Мамочка

Как можно иметь ангельское лицо, но при этом быть таким невыносимым засранцем? У Чимина нет стыда. Он у тебя почву из-под ног выбивает ежедневно, произнося всего лишь одно слово, так ещё и присутствие чужих людей его не смущает, а, может, в этом и есть вся соль. Тебе кажется, будто он нарочно всегда подбирает моменты, когда ты расслабленная стоишь в толпе одногруппников и не ожидаешь подвоха, и именно эти спокойные мгновения он с удовольствием рушит раз за разом. — Эй, моя секси мамочка, как настроение? — он рукой обхватыает твою шею и притягивает к себе, шепчет на ушко, прямо щекой прижимается к твоему виску и голос понижает на пару тонов. Ты, честно, пытаешься привыкнуть, но сколько бы времени ни проходило, изголодавшееся тело выдаёт всегда одну и ту же реакцию. Предательские мурашки то и дело бегут по рукам и спине, нервируют и исчезать не торопятся, а Пак напоследок ещё и мокро в щёку целует, заливисто хохоча. О вас уже слухи ходят, шальные языки выдумывают всё новые и новые теории, которые передаются из уст в уста каждый раз с новыми интересными подробностями. Тебя раздражает всё вокруг. Ты и подумать не могла, что Чимин всё-таки отыщет твоё слабое место, о котором даже ты сама была не в курсе, но теперь что-либо предпринимать уже поздно, механизм запущен, а твои шансы на спокойную жизнь или хотя бы на ее жалкое подобие ускользают, словно мелкий песок сквозь пальцы. Даже твоя подруга постепенно прекращает сдерживаться, шутит о том, что ничего страшного от одноразового перепихона не случится, никто тебя не осудит, да и вообще «пора уже перестать бояться мужиков». А ты зубами скрипишь от злости так часто и сильно, что они уже грозятся перетереться в мелкую крошку. На сборе по случаю закрытия очередной сессии тебя трясёт от одного лишь вида подвыпившего Пака в его этой полупрозрачной растянутой футболке, этих джинсах в обтяг и с кучей колец на нелепых, коротеньких пальцах. После третьей банки пива ты уже даже не стесняешься своих мыслей о том, что эти пальцы хотела бы чувствовать внутри себя, а не наблюдать на плече припадочно ржущей пьяной одногруппницы. И именно в этот момент ты понимаешь, что с тебя алкоголя уже хватит. Ты покидаешь снятую на ночь всеобщими усилиями квартиру и добровольно морозишься под безжалостным ночным ветром во дворе возле дома, ладони прячешь в карманах пальто, а уши — в капюшоне растянутой толстовки. Тебя никто не ищет, все слишком пьяны и своими делами заняты, и тебе так хорошо от осознания, что ты можешь побыть, наконец, в тишине, наедине с собственными мыслями. А что, если подруга права? Ведь от одной ночи с Чимином небо и правда на землю не рухнет, да и кто осудит тебя за твою слабость, если на вашем потоке уже каждая вторая побывала в его цепких лапах. Вообще-то, именно знание количества его бывших тебя и останавливало всё это время. До сегодняшнего дня. Терпеть эту пытку в виде эротических снов по ночам и грязных фантазий даже посреди белого дня становится просто невыносимо. Ты возвращаешься минут через двадцать, вся обмороженная. Встречаешься с шатающейся в коридоре толпой и выслушиваешь невнятную речь о том, что грех в такой день не погулять посреди ночи всем вместе. Только ты уже нагулялась, пальцев ног почти не чувствуешь, даже губы замёрзли настолько, что и не верится, что на улице действительно уже весна. Стоит только всей этой неадекватной ораве вывалиться за пределы квартиры, и ты чувствуешь несравнимое ни с чем облегчение, даже голова прекращает гудеть, на удивление. Но счастье твоё длится недолго, испаряется так же стремительно, как и возникло, когда ты видишь двоих парней, лениво растянувшихся на диване в гостиной. Хосок икает и матерится из-за этого, руками лицо трёт и измученно стонет в перерывах между спазмами, а затем не выдерживает, решает тоже подышать свежим воздухом и торопливо сбегает, надеясь догнать недавно ушедшую толпу. Ты нервно переводишь взгляд на Чимина, а тот голову поднимает со спинки дивана и смотрит пристально, разомкнув распухшие от выпивки губы. — Решила со мной остаться? — в его голосе ты не слышишь и намёка на опьянение, как и в действиях, и поведении не видишь ничего похожего, и вдруг интересно становится, а чего он тогда пьяным прикидывался всё это время, если на самом деле трезвый, как стёклышко? — Много чести. Хочется запить этот короткий разговор хоть чем-то, что имеет повышенный градус. Ты с трудом находишь одну несчастную баночку пива, но даже та уже пустая наполовину, и чёрт его знает, что с ней делали ранее и чьи губы к ней прикасались. Пак с места не двигается, наблюдает за твоими метаниями с интересом, широко расставив ноги, и по твоим резким движениям понимает, что ты нервничаешь. — Эй, мы ведь даже трахаться не собираемся, чего ты так трясёшься в моём присутствии? Как будто со страшным чудовищем тебя в клетке заперли, ну серьезно. Парень пыхтит недовольно и тут же разминает шею, ты даже хруст слышишь, но всё равно не разворачиваешься, потому что полупьяный мозг и настрадавшееся от скучной, одинокой мастурбации тело буквально против твоей воли заставляют тебя открыть рот и произнести то, что ты в здравом уме произнести никогда бы не осмелилась. — А я, может, как раз собиралась... Кряхтящий и разминающий до этого затёкшие мышцы Чимин замирает и глупо пялится в пол, переваривая брошенную тобой фразу, но даже спустя пятнадцать секунд его мозг просто отказывается признавать, что он всё-таки услышал всё правильно. Ты только что призналась в том, что собираешься сдаться спустя три года бессмысленных подкатов и намеков. Пак даже задумывается: он всё ещё не протрезвел до конца или же к нему таки пришла та самая белочка, которой любят пугать алкоголиков? — Прости, что?