Пульсации любви

Желание закурить, как после хорошего секса, было просто непреодолимым. И первый раз в жизни оно посетило господина Вэй Усяня не во время «дела», не после, не до, а вообще без даже призрачного намека на сладкое «это». — Никогда не думал, что обычная поездка на машине может быть такой приятной, — улыбнулся он, поворачивая руль. Лань Ванцзи, который тихонько сидел на соседнем сидении, посмотрел на весело улыбающегося Вэй Ина за рулем и молчаливо кивнул, краем уха слыша, как Вэй Усянь что-то вдохновенно урчит себе под нос. — К слову, — решился подать голос Лань Чжань, — а куда мы едем? Бессловесный напев Вэй Усяня неожиданно и безвозвратно исчез, словно в мгновение ока истощил себя, ну как истощает себя нервная система Цзян Чэна в окружении людей. «Ой, — будучи крепким задним умом, Вэй Ин уже не раз доказывал, что эта крепость настолько непрошибаема, что туда не пробивается даже его собственный глас разума. — Об этом я совсем не подумал…» Действительно, а куда же он его вез? Чисто инстинктивно в город, он это понял, ну, а дальше что? В конце концов, разве это не он, мягко говоря, спиздил одного недоступного принца, к тому же совершив побег на его же машине, сидя на его водительском месте и чувствуя характерные его заднице легкие вмятины в сидении. Подумав об этом, задний ум Вэй Усяня снова зажег зеленый свет, и парень совершенно растворился в новом, ярком для себя ощущении, транслируемым собственными ягодицами. Ночью он, конечно же, не смог оценить весь восторг от соприкосновения с кое-чьей филейной частью, так хоть сейчас отыграется, к тому же еще и незаметно. Ну кто бы уличил его в таком грешном и постыдном деле, как незаметное елозанье на чужом кресле? — М-м… — поджав губы, медленно протянул Вэй Усянь. — А куда бы вам хотелось? — Дело не в том, куда бы мне хотелось, а в вашем времени, — ответил Лань Ванцзи. — Разве вам не нужно на работу? «Куда?» — чуть было не ляпнул Вэй Усянь, но вовремя спохватился. — А я в эти дни совершенно свободен, — не моргнув глазом, соврал он. — У меня это… отгулы накопились. — Правда? — приглушенно спросил Лань Ванцзи. — Конечно, — продолжал заливать Вэй Усянь. — Производство же это… вредное, вот. Как законопослушному, уважающему трудовой кодекс гражданину Китайской Народной Республики мне просто полагается две законных недели отпуска и отгулы. Лань Ванцзи молчал, кажется, задумавшись о чем-то. А Вэй Ин и не сразу-то и разглядел те подводные камни, которые были в его вранье, ведь если у него, доктора, законные выходные, значит… Только Лань Чжань хотел озвучить это, как зазвонил его телефон, и обычно тяжелый на подъем мозг Вэй Усяня на удивление среагировал довольно быстро. Он, кажется, точно знал, кто это может быть, но даже Лань Ванцзи не ожидал, что без подключения громкой связи телефон так разорвет от криков, что даже Вэй Ин вздрогнет. — Дядя, отдайте мой телефон, сейчас же! — Не отдам! Куда ты спрятал мой?! — Да он все равно бы не взял, если бы это был ваш номер. — Вот именно, так что возьму твой! Уйди с глаз, не суйся мне под руку, а то я тебе напомню, какая часть тела напакостившего ребенка чувствует воспитательные удары! — Воспитательные удары? Я взрослый мужчина! — Жене своей об этом похвастаешься. И весь этот кошмар лился из динамика телефона так, словно на всю мощность была подключена громкая связь. — Ванцзи! — наконец-то обратившись к нему, захрипел Лань Цижэнь. — Если ты сейчас же не вернешься, я не знаю, что с собой… с твоим братом сделаю! Или ты возвращаешься, или я с тобой больше не заговорю! — Дядя! — всё это время пытающийся цапнуть мужчину хоть за какую-то часть тела, Лань Хуань преследовал его вокруг своего стола, но Цижэнь словно угорь постоянно уворачивался, да так ловко, словно кто-то явно скостил ему пару десятков лет из его и без того приличного возраста. — У него хотя бы есть право на последнее слово? — Надеюсь, приличное? Это уже сказал Вэй Усянь, что издал несдержанный смешок, но быстро заглушил свой голос, однако сделал это слишком поздно. Ушастый Цижэнь таки услышал его, из-за чего лицо мужчины налилось дивной синевой. — Значит так, если третье лицо сейчас же не вернет тебя, я уеду и больше никогда не вернусь, ты слышишь? «Эй! — мысленно возмутился Вэй Усянь. — Я тебе не третье лицо, ты, старая черепаха. Себе пожить нормально не позволяешь, так другим хотя бы не мешай…» Он был очень зол на этого человека, который несмотря на такое сильное родство с Лань Ванцзи говорил о нем вещи, которые на мнение Вэй Усяня были оскорбляющими достоинство и чувства. Цижэнь не сказал чего-то критично плохого, но Вэй Ина возмутила эта непоколебимая уверенность в собственной правоте, в которой говорилось, что из себя представляет Лань Чжань и что ему нужно. «Если бы ты и правда был заинтересован в том, что ему нужно, — думал Вэй Усянь, — то никогда бы не сказал того, что ты сказал. Без разницы, что его травмировало, это в прошлом. Я тоже был ребенком, который потерял, но я никогда никому не позволял решать за меня то, что нужно мне. Да я сам не знаю, что мне нужно! И намерен потратить жизнь на то, чтобы это узнать, и Лань Чжань тоже! Он будет спокойно жить и прислушиваться к своим ощущениям рядом с теми, кого лю…» На этом отрывке своих мыслей Вэй Ин немножечко приостановился, успокоился, выдохнул и чуть сильнее сжал пальцами руль. Ну да, а что такого? Даже Лань Чжань… нет, тем более Лань Чжань может полюбить. Это нормально, что рядом с ним однажды появятся люди, которых он будет обожать и которые будут обожать его. Ну, прямо как Вэй Усянь сейчас. Но, как ни печально, а в будущем себя рядом с Ванцзи он не видел, так как понимал, что когда рядом с этим мужчиной появятся те, кого он будет любить, для него, Вэй Усяня, там уже не будет места. «Ну, мы всё же можем поддерживать связь, и встречаться время от времени… как друзья, например, — почему-то тревожно думал он. — А что в этом плохого? Если только я ему не надоем, или у него будет хоть чуточку времени, чтобы уделить его мне…» От этих мыслей он откровенно загрустил, и тем сильнее разгорячился, так как понимал, что ему всеми силами нужно ценить настоящее, то, что происходило сейчас. — Позаботься о дяде, — услышал Вэй Усянь, понимая, что потерявшись в себе прослушал всё остальное. Лань Ванцзи прервал звонок и положил телефон в карман. Вэй Ин стрельнул на него несколько раз боковым зрением, не решаясь прервать эту гнетущую тишину, но всё же не выдержал. — Всё… нормально? — взволнованно спросил он, не сводя взгляд с дороги. — Вы поссорились? — Дяде плохо стало, — как-то отстранённо сказал Лань Чжань. Вэй Ин сразу же напрягся. — Но брат сказал, что в этот раз симулирует он плохо, так что врачей беспокоить не будет. Вэй Усянь вскинул брови, но тактично промолчал, потому что по тону Лань Ванцзи сложно было понять, шутит он или говорит серьезно. А Лань Чжань просто констатировал факт, и спрятав телефон продолжил смотреть на дорогу. Молчание продлилось довольно долго, прежде чем Вэй Усянь, мягко улыбнувшись, сказал: — Спасибо за то, что вы сделали для меня. И за завтрак тоже спасибо, и за то, что познакомили меня со своей семьей. Лань Ванцзи стрельнул на него боковым взглядом, и в глазах его притаились скрытые молчанием чувства. — На самом деле я очень счастлив, несмотря на то, сколько неудобств вам причинил, — робко улыбнулся Вэй Усянь. — И… что вы потратили на меня столько своего времени, несмотря на то, как я опозорился. Знаете, я… Ну непьющий я человек обычно, непьющий! Просто… — Вас бросил мужчина, не так ли? — уже смотря только на дорогу, мрачно выдавил из себя Лань Ванцзи. Не мигая, лицо Вэй Усяня вытянулось, а нижняя челюсть сама по себе отвисла. Это выглядело так потешно, потому что происходило довольно медленно, как в хорошем комическом шоу, на сцене которого отрабатывал гонорар один длинноволосый прохвост из большого города. — П… простите? — нервно выдохнул он, и так и не мигая посильнее стиснул руками руль. — Вы это… о ком? Обо мне, что ли? — Нет? — удивился Лань Ванцзи и повернулся на Вэй Усяня. — Я… ошибся? — Да кто вам такую ерунду сказал? — краснея, дергано пробормотал Вэй Усянь. — Я… никто меня не… Да откуда вы вообще это взяли? «Но ведь это ты плакал в трубку и говорил о том, что тебя бросили, — подумал Лань Ванцзи, слегка напрягаясь телом. — Хотя, если вспомнить, как ты себя вел, когда я нес тебя к себе домой…» Ну да, печаль «брошенки» прошла удивительно быстро, когда один «сладкожопый» длинноволосик тащил его на своем плече как мешок старых тряпок, и этот «мешок» так распускал свои руки, что сложно было поверить в ту печаль на его сердце, когда он стонал о том, что его бросили. Но ведь тогда Вэй Ин был пьян, и даже говоря такие вещи скорее пребывал в любовном бреду и страхе, так как боялся, что Ванцзи бросит его. А будучи в полусне в полубреду видел кошмары о том, что всё кончено. Но кошмары преследовали не только во сне. Мужчина, который его «бросил», как и сказал, не делал этого и вернулся. Вернулся как раз тогда, когда Лань Ванцзи выводил пьяного Вэй Усяня из клуба, и за много метров видно было насколько он пьян и насколько незнаком кое-чьим глазам тот мужчина, что старался удержать его на прямых ногах. Лань Ванцзи невольно углубился воспоминаниями в ту встречу, что посеяла в его душе довольно неприятные и опасливые чувства. Потому что человека подобного тому, что он встретил у клуба, Ванцзи не видел никогда, и даже в самых темных мыслях подобного ему вообразить не мог… — Мужчина, мужчина… — бормотал Вэй Усянь задумавшись. — Ох, может вы о Рокко? Он что, вернулся за мной? И нет, это не… мой мужчина. Проклятие, не вгоняйте меня в краску стыда, потому что не за что! Что вы за мастак допрашивать, господин Лань? В торговом центре вас обеспокоил мой шиди, а теперь, по-видимому, мой друг. «Друг? — мысленно нахмурился Лань Ванцзи. — И я не… не виноват, что возле тебя так близко вьётся столько подозрительных людей, и почти все — мужчины!» — Так был или нет? — поворачивая машину спросил Вэй Усянь, и зыркнув на Лань Ванцзи увидел его более хмурое, чем обычно, выражение лица. — Он что-то сказал, да? Или что-то сделал? Он очень ранимый человек на самом деле, но это сложно понять тем, кто с ним близко не знаком. На самом деле и тем, кто был знаком с Рокко слишком близко, было понятно только одно — этот человек тот, от которого следует держаться подальше. И Ванцзи на свою беду тоже это понял. Ему просто в этом помогли. Когда Лань Ванцзи вышел из клуба вместе с практически невменяемым Вэй Усянем, тот стал сгибаться пополам, словно бы его тошнило, и понимая, что такого его нельзя сажать в машину, Ванцзи пришлось отвести его за угол здания. Со стороны это выглядело несколько иначе, ведь за угол здания, куда порой вообще не проникал свет, можно было отойти и по иным нуждам. — Вы только посмотрите на это, — голос, раздавшийся позади Лань Ванцзи, непонятно почему заставил его поежиться и напрячься. Он даже удивился этому, поскольку уже давно не помнил, чтобы хоть кто-то мог вызвать в нем такую физическую реакцию, особенно если этой реакцией была настороженность. — Девочки, вы видите это? Какой нехороший мальчик. Посадив Вэй Усяня на землю, Лань Ванцзи только тогда встал и обернулся. И напрягся еще сильнее. В нескольких метрах от него стоял не человек, а маленький взвод из трех… нет, четырех людей, впереди которых стоял мужчина, на кого единственного не падал свет самого близкого к этому месту фонаря. В общих чертах его можно было рассмотреть, но вот чтобы увидеть более четко, с этим уже была проблема. — Волнуемся? — улыбнулся он и кивнул в сторону Вэй Усяня. — Что это ты собрался с ним делать? — А вы кто такой? — так как человек этот ему решительно не понравился, Лань Ванцзи и сам пошел в наступление. Он кожей ощутил, что ему… угрожают, хотя прямой речи об этом и не было, но вот тон обращенного к нему голоса и весьма странная, довольно опасная аура этого человека ничего хорошего не обещали. — Я пришел забрать моего… — Кого? — тут же шире распахнул глаза мужчина. Блеск в них стал куда ярче, что могло сильно побеспокоить чью-то слабую нервную систему, если бы таковая была. Неожиданно Лань Ванцзи смолк и слегка опустил глаза. Действительно… кого? Сказав «моего» этого сердцу Лань Ванцзи уже хватило. «Моего»… да, просто «моего». Моего Вэй Ина. — Ты не волнуйся уж так, не потей излишне, — хоть и не возвышаясь над ним, поскольку был ниже, но с довольно темным взглядом улыбнулся Рокко. — Потея человек начинает вонять, и потом собакам проще найти его запах. — Что? — не поняв его, однако напрягшись еще сильнее, Лань Ванцзи заметил, что девушки, которые стояли по обе стороны от этого мужчины, неспешно подошли ближе, почти вплотную став к нему. — Да ты не первый, кто пытается воспользоваться его беззащитным положением, — хмыкнул мужчина. — И не первый, кто в итоге об этом сильно пожалеет. Этот парень глуп и беспомощен, на самом-то деле, и безнадёжно влюбчивый дурак, — взгляд Рокко на мгновение стал мягче, но потом свет в его глазах снова угас. — Но за этого дурака не жалко и руки замарать, оберегая его. Он… такой же блаженный, как и моя мать. И кому-то нужно марать себя во тьме, чтобы защищать этот свет. Слова его были непонятны, человеку без развитого воображения сложно было сложить их в одну четко прослеживаемую цепь, потому что обычные люди так не говорили, так как у них просто не было причин проводить такие сравнения. Незаметно для Лань Ванцзи одна из девушек вложила в ладонь Рокко, что держал руки за спиной, довольно красивые, с невероятно острыми зубцами ножницы, что сверкнули червонным золотом, и в паре с черным костюмом это золото смотрелось просто шикарно, так как золотой и черный были его самыми любимыми цветами. Рокко сделал шаг, сразу же увидев, как помрачнело это красивое лицо, но тем не менее решимости в нем было столько же, сколько и вначале их беседы. — Ты сутенер? — так и не поняв, почему возле этого мужчины столько женщин, не найдясь с другими предположениями открыто спросил Лань Ванцзи. Рокко развеселился еще сильнее. — Для своих девочек я могу быть только ангелом, — спокойно сказал он. — А вот кому-то может потребоваться и Ангел Смерти, не находишь? Он улыбнулся, пальцы его сжались крепче. — Ты никогда не бывал в тюрьме? — почти нежно спросил он и еще более мягко продолжил: — Ты даже не представляешь, что там с красивыми мальчиками делают, особенно если это колонии для несовершеннолетних. Взрослого человека куда сложнее приучить к жестокости, чем детей, потому что детей легче сломить, ведь они, в силу своего возраста, не обладают ни железными убеждениями, ни защитой. Как думаешь, кем в итоге может стать тот, кому приходилось сдирать себе кожу, чтобы заточить кости и использовать их как клыки и когти не только для себя, но и ради кого-то еще… Он улыбнулся, и улыбка его была так спокойна, взгляд полностью лишен всяких тревог. При наличии таких страшных слов именно такой спокойный взгляд пугал больше всего, ведь он ждал ответа. — Не знаю, кем он может стать, — отчего-то страх Ванцзи отступил перед этой хоть и вгоняющей дрожь, но без сомнения твердой и непоколебимой силой. Сперва он подумал, что этот человек хочет их ограбить, потом, что сумасшедший. Но как-то интуитивно он уловил, что всё совсем не так просто, слишком уж он спокойно и уверенно ведет беседу. — Но могу предположить, что ему под силу защитить то, что будет ему дорого. — Мудрый ответ, — ответил мужчина. — С тобой было бы интересно поболтать, как я вижу. Но увы. Сделав еще шаг, приблизив себя к нему, черты лица Рокко стали отчетливей, и Лань Ванцзи увидел в его глазах нечто такое, что чувствуется даже не разумом, а… чуть ли не душой. Душой, которая чувствует стальной холод ножа, приставленного к горлу. — Постой, — остановившись, вдруг нахмурился Рокко и, прищурившись, присмотрелся к Лань Ванцзи. — Ты… как-то слишком знакомо выглядишь. Он присмотрелся еще и вдруг его лицо напряглось еще сильнее. — Ты часом не из семьи Лань? — медленно сказал он, и, кажется, был так шокирован собственным откровением, что невольно сделал шаг назад и предположил: — Лань… Ванцзи? Семья Лань была по-своему известной благодаря Лань Сичэню, и само собой, что многие из элит хорошо знали этих невероятной красоты братьев. Младшего, правда, почти нигде никогда не увидишь, если говорить о медиа, а вот старшего знали очень хорошо. И исходя из своих познаний Рокко почти сразу понял, что перед ним… младший отпрыск семьи, которая известна не только Лань Сичэнем, но и довольно громкой историей, связанной с самоубийством одного из членов этой семьи. Дело было настолько громким, что даже спустя многие годы слухи об этом не утихали, учитывая, какая там была история. «Вэй Ин… — в шоке подумал Рокко, нервно улыбнувшись. — Ты… того, да? Рехнулся вконец? Ты хоть соображаешь на кого нацелился, идиот!» То, что он хотел рубануть дерево явно не по себе, Вэй Усянь и так понимал, но вот Рокко, который наконец-то узнал, кто же занял сердце и разум Вэй Усяня, был, мягко говоря, шокирован его выбором, потому что это не была привычная ему симпатия… Вэй Усянь был серьезно влюблен в Лань Ванцзи, а Лань Ванцзи… был Лань Ванцзи, младшим членом своей непростой семьи. И явно не по зубам такому чудиле, как Вэй Усянь. Что у них вообще могло быть общего, ни Рокко, ни остальная часть планеты не понимали от слова «совсем», потому что Вэй Усянь был бурей, откровенной и чистой, несносным в искренности отражения своих чувств, несдержанный, ветреный, пылкий и тоже далеко не по зубам многим в него влюбляющимся. Лань Ванцзи же был холодным, сдержанным, вежливым, учтивым, замкнутым, с полным отсутствием признаков чувственной сферы и с такими скрытыми эмоциями, что эту скрытность принимали либо за полное их отсутствие, либо порой даже за болезнь. Лань Ванцзи и Вэй Усянь… что за пересекающий разделяющее их пустое пространство мост они создали между своими душами, на каких опорах этот мост держался? Они были настолько разными, что даже утверждение, что «противоположности притягиваются» меркло в сравнении с этими двумя. Пропасть между ними была слишком велика, вот только никто не понимал, что пропасть эта если и имела право быть, то была ничем иным, как временем, разделившим их. Никто не понимал… но смутно догадываться начал только один. Рокко знал о нем всё. Больше, чем знали все другие. Чувства Вэй Усяня для него были как отсветы звезд, в расположении которых он отслеживал его боль, его эмоции, даже его судьбу. И сейчас он видел, что к этому свету прибавился еще один, что изрядно спутал прежде привычную картину мира. И как только Вэй Усянь влюбился в Лань Ванцзи, мир этот стал сиять ярче. А теперь Рокко увидел, кто же спутал ранее прикованные к одному местоположению звезды, что те воссияли ярче и как будто ожили… Нет. Стали теми, кем и должны быть. — Боже мой… — медленно выдохнул он, но вдруг спохватился и сделал донельзя глупое лицо. — Простите, простите… Моя перепутать тебя с кем-то, от экскурсии отбились, туристо. Впервые в жизни лицо Лань Ванцзи от удивления стало выглядеть так глупо, что увидь он себя сам, невольно бы рассмеялся. Он был так напряжен из-за этого мужчины, как вдруг услышал полную чебурду, и это настолько дезориентировало его, что он совсем потерялся в том и какое лицо должен сделать, и какие чувства испытывать. — Девочки, пошли отсюда, — поворачивая свою маленькую бригаду, быстро сказал Рокко. — Нам тут ловить нечего, мальчик уже занят… по самые помидоры. — Вы сумасшедший?.. — только и пробормотал Лань Ванцзи, будучи донельзя удивленным тем, что видит и слышит. — Господь с тобою, друже, — как-то не совсем понятно отозвался Рокко, что Ванцзи его и не понял. — Обознались мы. Ошибку понимаем и уже уходим. Уходим-уходим-уходим… И он правда ушел, втиснувшись между девушками, что тут же обняли его и не отлипали, пока они не исчезли за дверьми клуба, и только там душащий Рокко нервный смех наконец-то прорвался наружу. Он был в каком-то счастливом наитии, что так плотно переплелось с чувством шока, неверия и даже страха. Лань Ванцзи… Вэй Усянь влюбился в Лань Ванцзи, самого мрачного и самого недоступного человека во всем Китае. Ну, из известных во всяком случае. Вот так и произошла та их встреча, что вместо ожидаемой трагедии закончилась неожиданно веселым припадком одного необычного человека, что так искренне смеялся от силы несколько раз за всю прожитую им жизнь. Стоило бы уточнить, что это был очень положительный, освежающий разум и разгоняющий тучи с души смех… Лань Ванцзи молчал, пребывая в воспоминаниях, а Вэй Усянь, тайком посматривая на него, терялся в переживаниях и никак не мог найти подходящий предлог, чтобы развеять эту неловкую тишину. Словно услышав вопящие в глубине души Вэй Усяня молитвы, его спаситель явил себя так неожиданно, что от внезапной трели телефона Вэй Ин чуть не подскочил на месте, в то время как у Лань Ванцзи даже бровь не дернулась. «Блин, какой же он крутой, — зыркнув на его светлое, беспристрастное и, чего греха таить, прекрасное лицо, Вэй Усянь преисполнился искреннего восхищения чьему-то превосходству. — Блин, чувствую себя голодной лисой, смотрящей на исходящий паром пирожок на недостижимой для неё высоте…» И слюни у этой лисы катились такие, что их волны могли бы затопить Венецию еще не один раз. — Шиди, я занят, — буркнул в телефон Вэй Усянь, но то ли динамик у него барахлил, то ли он был подмочен, но голос Цзян Чэна был так тихо слышен, что усилив звук, но не добившись почти никакого эффекта, Вэй Усянь пробно перевел его на громкий динамик. — Шиди, занят я, занят. Позвони вечером. — Ты где шлялся всё это время? — весьма грубо поинтересовался Цзян Чэн. Скосившийся на телефон взгляд Лань Ванцзи стал холоден, как лед. Ему не нравился ни этот тон, ни этот человек. — Ты должен был явиться в тот же самый день, когда спихнул на меня свою потенциальную жену, что после твоего побега вцепилась в меня. — Шиди! — с тревогой и осуждением рявкнул Вэй Усянь, стесняясь того, что Лань Ванцзи всё это слышит. А умный, хорошо учившийся в школе Лань Ванцзи быстро сложил в уме всю услышанную информацию и понял, отчего же в тот день Вэй Усянь так настоял на столь ранней встрече и прислал свою фотографию в пижамке. Он же был в бегах, и очень удачно скрылся под широким крылом Лань Ванцзи. — Ах ты гад. Мог бы и спасибо сказать, девчонка наверняка красивой была. Хотя, какое спасибо можно дождаться от человека, который меня совсем не любит, ущемляет и вообще… пренебрегает мной, вот. — Я тебя не люблю?! — тут же взъярился Цзян Чэн. — Ущемляю? Пренебрегаю? Каждый год я дарю тебе 365 дней жизни, а в високосный даже на один день больше! И тебе мало?! — Это даже не подарки, это мой дарованный мне богом пряник, который ты внаглую нацепил на крюк своего кнута! — Слышишь, ты! За кнут еще спасибо должен сказать, ведь если бы не он, не держать бы тебе спину так прямо, ущербное ты барахло! Я тебе лучшие годы своей жизни отдал, прикрывая твой зад во всех мыслимых и немыслимых смыслах, а ты смеешь говорить, что я тебя не люблю? — Не любишь! По ту сторону послышалось какое-то кряхтение, словно у бронированного сердца Цзян Чэна отошел качающий в него кровь проводок. — Ах ты мелкий па… — Пш-ш-ш-ш, крях, тудущ, бдыщь… — мгновенно выключив громкую связь и прижав телефон к губам, принялся издавать разные звуки Вэй Усянь. — Шиди, мы в тоннель заехали я тебя совсем не слы… И отключился. На самом деле немного поздно, так как привычка спорить с Цзян Чэном была слишком сильна, и он чисто инстинктивно поддержал его брань, только потом наконец-то вспомнив, что у них, вообще-то, есть слушатель. — Как неловко, — робко улыбнулся он. — Извините за это. На самом деле шиди меня любит, просто… такие у нас с ним отношения, понимаете? Если слишком на него давить тем, как он разговаривает, он смутится и впадет в депрессию. От этого, как вы понимаете, общение станет… обременяющим и стесняющим. — И вас устраивает его грубая откровенность? — удивился Лань Ванцзи. Он бы такое положение вещей никогда бы не принял, даже несмотря на то, что сам был еще тем «собеседником», чье молчание порой воспринималось как немой упрек или безразличие. Хуже — полную незаинтересованность в собеседнике. — Ну, — улыбчиво протянул Вэй Усянь, — просто я его хорошо знаю. Он такой, какой он есть, и не мне судить его за что-то. Он добр ко мне больше, чем даже должен был бы, поверьте. Это я доставляю хлопоты, а он очень ответственный и серьезный человек. Раньше только он мог приехать за мной в три часа ночи на другой конец города, впустить меня в свой дом, когда я не хотел идти в свой, и молча слушать меня, когда я жаловался ему на свою печаль. Он грубый, я этого не отрицаю, но он действительно переживает за меня. И я ему бесконечно благодарен за его искреннюю ко мне любовь. Лань Чжань неожиданно погрустнел. Речь Вэй Ина была тихой и нежной, но такой пламенной и чувственной, что сомнений не было: этот Цзян Чэн много добра для него сделал и очень любим Вэй Усянем. Лань Ванцзи сразу почувствовал себя за бортом, потому что его не было в жизни Вэй Усяня тогда, когда последний нуждался в поддержке, а значит находясь на одной чаше весов вместе с Ваньинем не сможет перевесить его. Эта мысль привела в его в состояние уныния и безрадостности, что было довольно тонко подмечено Вэй Усянем. — Сказал же: раньше, — нежно улыбнулся Вэй Усянь. — А вот вчера меня неожиданно спас тот, кого я и хотел, и не хотел беспокоить. Лань Ванцзи слегка повернулся к нему, гораздо более изящней пожирая его взглядом, нежели это делал Вэй Усянь. Тайно «есть» его глазами стало для мужчины привычкой, без которой уже не обходилось ни одно их времяпровождение. — Хотели? — только и сказал Лань Ванцзи. Вэй Усянь помолчал недолго, словно собирал свои мысли, и наконец-то сказал: — Вы очень смущаете меня, вы знали? Прежде никто не заставлял меня так смущаться, как рядом с вами. Я очень боюсь потерять свое профессиональное лицо, но вот то лицо, которое глупо улыбается при виде вас, оно… оказалось сильнее. Словно цветок, что не с силах не поворачиваться к солнцу. Это… сильнее меня, вот я и робею. Но солнце от меня очень далеко, и я совсем не знаю, нравится ли ему то, что оно видит. Нравится или хотя бы… не раздражает так, как я себе это навоображал. — Вэй Ин… — вдруг раньше, чем успел бы себя сдержать, произнес Лань Ванцзи. И больше ничего не сказал. Между ними снова возникла эта тихая неловкость, в которой покоилась и не давала увидеть себя подлинная глубина тех чувств, что делала воздух тяжелее, а дыхание тише. Это так тяжело, хотеть выразить в словах весь свет своих чувств и совершенно не иметь сил и смелости это сделать. Бояться, что слова будут не теми, что поймут не так, что скажешь совсем не то и не так. Слова вообще не помощник, они больше стесняют, чем помогают. Особенно такому молчуну, как Лань Ванцзи, который, можно сказать, попадал прямиком в ад, когда происходила ситуация, что требовала от него длинных и содержательных речей даже тогда, когда он хотел сказать. Но не решался, не осмеливался. Боялся, что его не поймут… Что же касается Вэй Усяня, то для него слова всегда были куда сподручней, нежели взгляды и молчание, но вот эта ситуация… да что там, весь этот человек весьма отличался от всего остального. Только с Лань Ванцзи Вэй Усянь терялся и робел, а если открывал рот, то в большинстве случаев из него вылетало такое, что только учтивый и влюбленный в него (хотя Вэй Ин об этом не знал) Лань Ванцзи мог искренне восхищаться и со всем интересом внимать его речам. Он смотрел так нежно, практически не отрывая взгляда, что Вэй Усянь краснел и запинался, и уже устал кашлять, симулируя удушье, что должно было скрыть то, как он невольно зависал под таким взглядом, останавливая не только себя, но и время. Сегодня утром, когда он лежал рядом с Лань Ванцзи и просто смотрел на него, было для него моментом, ради которого можно было выскочить не из одних штанов и повиснуть не только перед Лань Цижэнем, но и перед Папой Римским, если бы потребовалось. Просто смотреть на Лань Ванцзи, слышать, как он дышит, видеть его светлые глаза в дневном свете… и так близко, так чувственно. А если коснуться его? А если… приблизиться к нему, слыша только шорох одеяла да приглушенный скрип той большой кровати. Погладить его по животу, чуть-чуть закинуть ногу на его бедро, склониться к его лицу… И Лань Чжань бы не шевелился, он бы так же наблюдал за всем, что делает Вэй Усянь. И поцеловать такого покорного, раскрытого перед тобой человека, думал Вэй Ин, было бы тем, от чего сердце зашлось бы так сильно, что просто бы заглушило разум, а вместе с ним и стыд, не позволяющий откровенно накинуться на это прекрасное создание, чтобы то почувствовало всю твою любовь… — Странно… — слегка свернув в потоке своих мыслей, нахмурился Вэй Усянь. — Что? — тут же спросил его Лань Ванцзи. На него тоже давила эта повисшая между ними тишина, и он больше предпочел бы, чтобы Вэй Усянь беззаботно болтал о чем угодно, но только не молчал. Хватит и того, что молчит сам Лань Ванцзи, одним собой делая это, можно сказать, за двоих. — Только сейчас вспомнил, что мне снилось, будто всю ночь пел, — тихонько засмеялся Вэй Усянь. — Я ведь не люблю петь, даже в караоке не хожу… вроде как. «Вроде как» относится к тому, что он помнил, а если он был в дрова, то мог побывать в каком угодно месте, а потом найти себя в собственной почте, где путем отправленного ему видео он видел, как шабашил и что вытворял. Лань Ванцзи же, который прекрасно помнил его залет на верхние ноты песнопения, сперва хотел тактично промолчать, но подумав, что это будет слишком подозрительно, тихонько сказал: — К деньгам. — Было бы неплохо, — тут же просиял Вэй Усянь. — У меня как раз закончились духи от Дольче… Он вдруг замолчал, Лань Ванцзи тоже не успел среагировать вовремя. «А я иду такая вся…» Вэй Усянь сглотнул, так как прежняя туманность утраченных воспоминаний неожиданно обрела новую жизнь при упоминании слова «Дольче», намотавшись на эту бесстыдную пленку и выразив себя в, так скажем, новом трезвом свете. — Лань Чжань… — нервно моргнув, он так же нервно дернул уголком губ и медленно, слабым как у котенка голосом, прошелестел: — Так это был не сон? Лань Ванцзи слегка отвернул свое лицо и чуть-чуть поджал губы. Ему почему-то стало так стыдно и смешно одновременно, что он предпочел спрятать глаза, и слава богу, ведь то лицо, с которым на него повернулся Вэй Усянь, стало бы тем чудом, что вырвало бы из его горла несдержанный смех. Ну, он не злорадствовал бы, конечно, просто тон Вэй Усяня был таким потешным, так как в нем звучало это неожиданное откровение, что ей-богу, лучше убейте, но не заставляйте посмотреть в эти раскаивающиеся глаза. — Ну, вы же могли петь и в клубе… — неуверенно протянул Лань Ванцзи, ибо будучи хорошим честным мальчиком не мог вот так с ходу придумать хорошую ложь. Дайте ему два-три… дня, и может быть, может, он придумает что-то стоящее, или попросит дополнительное время. — Порасказывай мне еще этих сказок, — вдруг разгневался Вэй Усянь. Понятное дело, что гневался он на себя, но Лань Ванцзи отчего-то подыграл ему, сделавшись покорней. — Но я не… — Что «не»? Еще скажи, что твои ответы не из той же оперы «А я иду такая вся в объятиях младшего Ланя»! «Похоже, он вспомнил, — пуще прежнего развеселился Лань Чжань, и краска стыда подступила к его ушам. — Вэй Ин, прости меня… но ведь это ты пел, я просто слушал. Не затыкать же тебе рот, да и чем?» А что, правда нечем было? Было, конечно, но разве же в тот момент он мог это сделать? Да все он мог, хватит врать себе. — Боже, какой позор на мою многострадальную голову, — тяжело выдохнул Вэй Усянь и залез рукой в карман. — Сколько я еще буду вас стыдить… я же так сгорю от собственной ненависти к себе и своим кричащим поступкам! Вот серьезно, не терпите меня, не терпите! Вышвырните меня из этой машины, я пешком по трассе пойду. «Не пойдешь», — тут же ощетинился Лань Ванцзи, понимая, что трасса никак не может быть подходящим местом для пешей прогулки. Если бы он только знал, что вытворял этот «доктор», когда ловил попутку в своих путешествиях в юности… — О, аскорбинка! — нащупав в кармане небольшой узкий пузырек из тонкого стекла, обрадовался Вэй Усянь. — Не успокоительное, конечно, но хоть рот займет. И его совсем не смутило, что «аскорбинка» была идеальной круглой формы, белая, слишком гладкая, и в таком необычном пузырьке. Стоило ему закинуть её в рот и сомкнуть челюсть, как глаза его тут же выпучились, а машина, круто съехав на обочину, резко остановилась. Лань Чжань, которого слегка встряхнуло от этой неожиданной остановки, сразу отцепил ремень безопасности и склонился к согнувшемуся головой к рулю Вэй Ину, что прижав ладони к губам тихо выл, пока глаза быстро наливались слезами боли. — Вэй Ин! — запаниковал Лань Чжань, стараясь отцепить его ладони и дать увидеть лицо. — Что такое, тебе плохо? Сперва отрицательно покачав головой, но затем медленно кивнув, Вэй Ин согнулся еще сильнее, а Лань Ванцзи, увидев на его сидении тот злосчастный пузырек взял его в руку, высыпал на ладонь содержимое и покрутил «аскорбинку» между пальцами. — Вэй Ин… — поняв, что такое скушал Вэй Усянь, Лань Ванцзи так тяжко и одновременно сострадательно выдохнул его имя, что забыв о предосторожности склонился к его лицу и тихо шептал слова утешения, нежно успокаивая плачущего Вэй Усяня.

***

— Молодой человек, вы удивительно удачливы, — пожилой мужчина в белом халате слегка повернулся на своем стуле и с любопытством рассматривал рентген. — Это же надо было такому случиться, чтобы такой наклон корня зуба мудрости не дал о себе знать раньше. — Что вы имеете в виду? — пробурчал Вэй Ин, вжавшись в кресло, на которое его посадили. — Доктор, всё плохо, да? — Лучше, — весело улыбнулся тот, — лучше, чем просто плохо. Если бы этот зуб был здоров, мы бы просто отправили вас домой. Но у этого моляра такой внутренний наклон, что если не вмешаться, в будущем он начнет давить на остальной ряд зубов, что приведет к сдвигу уже растущих. Но, честно сказать, даже если мы не сделаем то, что должны, вам все равно с такой болью не справиться. Зубы мудрости появляются последними, и часто им негде размеситься, потому что во рту для них остается недостаточно места. Знаете, к чему это приводит? Они могут быть зажаты под тканью десны, что приводит к припухлости или болезненности. Я тщательно изучил рентген вашей челюсти и пришел к выводу, что лучшим решением будет… — Отпустить меня домой? — расцвел Вэй Ин. — Лучше, — еще сильнее просиял доктор. — Мы удалим вам этот зуб. Краски сползли с лица Вэй Ина, как косметика под дождем. Он побледнел, потом позеленел и мгновенно свалился в обморок, откинувшись на спинку кресла. — И кто вас таких слабых воспитывает? — выдохнул доктор. — Сестра, нашатырь! Вот попал бы ты, сынок, во времена моей молодости, когда зубы без анестезии щипцами рвали. За деньги причем! Итак, суть дела. Когда Вэй Усянь вытащил неизвестного назначения пузырек, он, естественно, не догадался ни понюхать содержимое, ни распробовать его во рту. Он сразу заглотил, и будучи уверенным, что это аскорбинка, впился в неё зубами, после чего взвыл и согнулся пополам. Твердый предмет в его рту даже не треснул, зато его зуб по ощущениям словно привели в движение, на деле же предмет так вдавился в его поверхность, что ранее и без того наклоненный корень зуба критично впился в десну, что и вызвало такую острую боль. «Рокко, ублюдок…» — как всегда будучи сильным задним умом, Вэй Усянь, рыдая в непосредственной близости к Лань Ванцзи вспомнил, что это был за пузырек и что были в нем… жемчужины. В общем, это и правда были настоящие жемчужинки, которые Вэй Ин спрятал в свой карман после того, как Рокко предложил ему интереса ради сыграть в героиню Эммануэль, где она натянула жемчужины на свои лобковые волосы. Из-за шока и смущения Вэй Ин обозвал его упырем и спрятал бусинки в карман. — Нахрен мне это делать? — возмутился тогда он. — Ну ты же сказал, что этот человек для тебя важен, и быть может сегодня ты, ну… — Ну не до такой же степени! — еще сильнее возмутился Вэй Усянь. Его возмущение было странным, учитывая каким порочным, заинтересованным блеском горели его глаза. — Как ты их туда всадишь?! Рокко достал крючки для вязания, правда очень тонкие, толщиной с цыганскую иголку, и заговорчески посмотрел на Вэй Усяня. Тогда Вэй Ин так и не решился воплотить в себе героиню из-под пера Эммануэль Арсан, но непонятно по какой причине жемчуг этот забрал, а из-за пережитого ночью и утром стресса напрочь забыл о том, что они у него вообще были. В итоге Лань Ванцзи пришлось срочно везти его в самое страшное место на земле, место, которое обходят десятой стороной, которым пугают и детей, и взрослых. Место, о котором писали еще братья Гримм, и сказка эта была так зацензурена, что никто так и не догадался, что то страшное место, куда попал охотник, было вовсе не сатанинской сектой. Это был… стоматолог. — А! — внезапно открыл глаза Вэй Усянь и тут же сощурился. — Что это за яркий свет? Я что, умер и попал в рай? — Почти, — с улыбкой хмыкнул явно легок на юмор доктор, набирая в шприц анестетик. Видя, как он постепенно наполняется жидкостью, Вэй Ин сглотнул и вжал голову в плечи. — Сейчас вколем и приступим к делу. Будет не больно. — Я надеялся услышать эту фразу в иной ситуации, — захныкал Вэй Усянь, когда к нему вдруг подошла медсестра. — Извините, — хотя её улыбка и была обворожительна, однако весьма откровенный вырез халата заставлял взгляд концентрироваться явно не на её белых зубах, — но не могли бы вы отдать этого кролика? Девочке в приемной так страшно, она так горько плачет, ей этот кролик нужнее. — Еще чего, я его первый взял, — ревностно прижав к груди белого кролика с пышным голубым бантом, не мигая сказал Вэй Усянь. — Да оставь ты его, — постучав по шприцу, чтобы поднялись пузырьки воздуха, хмыкнул доктор, — пусть с ним играет. Всяко лучше, а то ногтями сто процентов кресло исцарапает. Я уже задолбался постоянно обивку менять. Вечно они приходят с нестриженными когтями, как знают, куда их всадить. Досадуя на своих пациентов, доктор опустил свет, чтобы он падал ровно на плотно сжатую челюсть Вэй Усяня, и надев маску сказал: — Откройте рот. Тот, вжавшись в кресло, отрицательно мотнул головой. — Открывайте, — слегка нахмурился доктор. — Ы-ы, — так и не открыв рта, издал горловой звук Вэй Ин. — Ладно, — доктор неожиданно убрал шприц, но не успел Вэй Усянь облегченно выдохнуть, как он взял насадку бормашины. — Значит, без анестезии будем? Всё, беру свои слова обратно, вы крепкий орешек, хвалю. Только услышав этот звук самой преисподней, Вэй Усянь почти врос спиной в кресло, чувствуя, как уже начинает скользить от обильного потоотделения, и из последних сил сохраняя более-менее здравый рассудок и прижимая к себе кролика начал что-то бормотать. — Л-Лань Чжань… — сорвано произнес он, а потом чуть ли не оря во всю глотку запричитал: — Лань Чжань, скорее! Кролик не справляется, Лань Чжань! Дверь тут же открылась, и на пороге возникло взволнованное лицо Лань Ванцзи. Все это время он сидел ближе всех к кабинету и внимательно прислушивался, так как еще в машине заметил, что стоило Вэй Ину увидеть вывеску стоматологии, как взгляд его стал шире, а плечи мелко задрожали. — Ох, ну что за люди пошли? — сняв маску и выключив машинку, рассердился доктор. — Вы что, надпись не видели? Ждите своей очереди. — Я не по записи, — игнорируя тот факт, что его впервые в жизни ругает кто-то не из семьи, Лань Ванцзи в три шага оказался подле Вэй Усяня и тут же взял его за руку. — Всё хорошо? — Всё очень плохо! — хорошо понимая, что Лань Чжань в обиду не даст, тут же пойдя ва-банк ударился в слезы Вэй Усянь. — Лань Чжань, скорее, забери меня отсюда. — Вэй Ин, всё будет хорошо, — гладя его по руке, распереживался Лань Ванцзи. — Нет, не будет, — еще сильнее захныкал Вэй Усянь. — Лань Чжань, мне так страшно. — Всё будет хорошо. — Держи меня за руку. — Держу. — Крепко держишь? — Крепко держу. — Извините, конечно, что вмешиваюсь, — недовольно вскинул брови доктор, — но мы тут что, рожаем? Вы, как я понимаю, отец? Сейчас мы этот зуб родим и дадим вам в руки. А ну отпустить пациента, лечь ровно! — Кому это ровно лечь? — внезапно нахмурился Вэй Усянь. — Ванцзи? Здесь? Абсурдность вогнанного в панику Вэй Усяня, а также действительно взволнованное лицо Лань Ванцзи заставило медсестер негромко захихикать, а доктора взять в руки шприц и внимательно на него посмотреть. — Я ему что, что-то другое успел вколоть, или анестезию с чем-то другим перепутал? — задумчиво пробормотал он. — Вэй Ин, потерпи, это недолго должно быть, — продолжал умасливать Лань Ванцзи. — Нет! — мотнув головой как капризный ребенок, продолжал упрямиться Вэй Усянь. — Вэй Ин, ну пожалуйста, — голос Ванцзи стал мягче, а поглаживание по руке еще нежнее. — А потом поедем по городу кататься. — После такого ты меня только вперед ногами покатаешь. Выкатишь из этого кабинета, вот! — Вэй Ин… — Неть, — забывшись, что он взрослый, Вэй Усянь ответил с тем же искажением слова «нет» как как обычно искажал его в детстве. — Ну пожалуйста. — Ни-за-что! Кажется, забытый ими напрочь доктор, вскинув брови от удивления медленно постукивал пальцем по панели, и единственная причина, по которой он не выгнал их отсюда с криками была в том, что он действительно заинтересовался, чем закончится этот странный спектакль между двумя вполне взрослыми мужиками, один из которых был красивым, но слегка туповатым (не слегка), а второй, что был еще красивей, терпеливо нянчился с ним, кажется получая от этого неимоверное удовольствие. Это же заключили и медсестры, продолжая активно что-то твиттить. — Вэй Ин, — тоже пойдя ва-банк, Лань Ванцзи сделал строгое лицо, — если ты не дашь доктору о себе побеспокоиться, я… сяду в это кресло за тебя, и пусть тогда побеспокоятся обо мне так, как должны о тебе. Вэй Усянь тут же повернулся на него. — Но ведь ты здоров, — нахмурился он. — Вот именно, — приведя свой последний аргумент, сказал Лань Ванцзи. — Понимаешь, что тогда произойдет? И это сработало. Только представив, как красивую челюсть Лань Ванцзи разомкнут эти старые сморщенные руки, а такие же сморщенные пальцы полезут ему в рот и начнут там какофонию своей бормашинкой, Вэй Усянь впал в ужас даже больший, чем при мысли, что это сделают с ним. «Какой-то старый хрен залезет в твой рот раньше меня?! — градус в теле Вэй Усяня подскочил, брови нахмурились. — И чтобы я это позволил? Не в этой жизни!» В итоге он согласился, но при условии, что над душой у него будет стоять не медсестра, а Лань Ванцзи. — Ладно, — легко согласился доктор, — голову вам подержит. — Для чего? — тут же насторожился Вэй Усянь. — Чтобы не убежала, — снова взяв шприц в руку, стоматолог спросил: — Так с анестезией или без? — А сколько она стоит? — Десять долларов. — Десять долларов?! — поднявшись на локти, воскликнул Вэй Усянь. — Да это грабеж средь белого дня! Из золотого шприца колоть будете, что ли? — Вэй Ин, я заплачу, — тут же подал голос Лань Ванцзи. — Да я сейчас сам расплачусь, — сразу же ответил он, неправильно его поняв. — Да это чистый шантаж, так наживаться на боли законопослушных граждан. — Вы можете пойти и в государственную клинику, — весьма спокойно заметил доктор. — Там вообще без анестезии делают, зато бесплатно. — Нет уж, — скрестил руки на груди Вэй Усянь. — Зря я, что ли, в этом кресле пропотел? Второе такое меня просто убьет. Лань Ванцзи ничего не оставалось делать, кроме как тихо выдохнуть и подыгрывая эмоциональному воспалению Вэй Усяня качнуть головой в знак согласия. — Так, давайте еще раз. Скажите конкретно, что вы будете делать. И во всех подробностях, пожалуйста, и время на всё это тоже скажите. Я хочу знать сколько я буду пребывать в этом аду. — Не волнуйтесь, мы просто немного растянем вам дырочку, поработаем в ней… Услышав сей роскошный набор слов, к доктору повернулся не один, а целых два взгляда. Держась за руки, мужчины, один из которых стоял подле Вэй Усяня, пока сам Вэй Усянь, как роженица, покоился в кресле, стали выглядеть донельзя потешно после того, как произнеслись эти слова. — Знаете, — слегка обалдев, медленно произнес Вэй Усянь, — в иной ситуации я, быть может, был бы даже не против, но речь ведь идет о зубе. Зубе! И стоп, какое еще растянем? Вы же говорили, что удалять должны! — Но я же осмотрел все ваши зубы, — резонно заметил доктор. — Вы что, смерти моей хотите? — воскликнул Вэй Усянь. — Ну уж нет, я две экзекуции за один раз пережить не сумею. Так, всё, Лань Чжань, мы уходим. — Вэй Ин, — тут же придержал его Лань Ванцзи. — Но я боюсь уколов, клянусь, — взвыл Вэй Усянь. — Если игла проткнет мне что-то во рту, клянусь, я богу душу отдам прежде, чем меня огреет бабка с косой! — Хорошо, в таком случае возьмем другую анестезию, жидкую, — предложил доктор, который больше всех был заинтересован, чтобы избавиться от этого запрыгнувшего в его кресло длинноволосого болванчика. — Я распределю её на ваших деснах без проникновения. — Отлично, давайте! — тут же заметно приободрился Вэй Усянь. — Но предупреждаю, она подействует мгновенно и более сильно чем та, что колется вовнутрь. Что это значит? Одна половина вашего лица будет неактивна до следующего утра, проще говоря немного обвиснет. А может даже вспухнет. Всё зависит от того, как вы переносите препарат, а переносимость у всех индивидуальная, и не всегда предсказуемая. Ну конечно же он хорошо знал и что говорит, и кому именно нужно это сказать. Только представив, что в присутствии Лань Ванцзи, когда он смотрит, лицо его предстанет в самом невыгодном и унизительном свете, боязнь уколов Вэй Усяня резко куда-то исчезла, а рот открылся сам собой. Шутки шутками, но ему было очень больно из-за этого зуба, так больно, что всё то время, что он мучился, его не покидала сильная головная боль, и даже тошнота подступала. Всё это было следствием стресса и непрекращающихся болевых ощущений, поэтому под бдительным присмотром Лань Ванцзи он согласился распрямиться и добровольно открыть рот. Ну, ради Ванцзи он бы и не такое отверстие раскрыл, хотя конкретно это еще было самым приличным. Вся процедура продлилась недолго. Анестезия схватилась очень быстро, и скоро челюсть Вэй Усяня онемела, что теперь с ней можно было работать без опасений. Лань Ванцзи пришлось держать его голову, пока засунув внутрь что-то, что имело на конце плотный стержень и прижав его к зубу, доктор начал тянуть его на себя, а так как прошло закрепление, то вместе с элеватором вытаскивать и многострадальный зуб мудрости Вэй Усяня. Теперь Лань Вацнзи стало понятно, почему его попросили держать голову. Давление было слишком сильным, шея Вэй Усяня просто бы не справилась, и он не смог бы самостоятельно держать голову неподвижно. Послышался звук, похожий на тот, когда из плотной мякоти достают что-то в неё крепко вцепившееся, и вытащив зуб доктор посмотрел на него и показал едва живому Вэй Усяню, пот с которого катился градом, а лицо было белее зубов медсестер. — Смотрите, как у этого зуба переплелись ножки корней, — сказал он. — Он изначально рос под углом, и вот наконец-то дал о себе знать. Поздравляю, господин Вэй, у вас мальчик. Вытянув дрожащую ладонь, Вэй Усянь принял своего «сыночка», пока его, так непривычно молчавшего и тихого утешительно поглаживал по голове Лань Ванцзи. Вэй Ин действительно выглядел как никогда плохо: взгляд невидящий, уставившийся в одну точку, веки подняты, зрачки, свыкшись с ярким светом, сужались уже не так быстро. Лань Ванцзи, видя его таким, так хотелось утешить его сильнее, поцеловать в макушку, например, но как бы он посмел? Вэй Усянь страдал, а он совершенно ничего не мог для него сделать. Ну, кроме того, что оплатил всю процедуру и привез его сюда. — Так, сейчас будем зашивать. Вэй Усянь уже на автомате открыл рот и даже не дернулся, когда игла начала прошивать ему десну… — Прижмите ватку к ранке и ждите, пока кровь перестанет идти, — засунув ему в рот кусочек ваты, сказал доктор. К тому времени Вэй Усянь уже более-менее очнулся и прижимая к груди «сыночка» опасливо и настороженно поглядывал на доктора. И молчал. — А что это вы на меня так смотрите? Всё, можете идти, рецепт на обезболивающее возьмете у медсестры. Вэй Ину не нужно было повторять дважды. Резво вскочив с кресла, он, держа мертвой хваткой кролика, а второй ладонью сжимая «сыночка» кинулся на шею Лань Ванцзи и прижался к нему всем телом. Тот молча обнял его в ответ даже не сговариваясь с совестью, ведь Вэй Усянь первым задал темп, самолично сократив расстояние между ними, и было бы очень грубо, оттолкни его Ванцзи в такой сложный момент. Долго Вэй Усянь не отцеплялся от него, пока ему под ребра не ткнул сам стоматолог, начав сетовать на то, что они мешают ему принять других пациентов. Вэй Усянь наконец-то отлипнул от в душе недовольно этим движением Лань Ванцзи, и как прежде в его доме взял его за руку, придерживая мизинцем кролика за ушко, и покинул наводящее на него ужас место. Молча они вышли из клиники, молча сели в машину. Лань Ванцзи сразу сел на водительское сидение и развернув выписку прочитал, что через несколько дней Вэй Усяню нужно будет явиться для снятия швов, и озвучил это ему. Тот, держа рот закрытым, вытащил свой телефон и начал что-то в нем набирать. Лань Ванцзи пришлось ждать недолго, когда экран был повернут к нему. Там было написано следующее:

Лань Чжань, если тебе не трудно… можно мы никуда не поедем и пока посидим в машине? У меня кровь идет, я даже не могу с тобой поговорить.

Лань Ванцзи прочитал это и молча кивнул. — Я только пойду куплю тот порошок, что выписали в качестве обезболивающего, — сказал он. — И куплю вам попить. Вы ведь хотите пить? Да и порошок запить нужно будет. Конечно он хотел пить! Учитывая, какой мокрый силуэт он оставил на том кресле, было бы странно, если бы он не умирал от жажды, так как потратил столько своей влаги на слезы и пот.

***

— Вот здесь налево поверните. — Здесь? — Угу. Когда с момента выхода из стоматологической клиники прошло чуть меньше часа, уже более бодрый, а самое главное не стесненный в функционале ни своего рта, ни своей речи Вэй Усянь, кажется, окончательно пришел в себя, а десна перестала так сильно кровоточить, встал ожидаемый вопрос того, что делать дальше. Ну, парковка место, конечно, романтичное, особенно в машине Лань Ванцзи, особенно когда он, словно сошедший из комиксов супергерой, весь день спасал попадающую в беду красотку Вэй Усянь. Но супергерои тоже устают, как, собственно, и роковые в их жизни красотки, да и день постепенно сменялся ночью, нужно было что-то думать. Так как Лань Ванцзи настоял, что отвезет Вэй Усяня к нему домой, Вэй Ину выпал прекрасный шанс без каких-либо ужимок, а самое главное гармонично и естественно пригласить его к себе домой. — Чаю попьете и уйдете, — настаивал он. — А деньги я вер… — Какие деньги? — поднял на него глаза Лань Ванцзи, пока они ждали лифт. — Ну, — замялся Вэй Усянь, — деньги за… — Не понимаю, о чем вы говорите, — двери лифта открылись, и подождав, пока войдет Вэй Усянь, Лань Ванцзи только тогда и зашел в лифт. — Какой этаж? Слегка дезориентированный очередной их близостью в узком пространстве, Вэй Ин молча нажал кнопку и лифт немедленно тронулся наверх. «Блин, что я творю, — отчего-то тревожно размышлял он. — Пригласить-то пригласил, но чем я его кормить-то буду? У меня нет черной икры. Да у меня нет денег даже на кабачковую…» В таких разбросанных мыслях он молча стоял у стены, совсем не видя, что уловив его тревожность, Ванцзи, начав беспокоиться о нем, принял его волнение немного иначе. — Может, я всё же не буду вас стеснять? — двери лифта снова открылись, и отмерев от звука его голоса Вэй Ин вышел, но тут же увидел, что Ванцзи не последовал за ним. — Уже поздно. — А мы что, дети? — улыбнулся Вэй Усянь. — И я живу один, будить некого. Не стесняйтесь, пойдемте. — И всё же… — Всё будет, когда я скажу, — взяв его за руку, Вэй Ин снова потащил его за собой, и покорный мальчик Лань Чжань без малейшего сопротивления последовал за ним. Вэй Усянь уже успел заметить, что стоит лишь немножко на этого человека надавить, или, что лучше, взять его, в буквальном смысле, в свои руки, как тот не выкажет и капли сопротивления. Можно было подумать, что у него настолько золотые манеры, что он просто неспособен поставить в неловкое положение другого человека и лучше подставится сам, но отчего-то Вэй Ин чувствовал, что Лань Чжань очень даже ждал того, чтобы его подтолкнули к действию. Так скажем, не войдет в брод, пока его туда не спихнут, зато как профессионально плавать начнет, не налюбуешься! — Ух, чертов замок, — шикнул Вэй Ин, чувствуя, что дверь не поддается. — Снова барахлит, что ли? Вот так всегда бывает: вовремя не смажешь отверстие, то даже с мылом хрен протолкнешься. Поняв двусмысленность фразы уже после того, как она блестяще вылетела у него изо рта, Вэй Усянь замолчал, чувствуя, что если сейчас столкнется взглядом с Лань Ванцзи, умрет со стыда перед порогом собственного дома. «А когда я в последний раз делал уборку? — замок щелкнул, осталось только открыть дверь. Но теперь душу Вэй Усяня посетили совершенно иные тревоги. — Боже, у меня же вещи разбросаны, хлам повсюду, а пол я вообще не помню, когда мыл. В этом ли году вообще, хотя бы. И коридор тоже хламом завален, и ванная, и моя комната! Как мне его в свою берлогу вести?!» Но поворачивать было некуда, курс был проложен только вперед, и болезненно скривившись, понимая, что тянуть дальше никак нельзя, Вэй Ин, скрывая болезненные хныки открыл дверь и с замершим сердцем полез нащупывать выключатель. Свет ярко залил прихожую, и ранее сощурившись Вэй Ин отпустил ручку двери, ожидая своего приговора. — Что-то случилось? — так как Вэй Ин не заходил внутрь, Лань Ванцзи тоже пришлось стоять снаружи. Вэй Ин медленно приподнял одно веко и тут же широко распахнул глаза. Коридор… был чистым, вся обувь ровненькими рядами была поставлена на специальную подставку. Но самое главное, он видел пол. Он. Его. Видел! — Ничего не случилось, — быстро отрапортовал он и бросил ключи возле зеркала. — Заходите быстрее, ну же. «А то еще выдует тебя, а мне потом ловить», — тут же мысленно добавил он. — К слову, — Вэй Ин снял пиджак, и прямо под пристальным взглядом Лань Ванцзи бросил куда ни попадя, совершенно не обратив на это внимание. — Как вы считаете, может, раз уж мы оказались у меня дома, нам стоит перейти на «ты»? Лань Чжань как раз снимал обувь, и услышав это предложение слегка покачнулся, но вовремя схватился за стену. — Лань Чжань, да не нервничай ты так, я же любя, — улыбнулся Вэй Усянь, — просто я такой неумеха, что «вы-ты» часто переключается в моей голове так, что даже я этого не замечаю. Вдруг ты подумаешь, что я невоспитанное хамло? Так что предлагаю, что, если мы на нейтральной территории, то нет никаких особых причин соблюдать этот строгий этикет. «На нейтральной территории?» — успел подивиться Лань Ванцзи, пока разувшись не последовал за Вэй Усянем вглубь квартиры. Хотя она и располагалась в довольно хорошем квартале, но была меньше того, что ожидал увидеть Лань Ванцзи. Но очень уютная, так он заключил. Заключил, даже толком её не рассмотрев, всё это время не спуская с Вэй Усяня глаз, что устремившись в свою комнату раскрыл шкафы и стал копаться в своей одежде. «Яньли, спасибо, спасибо тебе, — спрятав голову в шкаф, ликовал он. — Сестренка, ты просто чудо. Пока меня не было ты пришла к этому раздолбаю и навела чистоту в его берлоге, какая же ты умница. И как вовремя! До смерти буду тебе благодарен…» Это и было объяснение того неожиданного чуда, что превратило жилище Вэй Усяня едва ли не в конфетку. Пахло внутри чистотой, в глаза бросался только идеальный порядок, и даже белье на кровати было сменено. Пышное большое одеяло казалось сахарной шапкой, напоминая райское облако. Такое одеяло приятней всего было оплести всем своим телом и, прижимаясь, крепко проспать так всю ночь. — На самом деле вы ведь уже называли меня на ты, — высунув голову из шкафа, до этого согнувшись пополам так, что лишь зад его торчал, улыбнулся Вэй Усянь. Слава богу, что у Ванцзи была хорошая реакция и он отвел глаза раньше, чем его успели бы уличить в… рассматривании запрещенной части экспоната. — Когда это? — подивился он. — Когда я звонил вам, и мы разговаривали о цине. Вот же дурак. Беда прислала ему предупредительную весточку, но если человек дурак, то хоть в глаза ему её ткни, все равно не увидит. — А-а, — протянул Ванцзи. — Помню. Там еще как-то связь странно прерывалась, всё время как будто какой-то моторчик жужжал. Улыбка Вэй Усяня глупо застыла на его лице. Моторчик? А это ведь в ту ночь он воспользовался старым реквизитом и полным отсутствием стыда, чтобы вывести Лань Ванцзи на разговор и слушая его голос делать, делать… — Помехи, — дернув плечами, с нервным смешком произнес он. — Вы пока посидите в комнате, я сейчас вернусь. Уже замечено, что когда у человека совесть нечиста, он зачастую демонстрирует внешнее воодушевление, не соответствующее его внутреннему состоянию. И порой это выглядит так смешно и нелепо, что только глубоко влюбленный человек будет искренне наслаждаться и обожать слишком часто впадающего в такой кураж Вэй Усяня, что собрав сменные вещи пулей полетел в ванную комнату, спешно ковыряясь в своих банных принадлежностях. «Да где же он… — стиснув зубы, думал он. — То самое средство с миндальным молочком, и гель-пенка от именитой фирмы, что мне подарила Яньли. Ну где же, где же они…» Только сейчас он сообразил, что хоть и взял сменные вещи, но нижнее белье-то забыл. А в ванной, как назло, даже грязного не осталось, Яньли всё перестирала в машинке и сложила высушенное в шкаф. Что делать, пришлось возвратиться. Но вот когда Вэй Усянь вернулся он замер на пороге, и по ощущениям ему показалось, что собственное сердце застряло в глотке. Лань Чжань стоял возле его шкафа, из которого Вэй Усянь в спешке вытряс несколько вещей и так и оставил их на полу, и судя по всему его благородный рыцарь решил сложить вещи обратно. Но кто же мог знать, что именно на той полке, откуда Вэй Ин их скинул, окажется кое-что, что более не прикрытое одеждой и окажется в руках Лань Ванцзи. И стоит отметить, разглядывал он этот предмет весьма заинтересованно. — Лань… Чжань… — выдавив из себя измученную стыдом улыбку, Вэй Ин, стараясь не краснеть, подошел к мужчине и, поджав губы, опустил взгляд на предмет в его руке. — А я тут за бельем зашел. Забыл его, вот. А что это ты такое разглядываешь? Этот вопрос был наживкой. Если чистый, благородный Лань Ванцзи не поймет, что это такое, подвешенный язык Вэй Усяня сможет выдать эту вещь за что угодно. То, что держал в своих руках Лань Ванцзи, называлось многохвостной плетью, которую еще в далекие времена своего тура по Европе Вэй Ин прихватил с собой в качестве памяти из поездки в Амстердам. Это был экспонат с витрины, самый дешевый, потому что его рукоятка была… самой обыкновенной рукояткой, без нововведений и неприличных форм, а хвостики были из красно-черной замши, и скорее уж годились, чтобы нежно гладить кожу, чем путем ударов причинять ей боль. Да Вэй Ин ею даже ни разу не воспользовался, а затерявшись среди других вещей она фантастическим образом перекочевала в его дом, что забросив её в шкаф он напрочь забыл о ней. Она выглядела очень безобидно, ну как самая обычная вещь, которую можно найти в любом доме, как… чашки там, или книги, или… Короче, да любое из «или». — Это… — Ванцзи повертел её в руках, и Вэй Усянь судорожно наблюдал за его, как ни странно, расслабленными бровями. — Да я и сам не пойму, что это такое. Похоже на… — Метелку! — тут же возбужденно воскликнул Вэй Усянь и неловко рассмеялся. — Это такая специальная метелка для чистки шкафа в… труднодоступных местах. Медленно протянув руку, Вэй Ин изящно, как только и может ступающий по натянутому над пропастью канату человек, забрал сей порочный предмет из этих чистых незапятнанных рук. — И какие в нем могут быть труднодоступные места, это что за шкаф такой? — удивился Лань Ванцзи. — Ну, например тот, в котором сижу я, — смущенно отвел глаза Вэй Усянь. — Что? — Что? — придя в себя, Вэй Ин снова повернул взгляд на Лань Ванцзи. — Как ею пользоваться? — вполне спокойно продолжил тему их беседы Лань Чжань. Всё еще пребывая в легком дурмане от того, что этот мужчина в его комнате и касается его вещей, Вэй Усянь выпалил: — Как пользоваться? — осматриваясь на наличие мест, где хранилась мелкая рухлядь, Вэй Ин полез в нижний ящик. — Нужны батарейки… — Вы уверены, что это работает на батарейках? — Конечно, — шумно раскрыв ящик и так же шумно роясь в нем, сказал Вэй Усянь. — Хотя, когда я отнес её в мастерскую, мне сказали, что такие вещи должны работать на силе любви. — Что? — Что? — Вэй Усянь наконец очнулся от наваждения. — А-а, не обращайте внимание, просто меня что-то в воспоминания затянуло, наверное, фильмов пересмотрел. Вы знаете, сейчас такая странная тенденция появилась, что добропорядочные граждане Китая вроде меня перестали звать домой мужа на час. — Почему? — Как почему? Вот посмотришь «эти» фильмы, так потом глаз сомкнуть не можешь… от страха. Это, как оказалось, самый популярный жанр. Я, как вы понимаете, человек одинокий, совершенно беззащитный и очень стеснительный, мне страшно принимать в доме личностей с продолговатыми предметами, вот и пришлось самоучкой чинить сантехнику. Вот теперь брови Ванцзи наконец-то взметнулись вверх, выдавая его непонимание услышанного, так как ни один разумный человек ни за что бы не сложил в одну действующую цепочку то, что только что наплел явно перенервничавший на почве стыда и стресса Вэй Усянь. — А причем тут метелка для пыли к сантехнике? — мужественно решив разобраться в этом мертвом узле умозаключений Вэй Усяня, Лань Ванцзи проявил завидную решимость, из-з которой Вэй Усянь хотел удариться в слезы, так как всеми силами желал прекратить этот дурацкий разговор. — У этой метелки рукоять крепкая, я ею… засор в раковине чистил. — Сильно глубокий? — припоминая, что рукоятка у этой метелки была как раз таки короткая, еще сильнее удивился Лань Ванцзи. — Глубочайший, — с умным видом кивнул Вэй Усянь. — Бутылку масла туда вылил, а протолкнуть до конца так и не смог. В общем, темная история, не хочу вспоминать. Я вообще-то только за трусами зашел, давайте я попозже вас развлеку набором фантастических историй из моей нелегкой жизни, хорошо? На этой дивной ноте с упоминанием нижнего белья, его наличия, что самое главное, Вэй Усянь, мило улыбнувшись Лань Ванцзи, быстро извлек из ящика необходимое и с плетью под мышкой буквально выскочил из комнаты. Был ли он похож в этот момент на идиота? На самом деле трудно сказать, только если вы не пообщались с ним какое-то время, что дало бы вам понять, что этот человек просто такой, какой он есть… ну, то есть вот такой, любите, как говорится, и лелейте. С другой стороны, он защищал свою тайну с таким кокетливым жаром, словно бы отстаивал свою девичью, простите, юношескую честь, и это не могло не подкупать, учитывая, что именно в такие нелепые моменты он выглядел милее всего для одного конкретного человека. И да, тот не прочь с умным видом продолжать всё это слушать, потому что если не Вэй Усянь, то кто вообще в этом мире заслуживает заинтересованности такого человека, как Лань Ванцзи? Убедившись, что на полу больше ничего нет, Лань Ванцзи закрыл шкаф и подошел к кровати, краем глаза увидев движение там, куда убежал Вэй Усянь. Видно, закинув вещи в ванную, он вышел еще за чем-то, а когда возвращался, Лань Ванцзи застал его как раз на том моменте, когда он стянул с себя верх и, обнажившись до пояса, закрыл за собой дверь. Лань Чжань успел увидеть его обнаженную спину, очертание лопаток, упавшие на поясницу тени… А потом послышался плеск воды, из-за которого из головы Лань Ванцзи утекли все мысли. Он слушал этот непрерывающийся плеск не опуская век, а моргнул лишь тогда, когда тот частично прервался, что значило… что Вэй Ин вошел под него. Странно, но попав в эту квартиру Лань Ванцзи неожиданно ощутил какой-то странный наплыв усталости, словно это место как-то по-особенному влияло на него. Оно успокаивало, почти убаюкивало, здесь было очень комфортно. И это пышное одеяло на кровати… Как приятно, должно быть, им укрыться, завернуться в него, высунув наружу только голову. И Ванцзи смотрел на эту кровать, смотрел на неброское убранство комнаты. Хотя, как неброское? Она была чудесной. Выполненная в светлых тонах, но тем не менее не холодная, а очень уютная, как колыбель для света. Ванцзи не знал, смотрит ли эта сторона дома на рассвет, но подозревал, что когда солнечные лучи наполняют эту комнату, она, должно быть, чуть ли не впитывает их, наполняя ими этот тихий укромный мирок. Ванцзи сел на кровать, любопытства ради осматривая мебель и шторы, ковер с толстым высоким ворсом, пустую вазу для цветов, что стояла на подоконнике. Она была расписной, но черного цвета, довольно мрачная как для этой комнаты, но очень интересной формы. Приглядевшись он понял, что это ваза из стекла. «Наверное, подарок, — подумал он, и моргнув уже не держал веки так высоко. Они опустились, прикрывая его глаза. — Интересно, кто её подарил…» Лань Ванцзи чувствовал непреодолимую жажду хотя бы ненадолго, но закрыть глаза и поспать. Он ведь… не спал всю ту ночь, пока забирал Вэй Ина и сторожил его сон у себя дома, днем отдохнуть тоже не получилось, а сейчас… Сейчас он сидит на кровати принадлежавшей человеку, который пригласил его к себе домой несмотря на то, что такие поздние визиты довольно… смущают. Что они будут делать? Разговаривать? Пить чай? Уже очень поздно, а Лань Ванцзи так устал… Он боялся, что и правда не сможет со всем вниманием поддерживать беседу, потому что… это комната Вэй Ина. Здесь пахнет его жизнью, его присутствием. Здесь лежат вещи, которыми он пользуется, здесь расстелен ковер, по которому он ступает. И кровать, на который он спит. Спит, должно быть, видя красивые сны. Лань Ванцзи набрался решимости и медленно опустил туловище, позволив себе прилечь. Он опустил голову на подушку, прижался к ней щекой. Пахло чистотой и кондиционером для белья… но не Вэй Ином. Белье было стиранным, и почему-то этот факт Ванцзи нашел довольно печальным, словно бы что-то важное было напрочь стерто, и он уже не может этого ощутить… Запрыгнув под душ, Вэй Ин яростно тер себя мочалкой, одновременно подставляя голову под струи воды. Он не мылся со вчерашнего дня, запашок, должно быть, был еще тот. Он стирал с себя уже остывший налет пота, тер ладонями лицо, чтобы стереть грязь, и жутко злился на то, что не может сделать это быстрее. Надолго оставлять Лань Ванцзи в одиночестве совсем не хотелось, но как бы он не спешил, а с его длинными волосами слишком быстро управиться все равно не получится. «Пенка, пенка… — мысленно повторял он. — На кондиционер совсем нет времени. Просто причешусь красиво или в хвост затянусь…» Натеревшись своими средствами он смывал их, чувствуя, как же от них пахнет кожа и какой она становится нежной. Шампунь был с запахом цитруса, причем не химическим, а как будто настоящим, что в воздухе витал даже легкий оттенок кислинки, от которой ускорялся приток слюны во рту. — Как же неловко получилось у стоматолога, — помывшись и выбравшись из ванны, Вэй Ин стер с зеркала налет и посмотрел на себя. — Все свои унизительные стороны показал, даже признался, что боюсь уколов. Позорище. И как будто не было блестящего утра в кругу семьи Ланей, не было того пафосного похищения, неловких воспоминаний о ночных песнопениях. Нет, Вэй Ина сильнее волновало то, в каком свете он предстал под ярким светом лампы, когда прижимая к груди кролика трясся всем телом, оставив на кресле свой потный силуэт. — Интересно, я сильно вонял? — подняв руки и понюхав себя, Вэй Ин с мысленным вздохом заключил, что если чем и благоухает сейчас, то только чистотой. И миндалем, молочко с которым втирал в кожу. — Пугаясь, человек воняет. Гха! На мне же была его рубашка, а я её так небрежно скинул на пол! Развернувшись и подбежав к рубашке он поднял её, и любовно сложив положил наверх стиральной машинки, чтобы поутру первым делом постирать её в ней, после чего, все еще голый, стал вытирать волосы полотенцем, чтобы оно впитало в себя лишнюю влагу. В ванной все еще было слишком парно, и он, стоя голышом, понимал, что стоит ему открыть дверь и все эти запахи тут же проникнут во все комнаты. «Да блин, суши быстрее, — орудуя феном, нервно думал Вэй Усянь. — Сколько уже времени прошло?» Но как он ни бранился, а с сушкой волос пришлось повозиться. Когда волосы оставались лишь слегка влажными, он, кривясь от боли, затянул их в хвост, перекинул его через плечо и, наклонившись, начал надевать нижнее белье, затем натягивать на себя штаны, после чего наконец-то надел футболку, посмотрел на себя в зеркало и начал придирчиво осматривать себя. — Румянец, уйди, — понимая, что хлопать себя по щекам бессмысленно, он просто начал обмахивать их. — Уйди, уйди! Хотя стоп. Я же был в ванной, а там у всех кожа краснеет. Отлично! Теперь я смогу открыто смотреть господину Ланю в глаза и даже он поймет, что я красный не потому, что о чем-то грязном фантазирую, а потому что только после ванны. И почему я раньше до этого не додумался? Однако поразмыслив немного пришел к выводу, что краснеть от водных процедур и краснеть от возбуждения это два разных состояния, и ему ближе именно второй. Он хотел бы так покраснеть и без принятия ванны, но не стесняясь делать это и быть принятым. Он хотел показать ему этот румянец, когда причина его возникновения не была бы скрыта. Краснеть, окруженный полумраком и дыханием Лань Ванцзи… Приоткрыв дверь и выглянув, Вэй Усянь увидел, что свет в его комнате горит, но как-то слишком тихо. «Опять в моих шкафах роется? — выходя, подумал он. — Да ничего ты там не найдешь, не старайся. Всё самое бесстыдное я храню в себе одном…» Поразмыслив, что нужно хотя бы предложить гостю чай, Вэй Ин, не заглядывая в свою комнату сразу прошмыгнул на кухню, но прежде чем поставить чайник порылся на полках ища самые красивые чашки, фарфоровые, расписанные нежными цветами из изящного сада. «А какой чай он пьет? — тут же спохватился он. — Хотя нет, вернее будет спросить, а какой у меня есть? Боже, только в пакетиках? Ну как так-то, Вэй Ин! Лишь один дешевый чай в пакетиках! Ты что, не мог пить что-то более человеческое?» Но учитывая цену, это был очень человеческий вариант. Для пролетариата, разумеется. «Ладно, пойду его спрошу, — слегка напрягшись, Вэй Ин начал медленно возвращаться в комнату. — Спрошу его, какой он будет, и если он скажет: «На ваш выбор», то, прости, Лань Чжань, но придется тебе вкусить новое для себя ощущение опилок в кипятке…» Ему было по-своему неловко, что этот человек был в его доме, но не пригласить его в столь подталкивающих до этого обстоятельствах означало плюнуть в лицо судьбе, что соизволила благословить его этим неожиданным визитом. На самом деле еще «украв» его, Вэй Ин уже тогда подумал о том, чтобы каким-нибудь чудом заманить его к себе домой. Он даже размышлял о том, а не убедить ли Лань Чжаня на самом деле ненадолго сбежать из дома, но где же тогда беженцу прятаться? А у одной сомнительной личности как раз есть убежище, и такая доброта вовсе не из каких-нибудь подозрительных мотивов, нет. Просто Вэй Усянь так сильно любит сострадать, ну прямо так сильно, что очень даже заинтересован в том, чтобы благородно отдать Лань Вацнзи свою спальню, свою кровать, свою… в общем всего себя, если к такому дойдет. — Господин Лань, что вы будете пи… Конец фразы замер в горле, и Вэй Усянь тут же закрыл рот, а для большей уверенности еще и прижал ладонь к губам, чтобы ни звука не прорвалось, и чтобы челюсть невольно не упала на пол, что наделало бы немало шума. Шума, который развеял бы те околдовавшие его чары, что видели его глаза. Лань Ванцзи… лежал на его постели. Лежал и… спал, по всей видимости. Теснившись у самого края, он лежал на боку, чуть подогнув ноги, и держал руки у груди. Его лицо было слишком расслабленным, что могло свидетельствовать лишь о глубоком или очень крепком сне. Вэй Усянь стоял и не шевелился, даже веки его не двигались. Он смотрел и чувствовал, как всё быстрее ускоряется биение его сердца. Лань Чжань даже подумать не мог о том, что уснет. Он прилег на кровать Вэй Усяня с той стороны, где было раскрыто одеяло, но, само собой, не решился им укрыться, держа на обзоре краешек одеяла. В качестве слухового ориентира он взял шум воды и концентрировался на нем, чтобы, когда он исчезнет, быстро встать с кровати, ну или хотя бы сесть на неё, только бы не выдать, что он на ней лежал. Лань Чжань лежал и слушал, его веки тяжелели, в мыслях впервые появилась пустота, свобода которой была для него, всегда размышляющего, так велика, что практически затягивала в себя. Он решил, что всего на минутку опустит веки, всего на минутку. Но закрыв их, наложенный на слух шум воды неожиданно начал расползаться в его воображении, а после незаметно для него исчез, так как Лань Ванцзи… провалился в настолько глубокий сон, еще и так быстро, что и сам этого не заметил. Ему не помешал ни свет, ни даже то, как Вэй Усянь навернулся на мокром кафеле, но вовремя схватился за рукомойник, однако поскидав на пол часть своих бутылочек, что наделали шума. Но Лань Ванцзи не проснулся. Ему было так спокойно, вокруг него так приятно пахло, а постель так быстро согрелась его теплом. И он не смог сопротивляться. Только не в этом месте. За всю свою жизнь ему еще нигде не было так спокойно, как в этом доме, в этой постели… рядом с этим человеком. Отмерев, Вэй Усянь выключил верхний свет и зажег на прикроватной тумбочке небольшую лампу, что была предназначена не для чтения, а просто чтобы в комнате оставался тусклый, как свечение светлячка, приятный золотистый свет. Порой ему сложно было спать в абсолютной темноте, и он зажигал эту лампу, слушая одинокую тишину своей комнаты… Вдруг спохватившись, Вэй Усянь тихо подошел к своему шкафу, вытащил оттуда плед и уже даже раскрыл его, в намерении укрыть им Лань Ванцзи, но вдруг остановился. Он положил плед в угол кровати, а сам, миновав её, подошел к лежащему Лань Ванцзи, снял с него носки, стараясь делать это очень аккуратно, и так как он лежал на краю, с которого было сдвинуто одеяло, укрыл его именно им. Лань Ванцзи был в одежде, но её Вэй Усянь не мог снять не из-за соображений приличия, а потому что Лань Ванцзи это точно бы разбудило. Поэтому он укрыл его, после чего прижал костяшки пальцев к губам и с минуту не сводил с него взгляда. Он размышлял о том, где лечь ему самому. По всем правилам гостеприимства, если ты уступаешь кому-то свою кровать, то никак не можешь втиснуться гостю под бок на этой самой кровати. Но у Вэй Усяня были свои размышления на этот счет. Он был очень взволнован тем, что происходит, и в данный момент всё сосредоточение его мыслительного процесса концентрировалось на двух вещах: втиснуться или не втиснуться? Места было много, ведь кровать была большая, но дело было далеко не в этом, ведь речь шла о том, чтобы спать рядом с Лань Ванцзи. А он вообще уснет? Да навряд ли. Вэй Усянь уже распланировал себе, как будет, не смыкая глаз, всю ночь пялиться на спящего Лань Ванцзи, совершенно забыв об усталости своего собственного тела и разума. Такой насыщенный на эмоции день не мог не клонить его ко сну, особенно если под боком лежало что-то теплое и безумно желанное. Вэй Усянь осторожно прилег на кровать, перед тем распустив волосы и слегка встряхнув головой, из-за чего в воздухе ярче ощутился запах его шампуня. Достигнув обоняния Лань Ванцзи этот запах заставил его вдохнуть глубже, из-за чего раздулись его ноздри. Вэй Усянь, увидев это и в панике подумав, что плохо отмылся и все еще воняет, молниеносно накрылся одеялом, забыв, что и Ванцзи лежит под ним. Вэй Ин изначально планировал укрыться пледом, но теперь… А ведь кровать уже нагрелась от тепла Лань Ванцзи. Вэй Усяня это тепло взволновало еще сильнее, и он, съедаемый смущением, подвинулся немножко к Лань Чжаню и, не мигая, смотрел на его лицо. Он никак не мог вспомнить видел ли когда-нибудь такое расслабленное у него лицо, ведь обычно мужчина был невозмутим и холоден, и еще никогда его лицо не излучало столько покоя. Лань Чжань и правда выглядел очень умиротворенным, из-за чего Вэй Усянь ошибочно заключил, что, наверное, так и должно быть, если тот спит. Но пусть Лань Чжань и спал, причина его умиротворения была далеко не во сне, а в том, что погрузило его в этот самый сон, ведь не всегда можно уснуть лишь потому, что ты жутко вымотан, порой и тогда тяжело отключиться, особенно в чужом доме. Крепче всего засыпаешь тогда, когда то, что тебе любо, окружает тебя так плотно и во всех мелочах, что более никаких мыслей не остается, кроме тех, что помимо вас двоих больше-то ничего и нет. И как же спокойно тогда становится, как приятна тогда даже тишина невысказанных слов. Вэй Усянь смотрел и смотрел, пребывая в своих мыслях, и всё больше он убеждался, что когда по-настоящему желаешь кого-то, то стремишься к его сердцу, а не телу. Лань Ванцзи ему нравился, он сильно вожделел к нему. Но сильнее этого притяжения было и что-то очень глубокое, что-то, из-за силы которого и боишься извлекать его наружу. Вэй Ин знал все свои пороки и достоинства, знал свою трусость, свою похоть, свою страсть. И знал, что не было сейчас в его жизни ничего желанней, кроме как укутать этого человека теплом своего тела. Казалось бы, чтобы утешить его, но нет. Чтобы спрятать себя в этом, прижаться и дрожа утешаться тем, что ты любим. Но разве же он ведал о том, что уже был любим Лань Ванцзи? Он не верил, что такой человек может не просто снисходительно относиться к нему, тешась тем, как порой глупость Вэй Ина способна вызывать улыбку и размягчать эмоции, а по-настоящему любить, любить со всем тем, что может и печалить, или даже гневить. Любить его трусость, любить его слабость, любить его боль, любить его страх. И не призывать бороться с этим человека, который в некоторые моменты и так удерживает себя на ниточках, что отделяют его от пропасти. А просто принять всё то, что уже въелось в кости, течет вместе с кровью, которое уже и не вырвешь из себя, так как оно уже определило тебя таким, какой ты есть. Но можешь забыть, а забыв начать создавать новые воспоминания, что станут более сильными опорами ослабленной душе. «До того момента, когда он найдет свою родственную душу, я хочу оставаться с ним, чтобы быть ему утешением и поддержкой, чтобы он не чувствовал себя одиноким. Хотя бы это, хотя бы это… о большем я и мечтать не могу», — думал он, смотря на Лань Ванцзи, потому что не верил, что именно он тот, кто может стать Лань Чжаню той самой родственной душой, которую ищут сызмальства, высматривая её в каждом человеке. Они смотрят и всё ждут, что, может быть, этот человек именно тот самый? И правда, с самого маленького возраста уже ищут, уже высматривают. Вэй Ин не помнил, а Лань Чжань не забывал. Он был маленьким, но его глаза были широко открыты. Как были открыты и в ту ночь, когда подобно не спускающему с него глаз Вэй Усяню, что тихо лежал рядом, Лань Ванцзи тоже не отнимал от него взгляда, когда привез его к себе домой, привел в свою комнату. И хоть он не солгал, сказав, что всё закончилось лишь тем, что Вэй Ин уснул, по причине того, что об остальном не спрашивали, он умолчал о том, что произошло до того, как это случилось… — Пожалуйста, постой спокойно, пока я найду тебе одежду. Он, разумеется, пытался усадить Вэй Ина, но тот, пошатываясь, наотрез отказывался подчиняться. Лань Чжань подумал, что, наверное, и спать его уложить будет трудно, потому что он, должно быть, сопротивлялся дать своему телу мягкую опору, потому что боялся, что уснет. И Вэй Ин и правда вел себя так, словно ну никак не желал не бодрствовать, его тело мягко покачивалось, словно тростник, слегка задетый теплым ночным ветром. Схватившись руками за кровать, он, кажется, наблюдал за тем, как Лань Ванцзи пошел к комоду и присел на корточки, вытаскивая выдвижные ящики, думая, какую же одежду ему дать. Он не знал, что ему делать, он очень нервничал присутствием Вэй Ина в своей комнате. Осознание того, что он сейчас смотрит на него, что дышит в его личном пространстве, что вообще наполняет его собой… Лань Ванцзи слегка опустил голову. Лунный свет бил в его комнату, так как шторы были полностью распахнуты, наполняя её мягким белым светом. Внезапно на его глаза легли чьи-то теплые ладони, и Лань Чжань слегка вздрогнул, так как не услышал, как Вэй Ин подошел. Мужчина не шевелился, позволяя другим ладоням прижиматься к его лицу. Вэй Ин так же присел и склонил свое лицо к Лань Ванцзи, коснувшись своей щекой его макушки и очень легким, однако пославшим электрический импульс по всему телу Лань Ванцзи движением слегка съехал щекой вниз, продолжая закрывать тому глаза. Они просидели так некоторое время, пока наконец неподвижный, застигнутый врасплох Лань Ванцзи поднял свою ладонь и коснулся пальцами ладони Вэй Усяня. Это касание заставило его руку задрожать, так как он не столько коснулся, сколько практически неощутимо скользнул подушечками пальцев по чужой ладони, понимая, что она действительно настоящая. Он почувствовал мягкость кожи, выступающие вены и… тепло. Рука Вэй Ина была такой теплой, его веки тоже это чувствовали, но то был жар от внутренней стороны ладони, а с внешней стороны она была просто теплой, едва ли не бархатной. Лань Ванцзи обхватил ладонь Вэй Ина своей и слегка настойчиво потянул её вниз, тем самым освободив левую часть своего лица. Ладонь мягко опустилась, не отрываясь от кожи, и лицо Лань Ванцзи, ощутив эту ласку, сделалось донельзя страдальческим, какая-то болезненная тень накрыла его глаза. Он имел такой вид, словно облачен в невероятное страдание, а не ласку. Пальцы Вэй Ина коснулись поверхности его губ. Лань Ванцзи задержал дыхание. Щека Вэй Ина все так же прижималась к его затылку, и неожиданно он слегка повернул свое лицо, из-за чего Лань Чжань ощутил касание его губ на своих волосах. Осознав это, кожа его головы тут же онемела, в горле стало немного больно, преклоненные колени заныли от неудобной позы. Внезапно Лань Ванцзи убрал его руки от своего лица, но не отпуская повернулся и начал вставать, поднимая вместе с собой и Вэй Ина. В лунном свете глаза Вэй Усяня казались еще более бездонными, словно две непроглядные пропасти, но такие очаровательные с этим влажным фантастическим блеском. Они стояли друг напротив друга, Лань Ванцзи держал его ладони в своих, пока их руки были подняты на уровень груди. Было так тихо, что, казалось, шум собственного сердцебиения вот-вот будет услышан… — Вэй Ин… — голос Лань Ванцзи был тихим, в произнесенном им имени чувствовался болезненный надлом, который обычно бывает тогда, когда сдерживают сильное переживание. — Скажи, что ты чувствуешь? Лань Чжань знал, что тот был пьян; знал, и всё равно задал этот вопрос. Он до ужаса боялся, что еще немного, и просто от взгляда этих глаз он совсем потеряет контроль, не сдержится и что-нибудь сделает, что-то из того, что делало его грудь такой тяжёлой, дыхание болезненным, а мысли невероятно глубокими. Он боялся этой глубины, боялся, потому что Вэй Ин мог его отвергнуть. Ему и правда было больно от своих чувств, но больно потому, что он держал их под таким давлением, не позволяя хоть немного просочиться наружу, но сейчас, когда этот излучающий тепло и сияние мужчина стоял так близко, когда его глаза смотрели прямо в его, когда его лицо, освещенное лунным светом, и вовсе казалось каким-то маревом из сладостных снов… И Лань Ванцзи робел и пылал так сильно, так глубоко, что от переизбытка чувств и той боли, что они за собой несли, от того, что видели сейчас его глаза чувствовал, что может даже заплакать. Этот человек, что сейчас был с ним, всё его существо, сам факт того, что он позволил Лань Ванцзи узнать себя, ощутить это близкое присутствие, ощутить дыхание, чье тепло касалось его собственных губ… Несмотря на то, что Вэй Усянь был пьян, что его сознание оборвало с ним все контакты, подсознание же напротив, очень хорошо работало. Это оно понимало, что за человек сейчас стоит рядом с ним, и это оно, руководствуясь такими же скрытыми желаниями, задавало поведение этому пьяному исполнителю. — Чувствую… — прошептал Вэй Ин и неожиданно тепло улыбнулся. — Что уже очень давно хочу поцеловать тебя. Его ладони не находили сопротивления в руках, что их держали, а потому и поднялись так легко к лицу Лань Ванцзи, сомкнув их на нем словно на драгоценной чаше, в естественном порыве её пригубить. Но эта чаша была такой теплой, такой нежной, такой мягкой, что сияющие глаза Вэй Усяня, казалось, стали еще больше. Он с каким-то благоговейным трепетом смотрел в это лицо, будто осознавая какой-то ошеломляющий его факт. Смотрел так, как смотрят на обретенное сокровище, способное изменить всю твою жизнь… Лунный свет просачивался между ними недолго, а в одной части тела и вовсе исчезал. Тени, отбрасываемые ими, пришли в движение и слились в одну тогда, когда их лица приблизились друг к другу и соединились губами, что в мягком, медленном порыве сделал Вэй Ин, потому что Лань Ванцзи закрыл глаза и замер, с непривычным, практически ошеломляющим волнением ожидая этого движения. И Вэй Ин приблизился, тепло его губ обожгло даже сильнее, чем ранее его дыхание. Оно было таким сладким, таким чувственным, хотя он всего лишь прикасался губами. Вэй Ин слегка наклонил голову, его губы начали настойчивей касаться губ Лань Ванцзи. Теперь они ласкали, легко и нежно смыкаясь то на верхней, то на нижней губе мужчины. Но губы Лань Ванцзи дрожали, и от осознания этого лицо Вэй Усяня с какой-то сострадательной нежностью скользило по лицу Лань Ванцзи. Он словно чувствовал его терзания, его страхи, его нерешимость, а потому прильнув к его телу своим обнял его за шею и очень мягко углубил поцелуй, не слишком настойчиво, но все же давая понять свои намерения, скользнув по нижней губе своим языком. Казалось он сорвал белеющий в темноте таинственный цветок, осторожно и бережно поднеся его к своим губам... Ванцзи не сумел ни сдержать себя, ни уж тем более уследить за тем, когда практически одновременно с этим движением ответил на это скольжение, углубив поцелуй и переплетая их языки вместе. Вэй Ин застонал, дыхание Ванцзи стало чаще. Он опустил руки на талию мужчины, требовательно сжав её, давая почувствовать силу своих рук и сдерживаемую им страсть, которая сжигала место между бедрами, которыми он прильнул к Вэй Ину. Их тела были так близко друг к другу, продолжая прижиматься, что Лань Ванцзи, совсем не следя за своим движениями и опустив ладони на ягодицы Вэй Усяня сжал их и слегка надавил, чем прижал их нижние части тел еще более сильнее, так что они уже могли чувствовать возбуждение друг друга. Дыхание Вэй Ина тоже участилось, жар их губ становился всё более дразнящим, всё больше увлекал их друг в друга, и, должно быть, от переизбытка эмоций Вэй Ин покачнулся и неожиданно обмяк в руках Лань Ванцзи, потеряв сознание. Тот сразу почувствовал, что ноги Вэй Ина уже его не держат, а потому быстро подхватил его, не дав тому упасть. Вэй Ин, к слову, сделал это достаточно… красиво, что ли, поскольку падая он наклонился назад, и когда Ванцзи подхватил его, голова Вэй Усяня была откинута, волосы черным каскадом свесились вниз, залитое лунным светом лицо даже немного сияло, от чего его красные, слегка припухшие губы смотрелись так же очаровательно, как и его лента на белых скатертях в доме Ланей. Ванцзи поднял его на руки, и так осторожно, словно это был не человек, а что-то более хрупкое и ранимое, положил его на свою постель, видя, что Вэй Ин, похоже, крепко спит, во всяком случае лицо его выглядело умиротворённым, немного покрасневшим правда, и губы тоже. На самом деле когда их губы отдалились, Лань Ванцзи ощутил ни с чем не сравнимую грусть из-за того, что это случилось. Эта грусть, она… была такой странной, нежной и невинной, совершенно лишенной боли или сожалений, просто… такая непривычная сладкая грусть, щемящая сердце, побуждающая душу трепетать в ожидании да хоть сколько угодно, но испытывая при этом какое-то странное наслаждение, что ты здесь, что теперь есть чего желать. И он хочет ждать, он взбудоражен этим ожиданием, ведь оно еще сильнее придает смысл тем чувствам, что он испытывает, оно придает им еще большую ценность, еще более яркий окрас, манящий своими отблесками как золотые верхушки дворцов древности. Солнце отсвечивает от золота, и это… так великолепно. Ранее погребенное во тьме сердце Лань Ванцзи поймало в себя отблески зарождающегося рассвета, которым стал для него Вэй Усянь, и золото взыграло всем своим великолепием, словно в попытке сравниться с теплыми лучами золотого солнца, потому что только оно способно раскрыть всё самое драгоценное, что есть в этом сердце. Таких поцелуев Лань Ванцзи еще не знал, и людей таких он тоже не знал. Вэй Усянь единственный, кто мог бы так его целовать, так, чтобы золото встретилось с солнцем, породив ни с чем не сравнимое великолепие. И если тело так трепещет, то что же станется с душой, когда она растворится в этом, когда она страстно желает это сделать. И мир вокруг блекнет, ведь свет исходит изнутри… потому что в холодной темнице одиночества взошло его личное солнце, освещающее только его ранее покрытый тенями мир… Лань Ванцзи задержал взгляд на эти губах, понимая, что в них смерть его, не иначе, ибо эти губы лишали его всяческого контроля, а возбужденный этим видом разум не стоял на месте и дразнил Лань Ванцзи различными мыслями. Но Лань Ванцзи никогда бы не посмел совершить нечто настолько низкое, как воспользоваться чьим-то бессознательным положением, пусть даже Вэй Ин сам его поцеловал, пусть даже лежит сейчас в его постели. Он же пьян, а Ванцзи… Ванцзи чувствовал, что бессилен отрицать, что пропал. Этот человек, этот мужчина… эта улыбка, этот голос, блеск этих глаз, чувственность в его словах… Сердце Ванцзи сжалось в груди. Вэй Ин проник собой куда-то так глубоко в эти неприступные льды, что они начали таять изнутри, таять огненной водой, таять кровью, горячей кровью, что затопила его желанием, чувствами, жаждой… и вместе с тем такой неоспоримой нежностью, побуждением сделать всё, чтобы этому человеку было хорошо, следить, чтобы он был счастлив, чтобы ничего не омрачало его мысли, его взор, его побуждения. Больше всего на свете Лань Ванцзи хотел видеть саму естественность Вэй Ина, в которой тот мог быть самим собой, потому что такого его Лань Ванцзи и… любил? Взгляд Лань Чжаня незаметно для него самого стал глубже, и опять же — болезненней. Он позволил себе прикоснуться к лицу Вэй Ина, положить на него ладонь. Она слегка скользнула вниз, голова Вэй Ина, на удивление Лань Ванцзи, немного наклонилась, словно в попытке не дать теплу этой ладони уйти в небытие. Легкая поволока легла на глаза Лань Ванцзи. Он больше не видел свою ладонь. Он видел ладонь маленького мальчика, прижатую к принадлежавшему ребёнку лицу, но само лицо было размыто, так как он плакал, и слезы эти пришли ему на помощь, застилая взор, потому что бледное, изможденное словно маска боли лицо мальчика было тем, что заставило маленького Лань Ванцзи плакать. Больничная палата с её резким белым цветом, звук прибора, показывающий удары сердца… и маленький мальчик с бледным лицом и обескровленными губами, который потерял всё.