— Эй, Киришима. — блондин легонько морща нос, тыкает пальцем в плечо дракона, заставляя того недовольно промычать от прерванного сна. Красноволосый приоткрыл, за ночь слипшиеся от крепкого сна, глаза, сразу же жмурясь от яркого света восходящего солнца. До его ушей доносится тихая усмешка со стороны охотника. — Как спалось, а? — спрашивает Кацуки, грубо цепляясь за его рожки, спрятанные в красных волосах. Счастливое лицо Бакуго, заставило улыбнуться и Эйджиро, который чувствовал иную, непривычную ему приятную позитивную энергетику, исходящую от охотника в данный момент. — Твои раны зажили за ночь. — информирует его блондин, опускаясь рядом на корточки.
— Правда? — он быстро сбросил импровизированное одеяло, рассматривая свое тело в местах, где были раны, и бодро улыбается, когда не замечает и намёка на ранения. Он стряхивает листы лечебных растений, немного подсохших за ночь, и глупо улыбается, извиваясь на чужой одежде. — Спасибо большое! Спасибо-спасибо-спасибо! — искренне радуется Киришима, не находя слов чтобы отблагодарить Кацуки, садясь на колени и, словно довольная собачонка, махает хвостиком туда-сюда. Именно блондин его излечил, подобрал те самые правильные травы, и даже перешагнув через себя, принял помощь русалки и нимфы. Исходя из нескольких месяцев, когда Эйджиро наблюдал за Кацуки, с которым они буквально делили одну рощу, он знал, что парень очень вспыльчив и высокомерен, да настолько, что любое лишнее слово могло заставить его брызгать слюной в гневе. Извинения или просьбы и вовсе, кажется, ни разу в жизни не слетали с его уст. Оказывается, он усмирил свое самолюбие только для того, чтобы помочь Киришиме.
— Хватило бы одного, балван. — Кацуки раздраженно цокает, разглядывая обнаженное тело улыбающегося Эйджиро. Он кидает ему на колени одежду, как-то совершенно наплевательски. — Мойся и одевайся, та нимфа сказала, что чернозадый тоже собирается. — он поднимается на ноги, одаряя красные крылья оценивающим и строгим взглядом. — Потом поешь. В наших с тобой условиях мне удалось только порыбачить, поэтому будешь есть рыбу. — блондин наклонился, забирая свою рубашку с сухой земли, встряхнув которую, быстро надевает на тело, не взирая на грязь и пыль, что показывало его как человека небрезгливого и поэтому сильного. Многие люди стремятся к комфорту, даже охотники, проживающие в их деревушке, а Кацуки вызывает у Эйджиро восхищение своей непоколебимостью, и создаёт правильное впечатление о том, что его не интересует самоощущение и внешний вид, он уверенно шагает к цели и тратит все силы и энергию именно на свой путь. Застёгивая пуговицы длинными пальцами, он прикрывает глаза, напряженно опуская брови, что делало его лицо угрюмым и очень мужественным. — Нимфа и её растения полностью восстановили твои силы. Сегодня попробуешь перевоплотиться в форму дракона, так как нас ждёт мёртвая земля впереди. — строго и четко чеканит Кацуки, что заставило бы любого не знающего его человека съежится от неприятного ощущения резкой серьёзности, но не Эйджиро. Красноволосый мило улыбается, замечая некоторые иные огонёчки в алых глазах, которых ранее не было. — А мертвецы не любят, когда их беспокоят, как мне объяснили. Будь готов к тому, что скорее всего нам придётся перелететь через это место. — он опускается к воде, загребая в ладони воды и поднося к лицу, омывая его. После, потряся головой, чтобы лишняя влага стекла, он посмотрел на Эйджиро, подошедшего к озеру и зашедшего в него по щиколотк. Киришима несильно вздрагивает, от холодной воды, что заставляет блондина немного смягчиться в тоне и прибавить. — Если ты конечно сможешь.
Красноволосый не сильно покраснел от неожиданности, воодушевленности, бодрости и попросту радости от этих слов. От осознания, что Бакуго волнуется и заботиться об Эйджиро. Его глаза засияли как никогда прежде. Он заслужил доверие.
Доверие человека. Киришима бодро кивает ему.
— Конечно! Я не облажаюсь! Я смогу перелететь! Обещаю. — он энергично виляет хвостом, улыбаясь в ответ, но в него тут же летит мокрая тряпка, смоченная в озере.
— Не в этом дело, дерьмоволосый! — вспыхивает тотю — Дело в том, сможешь ли ты вообще подняться, не будь таким самоуверенрым! — хмурится и рычит Кацуки.
Киришима тут же выпрямляет спину, от резкого рыка блондина. Красноволосого пробирает аж до дрожи, будто бы его мать-учительница поругала или пристыдила, но резкий тон Кацуки ему более чем нравился. Вообще, голос блондина ему очень нравился: грубоватый, охрипший, в меру низкий и наполненный различными эмоциями, что придавало его речам живости и интересности.
Киришима немного опешив, с опозданием кивает, и заходит в озеро окунаясь с головой в воду. Он будто бы забывает о неловком для него моменте, и проплывает под водой.
Кацуки округляет глаза, с некой опаской наблюдая за тем, как тело под водой очень быстро движется, словно Киришима не дракон, а самая настоящая рыба, хотя сходство между ними явно было.
Он чувствует странное чувство неспокойствия, и поэтому сводит брови к переносице, наклоняясь над водой, стоя на самом берегу, заставляя подошвы своих кожаных коричневых сапог мокнуть.
— Эй, ящерица! — окликает его Бакуго, словно волчица, следящая за резвящимся на краю обрыва волчёнком. Он понимал, что насколько бы целебными и действенными не были бы эти травы, организм может воспринять их по-другому, это же не человек. Драконы сильнее, и их тело может потребовать больше времени на восстановление.
Кацуки волновался, как бы тот не потянул себе чего, и не попался какой-то гадине в озере. Он знает, что драконы живут в человеческом царстве и о внешнем мире, пусть и знают больше, но всё так же неопытны, и кто знает, что может творится под водой.
Эйджиро же не слышит, и блаженно скользит и плавает под водой, помогая хвостом и крыльями, регулируя движения и ускоряясь, словно плавниками. Это не только весело, а еще и полезно. Это нагрузка для крыльев, не слишком слабая и не слишком сильная. Идеальная для того, чтобы понять, может ли он двигаться и летать без причинения самому себе увечий. Киришима вылетает из воды, завбенно улыбаясь и при помощи крыльев, взлетая и поднимая стопы на пару метров над водой, вытягивая руки к небу, складывая пальцы в замок, а после переворачиваясь через спину и головой плюхаясь обратно в воду.
— Идиот! Если не будешь слушать, я тебя убью к чертям собачьим! — бесится блондин, располагая руки на поясе и прикусывая нижнюю губу, делая пару шагов вдоль берега.
Признаться честно, ему нравилось то, как резвился Эйджиро. По-настоящему нравилось, такой свободный и искренний. Люди лживы и прячут всё, даже свои эмоции, да и сам Кацуки их прячет, а вот Киришима…
Он показывает всё на своём лице. Излучает нечеловеческую ауру. Его эмоции, чистые. Он настолько наивный и невинный, что Кацуки даже начинает переживать за его сердце, которое тот и вовсе не прячет. Со всеми он разговаривает и всем открывается. Всем дарит эту улыбку и совсем не похож на страшного дракона. Скорее, его все воспринимают как человека, в первую очередь, а уже потом как дракона.
Полукровка, превосходящая даже людей, которым и была дана задача сохранить и даровать миру чувства.
Дракон справляется с этим лучше, чем сами люди.
Кацуки воспринимал его как соперника, поначалу, но сейчас видит в нём
равного себе, и даже не чувствует себя задетым за живое, а для него это важно.
Он даже проникается этой нечеловеческой искренностью, и еле-заметно приулыбнулся, от воспоминаний о том, как тот на мгновение поднялся над водой. Как показал свои крылья и Кацуки впервые разглядел их. Их форму, цвет. Кончики крыльев кажутся темнее чем у спины, в основании, и это создаёт ощущение того, что там у основания крылья, кажется,
более чувствительные.
Красноглазому интересно это, и в этом нет ничего такого. Ему, как человеку, существу никогда не имеющему каких-то иных конечностей, невероятно любопытно, каково это иметь крылья. Каково это летать, ради удовольствия, а не так, как в прошлый раз. Он помнит, что эти крылья на ощупь, как кожа самой настоящей змеи, только более шершавая и сухая, нежели скользкая, да ещё и они горячая.
Он слышит сзади всплеск воды, и после шаги по песку. Это заставляет охотника оторваться от своих мыслей. Он переводит взгляд на источник звука и видит перед собой повернутого полубоком Эйджиро. Большую часть его тела скрывали поднятые крылья, где-то по голень, и он видел как с них стекали капли воды и из-за этого поблёскивали на свету. Киришима имеет чуть более тёмный тон кожи, будто бы более загорелую, светло-светло бронзовую.
Его мокрые, слипшиеся от воды, красные волосы блестят на свету, а пара локонов, покороче остальных волос, падали ему на лоб, что делало его несколько более робким и чувствительным, с виду. Когда волосы опущены, Бакуго наконец может рассмотреть его рожки, которые совсем маленькие, имеющие тупые концы.
Эйджиро поворачивает голову к Кацуки, смотря на него своими большими честными глазами. Из-за складки века и чёрных густых ресниц, кажется, что глаза в уголках становятся более острыми, словно у кошки, но эти глаза лучше. Они совсем безобидные и не хищные. Кацуки смотрит в алые глаза напротив, завороженно рассматривая его утончённые и аккуратные черты лица, но Киришима внезапно дергается с места, стряхивая капельки воды с крыльев, и топая к костру, давая Кацуки возможность разглядеть его тело.
Оно кажется крепким, несмотря на то, что плечи у парня эстетично узкие, а ноги длинные, что визуально делало его больше походящим на девушку.
Кацуки долго пялится на красноволосого, и не видит в этом ничего такого постыдного или плохого, но вот Киришима непонятливо склоняет голову, натягивая на ноги шаровары. Его смутил взгляд блондина, смутил своей пристальностью и напором, который энергетикой давил на Эйджиро, будто он… уступает Кацуки в чем-то, что не может контролировать.
— Бакуго, ты говорил про рыбу? — глупо улыбается Киришима, окидывая взглядом их привал, надеясь, что на него перестанут смотреть так пристально, словно на добычу, что смущало его.
Кацуки дергается, будто бы пробуждаясь и тут же переставая так на него смотреть. Он грозно ему кивает и пальцем указывает на обжаренную на огне рыбу, лежащую на больших листах дикого салата, предрарительно тщательно прополощенного.
Киришима кивает, мило улыбаясь Кацуки. Несмотря на то, что красноволосый улыбается постоянно, из-за этого контраста, они с Кацуки смотрелись очень забавно.
Красноволосый опускается на корточки и берет в руки рыбу, и подносит ее ко рту. Он с любопытством смотрит на источник приторной благовонии, и вдыхает этот запах, принюхиваясь и только после этого, подцепив ногтем внешний слой, на котором ранее была чешуя, снимает его, брезгуя есть это. Несмело откусывает, клацая зубами, проверяя наличие в откусанном кусочке костей, а после начинает с аппетитом жевать, мило улыбаясь.
Все это время, на лице дракона были ярко выражены эмоции. Любопытство, аппетит, сосредоточенность, что вытекали из открытости дракона. Кацуки прям непривычно видеть такую искренность.
Он отворачивается и более не уделяет дракону внимания, и оперативно собирается, всовывая нож в специальный ремень, закрепленный вокруг его ноги, и таких ремней он имел всего три: двое на левой ноге, с небольшими ножичками различной формы, и один на правой, на котором крепится веревка.
***
Они приближаются к земле мертвых. Там низкое давление, тяжело дышать. Над этим местом, несмотря на хорошую погоду, сгустились темно-серые тучи. Отвратительно тихо и из-за этого обоим парням становится не по себе. Ни дуновения ветра, ни шороха, ни жужжания мух или назойливых комаров, абсолютно ничего…
Отсутствие
живых звуков непривычное, давящее на сознание и заставляет Киришиму, который с интересом комментировал все происходящее вокруг, постоянно что-то вспоминая, будто бы не замечая раздраженного лица блондина, внезапно замолчать.
Сейчас же они молчат, напряженно осматриваясь. Вокруг ни души. Деревья сухие, черные, будто сожженные. Почва полувлажная, противная, кашеобразная.
— Хорошо, ты перевезешь нас. — говорит Бакуго, более тихо и с какой-то странной опаской, будто бы может кого-то разбудить. Да, как бы странно это не звучало, но парни ощущали чье-то присутствие рядом, и это… пугало их. Они, двое смельчаков, не решались сделать шага вперед, будто бы под надзором самой смерти. — Сейчас. — уверенно произносит Бакуго, словив на себе такой же расстерянный от здешней темной атмосферы взгляд.
Киришима медленно, будто бы отвлеченный чем-то, кивает, и отходит от Кацуки на пару шагов, намереваясь закрыться кральями для перехода в более подходящую форму, но тут же дергается, услышав позади зловещий стон. Натуженный и вымученный, словно несчастного изводили несколько дней самыми жестокими пытками.
Эйджиро оборачивается, и видит позади себя перекошенного, до ужасной серости бледного исхудавшего мужчину, со страшно выглядящим шрамом на лбу, зашитым тканевыми черными нитками. Неопрятный шов сильно стягивал кожу вокруг, будто бы скрепляя кожу, не давая разойтись, не давая разорваться. От того исходил отвратительный резкий запах падали, от чего дышать и без того не самым свежим воздухом стало просто невозможно. Красноволосый отскакивает назад, расправляя и приподнимая крылья, а Кацуки широко раскрывает глаза, наблюдая за прямоходящим
трупом.
Он встречается взглядом с этим существом, которое когда-то было человеком, по видимому, и к своему же ужасу ловит себя на мысли, что пугается…
Ни разу он не замечал настолько пустого, бездушного взгляда. Там не было ничего…
Абсолютно ничего. Пугающее незнание и непонимание, создававшее ощущение, что он смотрит в какую-то пустоту, заставило оцепенеть. Эти впавшие глаза, с огромными синяками под ними. Такие ужасные. Он видит в них пустоту, не темноту, а полнейшую пустоту, за которой ничего не стояло. Не целей, не злобы, ни мыслей даже не было жестокости или отреченности. Ничего.
Светловолосое нечто, только что казавшееся бездейственным и апатичным, резко и быстро двигается, несуразно, поводя плечами, будто разогреваясь, и еще сильнее распахивает свои глазища, из-за чего они кажутся испуганными, а рот изгибается в кривой и болезненно широкой улыбке, что кажется уголки губ вот вот порвутся от нарора. Улыбка и испуганный пустой взгляд. Такой контраст пугает не меньше.
— Человек! — молвил мертвец, протягивая руку в изорванных лохмотьях к Кацуки, от чего он брезгливо задирает голову и скалится, словно дикое животное, отпрыгивая назад. — Человек… Человек! Шигараки так обрадуется, какая радость! — не взирая на брезгливую реакцию Кацуки, страстно продолжает существо.
— Ящерица, обратись… — будто бы чуя неладное негромко командует блондин, а Эджиро поджимает плечи к телу и внезапно слышит сзади себя отвратительный звук, будто бы кто-то копается в кашице. Что-то терпкает, хлюпает и чмокает. Он оборачивается и в испуге закрывает рот руками, перехватывая свой собственный крик.
Сзади него находился еще десяток таких же, но испачканных в грязной почве мужчин, идентичных по внешности как и он.
—
Кацуки, я не могу. — апатично и не свойственно себе, будто его подменили, произносит парень.
— Что значит не можешь? — раздраженно, в легкой панике, вытекшей из испуга произносит Кацуки.
—
Не могу, я просто не могу. — вновь откликается он.
— Идиот, не время для этого! — срывается на крик блондин, взволнованно переводя глаза на Киришиму, замечая мелкую дрожь. Значит, под воздействием страха и адреналина, но…
Но он не боится подобного…
— Значит Спиннер не обманывал! Красный дракон и человек! Как же давно мы не встречали гостей. — возбужденно и вдохновленно продолжает мужчина.
— Заткнись! Что ты вообще несешь, какой Шигараки?! И какого хрена ты так радуешься, урод? — рычит блоднин, прислоняясь спиной к спине Эйджиро, чтобы покаазать тому, что он не один и хоть немного успокоить.
Мертвец меняется в лице, и разочарованно склоняет голову набок.
— Ммм, какие же люди, все-таки, грубые. Я Твайс, и очень даже рад тебя видеть. Ты, человечешка, лакомый кусочек на нашей стороне. — зловеще улыбается он, прикрыв глаза. — Спиннер, морское чудовище, убившее утром какую-то рыбешку. Эту… русалочку с треугольниками под глазами. — Кацуки опешил от такого спокойного тона, когда тот говорит об убийсте. Убийстве девушки, что очень им помогла. Твайс замечает испуг парней, и воодушевленно вздыхает. — Ой, ваша подружка? Мне очень жаль, но мне сказали, что ее плоть была достаточно сладка, из-за твоего запашка, человек.
— Хватит! — Кацуки высовывает нож из футляра, от странного накатившего на него чувства ярости. Он не знал ее, но крайне ненавидел тех, кто убивает нечто человекоподобное. Он чувствовал невероятное отвращение в первую очередь к себе ведь ту съели лишь из-за его запаха.
— Бакуго! — окликает его Эйджиро, но слышится это не так, будто бы он стоял за его спиной, а гораздо дальше, пока Кацуки рвется вперед и протыкает ножом впереди стоящую фигуру. Чувство боли, обиды, и в первую очередь вины, в сочетании со страхом заставляют Кацуки проткнуть фигуру перед ним насквозь, но та не падает, а тут же превращается в грязь и стекает вниз, от чего он лишь сосредоточенно хмурится, будто осознавая что-то.
— Кладбище одного умершего… — тихо и поникше произносит блондин. — Джин Бугаигавара, мертвец делающий свои копии из падали и тел войнов, похороненных здесь. — он медленно оборачивается, вспоминая, как в людском роду ходили какие-то легенды об огромном кладбище, но это ведь только сказки. О стенки сознания с треском вбивается понимание того, что это не сказка и не сон. Тяжело дышать, и он выдавливает из себя слова, осматривая уже сотни копий вокруг себя. — Джин Бугаигава. Проклятый за попытку прервать собственную жизнь… — потерянно произносит Кацуки. Они не сбегут. Им страшно, вокруг не души, а Киришима не может и пошевелится. Тело цепенеет, и Бакуго нервно дергается, замечая мертвецки ледяную руку на своем запястье. Потом еще одну, и еще. Он нервно дергается и с силой, прилившей к конечностям из-за выброшенного адреналина он отталкивает столпившиеся вокруг себя копии, со всей дури дергаясь вперед. Кацуки не успевает сообразить, и скидывает все на то, что Киришиме сложнее, организм вбрасывает в тело неизвестную ранее дозу адреналина, и он не справляется с ней, из-за чего поникает и лишь дрожит, от переполненности чем-то новым.
— Бегом! — он хватает его за руку свободной рукой, и прорывается сквозь ходячие труппы.
Мертвецы на удивление невероятно слабы, и играют роль двигающейся преграды, не более, но с грузом в виде Эйджиро, который еле шевелится, Кацуки сложно. Одной рукой он тащит того за собой, а другой ножиком ударяет преграды на пути, которые от малейшего пореза тают на глазах, возвращаясь в исходное положение.
Он идет дальше. И дальше, не взирая на то, что в ушах уже гудит. Грязь под ногами засасывает сапоги с каждым метром, и ему физически тяжело идти. руки гудят, как и колени. Он останавливается, резко оборачиваясь на Эйджиро, понимая, что ему тяжело идти, но обернувшись, он встречается взглядом с Киришимой, из глаз которого веяло холодностью и той же пустотой, что и из глаз мертвеца. Он отпускает руку, а красные глаза становятся желтыми и он ухмыляясь, тает перед ним, оставляя его с ужасным осознанием, что он сейчас тратил силы на копию. Его пронзает страх и он понимает, что находится посреди поля совсем один.
— Что это. — голова кружится, и свои же слова отдаются в голове эхом в тысячу голосов.
— Тебе нравится? — слышится мелодичный мужской голос, но Кацуки никого не видит, кружась вокруг своей оси несколь рассеянно, будто под дурманом, или вином.
— Кто ты. Где Кириши-ма.? — шатаясь на собственным ногах спрашивает он.
— Твой питомец. Как трогательно, волнуешься? — усмехается неизвестный, что проходится эхом. Он будто в оранжерее, не в поле. Будто в стеклянной бутылке, но уж точно не в поле.
— Где Киришима, кусок ты дерьма. — более громко и надрывисто, не контролируя себя из-за усталости спрашивает он.
— Твоя ручная ящерица, тебе показать?
— Не шути со мной, ублюдок. — он во всплеске внезапного бешенства ударяет в воздух, но его кулак касается плотного стекла, и это рушит картинку снаружи, и Кацуки видит, что находится в стеклянном шаре, окруженным тьмой. Кромешной и пустой, но его сейчас это абсолютно не волнует, в отличии от вопроса о местонахождении его дракона.
— Выпусти, блять! — Кацуки со всей дури вытекшей из бешентсва ударяет по стенкам стеклянного шара, и тот, в этом месте, дает трещину…
