***
Сидя на переднем сидении, Вэй У Сянь то и дело боролся за свое право повернуть зеркало обозрения в свою сторону, но Цзян Чэн, который не намерен был с ним играть, каждый раз молча хлопал его по руке, когда Вэй У Сяню хотелось повернуть зеркало на себя. — Слушай, у меня от этого сухого воздуха даже губы потрескались, — недовольно протянул он. — Включи обогреватель. — При такой теплой погоде? — дернул бровью Цзян Чэн. — Вот сядешь в свою машину и делай там что хочешь. — С тобой вообще можно договориться? — нервно протянул Вэй У Сянь. — Обогреватель не включаешь, но и накрасить губы перед зеркалом мне не даешь. — С каких пор для того, чтобы провести две полоски бальзамом для губ так уж необходимо смотреть на себя в зеркало? — Потому что в ином случае мне придётся спрашивать о своем внешнем виде тебя. Вэй У Сянь несколько раз мазнул гигиенической помадой по поверхности своих губ и подвигав ими распределил увлажняющее средство равномерно. — И как тебе мои губы? — повернувшись на него, спросил он. — Ну, у тебя губа не дура, — честно ответил Цзян Чэн. — Да нет, я о том, не торчит ли нигде сухая кожа. Я так и не понял почему мои губы настолько обветренные, если вчера… — Стоп, — слегка сжав пальцы на руле, резко остановил его Цзян Чэн. — Вэй У Сянь, напомню — я не гей, поэтому не нужно говорить гетеросексуалу о том, как одного мужика бросает в пот от действий другого мужика. — То есть, сейчас я правильно понимаю, когда ты со своим тренером в спортзале, тебя в пот не бросает? Вэй Ин начал тихонько посмеиваться, потому что Цзян Чэн буквально побагровел от злости, но пока что ограничился тем, что молча сжал зубы. Вэй У Сянь: «Сдерживается». Мозг: «Ну так дожми его». Вэй У Сянь: «Опасно, он может взорваться и убить меня, а я плохо одет для своих возможных похорон». Мозг: «Но губы-то ты накрасил». Вэй У Сянь: «И то верно». — Слушай, — прежде чем Вэй У Сянь открыл рот, Цзян Чэн сделал это первым. — Насчет этого твоего бревна… — Лань Чжаня, — надув губы, поправил его Вэй Ин. — Ну да, Хреланя, — слегка закатил глаза Цзян Чэн. — Как-то мне… не по себе было от нашей встречи. — Что ты имеешь в виду? Цзян Чэн не ответил, поскольку стрельнул глазами куда-то вперед и сбавил скорость, потому что близился поворот. Еще минут пять-десять, и они приедут в особняк родителей Вань Иня. — Ну, странный он какой-то, — продолжал Цзян Чэн. — Так косил на меня своими моргалами, словно одно мое присутствие в этом мире для него проблема. Ну, я и сам был не в восторге от того, что нам пришлось дышать одним воздухом на столь опасной близости друг к другу, особенно учитывая, что ты положил на него глаз. — Да, положил. И представь себе — мне норм, — устало выдохнул Вэй Ин. — Да пусть тебе будет норм, разве же я тебя за подобное когда-то бранил? — нахмурился Цзян Чэн. — Делай, что хочешь, это твой зад и твоя жизнь, но… если есть хоть один шанс, что ты всерьез прислушаешься ко мне, пожалуйста, сделай это. Вэй Ин уже увидел, как постепенно вырисовывается здание особняка, и радостно высунул голову в окно, когда услышав слова Цзян Чэна медленно всунул её обратно. — Что ты хочешь этим сказать? — полюбопытствовал он. Подъехав и посигналив два раза, ворота начали открываться, и Цзян Чэн медленно заехал внутрь. — Мне не хотелось бы это говорить, — отцепив ремень безопасности, сказал он. — Но если сравнивать с тем, что у тебя было и с кем ты шаталася… — Встречался, — мгновенно поправил его надувшийся от легкого гнева Вэй Ин. — Ну хорошо, «встречался», — немного перекривил его Цзян Чэн. — То этот уж больно сильно выделяется на фоне всего того, что у тебя было. — И чем же? — дернув уголком губ, спросил Вэй У Сянь, когда краем глаза увидел вышедшую из-за дверей фигуру Цзян Фэн Мяня, и мгновенно забыв обо всем на свете распахнул дверцу машины. — Дядя Цзян! Кинувшись к мужчине, он бросился тому в объятия, как всегда весело смеясь, а Цзян Фэн Мянь сразу же принялся спрашивать, как они доехали и всё ли у самого Вэй Ина хорошо. Их встречи были так редки, что вот такое времяпровождение раз в месяц, когда на этот день все члены семьи Цзян освобождали всё свое свободное время, а Вэй Ин, не смотря на любые обстоятельства тоже был здесь, становился для них всех чем-то теплым и особенным, как если бы только в этот день можно было забыть о всех проблемах и делах, отнимающих так много времени в повседневных заботах. Цзян Чэн, который за годы жизни привык к такому обмену нежностями, пусть даже ему приходилось на это лишь смотреть слабо качнул головой и тихо выдохнул. Нет, его не ранило то, что его отец так нежничает с Вэй У Сянем, в конце концов с возрастом он понял, насколько трагична неполноценность того, кто лишен родной семьи. Из-за сложных отношений с женой, и словно следствие этого сложного характера сына, Цзян Фэн Мянь, если можно так выразиться, осторожничал с Цзян Чэном, старался меньше давать тому о себе знать и просто помогал во всем, что требовалось. С Янь Ли было так же, но сестра была мудрой девушкой и прекрасно понимала чувства и страхи своего отца. С возрастом их понял и Цзян Чэн, как понял и то, что просто быть семьей, иметь возможность видеть друг друга, иногда говорить уже великое счастье, ведь… ведь глядя на Вэй У Сяня он понимал, что у того нет даже этого, и великое счастье, что судьбе было угодно не бросить его на произвол судьбы, а отдать в объятия Цзянов. Словно дикого кукушонка его приютила стая озёрных журавлей и окружила любовью, за что кукушонок до конца жизни будет благодарен. Мысля подобным образом, Цзян Чэн снизошел до того, что даже слегка улыбнулся и тоже вышел из машины. Поймав взгляд отца он молчаливо помахал ему рукой и тот кивнул ему в ответ. «Мне вполне хватит и этого, — неожиданно подумал он. — В конце концов я слишком вредный, чтобы кого-то любить так, как положено любить, из-за чего нуждаюсь в тех, кто любил бы меня. Сложно найти того, кто не таил бы на тебя обиду за сказанные на дурную голову слова, а это «недоразумение» самое необычное, что присутствует в моей жизни… и очень важное». Да, Цзян Чэн порой и предоставить не мог, как это он проснется, а Вэй У Сяня в его жизни не будет. Словно бы яркий свет, душащий его в летний зной исчезнет, а мир неожиданно опустеет, потеряет в смысле. Да, точно, смысла станет меньше, если в его жизни не будет такого человека, как У Сянь. Он так и не сказал ему, что тревога, начавшая точить его после той встречи, связана с тем, что Лань Ван Цзи не смотрел на Вэй У Сяня как те другие, с которыми всё и так было ясно. Нет, Цзян Чэн видел, как этот человек смотрел на него. Этот взгляд, настолько глубокий, осознанный и серьезный, чистый и прямой, совершенно лишенный лживых помыслов. Но смотреть так серьезно на кого-то вроде Вэй У Сяня, кто же на это способен, учитывая, что тот никогда не вел себя так, чтобы кому-то пришло в голову хотя бы само слово «серьезность». Так кто мог так на него смотреть? Пожалуй только тот, кто не просто взволнован им, а… пленен. Попав в ловушку его объятий, Лань Ван Цзи выглядел так, словно бы на нем сомкнулась клетка и он пропал… но почему тогда он выглядел так, словно это было именно то, чего он так страстно желал, словно бы попав в неё только тогда и успокоился, размягчился, буквально выдохнул с облегчением. Вот этого всего Цзян Чэн и не мог понять, потому что по всему складывалось так, словно бы у этого мужчины серьёзные намерения, а где серьезные намерения и Вэй У Сянь? Правильно, они по разные стороны баррикад. В общем, именно из-за непонимания такого поведения, учитывая, как негативно его всколыхнул этот странный мужчина, вид которого хоть и был прекрасен, тут не поспоришь, но Вань Инь сразу же начал отторгать Лань Ван Цзи, не доверяя ему ни на грамм. Уж больно не гармоничным был этот взгляд и то, что за ним увидел Цзян Чэн, ну не сочеталось это холодное выражение лица с чем-то положительным, и этот дикий контраст посеял тонну противоречий в душе Цзян Чэна. Тот же вроде как числился у Вэй У Сяня пациентом, так какого он бросал такие собственнические взгляды, словно не его доктор, а его жена посмела гулять в торговом центре с каким-то левым мужиком! В тот день, когда Вэй Ин кинулся ему на шею, Лань Ван Цзи не обнял его в ответ быть может именно из-за присутствия Вань Иня, но вот его взгляд… Он посмотрел так, словно при необходимости готов быть что-то предпринять… — Во что ты вляпался?.. — устало выдохнул Цзян Чэн, и все еще стоя у машины инстинктивно засучил рукава, словно бы ему вот-вот предстояло вытаскивать этого болвана из очередной «радости» жизни. — Один дурак нашел другого дурака… хорошо хоть вы мужчины, и сделать третьего не сможете, а то я бы точно не выдержал. И все-таки с этим Ланем чего-то не то. Как-то странно, что я так съёжился под этим взглядом, будто точно видел его где-то раньше, но вот где? Копаясь в воспоминаниях он не заметил, как из дому вышла мадам Юй, и Цзян Чэн тут же спрятался в машину. — Цзян Вань Инь, — твердый, с убийственно-опасной аурой голос тут же врезался Цзян Чэну в уши. — Не надо делать вид, что тебя здесь нет, или ты думаешь, что я не вижу тебя? Я почувствую твое присутствие даже если ты спрячешься за бетонную стену. Живо выходи и немедленно иди в дом, и это недоразумение, который Вэй У Сянь, с собой захвати. Я приготовила несколько фотографий, посмотришь и выберешь ту, что больше понравится. Цзян Чэн едва ли не взвыл. Из-за того, что по мнению его матушки они с Вэй У Сянем засиделись в женихах, мадам Юй прикладывала все усилия, чтобы это изменить. Ну не хотел Цзян Чэн в этом участвовать, как и Вэй У Сянь, ориентация или скорее предпочтения которого были не очень то и «за», но если последнему еще хоть как-то удавалось выкрутиться, намеренно позоря себя на каждой такой встрече, то Цзян Чэн скорее бы умер, нежели позволил хоть кому-либо увидеть себя в плохом свете, почему и откровенно нагло пользовался тем, что буквально подставлял Вэй У Сяня под горячую руку мадам Юй, наперед зная, что с того всё как с гуся вода, всё сойдет и даже следа обиды не останется. Да и потом, он ведь отлично знал, что такому раздолбаю, как Вэй У Сянь, больше всего радости в жизни приносило активно врезаться кому-то в глаза и память, а как это лучше всего сделать? Ну конечно же, не смущаясь, быть в полной мере самим собой.***
Легкий ветерок, должно быть, был счастлив, обдувая двух завидных красавцев, что стояли посреди открытой мастерской под снимаемым навесом, и держа в руках пилы и другие инструменты отмеряли нужную длину у досок и пилили их для будущей беседки. Ах да, очень важно упомянуть так же о том, что верх их тела был полностью обнажен. — Знаешь, если говорить о том, что меня больше всего поразило, — мечтательно протянул Вэй Ин, сворачивая рулетку, — то это взгляд. О, взгляд этих холодных глаз прожигает насквозь. Он словно огонь, томящийся в глубокой льдине, и мне просто жизненно необходимо узнать, что случится, если это пламя обретет долгожданную свободу. — С чего ты решил, что оно так желает выбраться оттуда? — Ну есть же причина, почему он выстроил эти ледяные стены. А если есть причина, значит можно познать и последствия. Мне очень любопытно отчего же он стал таким… холодным. — А тебе не любопытно, что ты неправильно отмерил этот кусок древесины? — гаркнул Цзян Чэн. — О, еще мне очень интересно, повышается ли у него температура тела, когда он возбужден. Я, к примеру, горю как печка, причем везде, а вот его кожа так бела, что слабо вериться, будто на её поверхности выступит хотя бы малейший румянец, но если выступит, то как же интересно посмотреть на это! — Н-да, — протянул Цзян Чэн. — И ради этого ты заучивал столько заумных терминов? Небось и его голову решил забить этим дерьмом. Знаешь, «козырнуть» термином это еще не значит проявить наличие ума. И обезьяна запомнит что-то, а потом по условному рефлексу это повторит. — Какие еще козыряния терминами, ты что?! — явно пропустив часть про обезьяну, воскликнул Вэй Ин. Иногда создавалось впечатление, что этот «необычный», мягко скажем, человек был по-своему блаженным. Он реагировал только на то, что хотел слышать, а что не хотел, но ему это все равно говорили, очень ловко пропускал мимо ушей. Воистину небесное создание. — Да единственная книга Фрейда, которую я прочитал, был его эротический сонник. Таким не козырнешь! — Зачем тебе влезать в его сон, если ты и так влез в его жизнь. Просто доводи это бревно до нужной тебе реакции и наслаждайся. — Эй, а нельзя ли полегче? — возмутился Вэй У Сянь. — Чего это я влез в его жизнь? У меня что, своей нет? Между прочим, я трудолюбивый ответственный человек, у меня просто нет времени мозолить кому-то глаза 24/7. — О да, — протянул Цзян Чэн, сдувая с подпиленной им доски деревянные опилки. — Ты действительно тот, кто много работает. И жнец, и швец, и на флейте дудец. Как же ты, бедненький, все это успеваешь? Услышав колкие нотки в его голосе, Вэй Ин и сам усмехнулся. — Совмещаю. — И конечно же ты солгал, сказав, что у тебя нет времени мозолить кому-то глаза днями напролет? Хотя нет, может и не солгал, однако ты бы очень хотел это сделать. Помнишь, как ты вел себя в детском саду? Да тебя же гнали отовсюду, откуда только можно, потому что ты так прилипнешь, что и ножовкой не отдерешь. Какое там у тебя было прозвище, напомни? Приставучий блохастер? — Грандмастер, — обиженно поправил его Вэй Ин. — И это прозвище мне дали не в садике, а в школе. — Слушай, Лопухстер, — сдунув с лица упавшую на него прядь, Цзян Чэн выпрямился, представ перед Вэй Ином во всей своей полуобнаженной красе. — Если к вечеру идеально отмеренные доски не будут сложены в аккуратную линию, мать лишит нас ужина, а если мать лишит нас ужина, ты, Вэй Ин, лишишься хорошего друга и сразу же приобретешь злейшего врага в лице великолепного меня. Работай давай! — Кстати, хорошо, что напомнил, — бросив ему полотенце, чтобы вытереть пот, Вэй Ин и сам почувствовал, что успел вспотеть. — В том садике я же ненадолго задержался, вроде как на полгода? Ты не помнишь, было там что-то интересное? — Тоска зеленая, — шикнул Цзян Чэн, стрельнув взглядом наружу. Он все ждал, что Янь Ли услышит его ментальную мольбу и принесёт им какой-нибудь охлажденный морсик. — Хотя постой… было одно «чудо», за которым ты носился как сумасшедший. Точно, он ведь тебя даже до слез довел. — До слез? — удивился Вэй Ин. — Да ладно, разве я был плаксой? — Как же его звали?.. — всерьёз напряг память Цзян Чэн. — Я еще когда твое бревно увидел, подумал, что, чёрт возьми, что-то знакомое. Просто этот твой Лань так на меня посмотрел, что я невольно ощутил, будто с таким взглядом уже раньше встречался. Ну точно, тот мальчик из детского сада так же затравленно стрелял глазами, чем бесил меня и большую часть планеты. Как же его звали?.. Пока Цзян Чэн напрягал мозги, Вэй Ин под свой веселый горловой напев, где он воспроизводил звуки не открывая рта, сделал нужные пометки и уже взялся за пилку. — Вспомнил, — удовлетворённо хлопнул в ладони Цзян Чэн. — Ледышка, или просто Кусок, а чего мы выбирали произвольно. В основном это были неживые предметы, потому что тот тоже был без капли эмоций на лице. В садике даже хуже, чем в школе, какое прозвище прилипнет, тем и будут почитать до самого выпуска, так что поименно мы друг друга не звали… Когда нас забрали я даже не знал остался ли он в том садике. Господи, надеюсь никогда в жизни больше не увидеть той кислой морды. Вот не дай бог бы подтянулась её взрослая версия, у меня бы мурашки по коже начали бегать. — Шиди, они уже бегают, — заржал Вэй У Сянь, указывая пальцем на плечи Вань Иня. И действительно, по его коже бегало несколько муравьев, что Цзян Чэн воспринял, мягко скажем, не очень положительно, что в свою очередь провоцировало истерический смех Вэй У Сяня. Но вот когда Вань Инь с лихорадочным блеском взялся за газовую горелку, Вэй Ину все-таки стало не до смеха, и на мгновение замерев от шока он кинулся к другу, мешая тому сотворить задуманное. — Мальчики, — всунув голову в окно, Янь Ли увидела узел из сплетенных между собой тел её братьев, и удивленно подняла бровь. — Планы отменяются, мы будем собирать беседку сегодня. — Но мы же еще не допилили! — вскричал Цзян Чэн. — А-Чэн, без паники, — улыбнулась Янь Ли. — Папа сказал тащить к нему то, что вы уже успели сделать. — Что успели? — скривился тот. — Мы уже один раз сделали как он велел, и что в итоге? Табуретка на трех ножках и стол на одной подпорке! Ей-богу, Вэй У Сянь в качестве сына подошел бы ему больше, оба одинаково «неземные» существа. — Цзян Чэн! — А ты вообще отбитый! — повернувшись на Вэй У Сяня, начал агриться тот. — Всю плешь мне проел этим своим бревном. — Янь Ли, он меня обижает! — мгновенно захныкав, Вэй У Сянь бросился в объятия сестры, совершенно забыв, что вообще-то частично обнажен. — И обижает мою сладкую булочку! — А-Сянь опять влюбился? — улыбнулась девушка, мягко поглаживая его по голове. — Янь Ли… — томно пробормотал Вэй У Сянь. — Я очень боюсь, что не понравлюсь ему как… мужчина. — О, — не ожидая от него таких слов, девушка слегка удивилась. — Ты не сказал ему, что он нравится тебе? — Я не уверен, стоит ли мне говорить ему, что мое «нравится» это то самое нравится. Янь Ли!.. — отчаянно взвыл Вэй У Сянь и снова кинулся в слезы. Разумеется, играть Королеву Драмы на долгосрочной основе он не мог, поскольку взяв доски Цзян Чэн напомнил ему, что нет ничего проще, чем решить все его проблемы: двор большой, в нем легко выкопать ямку и с торжеством похоронить там стенающего Вэй У Сяня. — Злыдень, — таща доски, зло бормотал Вэй Ин. — Я тебе душу, а ты… — Вэй Ин, — устало выдохнул Цзян Чэн. — Нельзя назвать душой то, что доставляет тебе зуд в области ширинки, и ты спешишь донести об этом всему миру. — Так, внимание на монитор! — издали послышался голос Цзян Фэн Мяня, который уже призывал их рукой. — Сейчас будем ставить опоры. Вэй Ин? — Всегда готов! — заулыбавшись, Вэй У Сянь поднатужился и с дрожью в коленках поднял доски над головой. — Дядя Цзян, а Цзян Чэн меня обижает! — Вань Инь, — немедленно отреагировал Цзян Фэн Мянь. — Как тебе не стыдно обижать старшего. — Обижаю, потому что могу, — недовольно фыркнул Цзян Чэн. — И как может быть старше тот, у кого вместо мозгов сладкая вата! — Точно, — скинув доски, Вэй У Сянь подбежал к мужчине. — А кормить нас будут? Я уже наработался так сильно, что и в зал не пойду. Цзян Чэн, потрогай мои кубики. — Сам себя трогай. — Но так неинтересно, — надул губы Вэй У Сянь и тут же углядел свою шицзе, несущую им воду в большом прозрачном графине. — О, Янь Ли, ты пришла спасти меня от жажды? — Нас, — поправил его Цян Чэн, и на правах наглости первым взял из рук сестры кувшин. Он знал привычку Вэй У Сяня полоскать губы в общих пакетах с молоком и бутылками с водой, поэтому дабы избежать подобного непрямого контакта взял кувшин и наклонив его начал лить содержимое себе в рот. В итоге он так и не коснулся самого кувшина, чем остался очень доволен. Зато Вэй У Сянь, которого, похоже, замучила жажда совершенно иная таки вынудил Цзян Чэна брезгливо сморщиться, когда с изнемогающим лицом поднял кувшин над головой и вылил воду себе на лицо и волосы, из-за чего она потекла и по остальным частям его тела. По мнению Цзян Чэна зрелище это было так себе, но если учитывать тонкую талию Вэй Ина и красивые линии его тела, то вполне есть на чем задержать взгляд. Он и правда был очень хорошо сложен, даже слишком, поскольку был не просто подтянут, а очень даже изящен, не было ничего излишне грубого в строении его тела. Хотя в школе, насмотревшись на других парней, он стал мечтать об очень уникальной особенности, когда человеку стоило прилагать самые минимальные усилия, чтобы обрести завидные мужские формы. Был один парень, с виду качок, но оказалось, что он даже в зал не ходил, поэтому посматривая на него ощущение сложилось такое, что тому достаточно просто было что-то поднимать как мышцы сами нарастали, и это был повод для гордости и зависти. Но, например, в младшей школе Вэй У Сянь был тощим до безобразия, и сколько бы ни ел, так и оставался палкой, однако во второй половине средней школы ситуация очень быстро изменилась, и удача наконец-то повернулась к нему приличным местом. Конечно, в большинстве своем это была заслуга именно танцев, которыми он так любил заниматься, но похоже, что цветочку просто нужно было время, чтобы зацвести и заблагоухать. Ох уж это благоухание, настигнувшее его в период полового созревания, что как-то прошло мимо Цзян Чэна, точнее просто осталось им незамеченным, но не обошло стороной Вэй У Сяня, который сам не понял почему, но впервые влюбился в преподавателя с невероятно шикарными длинными волосами, и все чаще ему казалось, что именно эти волосы были причиной той влюблённости. Сам Вэй У Сянь еще задолго до выпуска ходил с длинными волосами и жутко восхищался теми, у кого они тоже были. Ему нравились длинные волосы у парней и девушек, и он сам не понимал почему, но кажется это был его фетиш, уходящий корнями куда-то непонятно куда. В садике у Вэй У Сяня была стандартная стрижка, но после своего переезда в дом Цзянов он стал отращивать свои волосы, а зачем не знал. Просто остро нуждался в том, чтобы они были длинными, и был счастлив, если видел их на ком-то еще. Расспрашивая об этом Цзян Чэна, тот поведал ему, что когда они учились в садике там был лишь один ребенок с длинными волосами, и быть может Вэй У Сянь именно им так восхитился? Вэй У Сянь не мог на это ответить, потому что кроме Цзян Чэна никого больше оттуда вспомнить не мог… — Вэй У Сянь! — неожиданно близко прозвучав, гневный окрик мадам Юй был похож на взорвавшийся снаряд. — Немедленно оденься! Тебе не стыдно сверкать полуобнажённым телом перед девушкой! — Мадам Юй, жарко же, — опасливо втянув голову в плечи, неловко рассмеялся Вэй У Сянь. — Жарко! — передразнила она. — А то, что от пота ты сияешь на солнце как начищенная монета и врезаешься в глаза, это ничего?! Немедленно оденься! — Янь Ли, какая удача, — на лице Вэй У Сяня появилось выражение подлинного восхищения. — Ты, оказывается, нашла золотую монету. Смотри не затри её до дыр, когда будешь протирать. — Вэй У Сянь! — на этот раз прикрикнул Цзян Чэн. — Мальчики, — устало протянул Цзян Фэн Мянь, — Янь Ли и моя госпожа. Хватит уже баловаться и лучше займитесь делом. Я хочу закончить хотя бы большую часть работы к вечеру. — Отец, мы пробудем на солнцепеке так долго? — удивился Вань Инь. — Шиди, это ничего, — тут же вклинился в их разговор Вэй У Сянь. — Вы с Янь Ли можете пойти отдохнуть, а я помогу дяде Цзяну. Нам всем и правда нет смысла жариться под солнцем… Да не смотри ты на меня так, не принижаю я твое достоинство, просто от пота оно блестит даже сильнее моего, мадам Юй будет не в восторге. Увернувшись от брошенного в него полотенца, Вэй У Сянь, продолжая улыбаться, учтиво склонил голову перед главной женщиной дома и продолжил делать то, что он делал. Когда они с Цзян Чэном в первый раз приехали сюда, работы и правда было много, потому что это был новый дом, который купила семья Цзян, и его нужно было постепенно обустраивать. Внутри работы тоже было немало, но все же уже не так много, как раньше, можно сказать оставались лишь незначительные детали, на которые к удивлению всех уходила значительная часть времени. Скажем так, из-за придирчивости мадам Юй многие вещи приходилось переделывать по нескольку раз, и какого конкретно результата она в итоге хотела добиться не знал никто, поэтому работа всегда проходила молча и без лишнего недовольного писка. Когда Цзян Чэн снова услышал крики своей матери из усадьбы и ушел посмотреть, что там такое случилось, Вэй У Сянь, ничего не подозревая, продолжал что-то пилить и вдруг слегка затормозил, когда к его неожиданности из уст Цзян Фэн Мяня прозвучало следующее. — А-Ин, ты по-прежнему встречаешься с мужчинами? Вопрос был вроде задан не излишне серьезным тоном, но так как у Цзян Фэн Мяня и без того был жутко низкий голос, этот вопрос мог нести под собой разную подоплеку. — Не всегда, — осторожно ответил Вэй У Сянь и поднял на него взгляд. — Я стараюсь быть предельно осторожным, потому что знаю, как важна репутация семьи, поэтому если я где-то допустил залет, я искренне прошу… — Задумывался ли ты серьезно отнестись к тому, чтобы создать свою семью? — словно бы не слушая его «на всякий случай» оправдания, так же спокойно спросил мужчина, делая очередной замер. — Дядя Цзян, у меня есть вы. — Ты ведь говоришь неискреннее, и знаешь об этом, — теперь он поднял на него взгляд, и к неожиданности Вэй Ина добродушно улыбнулся. — Помнится мне в садике ты дружил с одним ребенком, и он так тебе нравился, что при виде него у тебя каждый раз спадали штаны. — Что? Так рано? — хохотнул Вэй У Сянь. — Я, честно, сказать совсем не помню то время, разве что эпизодами. — Конечно не помнишь, — грустно выдохнул мужчина. — Ведь тогда ты… — Дядя Цзян, — замерев руками на балке, Вэй Ин с какой-то отрешенной улыбкой застыл взглядом на резьбе и тон его сделался донельзя отчужденным, будто он пытался подсластить фальшивым теплом холодную горечь, — я с большим удовольствием послушаю как мадам Юй бранит меня на чем свет стоит, однако я лучше застрелюсь, чем вернусь мыслями в те дни. Подобный опыт нелегко пережить, знаете ли, но еще страшнее оставшись в живых пытаться склеить себя заново по кусочкам. На это ушло много лет, трещины остались, и они все еще сильно болят. Я примерно понимаю к чему вы клоните, и я хочу сказать, что не задумываюсь пока об этом не потому что боюсь, а потому что до сих пор продолжаю себя склеивать. Мне не хотелось бы удручать этим еще какого-нибудь человека, в конце концов своей возлюбленной семье и избранному человеку я хочу отдать от себя только самое лучшее, понимаете? — Я не к этому вел, и намерения всколыхнуть те болезненные воспоминания не имел, — грустно выдохнул Цзян Фэн Мянь. — Просто… я больше чем уверен, что лишь нас одних не хватит, чтобы ты чувствовал себя полноценно счастливым, в конце концов есть такое счастье, которое постигается на более глубоком уровне, и этого мы тебе дать не можем. Хотя, знаешь, в вашей юности мадам Юй переживала, что Янь Ли может смотреть на тебя не как на брата, хотя вы и не кровные родственники. — Вы что! — отрицательно замахал ладонями Вэй Ин. — Она моя любимая сестренка, и я люблю её именно как сестру! Смотреть на неё как-то иначе я просто не способен, и дело тут вовсе не в моих вкусах. Сестренка в моем сердце — ангел, и осквернить её моими демонами? Хотя с другой стороны, подозрения мадам Юй мне даже льстят, ведь это значит, что она всё же видит во мне респектабельного мужчину, а не шарпея в обтягивающих джинсах. К слову, сколько раз из-за неё я намучился вынужденной бессонницей, ведь она не бросала попыток остричь мои волосы! Ну подумаешь, отрастил почти до поясницы, красиво же! Вон у неё какая пышная грива, хоть как в кокон в неё заворачивайся. — Хм, вот ты сказал, и я вдруг вспомнил, что когда вы с Цзян Чэном ходили в детский сад, в вашей группе был ребенок с длинными волосами, единственный, кто ходил с такой прической, — прижав палец к подбородку, задумчиво протянул Цзян Фэн Мянь. — Как же его звали?.. В любом случае, А-Ин, ты должен понимать мое беспокойство, ведь ты дорогой ребёнок моих возлюбленных друзей. Я должен знать, что сердце твое на месте, а уж с кем оно на месте… я приму любой твой выбор. Мы не настаиваем на внуках, для этого у нас есть Янь Ли и Цзян Чэн, но от одной мысли, что ты так и будешь потерянно идти дальше, мне становится очень больно. Возможно, я приложил недостаточно усилий, чтобы хотя бы приблизиться к тому, чтобы стать для тебя полноценным отцом, но ты должен понимать, что с Цзян Чэном вы для меня равны, и за каждого из вас я готов принести столько своих нервных клеток, сколько потребуется. За личную жизнь Цзян Чэна я как-то больше спокоен, потому что он просто вредный, но на любой товар найдется свой купец (хотя бы вспомнить, как женили меня) и мы поможем ему в этом, но ты… Цзян Фэн Мянь снова задержал на нем беспокойный взгляд, веки его слегка опустились. — Ты боишься не потерять, — с грустью выдохнул он, — ты боишься обрести, потому что как только ты понимаешь, что обрел, страх потерять тут же гонит тебя назад. А-Ин, этот мир не так работает. Боясь обрести ты не спасешь себя от потерь, потому что в первую очередь потеряешь себя застряв в этой клетке. Ты не можешь продолжать искренне влюбляться в людей, а когда они усердней начинают протаптывать путь к твоему сердцу, ты вдруг резко всё сворачиваешь и попросту сбегаешь. Понимаю, ты не желаешь их обидеть, но прежде них ты, как мне кажется, обижаешь себя. Где же это видано, чтобы посидеть за столом с красивыми столовыми приборами и не воспользоваться ими. Сколько еще ты намерен быть голодным? И не боишься ли ты, что от «голода» однажды просто сорвешься, а если тот окажется поумнее, то попросту не даст тебе сбежать. А-Ин, ты довольно наивен, если полагаешь, что не найдется того, кто захочет не просто тебя, а чтобы все в тебе принадлежало ему. — Хм, — всерьез задумался Вэй Ин, — кажется, я видел один фильм немецкого происхождения, который начинался точно так же… Вопросительно изогнув бровь, Цзян Фэн Мянь наблюдал, как Вэй Ин плутовато показал ему свой язык и подмигнув снова принялся за работу. Н-да, абсолютно безнадёжный, подумал мужчина и решил более не продолжать этот разговор, покуда своим несерьезным ответом Вэй Ин дал понять, что не желает сильнее разворачивать их диалог. Он всегда чутко реагировал на поведение Вэй У Сяня, в тайне надеясь, что тот все же встретит человека, с которым бы завязал серьезные отношения, но увы, Вэй Ину было комфортней быть влюбчивым дураком, и благо, что его сердце пока еще не было разбито, потому что он умудрялся убегать раньше, чем оно хотя бы немножко приоткрывалось, и все еще был уверен, что сможет и дальше убегать. Интересно, задумывался ли Вэй Ин о том, что судьбе может быть угодно свести его с тем, чьи намерения будут куда серьезней, и что он не даст ему убежать… — К слову, тебе пришла ежемесячная сумма от Саньжэнь? — как бы про между прочим спросил он, не видя, что Цзян Чэн уже успел вернуться. — Кто такая Саньжэнь? — ставя небольшой поднос с разной снедью на чистые доски, спросил Цзян Чэн. — Только не говори, что попал на крючок какой-нибудь престарелой женщины, я её вовек в семью не приму. — А-а, да… — неожиданно сконфуженно пробормотал Вэй Ин. — Ты как всегда прав, друг мой, но давайте сменим тему. Вы представляете, Цзян Чэн так гнал сегодня, что я собственными глазами видел, как на ветках воспламенялись воробьи! Не знай я, куда мы едем, можно было бы разбить на трассе лагерь и наделать шашлыков! От его возбужденного голоса так и веяло чем-то дерганным и нервным, а потому бровь Цзян Чэна подозрительно начала подниматься вверх, да так медленно, что Вэй У Сянь в страхе сглотнул и мгновенно зажался всем телом. — Та-ак… — еще более устрашающе протянул он. — И что это ты пытаешься скрыть? Если эта женщина окажется страшной, как атомная война, а причины, почему ты с ней, снова будут до тошноты идиотскими… — А ты разве не в курсе? — спокойно спросил Цзян Фэн Мянь. — Дядя Цзян! — Она была приемной матерью для мамы А-Ина, — продолжал тот. — Так что ничего удивительного, что она посылает ему деньги. Звучало вполне логично. Очень странно, а от чего же тогда как в попу вжаленный так завелся Вэй У Сянь? — Да куда ему их посылать, он и так богатый, — отмахнулся Цзян Чэн. — Так в том-то и дело, что она посылает ему деньги из его наследства, — снова как ни в чем не бывало ответил Цзян Фэн Мянь, и глаза Цзян Чэна мгновенно округлились. — Чего-чего? — нижнее веко Цзян Чэна само по себе начало дергаться. — А с хрена ли она присылает ему деньги из его же наследства?! — Да это просто сюжет нашумевшего сериала, что ты так буквально все воспринимаешь? — обхватив его за плечи, Вэй Ин очень настойчиво пытался увести Цзян Чэна от беседки, наперед зная, что Цзян Фэн Мянь не то что лгать, он попросту держать рот на замке не умеет, считая, что у семьи быть секретов не должно. — Сериала, говоришь? — нахмурился Цзян Чэн, и словно боевой конь вжался ногами в землю, мешая Вэй У Сяню его тащить. — Из рубрики «тікай с городу, тобі п*зда»? — Мальчики, не ссорьтесь, — снова добродушно остудил их Цзян Фэн Мянь, видя, что они уже сцепились, а у Цзян Чэна так вообще появилась угрожающая складка между бровями, что, как ничто другое, придавало ему острой схожести со своей матерью. — У Саньжэнь есть приют, она его содержит. Когда Вэй Ин достиг того возраста, что в оставленных его родителями документах давал ему право самому распоряжаться наследством, он передал все права на его использование именно Саньжэнь, но так как она не позволила себе принять это наследство, которое, на минуточку, включало в себя акции нашей общей с Вэй Чан Цзэ компании, а так же стоимость некоторого имущества и, разумеется, живых денег, они при моем свидетельстве условились, что Вэй Ину каждый месяц будет отправляться такая-то сумма денег, а насчет всех трат Саньжэнь уже я буду получать ежемесячный отчет. Но А-Ин слишком добрый, ведь он умудряется из тех сумм, что приходят ему каждый месяц, анонимно пересылать часть из них обратно в приют. Он все-таки ангел, не правда ли, Вань Инь? Цзян Чэн, глаза которого страшно выпучились, грозясь вылезти из орбит, в агрессивном шоке уставился на Вэй У Сяня, который уже начал боятся того, что эти глаза порвут его как тузик грелку. — Да уж, ангелочек еще тот, — пробормотал Цзян Чэн, начав вертеть головой в поиске лопаты, а найдя её страшно медленно приблизился к ней. — Только вот нимб не в том месте подсвечивает, щас я это исправлю. Схватив лопату, он, голый по пояс, с подвязанными резинкой волосами, что распущенными касались вершин его плеч, донельзя мускулистый и вспотевший кинулся на Вэй У Сяня со страшными, клокочущими у него в глотке криками. — Шиди, успокойся! — верещал Вэй У Сянь, на полном серьезе убегая от этого чудовища. — Успокойся?! Ты нищий! Мать твою, ты все это время был нищим, и на самом деле использовал деньги со своих подработок, чтобы оплачивать квартиру! Это даже не были подработки, это и была твоя работа! Ах ты говно, теперь я понимаю, почему ты не пошел учиться, у тебя же банально не было на это денег. Я убью тебя! — Да за что-о-о-о?! — подбежав к дереву, Вэй У Сянь начал вскарабкиваться на него, дрожа от страха за свою жизнь. — Цзян Чэнчик, ну будь хорошим мальчиком, опусти лопату! — Как ты смел мне лгать?! — опасно размахивая лопатой, Цзян Чэн хрипло дышал, как борзая на охоте. — Да я тебя закопаю под этим деревом и сам выкопаю тебе могилу! Ты, мать твою, мерзавец! Ты все это время был беден и ни слова не сказал мне, карабкался по своей позорной карьерной лестнице как по этому сраному дереву! — Это яблоня. — Да мне похрену! Как ты только посмел так поступить и ничего не сказал мне! Я тебе брат или сраная ищейка твоих секретов? Мы с Янь Ли голову ломали, почему ты пляшешь в костюме горничной, раздавая листовки, когда вполне мог позволить себе купить то мейд-кафе, а тут оказывается, что ты деньги этим себе добывал! Знаешь что, пошел ты нахрен, ты и все твои секреты! Всё, считай, что у тебя не было, нет, и уже никогда не будет шиди! Срал я на твои решения, как ты обосрал меня этим молчанием, пошел ты, мать твою, даже на глаза мне не показывайся! Тяжело дыша, он со срывающимся голосом закончил свои крики, и, отшвырнув от себя лопату, дикой угрожающей поступью вернулся обратно в дом, да так сильно захлопнул двери, что запросто мог их вырвать из петель. Вэй У Сянь же, скорбно выдохнув, понимал его гнев и вовсе не сердился на него так, как на себя. Конечно, Цзян Чэн был уязвлен, ведь он очень любил его, всегда переживал, пусть со стороны это и выглядело грубовато, но так проявлялись его чувства и с этим нужно было смириться, чтобы понять и принять их искреннюю глубину. Он всегда отличался завидной потребностью заботиться о ком-то, а Вэй У Сянь очень многое держал в себе, но с Цзян Чэном был максимально открытым, их отношения были очень близки, а тут такое. Естественно подобный обман он ему еще долго простить не сможет, и Вэй У Сянь прекрасно понимал почему, ведь приняв такое решение, Вэй У Сянь ни разу не попросил у него поддержки, ни разу не дал знать о своих возможных трудностях. И этим, получается, предал его искренне желание проявить к себе заботу, или даже лишил его шанса оказать эту заботу, что сделало бы Вань Иня невероятно счастливым, ведь отношения между ними были не просто дружественными, а практически родственными, и он сразу бы ощутил свою значимость, чего всегда и добивался. Вань Инь был очень усердным и пробивал себе путь держась как можно дальше от имени семьи, стараясь всего достигать собственными силами. И достиг же, Цзян Фэн Мянь даже хвалил его за усердие… В тот же вечер, Вэй У Сянь, вооружившись своим самым печальным лицом чистого раскаяния стаптывал пороги у двери комнаты Цзян Чэна, предупредительно выставив перед собой поднос, на котором исходя паром томилась сладкая рисовая каша — любимое блюдо Вань Иня в моменты, когда он ненавидел всех и вся, даже себя, за то, что не мог победить свое чувство ненависти ко всему живому и нейтрально-живому, то есть к растениям и некоторым видам умной техники. — Вань Инь, ну открой, — скребясь в его дверь, грустно мурлыкал Вэй У Сянь. — Ну прости меня, я виноват, я и правда низшая форма жизни, что вторглась в твою жизнь и все испортила. Признаю, я не должен был скрывать это от тебя, но прошу, пойми меня: моя мама была сиротой, мой отец тоже рано лишился родителей, и Саньжэнь была очень важным человеком для обоих моих родителей, хотя вырастила лишь мою мать. Я в огромном долгу перед ней за то, что благодаря её вложенным в воспитание моей мамы усилиям я смог получить столь сильную любовь своей семьи. К тому же, ты должен понимать, что я чувствую, ведь дети из приюта лишены того, что дал мне ты и твоя семья, поэтому… поэтому… я не смог сдержать этот импульс, я чувствовал потребность отплатить за это добро, и быть может хотя бы внушить себе, что такой поступок закроет кровоточащую на моем сердце рану. Вань Инь, ну открой дверь, я хочу сказать это тебе лично. — А что, прикажешь мне слушать твой галдёж лицом к лицу? — неожиданно прозвучало за его спиной, и Вэй У Сянь испуганно обернулся. Цзян Чэн, сложив руки на груди и чуть упираясь плечом в стену смотрел на него с малость вздернутой бровью. Это был хороший знак. Если Вань Инь не спешит убить, значит человеку удалось в хорошем смысле привлечь его внимания к себе. — Что это? — кивнув на поднос, спросил он. — О, это твоя любимая рисовая кашка, — вовсю заулыбался Вэй Ин. — С сахаром и сушеной клюквой? — Да-да, как ты любишь. — Небось снова высыпал полмешка риса в вок и удивился, почему вместо того, чтобы свариться, он сгорел? — А ты как догадался? — задрожал Вэй У Сянь. У его друга была такая сильная наблюдательность, что казалось ничего не ускользало от его взгляда. — Я знаю это, потому что вижу в тарелке рис отличающийся по цвету от остального, а это значит, что ты делал порцию как в воке, так и в рисоварке, но изгадил и то, и другое, а потому положил более-менее уцелевшую часть оттуда и оттуда. Собственно, поэтому ты и использовал и вок, и рисоварку, подстраховавшись на случай, если что-то одно не выйдет, и как я вижу, ты как всегда засрал всё. Выпрямив руки по обе стороны тела, Цзян Чэн с каким-то отсутствующим взглядом пошел в сторону своей комнаты, определённо точно игнорируя Вэй У Сяня. Тот, поняв это, запаниковал еще больше, и отставив поднос на тумбочку рядом с дверью, заслонил её собой. — Прости меня, — еще раз повторил он. — Но ты должен понимать, почему я это скрыл. Я знал, как ты отреагируешь и что ты будешь против, а ссориться с тобой насчет этого и рассориться в пух и прах я не хотел. — Тогда что было возле беседки? — спокойно спросил Цзян Чэн. — А сейчас? Хочешь сказать, мы не близки к тому, чтобы поссориться насмерть? — По твоим реакциям я вижу, что это и правда так, — согласился Вэй У Сянь, — но прошу тебя… не мешай мне делать то, что облегчает мне душу. Я и без того бесполезен для вас, и даже стань я кем-нибудь достойным, чтобы усилить честь семьи, я бы стал уже бесполезным для себя самого, потому что хоть это и бесплодные попытки, но я все еще надеюсь, что смогу найти того, кто залечит мои раны. У меня просто нет других вариантов, мне одному это сделать не под силу. Я чувствую, что должен найти человека, перед которым мне не будет стыдно или страшно быть собой. — Но ведь это могу быть и я… — обидчиво и тихо протянул Цзян Чэн. Вэй У Сянь сдавленно улыбнулся, закрыв глаза. — Ты не сможешь любить меня так, — чуть выдохнув, сказал он. — Это совсем другая связь. Ты уже занимался сексом, поэтому знаешь до чего он бесполезен, когда совсем нет чувств. Я хочу забыть эту боль, хочу освободиться от неё, и я ищу того, в чьих объятиях смогу себе это позволить. — Ни слова больше, — махнул рукой Цзян Чэн. — Я… тебя понял. — Отлично, — радостно хлопнул в ладоши Вэй Ин, и с его лица сошли все мрачные тучи, позволив искренней радости буквально залить светом его лицо. — Кашку только не забудь. — Сдалась она мне. — И зубы почисть. — Обойдусь. — А поцелуй на ночь? — Чего? — мгновенно скривился Цзян Чэн. — Можешь поцеловать меня в ж… Не успел он закончить, как вдруг Вэй Ин быстро метнулся к нему и коснулся губами его виска, задев поцелуем волосы. — Ты-ты-ты чего? — отшагнувшись, начал заикаться Цзян Чэн. — Целую туда, куда ты и пожелал, — улыбался Вэй Ин. — В жесткие волосики на виске. «Этот одноклеточный организм! — мысленно запыхтел Цзян Чэн. — Знает, как в неловкое положение поставить, но я так просто не сдамся!» На самом деле Вэй Ин знал и куда более интересные способы «поставить» в неловкое положение, но поскольку с этого момента вместо слов уже начиналась гимнастика, то мужчина не видел никакого смысла подталкивать своего шиди к очередному психозу, который тот потом удачно спишет на моральную травму и будет манипулировать ею перед шисюном до конца своих дней. Конечно, Вань Инь мог ляпнуть в ответ что-то очень умное или глупое, но слишком довольное лицо Вэй Ина и его ожидание возможной ругани взбесили Цзян Чэна еще больше, и он решил едва ли не впервые в жизни последовать примеру отца, то есть с достоинством уйти из поля брани, а точнее поджав хвост просто сбежать. Ну, это было не совсем то, что делал его отец, но было где-то близко, если учитывать, что сейчас перед ним был Вэй Ин, а не истекающая гневной пеной изо рта мадам Юй. Хлопнув дверцей, Цзян Чэн скрылся в своем личном пространстве, а Вэй Ин наконец-то свободно выдохнул. Он настолько хорошо знал повадки Цзян Чэна, что по одному звуку хлопающей двери мог различить, что за мысли крутятся в голове его шиди, и сейчас понимал, что тот как обычно смущен, но не сердит. Так оно и было: стоило Вэй У Сяню исчезнуть за углом, как дверь приоткрылась и оттуда воровато показалась рука, что быстро нащупала края тарелки с кашей и так же быстро подхватив её юркнула вместе с ней в глубины комнаты. Но Вэй У Сянь уже этого не увидел, ведь сейчас, к его большой неожиданности, у него появилась другая проблема. — Вот черт, — пробормотал он, зайдя уже в свою комнату, — все эти разговоры о любви… Я подумал о том, что делал вчера ночью и вспомнил лицо Лань Чжаня, а вспомнив лицо Лань Чжаня у меня ожидаемо встал. Ах, у меня совершенно нет сил сопротивляться этому порыву, да и не хочется совсем. Что же делать?.. По своей вредной, как обычно называла абсолютно любые привычки Вэй У Сяня мадам Юй, он потрогал кончиком пальца свой нос, задумчиво надул губы и потянулся рукой к резинке, что держала его хвост, и вдруг обнаружил, что ленточки, которую он хотел потеребить, на нем нет. — Не понял? — посмотрев в зеркало он увидел, что ленточки действительно нет, и это было странно, ведь Вэй Ин очень любил её и точно не могло такого быть, чтобы он забыл её надеть, если только… если только её вообще у него не было, ведь если бы она лежала у него дома на привычном месте, он бы точно её надел, на чистом инстинкте захватив с собой. Значит ленточки и правда не было. — Неужели я нечаянно посеял её где-то? Черт, а ведь это была моя любимая ленточка. С грустью надув свои очаровательные губки, он лениво дернул выдвижное отделение комода, надеясь найти в нем хотя бы резинку красного цвета, когда вдруг его глаза зацепились за кое-то белое и очень знакомое. — О-о, ну надо же, — промурлыкал он, доставая из комода свою старенькую вибрирующую зубную щетку на батарейке, с которой была снята насадка с самими щетинками. — Навевает воспоминания… Нежно погладив прибор, он, казалось, забылся в грезах, как вдруг быстро распахнул глаза и немедленно кинулся к своему телефону. — Ну блин, — нахмурился он, — ни одной аудиозаписи с голосом Лань Чжаня, а ведь я столько раз предлагал ему обмениваться голосовыми перед сном. Ладно, просто позвоню ему и попрошу гундеть мне о чем-нибудь своим очаровательным голосом до тех пор, пока я не кончу. О боже, низкие частоты этого бархатного голоса сведут меня в могилу, сексуальную могилу, где он закует меня наручниками к спинке кровати и не отпустит даже тогда, когда я буду молить его о пощаде. Мне нравится этот его ледяной бубнеж, особенно когда этот мужчина чем-то разозлён. Когда он начинает говорить в таком состоянии, это чувствуется словно кусочки льда, скользящие по твоей коже. Мне плевать насколько неприступен и тверд этот лед, я все равно заставлю его растаять. Ах, Лань Чжань, Лань Ван Цзи… Заведясь от собственных мыслей он повернул нижний отдел щетки и услышал приглушенную вибрацию, звук которой послал толпу мурашек вдоль его позвоночника. Неизвестно, насколько сильно его чувство стыда в этот момент было «вне зоны доступа», но улегшись в кровать он нашел в списке контактов знакомое имя и практически сразу же нажал на кнопку вызова. Осознавал ли он серьезно в этот момент, что делает? Наверное, осознавал, но фантастическим образом внушал себе, что просто немножко поиграет, и, наверное, этот дурень еще и рассчитывал, что будет контролировать ситуацию… Да какую ситуацию он мог контролировать, если даже себя не мог удержать в узде! — Алло? — прозвучав после третьего гудка, знакомый голос на мгновение парализовал Вэй Ина, и он спешно накрыл себя толстым одеялом, что приглушило звук вибрации. — Младший господин Лань, — прижав прибор в место пониже члена, тихо ответил Вэй Ин. — Знаете, я… мне нужна ваша помощь в одном вопросе. — Я слушаю, — сразу же прозвучал ответ, и этот спокойный, но твердый голос вынудил кое-что затвердеть еще больше. Лань Ван Цзи был слегка удивлен этим звонком, поскольку его все еще смущало то, что случилось между ними на остановке, и снова внушив себе, что мог поставить доктора в неловкое положение он уже готовился к привычным для себя гляделкам в телефон, ожидая возможных последствий, как вдруг доктор сам позвонил ему и сразу начал разговор, но, похоже, не о том, что было. Вэй Ин же был настолько морально возбужден своей затеей, что и вовсе забыл о том, что возбудило его разум еще раньше, там, на автобусной остановке, потому что сейчас он переключился на то, что будоражило его кровь еще сильнее, в итоге вытеснив прошлое волнение еще большим. — Вы говорили, что ваш брат играет на музыкальных инструментах, но и вы тоже играете, — тихо-тихо сказал Вэй Ин. — Я бы хотел… хотел, чтобы вы описали мне эти музыкальные инструменты. Я их никогда не видел, но хочу послушать как они выглядят… если вас это не затруднит, конечно же. И простите меня, что так нагло звоню вам, это вне всяких приличий, но я просто… это для наших встреч, то есть занятий. Хочу знать, что приводит в движение ваши пальцы или губы… Он и сам до конца не понял, настолько двусмысленно прозвучала его последняя фраза. Прижавшись левой частью лица к кровати, он нетерпеливо сжал свой член немного скользкой ладонью, поскольку помимо щетки у него в комоде нашлось и кое-что еще, кое-что вязкое, с эффектом подогрева. — Не затруднит, — после небольшой паузы ответил Лань Ван Цзи. — Вот только… я мог бы не описывать вам инструменты, я могу сыграть на одном из них. — Вы хотите сыграть для меня на своём инструменте, младший господин Лань? — ухмыльнулся Вэй Ин, и его выдох получился несколько ниже, чем он рассчитывал. По ту сторону экрана воцарилась тишина, но недолгая. — Я… — тихо протянул Лань Ван Цзи, и, казалось, вдохнул чуть глубже. — Имею в виду цинь, игру на цине. — Я знаю этот инструмент, — глаза Вэй Ина сверкнули, но это было приглушенное и очень томное пламя. — Такой со струнами, да? Лань Чжань… Лань Ван Цзи, пожалуйста, расскажите, что вы делаете, как вы начинаете прикасаться к своему инструменту… Лань Ван Цзи, который в это время сидел в кресле рядом со столиком, на котором почивала его едва ли начатая чашка с ароматным чаем держал телефон так близко к уху, словно бы боялся не услышать даже малейший шорох, хотя и не понимал отчего так сконцентрировался именно на звуках. — Я… — снова протянул он. — Сперва обнажаю свой инструмент от ткани, которой он прикрыт. Сидящий в другом кресле и читающий какую-то книжку Лань Хуань удивленно повернул на него свой немного расширенный взгляд, задержав во рту глоток чая. — Снимаете? — прошептал Вэй Ин. Рука его задвигалась быстрее. — А потом? — Потом укладываю его в удобное для себя положение. Желательно, чтобы это была твёрдая поверхность, чтобы ничего не мешало пальцам касаться струн. — Но ведь это не просто касание? — Да, — низко ответил Лань Ван Цзи. — Порой мои пальцы чуть проникают внутрь и поддевают струны с другой стороны. Когда это происходит, звук получается немного глубже, и звучание обретает другой оттенок. — А что с другой рукой? — не выдержав, Вэй Ин выдохнул громче, из-за чего Лань Чжань неосознанно сглотнул. — Вторая рука может частично удерживать струны, мягким движением поглаживая во время игры, чтобы приглушить особенно громкие звуки, над которыми я могу потерять контроль. — Вы можете потерять контроль, прикасаясь к своему инструменту? — Только если мои мысли заняты чем-то другим. Лань Хуань уже успел проглотить тот злополучный глоток и его брови поднялись еще немного. Он вроде бы слова знакомые слышал, но вот их смысл… Он, конечно, сразу понял, что речь, скорее всего идет о цине, но уж больно непривычно взволнованное выражение приняло лицо Лань Ван Цзи. От чего он так распереживался, если говорит с кем-то о своем цине… или не о цине? А вообще страннее всего было слышать такой набор слов с таким выражением лица именно от Лань Ван Цзи, что невидящим взглядом прожигал под ногами ковер, сидя в кресле у окна и довольно сильно сжимая в руке телефон. Как мужчина это понял? Вены на руках его младшего братика вздулись. — Чем могут быть заняты ваши мысли, если ваши руки трогают инструмент? — спросил Вэй Ин, глаза которого уже были закрыты, а вибрирующее «тело» на батарейке было плотно прижато к его яичкам. Распахнув повлажневшие губы, второй рукой он обхватил свой пульсирующий от возбуждения член, начав ритмично сжимать его, при этом чуть сдавленно скользя ладонями. — Пальцы достаточно аккуратно проникают в глубину струн, их движения нежны? — Очень нежны, — неожиданно мягко, с легким придыханием ответил Лань Чжань. — Если мои пальцы не будут нежными, я не проникну ими внутрь. — А если голос музыкального инструмента получится не тот? — Значит я был недостаточно нежным, и мне придется положить на струны ладонь и успокоить их, пока шепот нот не прекратится, чтобы начать сначала. — Что это за шепот, господин Лань Ван Цзи? — Так инструмент выражает свою любовь в ответ на мои касания. — И как звучит эта любовь? Ладони Вэй Ина, продолжая двигаться, сжимали довольно крепко, он почти мял свой член, словно его целью было выдавить из него семенной поток, а не заставить того выскользнуть резкой струей, и он очень хотел кончать медленно, как можно медленней, так же, как звучал голос Лань Ван Цзи, или скорее мечтая, чтобы его семя вытекало из плоти, пока Лань Ван Цзи что-то произносил, то есть единовременно вместе со звучанием его голоса, поэтому стоило ему почувствовать приближение оргазма, как он тут же крепко сжал свой член и почти вгрызся зубами в кончик одеяла, что предупредительно разместил у своего лица. Он задал вопрос, но мужчина молчал, и Вэй Ин не мог позволить себе кончить в такой нестерпимой для себя тишине. Его сердцу чудилось, что этот черный мир, в который его загнали закрытые глаза, без голоса Лань Ван Цзи пустой и бессмысленный, и только этот голос способен посеять в этом мраке даже не крупицы, а целые жемчужины света. — Она звучит… — начал Лань Ван Цзи, глаза его завлекло легкой поволокой. — Как ответ на мои чувства. Вэй Ин медленно распахнул глаза и так же медленно, слегка высунув язык, начал втягивать в себя воздух ртом. — Лань… Чжань… — на каждом из вдохов произнося части его имени, Вэй Ин выгнулся в пояснице, и не сумев совладать с жаждой начал быстро двигать одной рукой на члене. — Вэй Ин… — довольно тихо сказал Лань Ван Цзи, и практически одними губами произнес: — Тебе хорошо? Не то это было воображение самого Вэй У Сяня, не то это движение губ ему померещилось под закрытыми веками, но его раскрасневшееся влажное лицо мгновенно повернулось в сторону телефона. — Что? — быстро выдохнул он, и став на четвереньки приподнял ягодицы, вжавшись грудной клеткой в мягкую поверхность. — Что? — Всё хорошо? — услышал он по ту сторону трубки, из-за чего мигом сдавленно улыбнулся. Значит все-таки показалось. — Просто вы произнесли мое имя так, словно вам нужна помощь. Всё хорошо? «Всё очень хорошо, — лицо Вэй У Сяня приняло интимно-страдальческое выражение, из-за чего его бровки нахмурились, а повлажневшие веки слегка сузились. — Мне очень хорошо… прошу, продолжай говорить, просто говори со мной этим чарующим голосом…» — Так мне достать инструмент? — Нет! — очень неожиданно для себя и так же громко закричал Вэй У Сянь, но на это свое «нет» лишь поднял бедра повыше, сильнее вжавшись лицом в простынь. Его помутневший рассудок извратил слово «инструмент», и Вэй У Сянь так резко отреагировал, потому что подумал вовсе не о цине. — Тогда… — замялся Лань Чжань. — Чем же я могу вам помочь? — Помоги… — Мне рассказать о цине более конкретно? Вэй У Сянь слегка призадумался. — Расскажи мне как струны реагируют на твои пальцы. — Но я только что… — Лань Чжань, просто расскажи!.. — откровенно взмолился Вэй Ин. Сидящий в кресле Лань Ван Цзи напрягся еще сильнее, свободная ладонь неосознанно сжалась в кулак. — Просто расскажи, поговори со мной об этом. Скажи, ты нежен с ними? — Я нежен. — А тебе в этот момент хорошо? — Мне очень хорошо. — Тебе нравится, что эта любовь звучит как ответ на твои чувства? Лань Чжань замер, а вместе с ним и Лань Хуань, который тишком-нишком встал с кресла и тихо пробирался к двери из гостиной, чтобы покинуть комнату. Он, кажется, что-то понял, правда в толк не мог взять, что это происходит с его братом. К слову, он так же не знал кто это звонит, кто это вообще может быть, чтобы Лань Чжань отвечал таким голосом и с таким лицом, ведь лицо-то он его видел и даже думал о том, чтобы сфотографировать. Это была бы первая фотография его младшего брата, от которой бы точно не веяло холодом, скорее… — Но разве этот цинь ответит на мои чувства? Глаза Вэй Ина широко распахнулись, рука сама собой схватила телефон, но так как была скользкой, он не сумел сбросить вызов и с глухим рыком отбросив от себя телефон перевернулся на спину, начав отчаянно быстро приближать себя к своему падению. Его ладонь словно сошла с ума, поясница выгибалась сама по себе, и в этот момент он представил, как Лань Ван Цзи, вдавливающийся в кровать своими коленями поддерживает его за бедра, потянув на себя, из-за чего Вэй Ину пришлось максимально выгнуться, ведь Лань Ван Цзи так плотно сместил нижние части их тела, что между ними и вовсе не оставалось никакого пространства. Вэй Ин выгнулся и низко застонав кончил, попав белой жидкостью себе на грудь. Прежде, чем его телефон упал и выключился, еще в самом его полете слабое эхо этого стона коснулось чужого слуха, после чего телефон окончательно столкнулся с полом и наступила тишина, в которой Лань Ван Цзи показалось, что он действительно потерялся в этой жизни.