Подработка

Эта глава ничем особо не загружена. Просто милый (я надеюсь) рассказ о том, как теперь (в общих чертах) обстоят дела после возвращение из Минаками. Так сказать, конец арки "Как они начали влюбляться" и начало новой. Тсуна с наслаждением сидела на маленькой лавочке в просторном холле детского сада, носящего милое название «Хоши»*. Множество шкафчиков, простых, но добротных и приятного тёмно-синего цвета стояло вдоль стен, не нависая над девушкой так, как в школе: уж слишком они были маленькими. На дверцах были наклеены различные звёздочки: маленькие и большие, с рожицами и без, - словно подтверждая название. Девушка чуть наклонилась и взглядом скользнула по не спрятанному за стеной и дверью кусочку игровой комнаты. Сейчас там детей не было. Зато были разбросаны различные игрушки, которые воспитательницы ещё не успели убрать. Савада встала с места, поправив сползший ремень сумки, и, не удержавшись, заглянула внутрь, не переступая порог. Уже с неделю она забирала Коту из этого садика, успела выучить каждую деталь холла, но только по рассказам мальчика знала полное убранство. Комната, где стояли двухъярусные кровати, была закрыта, из-за арки виднелась столовая с низенькими светлыми столиками; дверь туалета, как и говорил мальчик, была расписана жёлтыми звёздочками, увеличивающимися снизу-вверх. Приятные светлые стены, лавочки, несколько пуфиков (за которые воспитательницы воевали с детьми), коробки с игрушками – всё это заполняло игровую комнату, центральную и главную. Было так же отделение, отграниченное деревянными панелями, где были вытянутые столы, доска и низкая, почти вдоль всей стены полка с книгами, тетрадями, листками и различными наборами для весёлой учёбы. Тсуна была довольна. Обычно она приходила позже, когда ребятишки возвращались с прогулки, и как таковой возможности удовлетворить любопытство не было: Кота быстро собирался, пока она перекидывалась словами с воспитательницей и по совместительству со своей подругой – Миурой Хару, которая помогла быстро собрать документы и пристроить Коту в детский сад "Хоши". Сейчас же Хару и старшая воспитательница Бьянки следили за оравой детишек на заднем дворе сада, откуда через приоткрытые окна доносился смех и крики. Тсуна улыбнулась. Её подруга всегда питала нежную любовь к детям, хотя и выражала её несколько…бурно. Ламбо приходилось долго привыкать к столь излишнему вниманию, хотя по своей природе нуждался в том, чтобы вокруг него хлопотали и всячески баловали. Девушка вздохнула, вспомнив, как со слезами на глазах он отказывался отпускать Нану в аэропорту. Семья Бовино, узнав о положении дел, рассыпалась в благодарности за столь долгий приют для их шумного сына и, не желая причинять неудобства, решила вернуть мальчика в лоно семьи. Неприятный шаг. Тсуна и Нана слишком сильно привязались к Ламбо, чтобы легко передать его в руки родному отцу. Но никто из них не кривил душой: без него стало чуточку проще. Нана заметно разгрузилась. И-Пин заходила утром, когда её родители уходили на работу, помогала, как могла, в домашних женских хлопотах, сидела ещё час с вернувшимся из школы Фуутой и уходила домой. Никто больше не требовал к себе особого внимания. С непривычки Нана пару дней не могла подстроиться под новый, более тихий ритм. Дверь открылась, и шум из множества детских голосов наполнил стены садика. Одетые в красивую бело-синюю форму, они маленькими кучками расползлись вдоль специально оборудованного коридорчика, где разувались под пристальным вниманием Бьянки – среднего роста женщины с зелёными глазами и копной длинных розовых волос. Тсуна не первый раз порывалась спросить у Хару, какой национальности старшая воспитательница, но каждый раз забывала. Из одной бело-синей группки вырвался Кота. Одетый в шорты и кофту с длинным рукавом, он был немного уставшим, раскрасневшимся, но довольным. Тяжёлый тёмный шарф – с этим воспитательницы перестали бороться на третий день – висел на шее, отчего мальчик выделялся среди остальных детишек и пользовался местным уважением. Бунтарь, победивший систему! Хотя на самом деле тут больше сыграла дружба Тсуны и Хару. Миура, что-то шепнув Бьянки, прошла следом за Котой, который, увидев в дверном проёме Тсуну, сменил направление и вместо туалета, куда пошли все дети мыть руки, направился к няне. - Тебя сегодня раньше отпустили? – опередив мальчика, заговорила Хару. Её подруга была невысокой девушкой с простыми, но симпатичными чертами лица. Карие глаза, как всегда, смотрели приветливо, а тёмные волосы, отросшие со школьных времён, были собраны в низкий, поспешный хвост. - Угу, - Тсуна кивнула, - Реборн-сенсей сказал, что у него нет времени на нас, идиотов, завершил лекцию и убежал. Мы из аудитории выйти не успели, как он уже садился в машину. - О, Бьянки сегодня тоже пораньше убегает, - подхватила тему Хару, - может, куда-то вдвоём? - Они даже не знакомы, - Савада улыбнулась. - Ну, она итальянка, он итальянец. Мало ли, в каком-нибудь своём клубе пересеклись, - Миура пожала плечами, продолжая гнуть романтическую линию. Тсуна выглянула из-за её плеча, пытаясь разглядеть старшую воспитательницу. - Итальянка? - Угу. - Ну-у-у, всё равно. Вряд ли, - скривившись, мотнула головой Тсуна (больше из-за Реборна, с которым иметь отношения она бы никому не пожелала). – Ты готов? Девушка посмотрела на Коту. Мальчик затянул потуже лямки форменного рюкзачка, где покоилось всё необходимое: телефон, ключи с брелоком в виде канарейки, личная канцелярия, пара тетрадей и один тонкий учебник для подготовки к школе. Сменная обувь уже стояла на нижней полке шкафчика – на дверце которого была только одна суровая звёздочка – а помимо шарфа была накинута куртка. Тсуна поправила задранные рукава и, обещав позвонить Хару вечером, повела Коту на улицу, где уже во всю царила весна и было слишком хорошо, чтобы спешить домой. - Уже привык к садику? – держась за руки, они шли вдоль широкой, но пустой улицы, где из-за толстых заборов вываливались зелёные ветви деревьев. - Угу, - он кивнул. – Хотя некоторые травоядные раздлажают. Под рассказ о том, какими мерзкими бывают дети (поедание собственных соплей, странные звуки в туалетах, измазывание едой и пускание слюнявых пузырьков было для него в новинку), они мирно брели домой. Сад был не так далеко: всего лишь в паре остановок. Если погода хорошая, и никто не устал, то можно было дойти пешком, заглянув по пути в ресторанчик, куда они заходили редко, но откуда заказывали еду настолько часто, что по телефону уже узнавали голос Тсуны и предлагали маленькие бонусы для постоянных клиентов. В это время в небольшом ресторане было достаточно пусто. Большинство столов нежились в лучах солнца, легко проходящего сквозь широкие окна, и покорно ждали своего часа. На их приход обратили внимание лишь двое мужчин, сидящих недалеко от входа и уже заканчивающих есть, и администратор – маленькая юркая девушка с кривыми зубами и большими глазами. - Добрый день. Вас двое? – она подскочила к ним, как только за спинами закрылась дверь. - Да, но мы хотели бы взять заказ с собой. По сравнению с улицей, здесь было душно и сильно пахло едой. Если поначалу у Тсуны были мысли рухнуть на бежевый диванчик и побаловать себя и Коту коктейлем, то сейчас нестерпимо захотелось оказаться в просторной квартире с тихо работающим телевизором и постоянной свежестью. По нервозности Коты, который демонстративно морщил нос и поглядывал на дверь, было понятно, что мысли Тсуны он разделяет полностью. - О, да, конечно, - девушка засуетилась. – Присаживайтесь, - она указала на ближайший столик на двоих, дала меню. – Как только определитесь, окликните, и официант подойдёт. Особо долго выбирать не пришлось. Тсуна пробежалась взглядом, но не зацепившись ни за что конкретное, решила взять как обычно: салат (достаточно простой, чтобы особо не палиться перед Хибари, что она заказывает еду) и традиционный суп (по той же причине). Кота же на этот раз изучал меню вдумчиво, часто менял своё решение, но всё же с самым светским лицом опустил меню, указав пальчиком на рис с мясом и тофу. Это было сложнее, но тоже могло сойти за домашнюю кухню. Как ни крути, но Кота тоже был членом клуба «Хибари не должен узнать», куда входили правила в духе: еда всегда домашняя, прятать чеки, выносить мусор с пакетами и упаковками, переставлять посуду, якобы ею активно пользуются и т.д. Подозвав высокого паренька с желтоватым лицом и проблемной кожей, который временами доставлял им еду, Тсуна сделала заказ. - Надо бы научиться готовить, - прикидывая цену, пробормотала девушка, когда официант отошёл. – Что? – удивлённо, но с нескрываемым смехом спросила она, когда Кота опасливо откинулся на спинку стула и скривился. - Не надо, - в карих глазах отразилась мольба. - Ну, рыбу я не буду даже пытаться приготовить. - Остальное вряд ли тоже съедобным будет. - Зато без той вони. - Это было ужасно. - О, да. - Папа несколько дней ходил и не мог понять, что не так, - придвинувшись к столу, немного заговорщическим тоном проговорил Кота. - Я, надеюсь, ты меня не выдал? – Тсуна приблизилась в ответ и поймала его тон. - Я хотел, но растерянный папа намного веселее, чем избитая Тсуна. - Ты само очарование. - Как и папа! Тсуна со смешком фыркнула. Тут он попал в точку. Эта непонятная черта, в которой объединялась забота, садистские замашки и своеобразный юмор, была, действительно, очаровательной и являлась неотъемлемой частью этих двух «хищников». Савада чувствовала себя «больным ублюдком», считая это чем-то милым, а не поводом сменить работу. Но ей было весело, Кота и Кёя держали её в тонусе, и жизнь немного пестрила красками. За последние дни, когда она уже вернулась из Такарагавы, её мир стал немного странным, непривычным и одновременно нежно-меланхоличным. Ряды их маленькой семьи поредели, учёба и работа составляли тяжёлый ритм, лежащий в больнице Иемитсу скорбной вуалью накрыл их головы, а мелькающий в обед и вечером Хибари был слишком красив, чтобы не скрашивать весенние дни. Навалилось всё и сразу. Разношёрстно. От чего нельзя было зацепиться за одно состояние и придаваться скромной влюблённости, семейной печали или сокрушаться над проблемами суровой реальности. От всего она оторвала кусочек, всё имело место в её жизни, но в том идеальном количестве, когда можно без слёз просыпаться по утрам, продуктивно (как могла Тсуна) посещать университет, и спокойно находиться рядом с Кёей, который замученной, но не сломленной тенью падал у себя в комнате для короткого обеденного сна. Шуршащий пакет был аккуратно поставлен на стол, а из кошелька легко выскользнули деньги. Тсуна проводила их печальным взглядом, но, взяв пакет, как ни в чём не бывало встала из-за стола и, дождавшись Коту, вышла из ресторанчика, уже мысленно раскрывая готовые блюда. Уже подходя к дому, Кота стал нетерпеливо тянуть девушку вперёд, подгоняя и требуя идти быстрее. Оставшиеся в садике детишки уже давно умяли поданный обед (приготовленный нанятым поваром, а не Бьянки), когда же они только-только добрались до парадной лестницы. Лифт был пуст и приветливо открыл свои двери. Кота быстро прошмыгнул внутрь, а за Тсуной раздался знакомый голос: - Не уезжайте без меня. Девушка вошла в лифт, но дверь придержала. За ней следом прошёл чуть запыхавшийся Мукуро в распахнутом пальто, с приглаженным тёмно-синим галстуком и с тяжёлым кожаным портфелем в левой руке. - Ждать три часа, когда эта махина вернётся, как-то не хочется, - проговорил он, когда двери лифта закрылись, а кнопки нужных этажей были нажаты. - Я тоже стараюсь добежать до него прежде, чем он уедет, - машинально отодвигая Коту в сторону, ответила Тсуна. - Лучше бы ему зажало и оторвало голову, - тихо пробубнил мальчик, покорно вставая подальше от мужчины. - И тебе привет, упырёнок, - Саваде показалось, что в голосе Рокудо скользнула слезливая радость от встречи, даже при том, что мужчина благоразумно отдёрнулся в сторону, когда Кота сделал показательный замах ногой. – Вас давно не было видно, - уже обратился он к девушке. – Я думал, эти двое замотали вас в ковёр, выбросили в лесу и подались в бега. - Отличная…. - Мы ездили на горячие источники, - аккуратно прикрыв ладошкой рот мальчику, спешно ответила Тсуна. - Мы? - Папа, я, Тсуна и её семья, - Кота убрал руку Савады. - Оу, - Мукуро заметно удивился. – Если вам нужна помощь, то можете… - он перешёл на показушный, но от этого не менее взволнованный шёпот. - Твой этаж, - сурово произнёс Кота и указал на открывшиеся двери лифта. – Я слежу за тобой, - взгляд карих глаз вцепился в мужчину. Мукуро фыркнул, закатил глаза и, выходя спиной из лифта, бросил одноимённый жест. - Тебе нравится его ненавидеть? – когда продолжилось движение, не опуская головы, спросила Тсуна. - Ага, - честно кивнул мальчик. Теперь уже девушка взвела очи к потолку, но не скрывала улыбки. В начале работы в этой семье поведение Коты так её не веселило. Они добрались до прохладной квартиры. Мальчик недовольно сморщился, демонстративно оставил шарф и скрылся в комнате, где, как могла догадаться Савада, менял форму садика на что-то более тёплое. Девушка оставила пакеты на столешнице, бросила сумку на пол рядом с диваном, вымыла руки, проконтролировала Коту и достала тарелки. Их надо будет мыть, но так в разы убедительнее, что это было приготовлено в этих стенах, а не в ресторанчике недалеко от дома добрым старичком. Под требовательным взглядом мальчика, она закрыла приоткрытое на кухне окно – основной показатель, что Хибари возвращался домой. Вместе с кружкой недопитого чая на столе лежали копии бумаг, исписанные и уже не нужные. Но Тсуна всё равно их собрала и кривой стопкой положила на подоконник. Кёя прошёл собеседование через несколько дней, как они вернулись. Официальные каникулы только-только закончились, а волна по трудоустройству уже нахлынула и смела всех выпускников с головой. Тсуна пару раз давала себе отрезвляющую пощёчину, но продолжала держать за него кулачки и искренне радовалась успешному назначению. Хибари об этом не знал, но ей и собственной компании хватало. - Тсуна, я готов, - сев за стол и взяв в руки приборы, Кота не сильно постучал кулачками по столу. - Да-да-да, - закивала девушка, вырванная из собственных мыслей. Нынешнее положение дел ей определённо нравилось. Не в плане отца и сопутствующего, а касательно того, что страхи, терзавшие на источниках, обошли стороной. В этих стенах, рядом с Котой и занятым Хибари, она чувствовала себя комфортно и радостно. Не было душевных терзаний и мокрых подушек. Только невинная радость от присутствия и короткая грусть, когда она сама себя отдергивала от злополучных «если».