Сборник драбблов

Трахаться с преподавателем по вокалу нельзя. Нельзя, потому что придираться к тебе на занятиях он начнёт в разы сильнее после того, как услышит, насколько чисто звучат твои стоны. Нельзя, потому что на каждой репетиции ты будешь думать не о том, как правильно держать микрофон на выступлении в честь восьмого марта, а о том, как сильно тебе хочется, чтобы твои губы оказались напротив совсем другого "микрофона". Сокджин смотрит на тебя всегда открыто, улыбается так лукаво, что от стыда лицо заливает алым. Ты его эти растянутые улыбкой неприлично пухлые губы помнишь на своей шее, на своей груди и между своих ног. На его занятиях сосредоточиться просто невозможно, потому что его брюки слишком аппетитно облегают его подтянутую задницу, и даже широкая ширинка спереди не в состоянии скрыть то, каким шикарным достоинством обладает этот мужчина. Ким стучит по поверхности стола, стоя рядом с тобой, отсчитывает ритм, чтобы твоей одногруппнице было проще не сбиться и спеть правильно, а ты на его кисть смотришь и облизываешься, потому что этой ночью эти самые пальцы вновь будут проникать в твоё тело и выбивать из тебя громкие вздохи. Джин будто мысли твои читает, знает, насколько он хорош и как сильно ты им одержима, и потому решает поиграть немного, ритм отстукивает теперь лишь двумя пальцами — средним и безымянным, двигает ими так же, как в те моменты, когда ласкает тебя в своей постели, а у тебя от этого вида крышу сносит за пару секунд. Ты одна понимаешь, что в голове у этого мужчины, одна видишь все эти пошлые знаки и воспринимаешь всерьёз, ёрзаешь на твёрдом и неудобном стуле, хотя хотелось бы сейчас ёрзать на члене Сокджина. Терпение почти на исходе, ты едва ли сможешь дождаться окончания занятия. Ты набрасываешься на преподавателя сразу же, стоит ему запереть дверь за последним вышедшим из аудитории студентом, а он сквозь поцелуй улыбается победно и рывком тебя закидывает на свой широкий стол. Хочется быстро, грубо, резко, чтобы до звона колокольчиков в мозгу и до странных покалываний на кончиках пальцев, но у Кима на тебя совсем иные планы. Он постепенно твой пыл сводит на нет, целует всё более сдержанно и медленно, а ты губы дуешь и скулишь жалобно, пытаясь разжалобить того, кого разжалобить невозможно. На Джине подобные приёмники не действуют, он сам манипулятор от Бога, а потому себя обвести вокруг пальца никогда не позволяет. Его губы напоследок касаются твоего лба, и преподаватель отстраняется, улыбаясь снова, а ты фыркаешь, обиженно скрещивая руки на груди. — У меня дома лежит кое-какой подарочек, и он тебе точно понравится, — Сокджин поправляет твою рубашку, смятую во время поцелуя, а ты от его изящных пальцев не можешь оторвать свой взгляд, — так что потерпи до вечера. И ты слушаешься, терпишь послушно до конца преподавательского рабочего дня и приезжаешь к нему домой сразу, как только он пишет, что, наконец, свободен. А затем надеваешь с замиранием сердца прекрасный и явно дорогущий комплект нижнего белья, вытащив его из очаровательной подарочной коробочки, и тут же ложишься в соблазнительную позу на широкой кровати. Трахаться с преподавателем по вокалу нельзя, но для тебя все эти негласные правила и этические нормы ничего не значат.