явно опешившего чиновника, нарушает покой гостей: — Дамы и господа, это ограбление! С десяток переодетых мужичков в двуликих масках вскакивают на столы, слышатся выстрелы и громкие женские визги. Парень, говорливый и с богатым папочкой за плечами, мертвым грузом падает на отнюдь не дешевый ковролин. Элиза от чего-то хихикает — её ни разу не грабили. — Это мой первый раз, — как безумная скалится гимнастка, прижимаясь к полу. — Что? — Меня грабят впервые, — блондинка задирает юбку, от чего становятся видны ее ажурные чулки и крохотное нижнее белье, — Не люблю оставаться в дурачках! Хисока останавливает её, сам ведёт по длинной стройной ноге и касается белых резных ножичков, закреплённых на тонком ремешке. В принципе, у него есть любимые игральные карты, но… почему бы не поэкспериментировать? Он незаметно забирает красный женский клатч. Тонкая шпилька врезается в его ногу, Хисока ойкает, привлекая к себе внимание грабителей. — Смотри, парочка извращенцев! — смеётся кто-то из них. — Смотри! — подхватывает фокусник и тычет в мужичков рукой с пистолетом, — Парочка трупов. — Вау! — с восторгом вскрикивает Элиза, когда амбалы падают на пол. Из груди ублюдков красуются… именные гильзы?! — Хэй, ты залез в мою сумочку! — И нашёл там еще кое-что, — усмехается он, роняя упаковку с презервативами, которую она точно не покупала. Вот же засранец! Элиза смеется, когда автоматная очередь пролетает рядом с ними, буквально в паре сантиметров — одно лишнее движение… и да, ты труп. — Гимнасточка, я собираюсь обезвредить плохих парней, присоединишься или посидишь в сторонке? Вино, кровь, выстрелы… чем не романтика? — Идеальный вечер! — безумная улыбка расползается на лице гимнастки, — А потом пойдём по моему плану! Я живу тут недалеко. Гора трупов, сбежавшие гости и полиция, которая с минуты на минуту ворвется сюда — частички пазла для прекрасного вечера двух психов.***
— Ты ведь знаешь, что я не против заняться жарким, пылким на любой более или менее устойчивой поверхности? — спрашивает Элиза и ластиться подобно кошке к окровавленному Хисоке. Кровь, конечно же, чужая. Не его. — Это сексуальное домогательство, — шутливо отзывается мужчина, сжимая чужое бедро. — То есть ты не хочешь поиметь меня? У нас, видимо, совершенно не взаимные чувства. Хисока хищно усмехается. — О, дорогуша, ещё как хочу.***
Оловянный солдатик готов к войне. Змея готова к броску. Самолёт хочет зайти на посадочную полосу. Тысяча и один синоним фразы "выебать гимнасточку в любой позе". Внутренний голос сетует: «не пора бы тебе заткнуться и перейти к делу?». — Сильнее!.. — хрипит/приказывает Элиза, пока Хисока втрахивает её в жёсткий матрас. Она цепляется острыми ногтями в простынь, подмахивает бёдрами навстречу быстрым и грубым толчкам. Грубая ладонь проходит по чужому бедру, пальцы впиваются в белую нежную кожу. Маленькие фиолетовые синяки собственническими метками сияют на женском теле, словно ожоги от раскаленной лавы. Пот стекает со лба маленькими солёными бусинками, падает на разгоряченную опустошенную оболочку: настолько хорошо, что чувствуются только очаги удовольствия. Хисока толкается быстрее, грубее и так, как хочется обезумевшей богине. Его богине на одну ночь. А может и не на одну. Член скользит внутрь с глухим пошлым хлюпаньем от выделенной смазки. — Боже! Голос у Элизы хрипловатый, приглушенный из-за синтетической подушки, которую и мягкой-то не назовёшь. А ещё, с левой ноги соскальзывает красная туфелька, дорогая и сексуальная. Грудь вздымается от частых поступательных движений и сбитого дыхания, а изо рта вырываются стоны. Им хорошо. Он кончает внутрь Элизы, не заботясь о защите и прочей чуши — слишком психи, чтобы думать о последствиях. Да и презервативы потерялись… где-то. — Ты нечто, — Хисока облизывает сухие губы, утыкаясь лбом в чужую лопатку. — Я знаю. После крышесносного оргазма не хочется делать ничего, поэтому Хисока лишь обнимает Элизу и прижимает её к груди. Сегодня ему придётся переночевать в чужой квартире.