***
День обещал быть чудесным. Казалось ничего не может омрачить эту не передаваемую словами идиллию полноценного гармоничного мира: солнышко светило ярко, согревая своим теплом, птички пели, ветер шуршал листья… а зафиксированный на крючке Вэй У Сянь, слегка покачиваясь, издавал едва слышный скрип ткани, на которой висел. Он и не хотел качаться, но чертов ветер, что по странному стечению обстоятельств именно сейчас решил дать о себе знать, трепал не только его волосы, но и приводил в легкое движение перевернутое вниз головой тело. Вэй У Сянь, по которому нельзя было точно определить, от стыда ли он так покраснел или от того, что кровь прилила вниз, молча смотрел на то, как Лань Хуань смотрит на него. «Почему он молчит? — спустя какое-то время подумал Вэй Ин. — Ладно меня вынужденно парализовало, но почему он молчит?» На самом деле это всегда пугало. Вот ты сделаешь какую-то хрень, и ведь легче, когда тебя за неё просто обругают. Тут хоть понятно, что ты и правда облажался и виноват, да и легче, потому что согнав на тебе зло больше не кипело и можно было продолжать жить дальше. А вот воспитанные люди, кажется, вели себя совершенно иначе. Они не сорвутся на тебе даже за самый постыдный косяк, а просто станут и будут смотреть. Вэй Ин всегда боялся излишне воспитанных и вежливых людей, находя такое их спокойствие ненормально ненормальным. Вот именно так — ненормально ненормальным, потому что у ненормальности тоже была своя шкала возрастающей. С другой стороны, можно было накосячить так сильно, что человек просто терял дар речи и не сыпал на тебя ругательствами не потому, что вежливый, а потому что просто физически не мог этого сделать. Но по Лань Хуаню не было видно, что он был шокирован так, что потерял дар речи. Он смотрел… с каким-то задумчивым любопытством, будто оценивал колбасу на витрине, и от этой мысли Вэй У Сяню стало как-то еще более стыдно, что ли. Он и так понимал, что в глазах этого человека он колбаса самого низкого сорта. Ну, после такого «приветствия» иначе быть и не могло. — Дивный нынче день, не находите? — мягко улыбнувшись, наконец-то произнес Лань Хуань. Голос его был ровный, в нем не сквозило и тени недовольства или презрения. Вэй У Сянь моргнул несколько раз, потом чуть задрал голову, проверяя так же он висит или нет, а затем снова посмотрел на Лань Си Чэня. — Как человек, находящий себя между небом и землей, вынужден не согласиться, — хотя и висел вниз головой, но так мастерски придать своему голосу ту самую аристократическую нотку в подобной ситуации смог бы не каждый. — Вот как? — изящные ресницы Лань Хуаня опустились вниз и тут же поднялись, он вопросительно склонил голову. — Но мне кажется кровь поступает в ваш мозг куда быстрее, когда вы… в таком положении. Что за чертовщина? Двое мужчин стоят, простите, один стоит, а другой висит, друг напротив друга и ведут вежливую тихую беседу, словно бы их обоих вообще не смущает ситуация в которой они очутились. — Господин Лань, я согласен пребывать в любом положении, даже в «интересном», но только не таком, — Вэй Ину если и хотелось ответно склонить голову, то при всем желании он этого сделать не смог, и всё, что оставалось, а если точнее то то, что было доступно, это скрестить руки на груди, из-за чего его легкое покачивание чуть более четко дало о себе знать. Это было весьма комичное зрелище не только за счет самой позы, но и потому, что вися вниз головой волосы Вэй У Сяня тоже висели вниз, из-за чего из-за этой дикой прической он был похож на жену Франкенштейна, волосы которой и в нормальном положении словно башня были зачесаны наверх. — И почему же? — с любопытством спросил Лань Хуань. — Потому что кровь приливает не только к голове. Брови Си Чэня взметнулись вверх, после чего он, наконец-то не сдержавшись, издал негромкий смешок, и рад бы остановиться на этом, но неведомые силы сломили его строгую броню, и он, вконец расхохотавшись, не удержался и прижал пальцы к губам. На радость Вэй У Сяня это очень разрядило, как ему показалось, накаленную обстановку между ними и он ответно улыбнулся, поражаясь тому, как легко был снят этот тяжелый камень с его души. — Вы и правда нечто, — отсмеявшись, Лань Хуань стер пальцем выступившую из уголков век влагу и посмотрел на Вэй У Сяня. — Что же вас так напугало, что вы решили совершить этот весьма, эм, нестандартный побег. — Ну почему же нестандартный? — удивился Вэй У Сянь. — Бежать через окно вполне привычное дело для… Тут он немножко приостановился (видимо мозг подал предупреждающий сигнал) и его голос слегка вытянулся. Вэй У Сянь… думал. — Для? — с интересом переспросил Лань Хуань, и Вэй У Сянь задумался еще раз. Так, для подстраховки. А для кого, собственно, такие побеги были привычными? Ведь не только для тайных любовников? Ну должен же был быть хоть кто-либо еще, кого тоже можно было приписать в касту тайных беженцев через окна! — Для… — еще раз вытянув это слово, Вэй У Сянь забегал глазами. — Для… вора? Брови Лань Хуаня взметнулись вверх. Поняв, какую очередную блестящую хрень ляпнул, Вэй Ин позорно свесил и без того свешенную голову и замолчал. — И что же вы украли, господин Вэ... нь, — хоть и замер на полуслове, но очень вовремя сориентировался Лань Хуань. Вэй Ин, однако, этой паузы не заметил, у него были дела поважнее: придумать, как спешно исправить самое меньшее из всех его зол, а именно изрекаемое его глупым бесстыжим ртом. — Что украл?.. — протянул Вэй У Сянь. — Ах, мне так стыдно, что даже корни волос покраснели. Вы видите это? Они очень красные. Так вот, я украл… время достопочтенного младшего господина Ланя, и мне за это так стыдно, что хоть вешайся. — По-моему вы уже… — неуверенно протянул Лань Си Чэнь, взглядом намекая на его положение. — Он ведь вам сказал, что ночью возникла, эм, неожиданная ситуация и ему пришлось меня… спасать, — продолжал говорить Вэй У Сянь. — Знаете, я по натуре своей человек очень скромный, даже робкий. Но вот мой друг… он человек с куда меньшей скромностью и куда большим ветром в голове, понимаете? Не хочу перекладывать вину на него, но именно с его легкой руки я попал в затруднительное положение, а Лань Чжань очень удачно в него вошел. — Вошел? — тон Лань Си Чэня снова стал каким-то приторным, словно бы это странное его изначальное настроение вновь взяло над ним верх. — Ну да, вошел, — не совсем понял его Вэй У Сянь, для которого подобный оборот речи с этим хитрым двойным дном был неприемлем в разговоре с человеком такого высокого статуса, как Лань Хуань. — Но если вам и правда так стыдно, — продолжал мужчина, — могли бы все же воспользоваться дверью. Вы напугали нашего дядю, он жутко перенервничал. «Напугал? — мысленно скривился Вэй У Сянь. — Да этот дед орал даже громче меня, и его глотка надрывалась далеко не как у человека, что до смерти чем-то напуган, а скорее как у того, кому лишь наличие окна помешало разорвать этого вторженца на куски!» — Ладно, давайте помогу вам освободиться, что ли, — вздохнул Лань Хуань и став на подоконник даже приподнялся на цыпочки, чтобы ближе рассмотреть тот узел, на который попалась эта экзотическая рыба. — Так-так… у штанов была сильно заужена та часть, что обхватывала лодыжки, вот на чем крепиться этот узел. Надо резать. Он стал очень близко, а потому лицо Вэй У Сяня оказалось прямо напротив… промежности этого мужчины, и этот факт его ну совсем не обрадовал. Почему-то сразу вспомнились одна порнокнижка, где двое стояли точно так же. Ну, не совсем стояли, точнее не в полном покое. Какой же номер был у той позы? — Э, господин Лань, — как-то не находя особое удовольствие дышать ему в промежность, позвал Вэй У Сянь. Если бы он мог подтянуться он бы собственными зубами перегрыз бы этот чертов комок, что опутал его ногу, но увы центр тяжести неизбежно тянул его вниз. — Мне не хотелось бы вам мешать, но… это неприлично. Сказал человек, висящий вниз головой в одних трусах и рубашке. Лань Хуань вскинул брови и тут же попятился назад, а Вэй Ин тем временем думал только о том, что если вдруг Ван Цзи придет, то в каком положении он его застанет. Ладно висящим, но ведь не так близко к его брату, это как-то уж слишком. — Тогда будем резать, — решив больше не тратить время, Лань Хуань подошел к своему столу, взял ножницы и снова вернулся к окну. — Только вот… вам нужно позволить мне к вам прикоснуться, уж извините за вторжение. — Ничего-ничего, — успокоил его Вэй У Сянь, что за освобождение был готов раскрыть ему свои объятия. — Делайте как считаете нужным. Снова взобравшись на подоконник, Лань Хуань аккуратно обхватил мужчину за плечи и стал поднимать, пока голова и плечи Вэй У Сяня не прижались к его грудной клетке. — Сгибайтесь, — с легким нажимом пробормотал Лань Хуань, вытягивая руку к опутавшему Вэй У Сяня узлу. — Чуть сильнее. Вэй У Сянь закинул ему руки за шею, слегка подтягиваясь, после чего наконец-то вспомнив о свое хваленой растяжке схватился за собственную ногу и подался вперед, почти прижавшись к ней животом. — Ножницы дайте, — с таким же нажимом, поскольку был напряжен, произнес Вэй У Сянь и легко дотянувшись наконец-то срезал чертов узел. Лань Хуань, что держал его обеими руками, буквально поймал его в них, и чудо, что от нахлынувшего на него веса взрослого мужчины он и сам не скатился назад. Вэй У Сянь же, ноги которого ощутили твердую почву подоконника с пару секунд качало как на вертушке в парке аттракционов. Земля звала Вэй Ина, но головой Вэй Ин все еще был где-то в гиперпространстве. — Так зачем вы все-таки упали? — а мысленно добавив «Для масштабности впечатлений, что ли?» полюбопытствовал Лань Хуань. Вэй У Сянь, который от прежнего давления крови в голове сейчас стал на прямые ноги, чувствуя себя как после возвращения из космоса, с пару секунд молчал, а потом, забыв снизить тон, взорвался: — Вы правда думаете, что я это нарочно?! — вскипел он. — Или задавая такой вопрос хотите, чтобы я сошел кровью со стыда? Я выпал из окна, понимаете? Выпал! Переклонился излишне через подоконник и… — А зачем вы вообще через него переклонились? — вполне справедливо заметил Лань Хуань. — Вы же понимаете, что делать такое опасно начиная со второго этажа. На это Вэй У Сяню не нашлось что сказать, ведь не мог же он признаться, что вообще-то планировал побег, и если бы треклятые окна открывались внутрь, то вполне возможно, что уже сейчас его пятки сверкали бы где-то на трассе, где он ловил бы себе машину. Дело-то житейское, он хорошо знал, как сделать так, чтобы возле него остановились. — Я… — неуверенно протянул он. — Засмотрелся просто. У вас же особняк, а там внизу сад, вот я и… — Вы оценили? — тут же просиял Лань Хуань. — Это мы с Ван Цзи проектировали, а сам Лань Чжань покупал цветы, тогда еще саженцы, если точнее. Он очень любит их разводить, причем не в неволе, то есть в горшках на подоконнике, а на свободе. Там очень много разных видов, ими нельзя не восхититься. Вэй У Сянь слушал и глаза его начали гореть. Так Лань Чжань все-таки любит цветы! Но едва обрадовался, как тут же его глаза слегка расширились. Сейчас, будучи в одних трусах и рубашке, его держит под подмышками элегантно одетый мужчина, да еще и пальцы замком сцепил на его груди! И говорит прямо в ухо! Нет, Вэй У Сянь ни о чем таком не думал, да и вряд ли он этому немного неоднозначному человеку понравился бы в «таком» смысле, просто… «Если тот дряхлый старик и Ван Цзи вернутся и увидят меня таким…» Только подумал, как тут же услышал приближающийся крик и, тут же запаниковав, начал вырываться из рук Лань Хуаня. Тот, к слову, сразу же обернулся и его лицо приобрело куда более строгий вид. Как раз эта перемена от улыбки к нахмуренности и была той самой неоднозначностью в его поведении, из-за чего могло показаться, что не все его реакции были искренними. — Скорее! — взмолился Вэй У Сянь. — Дайте мне какие-нибудь штаны или позвольте сбежать и укрыться в саду! Я умру от стыда, если меня таким увидят! — Но ведь дядя уже видел… — как-то отстраненно пробормотал Лань Хуань, словно о чем-то размышлял. — Он старенький уже, — еще сильнее запаниковал Вэй У Сянь. — Вы еще можете убедить его, что ему все это показалось, а я тем временем подожду и по-тихому уйду. — Ну, так не пойдет, — Лань Хуань взял его за руку и отвел к стеллажам, на которых аккуратными тугими рядами располагались книги. — Вот. Через эту дверь выйдете в гостиную, а из неё снова подниметесь наверх в комнату Ван Цзи. Он придет к вам, а я поговорю с дядей. — Это что еще за тайные выходы? — вслух поразмыслил Вэй У Сянь, но его уже аккуратно вытолкали и дверь книжного шкафа за ним закрылась. Он и правда оказался в гостиной, и едва сделав пару шагов услышал, как где-то с громким стуком открылась дверь и чей-то голос взревел на весь дом. Вжав голову в плечи, Вэй У Сянь про себя взмолился, чтобы в доме не было никаких камер наблюдения, и так и сверкая своими стройными ногами и черными трусами ланью прошелестел через гостиную, но вдруг уже у самой лестницы, ведущей наверх, остановился. Он обратил внимание на фото, стоявшее на деревянном столике, а рядом с фото была прозрачная ваза с цветами горечавки. На фото была изображена женщина невиданной красоты, черты её лица были очень правильными. Она улыбалась, держа на руках двух мальчиков, одного совсем маленького, другого постарше. Вот только улыбалась она не в камеру, даже не смотрела в неё. Она смотрела на детей, а те с такой же нежностью смотрели на неё. Но было в этом фото что-то такое, что почему-то наталкивало на какие-то неопределённые чувства со сдвигом в какую-то тоску. Все, кто были на фото, были одеты в белое, и если бы не улыбки можно было подумать, что это траурное фото погибшей семьи. А может… Но мальчиков было двое, и Вэй У Сянь сразу же подумал, что должно быть это Лань Ван Цзи и Лань Си Чэнь. Но почему этому фото был выделен отдельный столик на узкой деревянной ножке, и почему только рядом с ним была ваза с живыми цветами? Больше в гостиной нигде не было даже горшков с растениями, не говоря уже о вазах с цветами. «Она такая красивая, — уже взбираясь по лестнице на второй этаж, думал Вэй У Сянь. — Такая белая кожа… почти болезненно, но так волнующе. Её улыбка будто знакома мне, вот только где же я мог видеть её…» И правда, эта форма и надлом губ, когда она улыбалась, словно зыбкое марево какого-то далёкого воспоминания всё пыталось пробиться сквозь засоренный иными мыслями купол сознания Вэй У Сяня, но так как ситуация не располагала к томным размышлениям, увы, эта мысль была рассеяна почти сразу же, как появилась. Забежав в комнату, Вэй У Сянь тихо закрыл за собой дверь и даже подумал о том, чтобы подвинуть к ней кресло, тем самым блокируя любые попытки вторжения. Вся эта ситуация вогнала его в такой стресс, что ему казалось, будто разум вот-вот расплавится или снизойдет опавшими листьями на сухую, словно его горло, землю. Ему так хотелось пить, и так хотелось исчезнуть из этого дома! Нет, не потому, что он избегал Лань Ван Цзи… но он так опозорил себя, и, очевидно, так подставил самого Лань Чжаня. Тот старик, кем он был? Наверняка кем-то из семьи. А кем был Вэй У Сянь? Да после такого «приветствия» он уже никем не мог быть в этой семье, даже менеджером по офису, коим служил у Вэнь Жо Ханя. Хех, менеджер по офису… Как ловко, однако, в современном мире научились называть простых уборщиков. — Так, только бы поспешить… — нервно надевая на себя уже свои брюки, Вэй У Сянь, задыхаясь, начал расстегивать ворот своей рубашки, а после, словно его какой-то черт укусил, и вовсе с размахом снял её с себя, чуть не порвав от того, как развел руки и стянул её с себя. — Как же я хочу превратиться в этот долбанный будильник, чтобы тихо себе стоять на тумбочке и… Вдруг его глаза резко расширились. Это же он, он разбил этот будильник, что теперь грустной кучкой из внутренностей лежал на прикроватном столе! — А-а, убейте меня! — болезненно протянул Вэй У Сянь, и все время сталкиваясь с преградой из своих собственных волос начал рыться по ящикам, ища что-то, чем их можно было бы стянуть. Ей-богу, попадись ему сейчас ножницы, он бы совершенно не раздумывая отсек бы их к чертям, и только потом, наверное бы, заплакал. Он ведь любил свои волосы, даже ночью держа их распущенными… — О, что это? В самом-самом дальнем уголке очередного выдвижного ящика Вэй У Сянь нашел какой-то комок и тут же вытащил его. Это оказалась скрученная красная лента, и радости своей находке он не мог описать словами. Он так забылся, что даже не стал спрашивать себя, а откуда у Лань Ван Цзи такая же лента, которой он и сам пользуется, напрочь забыв, что предыдущую вообще-то «потерял» как раз на прогулке с ним. — Блин, как же спину-то ломит, — заложив руки за поясницу, Вэй У Сянь развел плечи, изо всех сил пытаясь добиться нужного «щелчка» в своих позвонках. — Наверное потянул, когда согнулся, чтобы обрезать тот узел. Ауч, да чтоб тебя!.. Потягиваясь, он совершенно не услышал звук открывающейся двери, и так и оставишь стоять к ней спиной болезненно зажмурился, пытаясь унять боль в своей спине. Лань Ван Цзи, который достаточно спешно открыл дверь замер в проходе, застыв всем телом. Вэй У Сянь снова был полуголый, только в этот раз открыта была верхняя часть его тела. Красивая, с выразительными линиями спина и роскошная грива волос, часть которых была подвязана красной лентой, а другая часть свободно рассыпалась по его плечам, стекая словно вуаль дальше на спину. Лента, понятное дело, вес таких плотных длинных волос удержать не могла, а потому даже сейчас видно было, что её узел слабеет, края ленты опускаются все ниже и вот они уже соскальзывают с запястья, которое ладонью другой руки держал Вэй У Сянь. Край этой ленты лег так, словно связывал это запястье, но прежде чем Лань Ван Цзи успел бы над этим поразмыслить, его взор, словно попав на крючок, зацепился за нижнюю часть тела Вэй У Сяня, что в этот раз была в штанах, но ранее, когда она была без них он её не разглядывал, даже не смотрел на неё, но сейчас… Штаны и правда были узкими, и сужались они как раз на том, на чем нужно было.«С каких пор ты стал любителем мягких булочек?»
Эта фраза, не так давно сказанная Си Чэнем, как назло именно сейчас громче всего вспыхнула в его голове, и зардевшись до ушей Лань Ван Цзи потерянно моргнул несколько раз и губы его слегка приоткрылись. Он совершенно потерялся в этой жизни ровно в тот момент, как попался на крючок этого, этих… физиологических черт Вэй У Сяня, причем на определённом месте его тела. А тот, не зная, что на него кто-то смотрит вытянул руки вниз, и костяшки его пальцев мазнули по двум отчетливым выпуклостям, с которых не сводил взгляда младший член семьи Лань. Но тут Вэй У Сянь поднял руки к своей груди, пощёлкал суставами пальцев, из-за чего те издали характерный звук, и мимолётно обернулся, застыв в полушаге. Он увидел стоящего в дверях Лань Ван Цзи. Они оба вздрогнули так, словно резко были застигнуты врасплох, и непонятно почему Вэй У Сянь сразу закрыл грудь и отвернулся, а Лань Ван Цзи отвернуться уже пришлось, так как своим поведением Вэй У Сянь поставил его в неловкое положение, словно вторгнувшегося в момент переодевания девушки, и хвала небу, что Вэй У Сяню не хватило ума завизжать как девица. А он умел визжать, как-никак годы под тиранией, простите, опекой мадам Юй и не такому научат. — Простите, — первым подал голос Лань Ван Цзи, и уже было хотел закрыть дверь с другой стороны, но затормозив все же закрыл их изнутри, оставшись в комнате. — Я просто… — Ничего не говорите, — снова прижав ладони к лицу, уже из-под них прошелестел Вэй У Сянь. — У вас дома нет пистолета или какого-нибудь острого ножа? Ах, нет, нельзя. Я запачкаю ковры своей кровью… Тут он только сообразил, что ранее прикрыл грудь и отвернулся, словно… «А я-то с чего там прикрываюсь, я же мужик! — тут же вспылил он. — Вэй У Сянь, идиот, ведь и Лань Ван Цзи тоже мужчина, чего стесняться?!» Вот только ему, наверное, было без разницы, в трусах Ван Цзи его застанет или без рубашки, он все равно прикроется, все равно засмущается, словно… нет, не как девица, а человек, которому и положено смущаться рядом с субъектом своих волнений. Лань Ван Цзи тихо выдохнул и сделал несколько шагов вперед, так как Вэй У Сянь все еще стоял к нему спиной. — Я не знаю, что произошло внизу… — осторожно начал он. — Но вы… «Что? Идиот? — тут же дал ему мысленные подсказки Вэй У Сянь. — Бесстыжий? Неблагодарный? Ненормальный? Лань Чжань, будь другом, тресни меня головой об стену, я тебе только благодарен буду…» — Вы в порядке? — тихо продолжил Лань Ван Цзи, и Вэй У Сянь, даже не осознав, что делает, медленно к нему обернулся. — Брат сказал, что вы выпали из окна, но с землей не столкнулись. Должно быть вы соскользнули и вам было страшно. К тому же, мой дядя испугался, что вы могли разбиться, а потому и закричал так сильно… Ну что ж, это была ложь во благо, поскольку Ци Жэнь так ярко разволновался, точнее не из-за того, что кто-то мог ко всем чертям разбить себе голову, разве что его бы опечалил тот факт, что это произошло бы в доме его любимых племянников. Он был в шоке, потому что ему в голову пришла мысль, что Ван Цзи прятал у себя наверху человека с которым был в неопределённых отношениях. Он даже не подумал, что это может быть вор, потому что где такое видано, чтобы воры раздевались до трусов? Вот как раз из-за отсутствия у Вэй У Сяня штанов он сошел такой адовой пеной из своего громогласного рта, что первые минуты Ван Цзи пришлось с трудом разбирать то, о чем тот орет, но когда в потоке речи забрюзжала фраза «длинноволосый» сразу все понял и задержал дядю, дабы у Си Чэня было время Вэй Ина из комнаты тихо убрать через другую дверь. Вэй У Сянь в этот момент тоже был на волне размышлений, правда её гребень так изгибался, что бил по этой самой волне, словно упрекая её в чем-то. Вэй Ин думал лишь о том, как же Лань Ван Цзи добр и нежен по отношению к нему, как терпелив и ненормально спокоен. Вот серьезно, сколько людей столь хладнокровно снесли бы подобную ситуацию? Ноль из десяти, или даже ноль это слишком много? Бросив на мужчину смущенный взгляд из-под ресниц, Вэй Ин болезненно выдохнул и сел на кровать. Лань Ван Цзи, не зная, что ему делать, тоже подошел к кровати и посмотрел на Вэй У Сяня, голова которого была опущена. — Как же все это… глупо, — наконец-то в затянувшейся тишине прозвучал его голос. — Что глупо? — спросил Лань Ван Цзи. — Да всё, — подняв на него взгляд и как-то грустно улыбнувшись, Вэй Ин столкнулся глазами с глазами Лань Ван Цзи, и издав какой-то неопределённый звук вдруг откинулся спиной на кровать. Его волосы рассыпались по её поверхности, грудная клетка вздымалась от дыхания. — И это всё — я. Мне правда очень жаль, господин Лань. Вы и ваш брат такие толерантные и спокойные, но ведь очевидно, какой я теперь в ваших глазах. Идиот, поставивший себя в еще более неловкое положение, чем даже мог придумать себе — вот как я сейчас себя чувствую. И поверьте, мне не важно, как вы попытаетесь меня утешить, потому что я не утешусь, мне просто станет еще более плохо. — Но почему? — тихо спросил Лань Ван Цзи, все еще мысленно прокручивая в голове момент того, когда Вэй У Сянь лег на его кровать. Это зрелище было настолько волнующим, что Лань Ван Цзи напрочь забыл о ленте, которую Вэй У Сянь нашел, но не спрашивал о ней. — Разве так плохо, что я войду в ваше положение? — Мое положение? — со смешком произнес Вэй У Сянь. — В мое теперешнее положение войдет только полиция, причем в буквальном смысле, когда ваш дядя натравит её на меня. И, знаете, оправданий у меня не будет. О, кстати, простите за испорченные штаны, я оплачу их стоимость сразу же, как только вернусь обратно в город, а после… надеюсь, мое отсутствие ускорит процесс вашего забвения всего этого. После этих слов Лань Ван Цзи присел на кровать, внимательно уставившись на таращащегося в потолок Вэй У Сяня. — Какое еще отсутствие? — переспросил он. Вэй У Сянь закрыл глаза. — Я полностью потерял свое профессиональное лицо, — серьёзно ответил он, про себя добавив: «Какого, собственно, и не было, но я все равно старался!» — Вам, конечно, спасибо, что так терпимы, но ведь очевидно, что вы больше никогда не захотите… Речь Вэй У Сяня плавно, словно дёрнутая один раз струна, сошла на нет, когда Лань Ван Цзи молча прилег на спину рядом с ним. Они были почти одного роста, а потому их головы лежали на одной линии, так что повернись они лицом друг к другу — и глаза будут смотреть в глаза. — Вы такой смешной, — хоть и с каменным выражением лица, но, кажется, ласково, сказал Лань Ван Цзи. — Неужели в ваших глазах я представляю собой что-то такое, что не понимает обычного человеческого фактора. Знаете, еще никогда утро, точнее обед, в нашем доме не был таким оживлённым, и еще никогда, как мне показалось, солнце не светило так ярко. Мне кажется, что оно, проникнув в наш дом, отразилось от вас и заиграло на стенах всеми цветами радуги, всеми оттенками золотого, так как блики везде, даже на потолке. Раньше, проникая внутрь, солнце отражалось только от моего брата, моего всегда доброго и мягкого брата, а когда отражалось от меня… словно мрачнело, наполняя дом невидимыми холодными тенями. Он говорил, а Вэй У Сянь, внутренне дрожа от страха повернуть к нему свое лицо, молча слушал. И не соглашался. — Разве солнце темнеет, отражаясь от льда? — с улыбкой сказал он. — Как по мне, он тогда искрит ярче всего, и… стоп! В смысле отражается от меня? В смысле?! Его повышенный тон лишь глубже отразил его потрясение, и в целом картина этого вопроса стала донельзя… умилительной, учитывая то испуганное и пристыженное выражение глаз, которое он сделал. Этот дурачок только сейчас понял в каком непередаваемо красивом речевом обороте ему придали такое масштабное значение, что в самый раз сгореть от смущения, расплывшись у ног этого прекрасного господина горячей лужицей этого самого солнечного света. Потерявшись в волнении Вэй У Сянь машинально повернулся и в тот же миг Лань Ван Цзи медленно повернулся к нему. Они лежали, смотря друг на друга, и дыхание одного ускорялось, в то время как у другого ускорялось биение сердца. — У меня еще никогда не было такого светлого и чудесного утра, — смотря ему в глаза, кажется, с внутренней улыбкой, сказал Лань Ван Цзи. — И еще никогда солнце не светило так ярко. И после недолгого молчания добавил: — Я говорю совершенно серьезно. Вэй У Сянь, который забыл, как мигать, неотрывно смотрел в эти глубокие светлые воды прекрасных очей Лань Ван Цзи, и слабо пробормотал: — Но уже далеко за обед… — Ну, — сказал Лань Ван Цзи. — Тогда это утро началось с обеда. Хотя для вас так оно и есть. У Лань Ван Цзи пальцы были скрещены в области живота, руки же Вэй У Сяня в прямом положении лежали по обе стороны от его тела. Их лица смотрели друг на друга, и хоть между ними было пустого пространства сантиметров на тридцать, но это не мешало им чувствовать тепло дыхания друг друга. Вэй У Сянь пах особенно свежо, поскольку так выдраил свои зубы, что, совсем не жалея пасты, кажется, вычистил все что только мог, даже естественный запах полости рта. Ван Цзи это чувствовал, и почему-то приходил от этого в какое-то умиление. Вот так лежать рядышком с повернутыми друг к другу лицами и впитывать в себя тишину, в которой слышались лишь звуки дыхания… Он потерялся в этом моменте, с нежностью, которую хорошо осознавал, смотря на Вэй У Сяня. Он позволил себе эту малость, с ответной нежностью смотреть на него, потому что был уверен, что большего ему никогда не будет позволено… Вдруг Вэй У Сянь, отвернув от него свое лицо, начал смеяться, но это бы не злой смех, скорее… призванный снять напряжение, служивший отдачей его внутренним переживаниям. — Лань Ван Цзи, — уже повернувшись к нему телом, вжимаясь локтем в кровать, Вэй Ин немного сократил расстояние между ними, с улыбкой смотря на Лань Ван Цзи. — Это ничего, что ты такой хороший, особенно если речь заходит обо мне? Почему ты говоришь вещи, которые заставляют меня забыть обо всем на свете и поверить, что я очень даже ничего человек и… что вообще человек. Лань Ван Цзи, пойманный врасплох как его смехом, так и этим движением, лежал не двигаясь, позволяя шевелиться лишь своим глазам и губам. — «Вообще человек»? — повторил он. — Ну да, — еще шире улыбнулся Вэй У Сянь. — Ведь люди, они… целеустремленные, настойчивые, напористые. Ну, по крайней мере те, за которых не стыдно. — А вы думаете, что за вас будет стыдно? — скорее как отрицание, нежели принятие, спросил Лань Ван Цзи. Вэй У Сянь слегка прищурил взгляд, чувствуя, как по сердцу разливается эссенция радости и тепла, и заговорчески спросил: — А вот вы мне и скажете: вам за меня стыдно? — Нет, — тут же последовал четкий и прямой ответ. В груди Вэй У Сяня что-то замерло и выпустило одурманивающие пары в его разум, из-за чего, наверное, тот немного запотел и капли, стекая вниз, придали глазам Вэй У Сяня какого-то особого блеска, что сверкнув на его радужке заставил сердце Лань Ван Цзи сжаться в тугой комок, распространив по груди щемящее душу тепло, словно вот-вот эта грудная клетка откроется и впустит в себя этот дивный цветок, очарование которого призвано сводить с ума. — Ну вот и хорошо, — после недолгой паузы счастливо сказал Вэй У Сянь. — Раз вы говорите, что вам не стыдно, значит я ничего не испортил. Он не ожидал, что его так осчастливит тот факт, когда кто-то говорит тебе такие вещи, что не только возвращают уверенность в себе, но и заставляют думать, что ты какой-то особенный, что ли, словно ничего плохого вообще не было, так, легкое недоразумение, а потому давай уже скорее вновь возьмемся за руки и пойдем на праздную прогулку в цветнике жизни… Лань Ван Цзи же, видя склоненного над собой Вэй У Сяня, кажется, сильно разомлел, тайно желая, чтобы тот склонился к нему еще ближе. По его лицу этих переживаний вообще было не понять, а потому увидь его кто сейчас, ни за что бы не понял, как он взволнован и очарован тем, что происходит. Лань Ван Цзи чувствовал тепло, исходящее от груди Вэй У Сяня, видел, как его волосы свисают вниз, как улыбка Вэй У Сяня отражает рассвет в его душе, потому что солнце наконец-то нашло причину выйти из-за ограждающей его линии горизонта. Затянувшиеся сумерки наконец-то отступили, и яркий свет золотого солнца омыл эту ледяную пустыню, спуская в неё не столько тепло, что растопит эти льды, сколько счастье от одного присутствия этого солнца. Вэй У Сянь встал, и Лань Ван Цзи с немым сожалением наблюдал этот подъем. — Господин Лань, — открыв его шкаф, Вэй У Сянь так и не смог стереть со своего лица улыбку, потому что в присутствии этого человека ему всегда хотелось улыбаться, его губы просто не подчинялись никакой воле, да и сама воля тоже дала пинка под зад самой себе и вместе с улыбкой распласталась перед Лань Ван Цзи. — Кажется, я готов отвоевать свое доброе имя и в этот раз не ударить в грязь лицом. Ну, насколько это возможно, так что… не одолжите мне какую-нибудь футболку? Моя рубашка уже несвежая, да и из-за паники я в ней сильно пропотел, так что… Услышав слово «пропотел», Лань Ван Цзи сперва бросил взгляд на грудь Вэй У Сяня, потом скользнул взглядом по лежавшей на полу рубашке. В его голове встал только один вопрос: он заберет её с собой или забудет здесь? И ничего же страшного, если в случае второго варианта Лань Ван Цзи тактично умолчит об этом?***
— К слову, господин Лань, скажите, а зачем в вашей комнате те странные крючки, что по счастливому стечению обстоятельств спасли мне жизнь. На полном позитиве, разрумяненный, в идеально выглаженной белой рубашке Лань Ван Цзи, Вэй У Сянь с улыбкой вышел из его комнаты, то и дело поправляя свои прилежно расчесанные волосы. Их ему помогал расчесать Лань Ван Цзи сразу после того, как увидел, что с ними проделывает Вэй У Сянь. Он просто не мог смотреть на то, как человек буквально драл свои волосы расчёской, что тем в пору было бы издать печальный писк и болезненные завывания, так сильно он их драл. Вот Лань Ван Цзи и пришлось неназойливо вмешаться в эту экзекуцию и предложить свою помощь, чему Вэй У Сянь был очень даже рад. Он сказал, что раньше ему волосы расчёсывала разве что его любимая шицзе, а теперь это делает Лань Чжань. Лань Ван Цзи в этот момент почувствовал себя очень особенно, его грудь непроизвольно выпучилась, плечи расправились, а лицо стало каким-то торжественным, словно бы он готовился принять почетную медаль. — Крючки? — спускаясь по лестнице спросил Лань Ван Цзи. — Те, что под подоконником? — Ага. — Ну… — протянул Лань Чжань. — Когда мы только обустраивали дом у нас еще не было спортивной комнаты, а мы с братом очень любим физические упражнения. Так что некоторые наши самые любимые тренажёры пришлось на время разместить в наших с ним спальнях. Не могли же мы поставить их в гостиной на обозрение случайному гостю. — Ух ты, — искренне восхитился Вэй Ин. — А что за тренажеры? — Брат очень любит велосипед и беговую дорожку, а мне, собственно, мало какие тренажеры нравятся, я все делаю сам, без них. Невольно представив картину того, как Лань Ван Цзи самостоятельно лепит из своего тела то, что есть сейчас, Вэй У Сянь зарумянился еще сильнее и скромно уставил свои мгновенно заблестевшие глаза вниз, чтобы часом через них не выдать грешную похоть своих мыслей. — Но есть все-таки один тренажёр, который подходит моим предпочтениям. Он рассчитан на работу со всем телом, пожалуй, но больше всего он качает мышцы нижней части тела. — Нижней части тела… — медленно протянул Вэй У Сянь и взгляд его сам собой зацепился за эту самую нижнюю часть. — Вы имеете в виду… ягодицы? Странно, но едва в его голове вспыхнуло это слово, как весьма странные обрывки не менее странных эпизодов мутно всплыли в его памяти. Ночью ему снилось, что он, кажется, стучал по каким-то барабанам, как в детстве, и почему-то очень радовался, что они были… твердыми и упругими. «Не знал, что ты такой сладкожопый...» Вэй У Сянь сглотнул неожиданно вязкую слюну и лицо его резко подурнело. — Что с вами? — видя, что тот тормознул уже почти у самого начала лестницы, спросил Лань Ван Цзи. — Снова тошнит? — Нет-нет, — скользнув ладонью по перилам, быстренько поправил выражение своего лица Вэй У Сянь. — Как меня может тошнить после того как вы лично помогли мне причесаться и одеться. Кстати, рубашку я бережно постираю и не менее бережно верну. Знаете, у меня в квартире обычно чисто, но мало ли, так что я буду очень её беречь, пока снова не верну вам в руки. На самом деле в его квартире был лютый… срач, настоящая берлога какого-то мусорного скитальца, и Вэй У Сянь хорошо об этом знал. Он совершенно не умел складывать свои вещи, снимая их просто бросал на пол, и в лучшем случае наткнувшись на них вечером поднимал, встряхивал и лёгкой рукой бросал на кресло или кровать, да так и ложился спать, во сне отодвигая всё это ногой в сторону. Чистые вещи были аккуратно сложены или висели только в шкафу, потому что за годы уединенной жизни он приучил себя, приходя из прачечной, сразу их складывать, чтобы не спутать с грязной. Если вещи на полу — значит уже ношеные, и не факт, что свежие. Зато в шкафу всегда будут чистые. Собственно, это очень помогало ему, когда ему нужно было куда-то в спешке срочно уйти. Вэй У Сянь заправил за ухо прядь своих длинных волос, все еще плавая где-то в области двух половинок, и мазнул случайным взглядом по уже знакомой фотографии. — Лань Чжань, — подойдя и взяв в руки рамку с фото, он нежно обратился к Лань Ван Цзи. — Скажите, кто это? Вэй У Сянь был человеком со своим складом ума, а потому ему даже в голову не могло прийти, что возможно подобные вещи вот так сходу брать в руки может быть неприлично и даже дерзко. Лань Ван Цзи застыл взглядом на фотографии в руках Вэй Ина, но почему-то молчал. Только тогда до Вэй У Сяня наконец дошло, что он сделал. — Ой, простите! — он быстро и очень аккуратно поставил рамку на место, мгновенно протер кончиком рукава место, где держал её, и тут же отошел от неё на пол шага. — Я… ничего неприличного не хотел сделать, просто… — Всё хорошо, — поспешил успокоить его Лань Ван Цзи. — Это фото моей семьи. — А… — Отец фотографировал, потому его на фото и нет, — предугадывая его вопрос, тут же ответил Лань Ван Цзи. — На самом деле с ним очень мало фото, потому что обычно он фотографировал только нас, а его сфотографировать с нами было некому, только если дядя приезжал. Вэй У Сяня эта фраза заставила немного поразмыслить. Как он понял, на фото мама Лань Ван Цзи и Лань Хуаня. Она что, не могла сфотографировать отца с детьми? — Так вот оно что, — с мягкой улыбкой пробормотал Вэй У Сянь. — Это… ваша мама? То-то мне сразу показалось, что я уже где-то видел такую улыбку, ведь вы лицом так на неё похожи. Странно… — Что? — спросил Лань Ван Цзи. — Ну, улыбка… — задумчиво продолжал Вэй У Сянь. — Меня посетило какое-то сильное чувство, что раньше я уже видел её, но вашу маму определенно в своей жизни не встречал, я бы такое запомнил, а вы… вы при мне еще ни разу не улыбались. Странно. Так где же я мог видеть эту улыбку? Всё больше думая о ней он мысленно пытался расставить декорации и создать внешнее убранство, как бы пытаясь вспомнить тот эпизод в своей жизни, который мог запечатлеть в его памяти эту улыбку. Он почему-то сразу подумал о безоблачном небе и ярком солнце, о зеленой траве и запахе лета. Трава колышется, но точно не от ветра, а словно кто-то бежит, задевая её своими ногами. И так ярко вокруг, так ярко светит солнце… и детский смех серебряными колокольчиками проникает прямо в сердце. — Вэй Ин? — видя, что тот застыл в прострации, Лань Чжань занервничал и подошел к нему. — Всё хорошо? Подумав, что возможно как-то не так посмотрел на него, когда Вэй Ин взял в руки рамку, Лань Ван Цзи поднял её со столика и едва ощутимо обхватив своей ладонью пальцы Вэй У Сяня вложил в них фото. Тот не сразу понял это, а почувствовав касание холодной рамки даже вздрогнул, но не от холода. Просто Ван Цзи оказался слишком близко, и он был к этому не готов. — Это фото единственное, что запечатлело нас вместе, больше общих фото нет, — сказал Лань Ван Цзи, стоя подле Вэй У Сяня, смотря на фото, что держали руки мужчины. — Мы с братом подумали, что прятать его в коробке будет грубо и непочтительно, но и не стали делить его между своими комнатами. Мы решили, что пусть лучше оно будет стоять там, где мы оба любим отдыхать, в комнате, что днем залита ярким светом. Вэй У Сянь машинально поднял рамку повыше, чтобы они оба могли спокойно смотреть на семью Лань Ван Цзи. Мужчины стояли подле друг друга, окутанные тонким шлейфом запаха горечавки, словно только-только сорванной, свежей и благоухающей. Осторожно сжав рамку двумя ладонями, Вэй У Сянь со всем почтением поставил её обратно и повернул так, как она и стояла — лицом к лестнице. Кажется, так и было задумано, словно бы спускающихся встречала эта застывшая навеки троица людей, излучающая подлинное счастье… Как бы Вэй У Сяню хотелось присесть на одно из оббитых тканью кресел и подперев подбородок ладонью молча любоваться этим фото, в котором было что-то такое, что заставляло сердце грустить, но грусть эта была нежна и ранима, как и те нежные молодые цветы, стоявшие в стеклянной вазочке, наклонившие свои головы в сторону этого маленького кусочка счастья. Окно в гостиной было открыто, ветер шевелил белоснежную тюль, а запах солнца угадывался в пропитанном им воздухе, касание которого порой ощущало и лицо, и немного влажные губы. Но было одно но, от которого Вэй У Сянь был бы согласен выпрыгнуть и в это окно, чтобы сбежать как можно дальше и быстрее, да хоть на край света! Ведь там, в глубине, притаилось нечто такое, от чего Вэй У Сянь дрожал всеми струнами своего тела, и это была далеко не та дрожь, от которой течение крови ускоряется ровно в нижнюю частью тела… — Так, спокойно, — закатав рукава почти до локтя, хотя зачем это ему было, Вэй У Сянь прижался спиной к стенке, мечтая слиться с ней в одно целое и притвориться либо картиной, либо кляксой, да чем угодно, лишь бы не отлипать от неё и не входить в обеденную. — Всё хорошо, всё хорошо… Он глубоко дышал и, кажется, сублимировал, пытаясь обратить энергию страха во что-то более уверенное и гибкое. В гибкости ему, конечно, соперника не найти, но всегда ли его психологическая гибкость была такой же гибкой, как гибкость тела? — Вэй Ин, — видя его страдания, Лань Ван Цзи, кажется, потеплел лицом. — Не волнуйтесь, всё будет хорошо. — Да, да, хорошо… — дергая бровями, то хмуря их, то поднимая вверх, с закрытыми глазами кивал Вэй У Сянь. — Скажите, а мне правда надо там быть? Знаете, просто я подумал, я ведь уже поздоровался с вашим дядей, может на этом и закончим наше знакомство? — Ну, — протянул Лань Ван Цзи, — я бы не хотел, чтобы так оно и было. Поверьте, брат уже всё уладил. Он убедил дядю, что ему ваше падение померещилось. — Что? — глупо заморгал ресницами Вэй У Сянь. — Долгая дорога, сложный перелет, почтенный возраст, — Лань Ван Цзи смотрел на Вэй У Сяня и сердце его никак не могло нарадоваться, правда чему он и так и не понял. — Пойдемте, вам ведь тоже нужно поесть. Это же ничего, что вы разделите с нами обед? — Это вообще-то моя должна быть фраза, — тихонько шикнул Вэй У Сянь. — Знаете, с куда большим удовольствием я бы объединил нашу психологию в каком-нибудь отдельном кабинете, а потом мы бы заняли друг друга релаксацией, что избавила бы нас от нервов и стресса. Вот скажите мне, у вас в доме есть отдельный кабинет или место для парной релаксации? Ван Цзи не ответил бы на это, даже если бы очень сильно захотел, потому что вдохнув побольше воздуха и кивнув головой, Вэй Ин тем самым дал понять, что готов войти. Лань Ван Цзи открыл дверь и пропустил его внутрь. На самом деле Вэй У Сянь выглядел очень симпатично. Белая рубашка с закатанными рукавами обнажала его изящные тонкие руки, собранные в хвост волосы придавали его виду особой пикантности, да и штаны… на нем были. В общем, вид цветущий, и хоть под глазами улавливались темные круги, в целом картины это не портило, потому что глаза у него были очень красивые, блестящие, с них уже давно сошел тот мутный отблеск, с которым он встретил в постели рядом с собой Лань Ван Цзи. Увидев, кто вошел, Лань Ци Жэнь мигом прекратил разговор и довольно угрюмо уставился в их сторону, всем своим видом выражая свою антипатию. Вэй Ин не знал до чего там договорился с ним Лань Хуань, но этот дед во всяком случае больше не кричал. Однако эти сурово сдвинутые брови и мрачный, полный неодобрительной холодности взгляд показался Вэй У Сяню смутно знакомым… — Пф, — он мгновенно прижал ладонь к губам, всеми силами стараясь сделать вид, что задыхается от волнения, а не от смеха, а потому неосознанно, будто точно зная, где искать опоры, взял за локоть Лань Ван Цзи. Лань Ци Жэнь, увидев это, нахмурил брови так, словно пытался срастить их между собой, что в целом сделало его лицо еще более грозным. За столом уже было подготовлено два места, которые находились напротив тех, что уже заняли два представителя семьи Лань, и Вэй Ин увидел, что его место будет на одной стороне с Лань Ван Цзи. Он медленно подошел к этому столу, стараясь дышать как можно тише и, неуверенно отодвинув свой стул, сел на него. — Я кое-что принесу, — услышал он голос Лань Чжаня и резко повернул к нему свое лицо. — Это не займет много времени. Сказал он, и ушел. Вот просто так взял и ушел, оставив Вэй У Сяня парализованно сидеть на этом минном поле и потеть как не в себя. Что хуже, чета Лань напротив него тоже молчала. «Господи, это самое нелепое положение, в каком я когда-либо находился, — бросив все свои силы на сохранения лица… на сохранения остатков своего лица, подумал Вэй У Сянь. — И это даже при том, что я в одежде…» Просто чтобы прилично отвести куда-нибудь свои глаза, Вэй Ин скользнул взглядом по столу, и его брови слегка приподнялись. «Мда, скудненько, сплошной хлеб, трава и чай. Теперь я понимаю, почему скрипали так хорошо одеваются. Они просто экономят на еде...» Он не подумал о том, что обед, вообще-то, был начат без них, и что уже подходил к концу, а потому рассчитывал, что ему хотя бы чаю нальют, уже будучи благодарным за то, что хотя бы за стол пустили. Вэй Ин никак не хотел возвращаться к тому обеденному инциденту, но стоило лишь поймать на себе строгий взгляд деда, как душа тут же уплывала в пятки и слегка подрагивали пальцы. — Итак, — Ци Жэнь смотрел так, как, пожалуй, смотрят коршуны перед тем, как разорвать в клочья свою жертву. — Если вы имели намерение повеситься, но не знали, как сделать это правильно, вам просто нужно было спросить. Начало хорошее. Ци Жэнь задал его просто на адскую пятерочку, за что сердце Вэй У Сяня готово было выпрыгнуть ему на тарелку и со всей страстью зааплодировать в такт с постепенно остывающей в нем кровью. Рот Вэй Ина чуть приоткрылся, и он бросил вопросительный взгляд на Лань Хуаня. Тот лишь медленно опустил и поднял веки, как бы намекая на правильную линию поведения, то есть молча со всем соглашаться. — И вы бы ответили? Ну, у Вэй У Сяня, к сожалению, был немножко бракованный инстинкт самосохранения, или лучше сказать это было анти-сохранение, при котором природное любопытство приглушало страх. — Если бы спросили вы? — дернул бровью Ци Жэнь. — Несомненно. Вэй У Сянь дар речи потерял. «Да это же мадам Юй в квадрате! — в ужасе подумал он. — Да и её он, похоже, переплюнет…» — Дядя, — подал голос Лань Хуань. — Мы же с вами об этом поговорили. Это был несчастный случай. — С каких пор «эти» несчастные случаи вываливаются именно из комнаты Лань Ван Цзи? А впрочем, о чем это я, если он с детства был слаб к низшим формам жизни, вечно таща их в дом. Ну вот почему он такой? Всё всегда тащит в дом! Лань Хуань лишь молча закатил глаза, и по его лицу видно было, как ему, должно быть, стыдно за всё то, что говорил Лань Ци Жэнь. Но он явно не рассчитывал, что когда неожиданно резко скрестив свой острый взгляд со вжавшим голову в плечи Вэй У Сянем его дядя вновь откроет рот, то, что из него выйдет, заставит старшего Ланя чуть ли не провалиться под землю от стыда. — Место работы. Вэй У Сянь моргнул, испытывая смешанные, но определенно пугливые чувства, как если бы сидел не перед уважаемым членом чужой семьи, а перед работодателем, или что хуже — перед школьным учителем. — Простите? — бровь его изогнулась, глаза немножко прищурились. — Место работы, — тем же каменным прямым тоном повторил Лань Ци Жэнь, из-за чего Вэй У Сянь невольно сглотнул, вцепившись пальцами в ткань своих штанов. — Я… — неуверенно протянул он. — Ну… Взгляд Лань Ци Жэня стал еще более уничижающим, и явно пользуясь отсутствием Лань Ван Цзи он решил себя особо не сдерживать в выражениях своего лица. — Раньше я был достаточно успешным менеджером по продвижению бренда, — наконец-то собрав свои мысли, сказал Вэй У Сянь. — Но сейчас решил пересмотреть свои способности, а потому в данный момент работаю менеджером по офису. Бровь Лань Ци Жэня поднялась вверх, и Вэй У Сянь искренне ожидал, что, возможно, и его козлиная бородка тоже придет в движение, и это была единственная причина, по которой он, хоть и в страхе перед этим человеком, старался не отводить взгляд. На самом деле благодаря своему хорошо подвешенному языку, Вэй У Сянь мог оперировать различными словами, так сказать пускать пыль в слуховой канал, потому что хоть «Менеджер по продвижению бренда» и звучало красиво, но на деле это был обычный рекламщик, что либо ходит по квартирам, либо раздает листовки на улице или возле рекламирующих себя заведений. А вот «Менеджер по офису» звучало куда более солидней, однако и тут были свои подводные камни, ведь в трудовой книжке так могли записать и обычного уборщика, коим он в данный момент и был, подчищая мусор за одной личностью, которой успешно притворялся. Но то ли Лань Ци Жэнь был бесхитростным, то ли Вэй У Сянь преуспел, но старик, кажется, его не раскусил. А вот Лань Хуань очень внимательно на него посмотрел, и когда их взгляды столкнулись, Вэй Ину показалось, что в пытливых глазах мужчины разом отразилась вся его ложь. Он внутренне почувствовал, что даже немного побаивается этого когда-то представшего перед ним улыбающегося солнечного человека, потому что сейчас это солнышко вызывало у него двоякие чувства. Такие пытливые глаза и глубокий взгляд напомнили ему другого человека, а именно его друга Рокко, который с определенными людьми вел себя одним образом, а вот с другими это был совершенно иной человек. Но вот оценишь внешне — просто невероятный красавец с добрыми глазами и мягким взглядом, а копнешь поглубже… — Слишком много развелось в наше время менеджеров, — буркнул Лань Ци Жэнь, на что уже вмешался Лань Хуань. — Дядя, прогресс не стоит на месте, компаний расплодилось очень много и им нужны сотрудники. — Судимости есть? Лань Хуань мысленно хлопнул себя по лбу и даже веки его глаз опустились, дабы не выдать, как эти самые глаза вновь закатились. «Да твою же мать…» — синхронно подумали мужчины, один из которых потел под пристальным взглядом старика, а другой исходил волнениями, как бы всю эту чушь часом не застал Лань Ван Цзи. — Что-что? — наконец-то выдавил из себя Вэй У Сянь, невольно закусив губу. — Извините, я сейчас правильно расслышал? Вэй У Сянь по-прежнему не знал, о чем эти двое говорили до его прибытия сюда, а потому и вовсе не понимал смысловой нагрузки вопросов этого старика. Но что он заметил, так это то, что стоило появиться Лань Ван Цзи, как Ци Жэнь тут же перестал пыхтеть и словно черепаха укрылся в панцире своего молчания, лишь поблескивая в их сторону глазами. Лань Ван Цзи, неся в руках поднос, молча поставил его на стол и так же молча начал расставлять содержимое. Даже Лань Хуань с интересом посмотрел на расставленные возле Вэй У Сяня тарелки, а последний так вообще смотрел на него как на спасшего его героя. — Это костяной бульон с лапшой, — пояснил Лань Ван Цзи, поставив перед Вэй У Сянем исходящую паром глубокую чашу. Вэй У Сянь и не сразу обратил внимание на эти тарелки, полностью сконцентрировавшись на красивом лице Лань Ван Цзи. — Зеленый чай и несколько паровых булочек. Вам было плохо ночью, так что это всё чтобы мягко завести желудок, а потом, если почувствуете, что не наелись, я принесу что-то посытнее. Но если не хотите, то пожалуйста, хотя бы чаю выпейте. Он очень хороший, дядя дал его нам из своих личных запасов. Только услышав слово «дядя» и «дал», а затем поняв, что ему еще и придется это употребить перед этим самым дядей, было расцветший от заботы Лань Чжаня Вэй Ин так и застыл с глупым выражением лица, и ему не оставалось ничего другого, кроме как уставиться на чашу с бульоном. Костяной бульон… — Вы это заказали? — начав смутно припоминать, как его готовят, Вэй Ин повернулся на Лань Ван Цзи. Тот сел на соседний стул и подвинул к себе пустую чашку, явно в намерении налить в неё чай. — Нет, — повернувшись к Вэй У Сяню, спокойно сказал он. — Я сам сделал. Вэй Ин уставился на него словно впервые увидел. Костяной бульон ведь нужно было вываривать долгие часы, самое меньшее пять, а за пару часов до снятия добавлять травы и овощи, так как время их варки напрямую влияло на полезность и вкус этого многочасового варева. Да и вряд ли в таком богатом доме были кости, если только не золотые, а потому Лань Ван Цзи очевидно пришлось съездить и купить их. И ведь знал же, что приготовить, учитывая жалкое состояние этого не менее жалкого пьяницы, желудку которого будет полезен этот витаминный набор из аминокислот, кальция и коллагенов. Вэй Ин снова расцвел, а вот Лань Ци Жэнь, кажется, не был слишком рад тому, что видит, особенно когда Вэй У Сянь сам взял в руки чайничек и налил Лань Ван Цзи чай, после чего, слегка зарумянившись, с легкой улыбкой принялся за свою еду. Его выражение лица в этот момент очень откровенно выражало его счастливые эмоции. Лань Ван Цзи, который явственно ощутил, что Вэй У Сянь желает поухаживать за ним в ответ, кажется, был невероятно счастлив, что тот налил ему чай. Просто это было так очевидно, особенно когда Вэй У Сянь, распространяя довольно легкую непринужденную атмосферу с улыбкой налил ему чай, с одной стороны и дружественно и как-то по-особенному это делая. А может всё дело было в том, что несмотря на присутствие здесь других людей только для одного он был очень особенным, а потому всё, что бы он ни сделал, воспринималось и фиксировалось Лань Ван Цзи как что-то такое, что несоизмеримо важно, даже просто проведенное вместе время. А еще он был взволнован тем, что его семья видит Вэй У Сяня, ведь до него Лань Ван Цзи никого и никогда не приводил к ним. Никого и никогда. Вэй У Сянь же, стараясь не ударить в грязь лицом пытался унять дрожь в пальцах и очень аккуратно держать металлические палочки для еды, цепляя ими лапшу. Чтобы пить бульон, ложку он использовать не стал, слишком долго бы это было, а потому, доев лапшу, просто прижал края чаши к губам и наклонил её на себя, можно сказать в три больших глотка осушив её содержимое. Он, конечно же, с большим удовольствием предпочел бы медленно смаковать приготовленную для него пищу, однако распространяющий недовольные флюиды Лань Ци Жэнь, градус раздражения во взгляде которого никак не падал, несколько омрачал эту неожиданную радость Вэй У Сяня есть пищу, что только для него приготовил Лань Ван Цзи. — А паровые булочки и правда хороши, — взяв одну, Лань Хуань откусил кусочек и медленно прожевав похвалил Лань Ван Цзи. — Ты замесил тесто на молоке? Лань Ци Жэнь резко нахмурился. Он не знал, что Лань Ван Цзи умеет готовить, ведь за все эти годы младший племянник разве что чай ему заваривал. — Моя шицзе умеет такие готовить, — наконец-то ощутив, как созданная Лань Ци Жэнем удушающе-мрачная атмосфера понемногу уступает солнечному спасителю Лань Хуаню, Вэй У Сянь понял, что появился шанс завести нормальный непринужденный разговор. — А еще она готовит превосходный суп из корня лотоса и свиных ребрышек. Правда я всегда люблю поострее, так что специй сестра не жалеет, но только в мою отдельную тарелку. Однажды мой шиди чуть не задохнулся, когда она положила в общую кастрюлю столько специй, сколько их хотел я. — Надо же, — удивился Лань Хуань. — И правда так любите острое? А вы знали, что острого вкуса не существует? — Как это? — невольно излишне заинтересовавшись, Вэй У Сянь, не замечая того, потянулся рукой к очищенному вареному яйцу, вот только была одна проблема: это яйцо ранее было почищено для Лань Ци Жэня, но когда в комнату вошел Вэй У Сянь, тот забыл его забрать из общего блюда. Так как почищенное яйцо там оставалось только одно (остальные были в скорлупе) Вэй У Сянь потянулся к нему увы как раз в тот момент, когда к этому же движению пришел и Лань Ци Жэнь, вот только Вэй У Сянь, не глядя на него, потому что смотрел на Лань Хуаня, одним точным движением взял яйцо своими палочками и сразу же поднес ко рту, откусив чуть меньше половины, а поглощенный беседой машинально повернул не откушенную часть яйца к Лань Ван Цзи, чтобы тот тоже его надкусил. Это была домашняя привычка, уходящая корнями, пожалуй, в детство, потому что Вэй У Сянь и Цзян Чэн не проявляли излишнюю брезгливость, и во время обедов или ужинов подкладывали в пиалы друг друга разную еду, а порой протягивали друг другу зажатые между палочками вкусности, как бы не тратя время на то, чтобы подкинуть их в тарелки друг друга. Вот и сейчас Вэй У Сянь, приученный к такому порядку вещей, машинально протянул героически добытое из-под носа Лань Ци Жэня единственное почищенное яйцо. — Язык реагирует на острое как на боль, потому что это «острое» на самом деле сильный раздражитель… — продолжал Лань Хуань и вдруг смолк. Вэй У Сянь, не поняв его неожиданную паузу, уже инстинктивно повернулся к Лань Ван Цзи, так как находясь в этом доме лишь на него мог и рассчитывать, сознательно ища в нем поддержку своим страхам и волнениям, и только тогда увидел, что сделал. Лань Чжань, кстати, тоже немало удивился, и его даже взволновало то, что Вэй У Сянь сделал. В детстве Лань Чжань и Лань Хуань хоть и были близки, но вот воспитаны были строго, так что и речи быть не могло о подкладыванию друг другу своими личными палочками еды, не говоря уже о том, чтобы предлагать взять пищу из своих палочек или ложек напрямую. Поэтому Лань Чжань разве что в дорамах видел, как большие семьи, не стесняясь, вот так по-домашнему ухаживают друг за другом, ведут громкие, порой эмоциональные беседы за общим столом, переругиваются или спорят. А после, когда животы были набиты, как ни в чем не бывало вместе устраиваются на мирное смотрение сериала, почивая на диване, будто ни споров, ни криков не было. Такая повседневность была для Лань Ван Цзи почти чем-то экзотическим, и он порой представлял: а как бы это выглядело в его семье? Но, учитывая, кем были члены его семьи, вообразить что-то подобное было невозможно… до тех пор, пока бы к его семье не подключился бы кто-то, кто рос за пределами их круга, но был бы в их семью вхож. Волей судьбы этот «кто-то» был Вэй У Сянь, что уже поймал бледного и крепко сжал губы от напряжения. Очередная сменяющаяся жаром на холод волна обдала его позвоночник, ведь он умудрился не просто направить свои палочки в сторону Лань Ван Цзи, а еще и придерживал под ними свою ладонь, тем самым инстинктивно предотвращая падение, если бы яйцо невольно выскользнуло бы из палочек. «Черт! — мысленно сокрушался он. — Я даже не заметил, как невольно сделал это. Проклятые привычки!» Брови Ци Жэня нахмурились еще сильнее, хотя куда уже сильнее… Но вот то, от чего эти сурово сведенные брови неожиданно разгладились, поднявшись вверх, было тем, от чего бледного поймал уже Лань Ци Жэнь, ведь Лань Ван Цзи, слегка опустив веки, наклонился к Вэй У Сяню и… полностью вобрал губами вареное яйцо. Не откусил с другой стороны, а целиком поглотил ртом и как ни в чем не бывало спокойно жевал, причем медленно, из-за чего можно было увидеть его слегка надутую щеку, которая… двигалась, так как он медленно жевал предложенную Вэй У Сянем пищу. — Потому что «острый», так же как и «мятный», «свежий», «жгучий», «прохладный» — это характеристики не вкуса, а температуры, — голос Лань Хуаня где-то очень, очень далеко прозвучал в голове Вэй У Сяня, ибо он, чей рот был слегка приоткрыт, парализованно наблюдал за тем, как двигается рот Лань Ван Цзи. — На языке человека есть не только клетки, улавливающие вкус, но и клетки, отвечающие за распознавание теплоты еды. Так вот, на «острые» и «мятные» продукты реагируют именно тепловые рецепторы, а не вкусовые: вещества, содержащиеся в перце, чесноке, луке и других видах жгучих «обманывают» организм, заставляя чувствовать жжение на языке, как от сильного нагрева. Вещества, обладающие «жгучим вкусом», возбуждают ветви тройничного нерва и вносят свой вклад в «чисто вкусовое» ощущение. Передние две трети языка, укрытые грибовидными сосочками, очень возбуждаются от взаимодействия с подобным раздражителем… — А? — не сразу заставив свою голову одним движением повернуться к Лань Хуаню, слегка зарумянившийся, потерянный Вэй У Сянь выглядел очень потешно. — Чьи сосочки возбуждаются? Видя его потерянный вид, близкий к осознанной прострации, Лань Хуань, не удержавшись, чуть прыснул со смеху, правда очень тихо, и скорее задвигались его губы, нежели выдал голос. — В области тела языка эпителий и собственная пластинка слизистой оболочки формируют пять типов сосочков, — с мягким блеском в глазах продолжал он. — Они чувствительны к боли, температуре, различают вкус. Но, должно быть, я подобрал неверное слово, простите, но слово «возбудить» используется для описания активных состояний любой… области жизни, а они очень многочисленны. Для того, чтобы вызвать вкусовое ощущение, находящееся в еде или напитке вещество через поры попадает во вкусовые луковицы и возбуждает хеморецепторы. Последние генерируют нервный импульс, передающийся по афферентным нервным волокнам лицевого нерва. Жизненный цикл клеток вкусовой луковицы составляет около 10 дней. В течение этого срока обновляются все клетки, в том числе и рецепторные. Из всего, что он сказал, Вэй У Сянь четко распознал только слово «возбудить», и это скорее было исключением не связанным с его пошлостью. Он просто знал значение этого слова, вот и все, а остальное хоть и было смутно знакомым, но в логическую цепочку он его сложить так и не сумел. — Обновляются… — чтобы хоть что-то сказать, пробормотал он, и с надеждой посмотрел на Лань Хуаня. Его глаза почти умоляли мужчину продолжить говорить, а не ждать комментарии от Вэй У Сяня, потому что единственное, чем он мог бы блеснуть в этот момент, был бы не словесный ответ — он бы просто встал и похлопал в ладони, ну как на окончании лекции. Умной лекции, загадочной лекции. Лань Хуань, кажется, это понял, а потому улыбка его стала ну очень теплой и доброжелательной. — Я к тому, что жгучая еда обновляет рецепторы на языке куда быстрее, но «сожженные» этой волной новые выводки будут уже не такими чувствительными, а потому вам придется увеличивать дозу острого, чтобы получить нужное вам количество жгучего эффекта. А, и еще. Так как острого вкуса не существует, то любовь к жгучей еде в большинстве своем вызвана побуждением к получению чувства «раздражения», что приравнивается к потребности усиливать свои ощущения, в том числе и сексуальные. Иногда пересытившись острой едой возникает странное чувство какого-то необъяснимого удовольствия, не правда ли? Лоб и затылок горят холодом, ведь так это ощущается? Но есть в этом что-то… притягательное. — Ты говоришь какую-то ерунду, — неожиданно встряв в поток его речи, хмуро буркнул Лань Ци Жэнь. — Слишком острая едва вредна и опасна, ею лишь на севере ненормально пресыщаются. — Дядя, — мягко улыбнулся Лань Си Чэнь, — я лишь говорю о том, что общеизвестно. Нельзя осуждать чьи-то предпочтения только потому, что они не сопоставимы с собственными взглядами на те или иные вещи. Даже если мы попробуем и нам не понравится, это еще не значит, что сам продукт плохой. Просто нам он не подходит, точно так же как и другим может не подойти то, что любим мы. — Очень сомневаюсь, — прищурился Лань Ци Жэнь. — Потому что если человек отвергает нормальные, признанные всеми вещи, то как его тогда можно назвать здравомыслящим? «Вот и проявился его суровый консерватизм», — одновременно подумали оба брата, за годы жизни уже привыкшие не встревать в моменты нравоучений, а просто молча выслушать их, пока не иссякнет весь поток этих слов. — Вполне спокойно можно назвать, — неожиданно ясно и четко прозвучал голос Вэй У Сяня, на что оба брата и один старый брюзга тут же обратили на него свои взгляды. Лицо Лань Ци Жэня сделалось таким, словно бы он готовился к войне и уже зарядил все свои пушки, ожидая команды стрелять. И Вэй У Сянь невольно дал ему возможность зажечь спичку, которую поднесут к фитилю пушки. — Аргументируйте, — надменным профессорским голосом снизошел до ответа Лань Ци Жэнь. — Да с удовольствием, — еще сильнее просиял Вэй У Сянь. — К примеру, дальтонизм. Из-за дефектов развития глаз или по причине травм у дальтоников проблемы с восприятием привычной нам палитры цветов. Дихроманты могут не различать красный, зеленый или фиолетовый цвет, монохроматики вообще видят мир черно-белым. Но по вашей логике получается, что вы, будучи абсолютно здоровым, не считаетесь с возможными затруднениями других, и не будь медицина так развита, то вы, должно быть, сжигали бы этих несчастных на кострах, как делали в древние времена с теми, кого сейчас называют инакомыслящими, а тогда это были ведьмы, сатанисты и так называемые дети дьявола. В глазах Лань Хуаня вспыхнуло что-то близкое к скрытому восхищению. Он еще никогда не видел человека, что с такой легкой непринужденностью, словно бы был абсолютно уверен в себе, используя разумные аргументы осмелился бы перечить непрекословным речам Лань Ци Жэня. Лань Ван Цзи тоже бросал на Вэй У Сяня заинтересованные взгляды, в которых скрывалось волнение и нежность. — Причем тут костры? — низко спросил Лань Ци Жэнь. — И зачем вы приплели в мои речи физически обделенных людей? — Так все-таки речь об инакомыслии или о физиологических проблемах? — улыбнулся Вэй У Сянь. — Потому что вы должны понимать, что любовь к тому или иному — это дело предпочтений и вкуса. Допустим, вы против острого, это ваше дело. Но это только ваше дело, другим оно без надобности. Правильность или неправильность тех или иных вещей должны определять индивидуально, кто как с чем столкнется и какие выводы сделает. Не отрицаю, что вполне можно распространять советы в той или иной сфере явлений, но они должны быть лишены критичности и уж тем более давления. Это же как надпись на пачке сигарет, которая предупреждает об опасности их употребления, а уже каждый сам индивидуально решает, покупать этот рак легких в прямоугольной упаковке или нет. Человек — существо упрямое, но с очень подвижным разумом, и лучше задавать его размышлениям какое-то направление, нежели используя политику давления и террора ставить железные запреты. Упрямство, подогретое запретами, будет подталкивать их зайти на запретную территорию, ибо такова наша сущность. Мы познаем себя во всем, поглощаем в себя многое и ищем себя везде где только можно. То, на что наложен запрет, будет романтизировано нами, а значит усилит желание это изведать, потому что люди, в которых мы себя ищем, или места, в которых пытаемся себя найти чаще всего не имеют с нами ничего общего, но именно за счет этого различия возникает притяжение, в котором мы неожиданно находим то, что дополняет в нас что-то и успокаивает мечущееся сердце. Лань Хуань пораженно уставился на Вэй У Сяня, никак не ожидая, что этот человек способен смотреть в такую глубину, еще и высказать свои мысли именно так, как он это сделал. Он мало того, что закрыл Лань Ци Жэню рот, так еще и поставил под сомнение его точку зрения, взамен этого выдвинув свою, куда более гибкую, с большим пространством для маневренности мыслей и чувств. И он был прав, сказав, что лучше задавать размышлениям человека какое-то направление, в котором он мог бы двигаться, нежели возвышать стены, препятствующие индивидуальному росту мысли. Лань Хуань в этот момент очень засомневался с правдивости слов Не Хуай Сана, потому что человек, что сидел сейчас перед ним, не просто выглядел, а еще и на деле показывал, что он зрелый, самодостаточный, даже сказать опытный, исходя из его речей. В этот момент никто бы не усомнился, что перед ними сидит психолог, представься он так, потому что выдав такую речь, аргументировав её столь разумной точкой зрения, Вэй У Сянь не прибегнул ни к спору, ни к грубости, ни даже к раздражению. Он очень четко и ясно расписал свои мысли практически на одном дыхании, но не спеша, однако и не задумываясь излишне долго. Он просто вел диалог, и это было… А вот как это было, куда более цветисто расписало бы то, что в этот момент происходило в душе и сердце Лань Ван Цзи. Он был приятно удивлен и практически заколдован речами Вэй У Сяня, блеск восхищения в его глазах единственный не скрывал его чувств. Ладно раньше они разговаривали наедине друг с другом, но ведь сейчас Вэй У Сянь был представлен его семье, и то, как он с ними общался, очень понравилось Лань Ван Цзи. Он испытывал почти гордость от того, что человек, который был сейчас подле него — это Вэй У Сянь, что единственный за много лет находился с ним во время семейного обеда, ибо раньше это казалось чем-то нереальным, чтобы Лань Ван Цзи привел кого-то в их маленькую семью, посадил бы рядом с собой для совместного принятия пищи и ведения разговоров. А вот Ци Жэнь, кажется, не разделял восхищения своих племянников, как и того, что кто-то типа Вэй У Сяня в принципе находился в такой непростительной близости с его семьей, особенно учитывая, что его привел Лань Ван Цзи. — Молодой человек, — уже начав свою речь вот так, Ци Жэнь дал понять, что возможная победа дастся нелегко. — Если бы, как вы говорите, умудренные опытом люди лишь задавали бы направление, как бы предоставляя выбор того или иного решения, молодые мира сего были бы изранены собственными ошибками в еще довольно нежном возрасте своего взросления. А последствия неверных решений посеют неправильные семена в почве их взросления, ибо долгий путь к тому, чтобы делая ошибки научиться видеть в них опыт, а не шрамы, за которые будут цепляться темные чувства, подталкивающие к неверным шагам и роковым ошибкам. Бог не отнимал у человечества право выбора, но именно это лишь сильнее запутало человека. Неограниченность и вседозволенность туманят взор и приглушают глас разума, если таковой имеется. Я считаю, что там, где нужно ограничить, ограничивать надо, и то, что следует запретить, должно быть запрещенным. Как, по-вашему, почему буддисты и даосы скрыли свои знания, повелев раскрывать их избранным лишь по истечению долгих лет жизни, и то, если они окажутся достойными, чтобы их получить. Ци Жэнь немного наклонился, его согнутые в локтях руки сильнее вжались в стол. — Потому что всему свое время, — достаточно серьезно сказал он. — И еще нужно быть готовым к тому или иному явлению в своей жизни, особенно если оно связано с физическим или личностным ростом. Я сейчас не об опыте, это дело наживное, а о самой способности беспристрастно оценивать определенные явления, дабы их влияние не сказывалось пагубно на собственной жизни. Не обязательно бежать в капкан, чтобы познать всю мощь его силы, а заодно и свою способность терпеть боль и способности своего тела к повреждению. В данном случае достаточно разумным будет или внять словам тех, кто уже поранился, или наблюдать за теми, кто уже делает это. Вэй У Сянь хотел было возразить, что это довольно жестоко, наблюдать, как кто-то идет в такую ловушку, когда ногой ощутил легкое касание ноги Лань Ван Цзи к своей, что заставило его рот оставаться плотно закрытым. И уже тогда он понял, что совершил бы глупость, сказав это, ведь Лань Ци Жэнь мог легко его одернуть, напомнив, что Вэй У Сянь ведь дает человеку выбор, пусть он сам решит и научится на своих ошибках. И именно это не дало бы ему предотвратить попадание человека в капкан, если бы тот осознанно решил бы в него пойти. А вот позиция Ци Жэня была более жесткой, но, как ни странно, куда более бережливой: он если и не расскажет обо всех ужасах того, что случится с человеком, если он попадет в капкан, то просто запретит к нему приближаться, жестко запретит и будет внимательно бдеть за соблюдением своего запрета. Но именно так он и берег эти молодые ростки, и это было очень… любяще. Лань Ван Цзи коснулся Вэй У Сяня не потому, что прочитал его мысли или предугадал его ответ. По выражению лица Вэй У Сяня он сразу понял, что тот намерен возразить, а потому и коснулся его, дабы это предотвратить. Он, так хорошо знающий своего дядю, хорошо знал и то, как тот скрытно или явственно проявляет свое отвращение или заинтересованность, а по тому, как тот ответил Вэй У Сяню, в какой манере и тоне, понял, что Лань Ци Жэнь… нашел Вэй Ина достойным куда более глубокого и содержательного ответа, что значило, что он придал его словам вес и возможно даже важность. То есть принял разумность рассуждений Вэй Ина, однако милостиво решивший все же направить поток его мыслей в более верное русло, так как нашел прорехи в словах Вэй У Сяня. Вот Лань Ван Цзи и остановил его, как бы намекая, что сейчас разумней всего будет остановиться, а еще лучше — принять точку зрения Лань Ци Жэня. И Вэй У Сянь это понял, как понял и то, что Лань Ван Цзи бережет его и опекает в этом нелегком моменте взаимодействия с его семьей. Задержав на Лань Ван Цзи очень мягкий взгляд, Вэй У Сянь улыбнулся ему и повернулся к Лань Ци Жэню. — Мне нечего возразить, — слегка наклонив голову, Вэй Ин опустил веки. — Вы совершенно правы. Лань Ци Жэнь сделал шумный вдох, можно сказать раздувшись от смеси горделивых и «я же говорил» чувств, из-за чего его взгляд неосознанно сделался более возвышенным, но милостивым. Вэй Ин открыл глаза и самими губами мягко улыбнулся и ему, совсем не заметив, что в какой-то момент Лань Хуань ушел и теперь возвращался с большой белой тарелкой в руках. — Помилуйте, мы же не на семинаре по повышению квалификации в области философии и логистики, — поставив в самый центр большую тарелку, на которой, тесно прижимаясь друг к другу стояли стеклянные вазочки для тирамису, мужчина шумно уселся на свое место и мигом взял десертную емкость, воткнув в неё ложечку. — В самом деле, завели такие тяжелые речи. Лань Ван Цзи и так не спал, а его… Он чуть было не произнес подлинное имя Вэй У Сяня и даже не сообразил, а что бы добавил к нему: доктор, друг, или… или… Маленькое напоминание: до этой диалоговой многоходовочки на высокие темы, Вэй У Сянь, вообще-то, вывалился полуголый из окна и повис с голыми ногами прямо перед носом Лань Ци Жэня, из-за чего тот до сих пор видел перед глазами листопад на черном фоне. Трусики Вэй У Сяня были черные, в красные листочки, и Ци Жэнь мог гордиться собой, ведь кроме него еще никто не рассматривал их с такого близкого расстояния. Лань Ван Цзи не в счет, потому что когда он ночью снимал с Вэй У Сяня штаны, в его комнате не горел свет, а лунный считался очень приглушенным. — «Его» что? — переспросил Лань Ци Жэнь, даже не догадываясь, что если бы после слова «его» поставил бы иную формулировку, то есть не «что», а «кто», то у Вэй У Сяня появились бы большие проблемы, ведь до сих пор он все еще не представился ни фальшивым, ни своим настоящим именем. — Его… — протянул Лань Си Чэнь и машинально сжал пальцами округлую вазочку для тирамису, — голова из-за этого плохо работает с утра, так как он не выспался, в то время как вы даете очень серьезную пищу для размышлений. Не думаю, что ему это в радость… Лань Ван Цзи бросил на своего брата довольно интересный взгляд, в большинстве своем вопросительный, ибо кому как не Лань Хуаню знать на что способен Лань Ван Цзи, если получена команда «не спать». Он будет бодрствовать не то что одну, а даже две-три ночи, если потребуется. И это вовсе не значит, что он будет отсыпаться днем. Максимум на один-два часа вырвет себе неглубокий сон, после чего спокойно встанет и продолжит свои дела. Когда он учился, а учился он очень хорошо, со всеми подобающими отличиями, то чаще всего именно так и поступал, когда дневного времени дня ему не хватало для всех его умственных потребностей. Хотя, лучше бы «не»потребностей, конечно. И что самое удивительное, они бы у него были, если бы в свое время Вэй У Сянь, которого Цзян Фэн Мянь пытался остепенить согласился учиться, когда тот предложил ему на выбор пять лучших университетов страны, с особым нажимом указывая на один конкретный, в котором, что бы вы думали, по счастливой случайности учился сам Лань Ван Цзи. Но Вэй У Сянь птица высокого полета уровня тротуара, поэтому не в его чести было оказывать такую большую честь какому-то там лучшему университету страны. Ну, его масштабы по личностному росту и правда задрали высокую планку, потому что платишка и юбки горничных и Сэйлор Мун, что он носил раздавая листовки, уже так были задраны выше колен, что любой наклон за упавшей листовкой был настолько эпичен, в плане масштабности обзора, что Вэй У Сянь чувствовал себя едва ли не Мэрилин Монро во время её вошедшего в историю поднятого воздухом платья. — Позвольте тогда мне присоединиться к вашему разговору, — блокируя все возможные прецеденты, что подтолкнули бы Лань Ци Жэня наконец-то вспомнить (а если бы не его раздутая гордость, он бы додумался до этого раньше, но что поделать, не достоин Вэй У Сянь того, чтобы сам Ци Жэнь интересовался его скромным именем) о том, что столь неожиданный гость все еще не представился. — А то ваше словесное противостояние напомнило мне тот небольшой прецедент между вами, дядя, и одним юношей из кафедры исторического факультета, куда вы зашли проведать своего старого друга. И напомнило, кстати, тем, что тогда тоже был поднят вопрос касающийся проблемы выбора и важности ограничений. Лань Ци Жэнь зыркнул на него боковым взглядом и недовольно поджал губы. — Болван, — только и фыркнул он. — Раздутый специалист! Молоко на губах не обсохло, а так нагло встрял тогда в мой разговор! — Но, дядя, — сдержанно, потому что боялся улыбнуться слишком неучтиво, то есть свободно и искренне, попытался придержать его Лань Си Чэнь. Так как он был старшим братом, такая привилегия у него можно сказать была. Ну, или хотя бы разрешение попытаться. — Все знают, что большинство мифологий мира очень остро пересекаются с наиболее древней — греческой, и, что наши боги, что различные учителя, всё равно уходят корнями своих размышлений именно туда. Так уж получилось, что учение совпадает. — А что это был за университет? — неожиданно спросил Вэй У Сянь, ощутив сильное желание разузнать поподробней о человеке, что судя по всему довел Лань Ци Жэня в состояние откровенного бешенства. — Ты знаешь, что он заявил? — так неожиданно, а самое главное громогласно сказал Лань Ци Жэнь смотря на Лань Ван Цзи, потому что тот не был в курсе этих дел. — Что вакханалии и оргии — более разумное дело, чем укрощение и сдерживание страстей! — Дядя, он не так сказал, — попытался остудить его Лань Хуань. — А за чем был закреплен тот диалог? — спокойно спросил Лань Ван Цзи, у которого, похоже, тоже проснулся интерес к этой теме. — Какую часть мифологии вы разбирали? — Не самую спорную, но очень насыщенную, — ответил Лань Хуань. — Противостояние между культами Диониса и Аполлона. Ван Цзи, ты ведь знаешь, что греческий бог Аполлон прославился своими невероятными талантами и покровительствовал не только искусству, но и всему, что призвано было выделять человеческую личность из окружающей её действительности, то есть преобладать над природой, а не быть задавленным ею, ведь стать выше инстинктов означало преобладать над своей животной природой, которая вынуждала человека испытывать страх, похоть, несдержанность и агрессию, что обычно усмирялась лишь с помощью убийств, физической близости или излишним пресыщением пищей. «Знай меру», «Соблюдай границы» и «Укрощай свой дух» — наиболее известные его заповеди. В противопоставление ему шел другой бог, известный как Дионис. Он тоже был покровителем различных областей, правда тех, что включали в себя танцы, вино, музыку… в общем религиозного экстаза. — Экстаза? — переспросил Вэй У Сянь. — То есть, я правильно сейчас понимаю? — Думаю да, — очень мило и искренне улыбнулся Лань Хуань. — Религия Диониса вскрыла демоническое начало человеческой природы, потому что и сам бог пал жертвой тех скрытых в глубинах неизведанной собственной сущности глубин. По легенде богиня Гера вселила в него безумие, из-за которого этот бог, чей разум временами омрачался, полностью терял себя, и именно в таком состоянии полной неосознанности совершал ужасные поступки. Из-за этого он понял, что в глубинах души живет что-то более могущественное и неудержимое, чем знание и таланты, что-то… первородное. Именно тогда он осознал, что человечность — дело наживное, и у неё другая основа, как и у растущего и дающего плоды дерева, корни которого уходят в черные глубины земли. — Экстаз, достигаемый снятием всех известных границ и расчеловечеванием самих людей, где под покровом здравого смысла и «железной» воли скрывается пламя, способное в любой момент высвободиться наружу, — постукивая кончиками ногтей по стеклянной вазочке, задумчиво пробормотал Вэй У Сянь. — Но ведь пламя это тоже хорошо. — Хорошо? — нахмурив брови, начал злиться Лань Ци Жэнь. — Кузнечных дел мастера вам скажут, как это хорошо, — мирно улыбнулся Вэй У Сянь. — Потому что здравомыслие и сдержанность никогда не оплавят металл и не придадут ему форму меча. — Но ведь именно здравомыслие кует меч! — Но без пламени все равно никак, — со смешком выдохнул Вэй У Сянь. — А иначе можно только здравомыслящи сесть и стругать железную палку, пока она не станет острее. К тому же, чтобы приготовить пищу, вы ведь не читаете перед сырой картошкой сутры, а зажигаете плиту. — Дело не только в этом, — вмешался между ними Лань Ван Цзи. — В этом культе не было места рассудку, правилам, потому что нарушались все запреты. Дионисизм означает освобождение беспредельного влечения, взрыв необузданной динамики животной и божественной природы, в которой оставалось место лишь экстатическому единению с мирозданием, где всё кружилось в безумном танце. Во время этих танцев пресыщались вином, возбуждались все человеческие чувства, доводящие людей до состояния эйфории и экстаза, граничащего с безумием, потому что в состоянии полного исступления человек погружается в волны космического восторга. «Всё, что видит, слышит, осязает и обоняет человек, — проявления Диониса. Он разлит повсюду. Запах бойни и сонного пруда, ледяные ветры и обессиливающий зной, нежные цветы и отвратительный паук — во всем заключено божественное. Разум не может смириться с этим, он осуждает и одобряет, сортирует и выбирает. Но чего стоят его суждения, когда «священное безумие Вакха», вызванное опьяняющим танцем под голубым небом или ночью при свете звезд и огней, примиряет со всем. Исчезает различие между жизнью и смертью. Человек уже не чувствует себя оторванным от Вселенной, он отождествился с ней и значит — с Дионисом». Это фрагмент из Истории религии. — Культ должен был облегчить душу от всего бренного, слить её в экстазе со вселенной и тем самым доказать бессмертие души, — задумчиво протянул Лань Хуань. — Но в итоге всё свелось к оргиям, бесконтрольному пьянству и насилию. И в этом вина не бога, а самого человека, потому что именно такое снятие ограничений показало, что ставший слабым, прежде сильный дух, из познания себя выберет путь бесконечного темного удовольствия, и растворится уже не в вибрациях Вселенной, а в падении собственного Я. Неожиданно стул Лань Ци Жэня с глухим звуком отошел в сторону, и встав, он, не сказав ни слова, удалился из обеденной, что привело Вэй У Сяня в состояние легкой паники и непонимания. — А, — когда и тени Лань Ци Жэня уже не стало видно, вальяжно махнул рукой Лань Хуань и направил свой светлый взгляд на Вэй У Сяня. — Не обращайте внимания, он и в тот раз поступил так же — ушел. Дядя, к его чести, очень пытался «направить» того молодого человека на верный путь, но аргументы того мужчины были так убедительны, а разъяснения — логичными, что своими ответами он поставил дядю в такой тупик, в котором мало того, что оправдал и еще более возвысил значение культа Диониса, но еще и пристыдил почти все ответы дяди, сказав, что такое жадное стремление соблюдать границы и держать себя в узде вызвано ни чем иным, как страхом перед самим собой и тем неизведанным, что в себе таится. Тот молодой человек, к слову, и правда был очень молод, а еще так красив. Я увидел его лицо лишь мельком на короткий миг, когда тот вышел, повернулся спиной и пошел в своем направлении, но его черные волосы и темные глаза почему-то напомнили мне картину «Дионис» Симеона Соломона. Просто у того человека тоже были немного растрепанные волосы с несколькими сухими листочками, будто ранее он упал в сметенные листья, так как тогда была осень. Эти сухие листья отдаленно напоминали корону из виноградных лоз, прямо как на картине еврейского художника. Вэй У Сянь, что успел взять ложечкой немного мягкого тирамису уже почти поднес её к своему рту, когда вдруг притормозил. — Эм, простите, — протянул Вэй У Сянь. — А какой университет это был? Лань Хуань произнес название, из-за чего выражение лица Вэй У Сяня стало довольно интересным. — А рядом с ним была женщина, ну или несколько женщин? Хотя нет, не так: за его спиной стояла женщина? Теперь уже Лань Ван Цзи бросил на Вэй У Сяня взгляд, кажется задумавшись о чем-то. Опавшие листья в волосах и довольно темный, почти демонический взгляд с таким же черным пламенем внутри, отсвечивающий стальным отблеском… Ну кто же еще это мог быть, кто вступил бы в такой активный спор на защиту культа божества, покровительствующего танцам и неудержимости? Если Вэй У Сянь действительно всё правильно понял, то это был год, когда осень пришла очень рано, но была довольно теплой. Он тогда сопровождал Рокко в университет к его сестре, которую он навещал, потому что при универе была общага, но там они её не нашли, а потому пошли на исторический факультет, перед тем изрядно побесновавшись, что оба случайно упали в кучу сметенных листьев. Вэй У Сянь тогда отмахнулся и остался отряхиваться на улице, а вот Рокко всё было ни по чем и он спокойно вошел внутрь отчищаясь уже на ходу, и ему было абсолютно наплевать на то, что он пачкает упавшими с него листьями полы. «Так вот почему он так тогда улыбался, — подумал Вэй У Сянь. — А ведь оказывается, мы с Лань Хуанем могли пересечься еще тогда. А может даже и с Лань Ван Цзи...» — Как тесен мир… — буквально себе под нос пробормотал Вэй У Сянь и погрузил отломанное ложечкой тирамису себе в рот. — Кха! Он неожиданно закашлялся и начал задыхаться, из-за чего Лань Ван Цзи тут же похлопал его по спине, а Лань Хуань направил на него встревоженный взгляд. — Что случилось? — взволнованно спросил он, пока покрасневший Вэй У Сянь, дабы не заплевать весь стол, прижал ладонь к своим губам. «Ну ничего себе! — едва ли не плача подумал он. — Сколько коньяка туда добавили? Это не пирожное, а какое-то тирамису-похмелон…» — Это… кто приготовил? — старался отдышаться Вэй У Сянь. — Хотя, кто бы это ни был, этот некто весьма щедр на… алкогольные бонусы. — Что-что? — не понял Лань Хуань и быстро попробовал свое тирамису. Его лицо тут же нахмурилось, однако он перевел быстрый взгляд на Лань Ван Цзи. — Тебе лучше этого не есть. Тон его был достаточно серьезным и суровым, но Вэй У Сянь подумал, что Лань Хуань просто поддерживает имидж старшего брата (подозрительно попахивающим комплексом старшего брата), а потому мирно улыбнулся и сказал: — Да ладно вам, ведь ничего страшного здесь нет. Ну подумаешь, с коньяком переборщили. Зато спать будет крепче. — Вот именно, — уже без улыбки сказал Лань Хуань. — Мужчины в нашей семье плохо переносят алкоголь, а по Ван Цзи эта наследственность ударила сильнее всего. Выпьет немного и… — Брат, — тут же остудил его Лань Ван Цзи, одним словом заставив замолчать. Мужчины посмотрели друг на друга, ненадолго замолчав, пока уже сам Лань Чжань немного не разрядил эту неловкую тишину. — Ты зачем заказал тирамису? — Так ведь дядя его любит, — смутился Лань Хуань. — Кто же знал, что в кондитерской допустят такой промах. Быть может они неверно прочитали мои дополнения к заказу? Я ведь четко указал, что прежде чем добавлять коньяк в тирамису, из него нужно выпарить весь спирт… Из-за ухода Ци Жэня, Лань Хуаню пришлось извиниться и тоже покинуть их, потому что какая бы не была причина, но было недопустимо, чтобы они трое продолжали сидеть за столом и говорить, как ни в чем не бывало. — Эх, а завтрак, в итоге, был не так уж и плох, — поднимаясь по уже словно ставшей родной лестнице, сладко потянулся Вэй У Сянь. — Даже очень, очень хорош я бы сказал. — Вы были великолепны, — вдруг выдал Лань Ван Цзи, и с неожиданности услышанного Вэй У Сянь чуть не свалился со своей «любимой» лестницы и в шоке обратил на него свой удивленный взгляд. — И дяде тоже очень понравились. — Серьезно? — достаточно возбужденно, ну как человек, который все еще не верит, что вышел живым из-под града пуль, со смешанными чувствами выдохнул Вэй У Сянь. — Да врете же. — Не вру, — как всегда серьезно, словно принимал инаугурацию, сказал Лань Чжань. — Мне еще не доводилось видеть, чтобы дядя отвечал кому-то так, как отвечал вам. «Ну, допустим я тоже офигел от того, что могу выдать такие многоходовочки высокой интеллектуальной речи, — не без гордости, так как себя любимого он не мог не похвалить, подумал Вэй У Сянь. — И это притом, что я даже в университете не отучился. Зато жизни хлебнул сполна…» Бросив скрытный взгляд на Лань Ван Цзи, что не дало Вэй У Сяню вновь нырнуть в петлю негативных рассуждений, его губы вдруг медленно растянулись, а в глазах заиграл озорной блеск. «Вот если бы из твоего источника било мое счастье… — почему-то подумал он и вдруг блеск в его глазах заиграл еще ярче. — К слову об источнике. Он ведь может бить из разных мест, например…» Но Лань Ван Цзи не дал ему рассмотреть возможное местоположение этого «источника» потому что открыл дверь, и они вновь вернулись в его комнату. Вэй У Сянь вообще не понял зачем они туда поднялись, если вроде как собирались уехать. Сам Вэй Ин хотел покинуть этот дом как можно быстрее, потому что хоть обед и прошел весьма сносно и мирно, но вот начался… — Уф, — шумно сев на кровать, Вэй У Сянь слегка откинулся, опираясь на прижатые к ней ладони. — Что будем делать? Лань Ван Цзи об этом еще не успел как следует подумать. Для него «что-то делать» когда Вэй У Сянь рядом и означало что-то делать, то есть быть рядом с ним, слушать и наблюдать за тем, что он делает. Вэй Ин пришел, уселся на его кровать, лениво дрыгая ногами, а для Лань Ван Цзи это уже было интересное занятие. Всё, что бы ни делал Вэй У Сянь, для него было важно, потому что самым главным было то, что он в принципе рядом. Остальное не имело значения или просто было приятным дополнением. — Лань Чжань, я так не могу, — Вэй Ин вдруг подорвался с кровати, лицо его сделалось серьезным. — За обедом я не успел этого сделать, так как мы говорили об ином, но сейчас я чувствую, что должен извиниться. Лань Ван Цзи ничего не ответил, только едва видимо кивнул головой, соглашаясь с его словами. Нет, он ни в чем не обвинял Вэй У Сяня, да и к тому недоразумению они не возвращались, просто… Вэй Ина сегодня было так много, что даже дядя его увидел, и услышал! Вэй Ин был везде, заполнил собой каждую испытанную Лань Ван Цзи эмоцию, а если точнее, то стал причиной её возникновения. Он ел с ним, разговаривал, ходил по его дому и даже обратил внимание на фотографию, поделившись своими чувствами от её созерцания. Это все показывало не столько то, насколько Вэй Ин наблюдателен, а уж скорее то, что ему не все равно, и он обращает внимание на очень важные вещи. Важные для Лань Ван Цзи, словно изо всех сил старается соприкоснуться с важными элементами в жизни этого мужчины, чтобы… понять его? Нет, чтобы разделить с ним те чувства, что испытывает Лань Ван Цзи. Вэй У Сяню это действительно было важно, ведь если двое чувствуют одно и то же, это создает между их сердцами мосты соприкосновения, на которых они могут сойтись своими переживаниями и волнениями. Если Вэй Ин не мог открыто сказать о своих личных, то хотя бы соприкоснуться с переживаниями Лань Ван Цзи уже давало ему возможность без опасений подступиться ближе и погрустить вместе с ним, возможно немножко прильнуть к нему и наконец-то придать своему лицу то выражение, что выразило бы нежную тоску, ту, которую Вэй Ин испытывает уже к самому Ван Цзи и не бояться, что это будет выглядеть странно или неуместно. Вот так просто быть рядом с Лань Ван Цзи, слушать его или просто молча лежать рядом с ним и ни о чем не думать… — Я спущусь к ним, а вы подождите меня тут, хорошо? — уже стоя на пороге, улыбнулся Вэй У Сянь. Лань Ван Цзи внимательно смотрел на него. — А может… — было начал он, но сделал небольшую паузу. — Может я тоже спущусь? Я не буду заходить в кабинет, просто постою у двери, чтобы вы так не нервничали. — Лань Чжань, — солнечно улыбнулся Вэй У Сянь. — Ну когда же ты наконец поймешь, что именно из-за этого я бы непременно струсил, потому что бы знал, что ты рядом и непременно меня защитишь. Ты слишком разбаловал меня, мне теперь и шагу без тебя страшно ступить в этом доме, всё боюсь, что твой дядя обдаст меня жаром своих нравоучений. А ведь я не хочу показаться грубым или неучтивым, я искренне хочу извиниться за то досадное недоразумение. А в следующий раз, когда я вновь приду сюда, обязательно принесу красивый букет цветов и набитые различными вкусностями пакеты, клянусь! Он поднял три пальца и слегка взмахнул ими в воздухе, после чего скрылся в коридоре, и лишь его шумные быстрые шаги было слышно. Лань Ван Цзи некоторое время смотрел на пустой дверной проем, и в голове его на повторе звучали лишь одни слова. «В следующий раз, когда я вновь приду сюда…» Не добежав до последней ступеньки, Вэй У Сянь спрыгнул с третьей и тут же замер, выпрямившись в струнку. Так, за пределами лестницы начиналась вражеская территория, и нужно быть очень тихим и послушным. Он на цыпочках крался к кабинету Лань Хуаня и еще издали слышал какую-то монотонную речь, без сомнений принадлежащую тому пугливо-агрессивному старику. «Так, спокойно, — глубоко вдохнув и медленно выдохнув Вэй Ин старался сдержать то волну холодного пота что уже прошибла его спину. — Постучать-войти-извиниться. Постучать-войти-извиниться. Постучать…» Он вдруг замер, будучи в двух шагах от двери, потому что прежде чем увидел, что она неплотно закрыта и через щель виден свет, услышал голос Лань Ци Жэня и Лань Хуаня. И услышал слова. — Он безнадежен, — довольно ворчливо протянул Лань Ци Жэнь. — А ты плохой брат! Вэй Ин плотно сжал губы, глаза его стали чуть больше. Крадучись, он подошел чуть ближе, неплотно прильнув к стенке и прижимая к ней свои ладони. — Дядя, — судя по тону Лань Хуаня, он, исходя из отсутствия рядом с ними Лань Ван Цзи, был куда более откровенней в своих чувствах, а потому излишне не церемонился и позволил своему очевидному недовольству просочиться через звучание своего голоса. — Очевидно, что как раз ваше поведение откровенно безнадежно. Как вы могли позволить себе так общаться с человеком, которого привел Ван Цзи? Сам привел! — И кого привел! — передразнил его Ци Жэнь. — Этот выскочивший из оконного пролета непонятно кто, из непонятно какой семьи, да и вообще… бесстыдный! — Дядя, — голос Лань Хуаня стал еще на один тон ниже. — Когда Ван Цзи ушел, а вы накинулись на несчастного со своими вопросами, я не стал встревать лишь потому, что этот человек оказался довольно гибким и беззлобным, а еще очень простодушным и искренним. Но ваше поведение было отвратительно! Я понимаю, что вы волнуетесь за Лань Чжаня, но он уже не мальчик, пусть сам решает, с кем дружить и кого приводить в дом. Это же не собака, что вы по всем пунктам решили пройтись. Какая еще родословная, какие судимости?! Вы вообще соображаете, какой век сейчас на дворе? Эпоха сменилась, так что будьте добры, соответствуйте её канонам и прекратите этот театр ненужного накала страстей! Да, Лань Хуань был той еще неожиданностью, что за внешностью овечки хранит порой встающую на дыбы шерсть обладающего клыками зверя. Он мог позволить себе заткнуть за пояс даже самого Лань Ци Жэня, и тот хотя и бранился, но часто уступал старшему племяннику, поскольку Лань Хуань и Лань Чжань и правда уже не были детьми и не обязаны были беспрекословно следовать наставлениям пусть и единственного своего родственника. Лань Си Чэнь был очень терпелив, но когда чаши весов переполнялись, был способен открыто показать свой гнев и свои чувства. Это сильно отличало его гнев от гнева Лань Ван Цзи, потому что Лань Чжань хоть и тоже пойдет напролом, но сцепив зубы, а вот Лань Хуань был более открыт в своих чувствах, а потому, если его довести, церемониться не станет. Как раз это и показывало, в какой бы западне оказался Вэй У Сянь, если бы Лань Хуань счел его опасным, а его присутствие недопустимым рядом со своим братом. Но этот обед, эти слова и то, как он смотрел на Лань Ван Цзи, смутили сердце Лань Хуаня. Он совершенно не видел в этом человеке ни подлости, ни лживости, ни уж тем более распущенности или грубости. Да, немного наглости и потерянности, порой смешного смущения и боязливой стыдливости, но… это всё были очень откровенные эмоции. Глаза Вэй У Сяня были так чисты и наивны, и лишь глупый человек не увидел бы, как он ищет опоры в Лань Ван Цзи, как изо всех сил старался держать спину ровно перед Ци Жэнем, как боялся сказать что-то не то. Очень хрупким он Лань Хуаню показался, невинным, как дитя, но очень нежным, отзывчивым… и как будто одиноким. Нет, присутствия Лань Ван Цзи это не касалось, просто столкнувшись с таким испытанием, как Ци Жэнь, Вэй Ин не стал изворачиваться, с открытым сердцем приняв эту неожиданно свалившуюся на него бурю, и та робость, что он проявил, показалась Лань Хуаню очень откровенной. Он подумал, что, наверное, этот человек даже не умеет мстить, а страдает, как только его настигает какое-то горе, и он уже привык принимать его… в полном одиночестве. Лань Си Чэнь не знал, почему подумал именно так, просто за всей солнечной внешностью Вэй У Сяня, за всеми его улыбками он почему-то увидел что-то хрупкое и нежное, что он, без сомнения, прятал. Лань Си Чэнь, возможно, этого всего бы и не увидел, если бы не те взгляды, которыми Вэй Ин смотрел на Лань Ван Цзи. Это они выдали его, выдали ту ранимость и страх, что искали в Лань Ван Цзи опоры. И Лань Хуань понял, что между ними не может быть просто общение и просто встречи, потому что и Лань Чжань не был тем привычным ему Лань Чжанем, который не то что съесть яйцо с чьих-то палочек, а даже прикоснуться к себе не позволял. И никогда ни на кого так глубоко не смотрел, так как обычно вообще ни на кого особо не смотрит, не говоря уже о каких-то затаенных во взгляде эмоциях. Горе от потери матери сделало его очень холодным и равнодушным даже к самому себе, что внешнее солнце лишь делало этот лёд ослепительно прекрасным, но вот растопить его… А тут неожиданно появляется человек, что словно сошедшее с небес солнце не стало играть своим светом на прозрачных гранях этих льдов, а заставило их потерять свою твердость и таять, а пока они таяли весь этот процесс отражался в глазах Лань Ван Цзи. Лань Хуань увидел это, а вот Ци Жэнь, кажется, видел совершенно иное. — Это всё проявляется дурное наследство вашего отца, — проворчал он. — Тот тоже однажды притащил в дом непонятно что, а что в итоге? Он совсем ума лишился из-за той женщины, а ведь она его даже не любила! — Дядя! — повысив голос, Лань Хуань, кажется, встал, потому что было слышно, как скрипнуло кресло, проехавшись ножками по полу. — Замолчите! Вэй У Сянь вздрогнул от этого крика, и ему показалось, что всё ранее произошедшее за столом было какой-то временной иллюзией. Он никак не ожидал, что станет причиной этого разговора на повышенных тонах, содержание которого нравилось ему всё меньше и меньше. В доме Цзянов он к такому привык, но никак не ожидал, что семья Ланей тоже способна на такие резкие кульбиты в смене атмосферы. — Да как ты смеешь?! — теперь были слышны шаги, и скорее всего это был Лань Ци Жэнь. — То, что Лань Ван Цзи такой, вина исключительно её! Кто просил её вешаться в том же доме, где находились маленькие дети, кто просил её не запирать дверь! Ладно ты, как-никак всё же был старше, но Ван Цзи же совсем маленьким был! И он открыл эту дверь! Лань Ци Жэнь тяжело дышал, лицо его было донельзя гневным. — А потом еще и тот мальчик, — мужчина раздраженно взмахнул руками и повернулся к племяннику спиной. — Подумать только: так привязаться, что даже от еды отказался, когда закрутилась вся та история. — Это вы виноваты, — низким голосом сказал Лань Си Чэнь. — Зачем вы тогда сказали ему, что он умер? — А разве нет? — повернулся к нему Ци Жэнь. — Да и потом, не об этом речь. Ты видишь, как он недальновиден и беспечен? Сегодня он приводит в дом не пойми кого, а завтра, не приведи господи, исчезнет в неизвестном направлении! Си Чэнь, племянник, пойми: вы двое единственное, что заставляет мое сердце биться, и я всегда в тревоге за ваше благополучие. Лань Ван Цзи слишком одинок, и его это ненормально устраивает! Я лишь хочу, чтобы он был счастлив, чтобы ничего его не тревожило, чтобы он пребывал в покое и благодати. — А может все же иногда нужно, чтобы что-то тревожило? — скрестив руки на груди, спросил Лань Си Чэнь. — Как по мне, этот человек лучшее, что было с ним за эти годы, потому что еще никогда Лань Чжань не выглядел живее, чем сейчас. Я не вижу в их связи ничего плохого, и в ваших же интересах дать ему самому решать, что и как делать, потому что вы знаете, насколько Ван Цзи может быть упрямым. Он молча снесет всё, и так же молча может повернуться к нам спиной. Вы этого хотите, этого добиваетесь? К чему все эти давящие на него смотрины, эти откровенно ненужные знакомства? Откройте глаза и увидьте — он желает совершенно иного! — Вот именно! — громогласно вскричал Лань Ци Жэнь. — И ты не видишь, что именно это привело твоего отца к тому, что случилось, именно из-за этого вы остались сиротами, а я потерял брата! Ты никогда не думал, что верный и добросовестный человек гораздо лучше, чем вся эта бесполезная любовь, все эти разрушительные чувства и безумие. Ты же слышал весь разговор за столом. Да тот мужчина сумасшедший! Он открыто заявил, что даже неверный выбор все равно остается личностным выбором и это хорошо. А то, что этот выбор может привести в пропасть, ему все равно! Опыт, видите ли, важнее, как и личностный рост. Только представь, что из такой почвы может прорасти… — И лишь сделав такие поверхностные выводы вы считаете, что до конца поняли этого человека? — возмутился Лань Хуань. — Разве это справедливо? — Справедливо будет сделать то, что я не сделал много лет назад для своего брата, — фыркнул Лань Ци Жэнь. — Ван Цзи не нужно давать этот выбор, его вообще нужно беречь от всего этого. Чистая и невинная девушка рядом с ним, скромная и добродетельная, способная привнести в его жизнь мирное тепло и мягкий свет — вот что ему нужно. Он достаточно скитался по пустыне одиночества, хватит уже. И если уж начистоту, Ван Цзи просто неспособен сам о себе позаботиться не то что в «таком» плане, а даже в отношении друзей, он абсолютно равнодушен и холоден. Даже если судить по тому, кого он привел сегодня, это уже показывает, насколько бесполезно в его случае право выбора. Он вот это выбрал? И к чему он его приведет? Да когда этот мужчина свесился вниз я чуть в обморок не упал, с испугу решив, что ваша мать вернулась с того света! Лань Си Чэнь невольно сжал челюсть, но промолчал. Он понимал страх и волнения Лань Ци Жэня, ту боль, что пережили они все, а дядя даже больше, ведь когда-то он не стал перечить брату в выборе спутницы, по его просьбе не вмешиваясь и в их семью. А потом несчастья посыпались одно за другим, и в итоге их осталось только трое: двое детей и мужчина, потерявший своего самого близкого человека, но принявший под свою опеку двух мальчиков, в итоге всю свою жизнь посвятив только им двоим. Да, пусть Ци Жэнь был груб, но так он защищал, защищал, как умел человек, однажды не вмешавшийся тогда, когда это было нужно. И он страстно желал обезопасить своих племянников как можно сильнее, чтобы они соорудили свои собственные семейные гнезда, чтобы никогда не знали горя. Из-за того, что Ван Цзи по собственной воле был так оттеснен, казалось, от всего внешнего мира и его содержимого, сердце Лань Ци Жэня не знало покоя, ведь он не хотел, чтобы Лань Чжань повторил его судьбу, оставшись одиноким мужчиной, что из родных и близких имеет только детей своего старшего брата… А вот Вэй У Сянь, услышавший много из того, чем Лань Ци Жэнь бранил даже не его самого, а Лань Ван Цзи, потемнел лицом. «Равнодушен и холоден? — зло думал он. — Безнадежен? Не заслуживающий сделать свой выбор?» Он дослушал до того момента, когда эти двое взяли паузу, но так как услышал достаточно резко развернулся и кинулся назад. Шаги его были широкими и твердыми, в сердце клокотала ярость. Ему показалось словно он не поднялся, а почти взлетел по лестнице, и шумно открыв дверь в комнату Лань Ван Цзи увидел, что тот сидит на кровати и смотрит в свой телефон. — Ключи от машины при вас? — тут же с порога бросил Вэй У Сянь, и Лань Чжань, увидев его потемневшее лицо, мгновенно забеспокоился. «Дядя снова чудил?» — подумал он, прежде чем встал с кровати и молча достал из кармана ключи. — Я поведу, — быстро подойдя к нему, Вэй Ин буквально выхватил брелок с ключами и, развернувшись, пошел к двери. Лань Чжань остался стоять, и сделав три шага Вэй Ин тормознул, повернулся, снова подошел к Лань Ван Цзи, взял его ладонь в свою и потащил за собой. Именно потащил, потому что шел очень быстро, и ошарашенный Лань Ван Цзи скорее интуитивно уловил, что лучше будет молча делать то, что таким образом велят, то есть идти за Вэй У Сянем. Они быстро спустились с лестницы, но в гостиной притормозили, и Вэй Ин стал идти немного тише, постоянно прислушиваясь к звукам, которые, черт возьми, теперь стихли, из-за чего в доме стояла мертвая тишина. — Где дверь? — тихо, но настойчиво спросил он, и Ван Цзи указал в нужную сторону. — Отлично. Обувшись, Вэй Ин тихо открыл дверь, выглянул и тут же выскочил наружу. Лань Чжань остался стоять в проходе, потому что задумался над тем, пойти ли сказать брату, что уходит, или же просто написать ему об этом сообщение. Вэй Ин снова затормозил, снова обернулся, снова вернулся, снова взял за руку Лань Ван Цзи и выволок его из дома. — Где машина? Лань Чжань вновь молча указал ему направление, Вэй Ин снова потащил его за собой. Когда дошли до машины, Вэй Ин снял сигнализацию, открыл дверь и быстро уселся на водительское сидение. Лань Ван Цзи последовал его примеру и тоже забрался внутрь. — Пристегнитесь, пожалуйста, — не смотря на него, строго сказал Вэй У Сянь. — И потуже, если это возможно. Сам он шумно расправил ремень безопасности и кажется даже немного выдохнул, когда услышал знакомый звук щёлкнувшего крепления. Не своего, а Лань Ван Цзи. — Вэй Ин, — когда мужчина завел двигатель, Лань Ван Цзи все-таки решился осторожно обратиться к нему. — Что происходит, почему вы вдруг так переменились? — Почему? — вдруг криво улыбнулся Вэй У Сянь. — А разве не очевидно, какую злодейскую роль я отыгрываю? Он повернулся к Лань Ван Цзи и с вызовом посмотрел ему в глаза. — Я собираюсь украсть вас, господин Лань, — его глаза так сексуально прищурились, что Лань Ван Цзи заподозрил, что, наверное, проморгал момент, когда от недосыпа потерял сознание и сейчас ему все это снится. — Но так как никакие чудовища нам не страшны, мы же не станем делать этот побег столь тайным, правда? И он с явным наслаждением ударил ладонью прямо в центр руля, из-за чего двор наполнился отчетливыми сигнальными звуками, чем-то напоминающими азбуку Морзе. Лань Хуань не поверил, когда сперва опешив от неожиданных звуков распознал в их сочетании два определенных слова.Счастливо оставаться!
Он почти онемел от удивления, но тут же уголки его губ непроизвольно пришли в движение, вызвав почему-то очень довольную улыбку. Ай да Вэй У Сянь, ай да «психолог». Этот парень оказался настоящим кладезем сюрпризов, когда каждый новый существенно и ярко перекрывал старый. А вот Лань Ци Жэнь, который явно был не знаком с такими штучками вздрогнул от неожиданности, но тут же подбежал к открытому окну и выглянув наружу побелел от гнева. Он увидел уже поднявшую облако пыли машину, что сделала лихой поворот вокруг своей оси, травмировав прекрасную зеленую траву под колесами и выехала на дорогу на большой скорости, из-за чего был слышен характерный звук содранной поверхности шин. — Лань Ван Цзи! — только и оставалось крикнуть ему вслед, когда он вдруг понял, что даже на таком расстоянии сумел рассмотреть распущенные волосы своего племянника, что сидел на переднем сидении. А если так, то водительское сидение могло быть занято лишь одним человеком, и знай он его имя, то наверняка орал бы его так, что попросту сорвал бы себе голос.