***
— Я понимаю, что происходит между тобой и моей дочерью. Но тебе не кажется, что ты торопишься? Тэхён сидит на стуле напротив рабочего стола твоего отца, словно на собеседовании, его сердце теперь бьётся спокойнее в разы, потому что реакция самого влиятельного члена твоей семьи превзошла все его ожидания. Но смотреть в глаза мужчине так же беспрерывно, как в зале, всё равно больше не получается, его взгляд слишком пронзительный, слишком понимающий и твёрдый в одно и то же время. — Думаю, я бы заметил, если бы она была против. — Ты меняешь её, вот, что я хочу сказать. Если бы на твоём месте был кто-то другой, сомневаюсь, что она бы позволила довести себя до такого, — твой отец устало вздыхает и смотрит на рамку с фото на краю стола, где ты стоишь с широкой улыбкой ещё совсем маленькая, с половиной выпавших молочных зубов, обнимаешь подаренного на день рождения плюшевого кролика и жмуришься от счастья. — Я хочу попросить тебя взять на себя ответственность. Если она хочет жить иной жизнью, то выход только один. Не это юноша ожидал услышать, это уж точно. Но он не разочарован, его, напротив, радует такой исход. И вместо какого-либо ответа он просто широко улыбается и кивает несколько раз подряд, закусывая нижнюю губу, чтобы в голос не рассмеяться. Ты так переживала за реакцию родителей, всю себя изъела и перенервничала, хотя совсем не знала, какой на самом деле жизни они для тебя хотят. Ну, может, не оба родителя, но отец — без сомнений.***
— Не думай, что эта тема закрыта. Мы с тобой всё обсудим завтра вечером, когда гости покинут дом. Эти слова — последнее, что ты слышишь от матери перед уходом в комнату, и ты бы солгала, если бы сказала, что не ожидала этого. На душе гадко совсем и холодно, даже горячая ванна перед сном не помогает согреться, изнутри тебя продолжает бить ледяная дрожь, а неугомонный рой негативных мыслей не позволяет отвлечься и успокоиться. Толстовка и джинсы аккуратно висят на спинке стула возле трюмо и одним своим видом тебе настроение портят, не вызывают уже той радости и лёгкости, которая была в тот момент, когда ты примеряла их в магазине. Ты то и дело вспоминаешь суровое лицо матери и только сейчас признаёшься сама себе, что боишься эту женщину больше всего на свете. Тебе было бы приятнее утонуть или сгореть заживо, чем пережить сегодняшний вечер вновь. Тэхёна ты ждёшь ровно до одиннадцати, но потом не выдерживаешь, свет везде выключаешь и ложишься под одеяло, ноги кутаешь поплотнее, чтобы согреться, и чувствуешь невыносимую пустоту в груди. Ты правда надеялась, что парень придёт, как и обещал, но разговор с твоим отцом, кажется, сильно затянулся. И только ты успеваешь подумать о завтрашнем дне и настроиться на отдых, как в дверь принимаются стучать. Открывать ты не хочешь, время позднее, ты морально устала настолько, что уже не уверена, способна ли пережить ещё одну пытку перед сном в лице Ким Тэхёна. Но юноша тебя не дожидается, открывает дверь сам и без твоего позволения ныряет во мраке твоей обители. Под его весом за твоей спиной ощутимо прогибается мягкий матрас, ты даже дыхание задерживаешь от неожиданности, не думала даже, что он зайдет так далеко. Но его руки всё равно смело притягивают тебя к его торсу, он обнимает так трепетно и крепко, смеётся тихо тебе на ушко, целует в висок и молчит. Тебе от его запаха снова сносит крышу, его влажные после душа пряди касаются твоей кожи, и ты понимаешь, почему он так задержался, но спокойнее от этого не становится. Он слишком близко, буквально впритык к тебе лежит, твои ягодицы к его бёдрам прижаты под одеялом, а требовательные руки не дают отодвинуться. Неделю назад о таких вещах тебе даже подумать было стыдно, а вы с Кимом ещё и едва знакомы, ты сама до сих пор не можешь понять, почему позволяешь себя трогать, почему так дрожишь от лёгких поцелуев в щёку и даже не пытаешься оттолкнуть. Возможно, всему виной разбушевавшиеся гормоны и нехватка любви, а может это просто твоя первая безумная влюбленность. — Скоро всё станет лучше, — он звучит так уверенно, и по голосу слышно, что он улыбается. — Завтра ты уедешь, и моя мать превратит мою жизнь в ад. — Не превратит. Я же обещал, что помогу, помнишь? — Зря мы начали это всё, Тэ... Тебя отвлекают губы на шее и руки на бёдрах, даже имя до конца произнести не выходит, потому что мучавший тебя холод отступает мгновенно. Тебя жаром заливает с головы до ног, и ты чувствуешь то, что обычные люди называют лёгким возмуждением. Но для тебя оно отнюдь не лёгкое, ты к такому совсем не привыкла, как и к нежным ладоням на гладкой коже ног. Ким под ночнушку пытается забраться, а ты всхлипываешь потерянно и хватаешься за его запястье, когда он поднимается к твоим ягодицам и едва ощутимо касается их кончиками пальцев. — Завтра утром ты всё поймёшь, Ким Т/И. Он всё же ладонь прижимает к мягкой половинке и заставляет тебя воздухом подавиться, но выше не поднимается, наоборот, скользит ниже, твои мурашки чувствует и усмехается, пока ты в темноту всматриваешься и боишься шевельнуться. Прикосновения прекращаются так же внезапно, как и начались, и даже тепло позади исчезает — юноша выбирается из-под одеяла и целует тебя в щёку. Долго, с чувством, ему и самому уходить не хочется, но к завтрашнему утру нужно успеть уладить пару мелочей, о которых тебе знать пока не стоит. И поэтому он гладит напоследок твои волосы, желает спокойной ночи и оставляет наедине с разгоревшимися возбуждением и стыдом.