Подработка

За окном моросил мелкий, неприятный дождь, и не хотелось делать ничего, кроме как спрятаться под одеялом и забыться от собственных мыслей. Но Тсуна упорно сидела за столом, то поднимая взгляд на изрезанное мокрыми каплями стекло, то вновь возвращаясь к экрану ноутбука. Вся столешница была завалена ещё давно притащенными из университетской библиотеки книгами, раскрытыми тетрадями с лекциями и распечатанными статьями. На экране отображался напечатанный текст, который был практически закончен. Увидел бы её сейчас Реборн, да такой прогресс, то, наверное, тут же вручил бы ей приз лучшего студента года. Среди кипы бумаг сиротливо стояла уже холодная кружка. Девушка потёрла переносицу и глаза, давая им отдохнуть, и встала из-за стола, прихватывая с собой кружку недопитого кофе, внутри которой уже образовалось несколько колец. Дома было тихо. Её шаги раздавались слишком громогласно, а несколько половиц удивили Саваду скрипом. Раньше этого не было. Она спустилась вниз, невольно поёжилась от ползающего по полу холода и вылила остатки кофе в раковину. Девушка прикрыла глаза. Было отчётливо слышно, как на самом деле громко на улице. Та же морось, ветер, шумы домов – в пустых стенах это звучало особенно ярко. Шмыгнув носом, она включила чайник и немного подвигалась, стараясь взбодриться. Последние несколько дней прошли, как в бреду: звонок от матери, возвращение домой, незапоминающиеся разговоры и траурная суета. Вчера была кульминация последних дней. Тсуна не хотела плакать, когда помогала матери с организацией похорон, держалась, когда доставала чёрную одежду и была вполне уверена в своих силах, когда они вышли из дома пасмурным утром. Тогда ей казалось, что все слёзы были выплаканы ещё в первый день, когда у самых дверей её перехватил Хибари и не дал добираться до дома одной. Сдержанные десять минут в машине, и, перейдя порог дома, слабина в объятиях матери. Как бы ей не сообщили об этом, любой способ кажется слишком резким и внезапным, чтобы достойно выстоять без сбитого дыхания. Тсуна держалась на протяжении нескольких дней, словно в итоге они собирались ехать не на кладбище, а на какое-то отдалённое, немного грустное торжество. Даже, когда они прошли в небольшое, приземистое здание агентства, казалось, что вот-вот выпустят тёмные шарики и неизвестные люди выкрикнут: «Мрачная вечеринка!». И плевать, что это слишком нереально. Было плохо в тот момент, когда заколоченный гроб унесли в соседнюю комнату, а в голову ударило осознание, что в просторном помещении их всего трое. Мать, нервно отпивающая принесённый чай. Фуута, ещё достаточно маленький и не привязанный толком к Иемитсу, чтобы рыдать навзрыд, но всё же чувствующий общую скорбь. И Тсуна, осознающая простую мысль, что теперь всё. Больше не позвонить. Не встретиться. Не исправить. Она стирала своего отца из жизни на протяжении нескольких лет. А теперь его действительно нет. И его не было уже в тот самый миг, когда она разговаривала с Хибари и переключалась на вторую линию. Сейчас за стеной уже были дряблые, истерзанные раком останки человека, некогда дарившего ей самые прекрасные воспоминания детства. Она отказывалась от жалкого, раскаивающегося отца все эти годы, и теперь он вычеркнут из её жизни навсегда. Она ведь именно этого хотела, когда утирала слёзы, видя разбитую мать? Хотела, чтобы больше он не появлялся в их доме? Чтобы больше никогда не звонил. Не писал. Не приходил. Этого ведь? Она ревела под счастливые воспоминания. Под вопросы Фууты и голос матери, обнимающей так крепко, словно пыталась физической болью выгнать ту, иную, более сильную и уничтожающую. Ей казалось, что она уже выплюнула лёгкие, и по подбородку стекает вязкая, густая кровь. Полтора часа слёз и немых криков до боли во рту. Но когда раздался щелчок открывающейся двери, она выпрямилась так, будто не царапала плечи матери, хватаясь за чёрную ткань, минуту назад. Голоса работников звучали через вакуум. Последние часы мелькали в памяти тёмными, серыми картинками, напоминающими кадры из нелюбимых документальных фильмов. Было легче дышать и думать на кладбище. Когда урна была аккуратно поставлена в могильный камень, ветер стал холоднее, а объятия Наны наоборот, отдали непривычным жаром. Дома они начали постепенно расходиться. Пришла семья И-Пин. Не будучи родственниками и близкими Иемитсу друзьями, они дождались конца похорон и окружили их навязчивой, но необходимой заботой, отвлекая праздными разговорами, готовой едой и подбадривающими улыбками. Они пробыли у них до середины дня, пока Нана не уснула от нехватки сил. Тсуна проводила соседей и выдержала от силы час, сидя с Фуутой у телевизора с глупой, но в тот момент почему-то смешной передачей. До самого вечера в их стенах царил скорбный сон, вырванный нуждающимся в покое телом. Тсуна открыла глаза от бытовой суматохи. Нана гремела посудой, с кухни раздавался запах еды, от которого было тошно, а Фуута слишком звонко клал приборы на стол. За окном было уже темно, а на часы смотреть совершенно не хотелось. Вначале бодрая, а затем поддерживаемая кофе, Тсуна не спала с того момента. Она отвлекалась учёбой, пока Нана и Фуута – бытом. В голове гудело от множества терминов, фамилий и практики, перемешанных со слезами и отгоняемыми мыслями. Когда облака стали светлее от поднимающегося солнца, мать и брат ушли к соседям. Разговоры, еда, счастливая атмосфера, убивающие время занятия – это должно было помочь войти в привычный ритм. Тсуна отмахнулась от этого предложения. Час назад ей казалось, что ещё много времени потратит на учёбу, которая хорошо выдёргивала из собственного пожирания. Но сейчас, когда до конца оставалось всего пара страниц, а глаза болели, девушка жалела, что не встала из-за стола и не ушла вместе с ними. Звонок от Наны, в котором женщина говорила о поездке для проветривания, лишил возможности спешно собраться и добежать до тепла соседнего дома. Савада налила чай в новую кружку и поднялась наверх. Тело устало, но спать не хотелось, поэтому она достала из-под раскрытого учебника телефон и устроилась на кровати. Сообщений не было. Девушка подумала, что можно было бы предложить встретиться кому-нибудь из друзей, но эта идея отпала быстро. С университета никого не было, желанная и чуткая Кёко в другом городе, а ребята со школы и та же Хару слишком эмоциональны, чтобы придерживаться политики подруги – не вспоминать и делать вид, что всё нормально. Новости совсем не радовали, а все опубликованные посты на излюбленных сайтах просмотрены за час. У Тсуны сейчас была лишь она сама и открытый ноутбук, чтобы занять себя. Но ни то, ни другое не подходило. Девушка пролистнула несколько сообщений и открыла одно из последних.

***

В квартире, ставшей уже вторым домом, Тсуна чувствовала себя спокойнее. Прячась от мерзкой мороси, она непривычно быстро добралась в пустом автобусе до многоэтажки, где уже не только охранник, но и некоторые соседи узнавали её в лицо и здоровались при встрече. Но в этот раз, кроме седеющего мужчины никого не было, и пустой лифт довёз её одну и без встреч до нужного этажа. Хибари открыл дверь так же быстро, как и ответил на отправленное сообщение. Девушке даже показалось, будто он специально всё это время держал телефон в руке, но такой вариант был слишком натянутым. - Сегодня же восклесенье, - в свитере с ярким клетчатым узором, Кота выскочил из-за угла, словно непоседливый солнечный зайчик, пока Савада вешала пальто и снимала обувь. «Вот именно этого мне и не хватало». - Я слишком сильно соскучилась по одному маленькому хищнику, - улыбаясь и обнимая мальчика, произнесла девушка. – Поэтому Хибари-сан разрешил мне прийти на день раньше. В сообщении она причин не называла, а просто и коротко спросила, можно ли сегодня выйти на неоплачиваемый день. Но видя необременённого скорбью радостного подопечного, она подумала, что, и правда, за минувший выходной, который прошёл словно целая неделя, она соскучилась по нему. - Тогда пошли ко мне, - ведя девушку за руку, без шанса возразить, довольно произнёс Кота, - а то папа работает и не даёт смотреть телевизор. - Ах, ну если так, - она бросила взгляд на Хибари и, получив одобрительный кивок, скрылась вместе с мальчиком. Свет в комнате был включён: уж слишком сильно стали затягивать небо над домом тучи. В самом центре строилась кривая башня из кубиков, рядом с которой лежал динозавр, который в любой момент был готов начать рушить постройку, и несколько машинок для большей эпичности. Как бы Тсуна не старалась, преимущество было на стороне зла, которому было плевать на логику, сюжетную линию и фразы в духе «Годзилла не летает». Машинки всеми силами пытались отбить последний кубик разрушенной башни («На фоне типа взлыв! Бах-х! Пуфрв!»), но Мировое зло было сильнее (буквально: игрушка твёрдая и бьёт больно), поэтому после долгой погони всё-таки утараканило заветный трофей под ковёр. - Быть может, лучше Дискавери, нежели ваши крики? - потирая переносицу, прервал победный клич Кёя, стоя у дверей. Тсуна и Кота пристыженно умолкли и, словно провинившиеся школьники, прошмыгнули к дивану и включили телевизор на минимальную громкость, при которой они в тишине могли слышать ведущего передачи, а Хибари спокойно работать. Изредка, когда наступала реклама или же немного скучный момент, девушка бросала короткие взгляды в сторону стола, за которым сидел Кёя. Тонкая домашняя кофта была контрастом тёплому свитеру Коты, а простые штаны в очередной раз удивляли своей непривычностью. Всё-таки, чаще она видела Хибари собранным и готовым отправляться, раньше на учёбу, а сейчас на работу. Расслабленный вид мужчины заставлял и её почувствовать себя менее напряжённой и сдавленной. Хотя она уже долгое время не могла в его присутствии отделаться от мысли, что Кёю что-то гложет. Нечто более весомое, нежели простая загруженность на работе, объявленный приезд Нацуко и мелкие проблемы. Даже смерть отца, казалось, уступала этой нависшей угрозе, всеми силами сдерживаемой Хибари. На очередной рекламе Тсуна поднялась с дивана и окунулась в маленький водоворот повседневных мелочей. Собрать оставленные игрушки, кинуть в стирку детские вещи, подать чай Хибари и в минуты его перерыва от работы пошуметь, добывая из недр холодильника еду для «бедного, несчастного, голодающего» мальчика, который за излишний драматизм получил ментальные пиздюли от отца и обиженно прятался полчаса за Тсуной. Будто был уверен, что вот ей точно не прилетит от него. Когда начались слишком загруженные научными терминами передачи, они вновь скрылись из зала, и так тихо, что, отложив документы, Кёя не сразу понял, что сидит один. Дверь в комнату сына была приоткрыта, но голоса на этот раз не раздавались. Он сложил бумаги назад в папку и, допив остатки чая, встал из-за стола. В комнате никого не было, зато из ванны стали слышны приглушённые смешки и всплески. Не ожидая от самого себя, он мягким, осторожным шагом подкрался к закрытой двери и прислушался. Либо они оба сейчас принимают ванну, либо творится какое-то непонятное дерьмо. И Кёя не знал, что из этого лучше. Приоткрыв дверь, он на секунду опешил, а потом облегчённо выдохнул: никто даже не планировал окунуться в воду с головой, а до потопа ещё добрая половина ванны. - Развлекаетесь, как можете? – проходя вперёд, спокойно произнёс Хибари, с легким задором глядя, как подпрыгнули в испуге сын с Тсуной. – И что тут у нас? Он заглянул внутрь ванны, где по локоть была набрана вода. У дальней стенки, словно побитый ветеран, стоял, изредка покачиваясь на искусственных волнах, бумажный кораблик. Он был уже измятым и мокрым, держался за счёт воды и белой стенки, к которой прилип. Второй корабль уже давно отправился к праотцам, будучи потопленным и практически полностью потерявшим форму. Два других ещё держались, но были сложены так криво, что у Кёи возникли подозрения, а участвовала ли вообще в их создании Савада? Если да, то из целей в жизни она может смело вычёркивать «Мастер оригами». - Массовое потопление? - Теперь, да, - выдавила девушка, доставая первый потопленный корабль. - Мы пытались заставить их не переволачиваться, но, - Кота демонстративно надавил на один из корабликов, показывая, как тот легко падает на бок и наполняется водой, - вот. - М-м-м, - Кёя проследил, как на водной глади печально качнулся лист бумаги, некогда бывший кораблём. – Может, я смогу исправить положение? - Хибари-сан собирает оригами? – держась за край ванны, подняла голову Тсуна. - Было дело, - он согласно кивнул и, взяв один из листов, лежащих на машинке, сложил иной кораблик, который отличался не только формой, но и ровными сгибами. - И если его опустить, - Тсуна отползла в сторону, давая мужчине сесть между ней и Котой, - то он будет стоять. Словно бумажный Иисус, он уверенно держался на воде, не планируя в ближайшее время тонуть. Кота с другого края пошлёпал ладошкой, создавая слабые волны, и корабль, качнувшись, но выстояв, проплыл немного вперёд под нескрываемый детский восторг. - Зато я в пинг-понг лучше играю, - тихо выдохнула Тсуна, утыкаясь подбородком в край ванны. - Ты что-то сказала? – Кёя, ещё довольный реакцией сына и с улыбкой на губах, обернулся на её голос. - Нет, ничего, - отворачиваясь и пряча чуть покрасневшее лицо, спешно пробормотала девушка. - Сделаем ещё! – тянясь к листам, энергично выкрикнул Кота, отвлекая на себя отца. Старая бумага была безжалостно выброшена, а на её место вступило множество крепких фрегатов, рассекающих всё усиливающиеся волны, превращающиеся в брызги. Тсуна чувствовала, как кончики волос намокли, а кое-где на одежде появились мокрые пятна, но было слишком хорошо, чтобы обращать на это внимание.

***

Выключив свет, девушка аккуратно закрыла дверь в комнату, где мальчик, последние полчаса яростно убеждавший, что не хочет спать, мирно сопел, будучи полностью без сил после непривычно активного воскресенья. Облака слегка рассосались, добавляя немного света в уже освещённый фонарями город, и быстро бороздили небо, гонимые поднявшимся ветром. Чернота опустившегося вечера была такой ощутимой и глубокой в полумраке зала, что казалось, наступила уже ночь. Но часы говорили, что есть ещё время, и транспорт продолжает ездить. - Чай? – роясь в шкафчиках, спросил Кёя, когда Тсуна вышла из неосвещённого коридора. - Нет, спасибо, - она забралась с ногами на диван, доставая телефон. От Наны не было ни сообщений, ни пропущенных. Тсуна сделала попытку позвонить, но никто не ответил. - Что-то не так? – отпивая только что заваренный чай, спросил Хибари, когда она щёлкнула телефоном и убрала его в сторону. - Мама на звонок не отвечает. Мужчина напрягся и поставил кружку на стол. - Она не дома? - Нет, с соседями и Фуутой, - от её слов ему стало легче. Нана, пусть и с сыном, но всё же не одна. Только потом мелькнула успокаивающая мысль, что всё-таки она старше всех прошлых жертв. Не тот типаж. Не подходит. Да и Фуута старше. «Но в темноте легко перепутать» «Или же ему плевать на возраст? И остальные случаи – это просто совпадение, что все матери молодые?» Хибари старался не нагнетать, но то и дело возвращался мыслями к этим злосчастным «А если…?». - Она могла уснуть у них. В последние дни мама слишком вымотана, - глядя вперёд, произнесла Савада. Этот вариант немного успокаивал. - Как вы? Он поднял эту тему. - Ну, могло быть и лучше, - подбирая слова, всё-таки ответила девушка. – Маму это всё немного подкосило, но выглядит бодрой. Правда, устаёт, да. И к соседям, думаю, будет ходить ещё пару дней. Ей помогает, когда кто-то рядом и радостный, и участливый одновременно, - словно объясняя, добавила она. – А Фуута молодец. Вчера, конечно, он тоже был…. Не в состоянии вести обычные будни. Но к вечеру уже разошёлся. Утром он даже улыбался пару раз. - А ты? Тсуна перевела взгляд со стены на Хибари. Тот продолжал стоять у стола, не решаясь подойти. Один лишний шаг – и он не знает, что делать дальше. Сесть рядом? Поговорить по душам? Но девушка сама не знала, что можно сказать. Как она вспоминает моменты из детства? Или рассказать, какие мысли стали посещать её в утро субботы? - Не знаю, - она не стала вытягивать из себя объяснения. – Наверное, хуже всех. Кёя посмотрел на закрытую дверь. Кота спал, и в квартире было тихо до щелчков секундной стрелки на часах. Их голоса звучали непростительно громко. Даже шёпотом. - Надо идт…. - Если не чай, то, может, что-то крепче? Хибари сам не понял, почему так отреагировал. Прервал на полуслове вполне логичной фразы, завершающей день. И объяснить причину самому себе он не мог. Возможно, из-за опустившейся на улицы темноты и разгуливающей угрозы. Возможно, из-за вновь появившейся атмосферы комфорта, которой стоит лишь немного помочь, чтобы она превратилась в те, когда-то ранее испытанные, минуты доверия. - Алкоголь на меня не очень хорошо действует, - непонимающе глядя на Кёю, она всё же вернулась на место, с которого хотела встать. - Есть угроза пьяных танцев на столе, сломанного телевизора и криков «А ты сидел с тремя детьми одновременно?»? - А-ха, нет, - картина собственного пьяного кутежа её позабавила. – Меня клонит в сон, и…. – она не договорила под нечитаемым взглядом мужчины. – Если только вызовем такси. Хибари кивнул и, вылив практически нетронутый чай, достал небольшую бутылку, которую открывал только по особенным случаям: долгое присутствие Нацуко (без посредников он уже её не выдерживал), продезинфицировать рану, если ничего нет в аптечке, и (ещё не наступала, но Кёя очень надеялся) внезапная смерть Рокудо. Перед Тсуной появился стакан с чем-то тёмным и трудно определяемым. - Разбавил с соком, - пояснил Хибари, когда поймал её недоверчивый взгляд. - А, спасибо, - сладкий запах теперь определялся вишней. - Угу, - он сел рядом, с неразбавленным джином. - Никогда бы не подумала, что буду пить с вами, Хибари-сан, - она сделала, не морщась, глоток. - О, кому-то не привыкать? - Я всё-таки студент, - вкус разбавленного джина не заставлял её плеваться и кривиться. – Хотя все мои эпичные сборища ограничивались лишь небольшой компанией ещё на первом курсе. Знакомство с одногруппниками, карточные игры и возвращение домой с первым автобусом. А у вас как проходили такие встречи? - Не люблю сборища, - Кёя скривился, вспоминая ораву собственных одногруппников на первом курсе. – Только один раз позволил себя вытянуть на всеобщую гулянку. - И как? - Ну, - он сделал глоток, - с результатом ты теперь нянчишься. - Хибари-сан! – поперхнувшись разбавленным джином, шокировано посмотрела на него Тсуна. - Что? Ты сама спросила, - её реакция забавляла. – Хотя…. Это, наверное, лучшее, что могло произойти. - Да, и правда, - она сделала мощный глоток и закашлялась. – Кх-ха. Ха-а, Боже, - она скривилась и поставила почти пустой стакан на пол, - думала, что умру. - Сейчас лучше? Тсуна кивнула, хотя поселились сомнения, что именно он имел ввиду. Кашель или же иное? Во всяком случае, она так и так бы соврала. В горле было паршивое ощущение, и ещё хуже где-то глубинах души. - Нихера не нормально. Это должно было прозвучать в голове. Не быть высказанным вслух. Но приятное тепло уже расползалось по телу, а Хибари от неожиданности хрюкнул в стакан. - Сильно. - Честно. Второй стакан был поставлен на пол. - Кажется, сейчас мне ещё хуже, - она слегка опустилась, прижимая колени к себе ближе. - Зато потом, наоборот, станет лучше. Держать в себе переживания вредно. - И это говорите вы? – девушка даже улыбнулась и подняла на него взгляд. – Вас же тоже что-то гложет, да? - Мы сейчас говорим о тебе. - Вот именно это я и имела ввиду, - хмыкнула Тсуна. – Но, обо мне, так обо мне. Я редко удостаиваюсь такого внимания. - Разве? - Угу, - она коротко кивнула, прикрывая глаза,- последнее время только вы меня спрашиваете о чём-то личном и выслушиваете нытьё. - Я, надеюсь, уже не стал слезливой жилеткой? – без зла и раздражения. - Нет…. Нет, но с вами мне, и правда, комфортно. Вы не задаёте вопросы, когда не надо, и не говорите ничего, что заставляет переживать сильнее. Просто находитесь рядом. Она говорила медленно, сбивчиво. Частые паузы сменялись резкими переходами от собственных мыслей к минувшим событиям и воспоминаниям из детства, которым субботним утром придавалась Нана, прижимая дочь к себе, игнорируя её слёзы и жесты отчаяния. Она вспоминала отца, некогда сильного, крепкого, солнечного. Он поднимал её одной рукой, словно она ничего не весила, и делал слишком большие венки, от чего они всегда висели как ожерелье. Иемитсу разводил руками, Тсуна бегала довольной, а Нана смеялась. И это было слишком хорошо, чтобы вспоминать, сидя в комнате, разделённой лишь одной стеной от печи крематория, где огонь пожирал выплюнутые раком останки отца. Поэтому было больнее слушать. Поэтому казалось, что солнечная картина перед глазами отравлена посмертными пятнами. Тсуна бормотала проклятия, смешанные с мольбами и словами жалости по несбыточным мечтам, пусть даже будучи уже совсем взрослой, но зайти в родительский дом и увидеть там не одинокую Нану с соседями, чужими детьми или всё ещё живущим с ней Фуутой, а обоих родителей. Даже если они не были бы вместе. Просто общаются. Просто Иемитсу не вычеркнут из их мира, как того хотела детская обида и подростковая ненависть. Её голос становился тише, а слова всё менее разборчивыми. Хибари слушал молча, прикрыв глаза и вынужденно прислушиваясь к этому несвязному, усталому, пьяному шёпоту, смешанного с редкими слезами, больше наполненными грустной радостью от былых времён, чем нынешней скорбью. Кёя даже не заметил, как её голова легла ему на плечо, а голос совсем затих. Меня клонит в сон, и…. «…. Я засыпаю спустя полчаса», - он догадался о конце фразы. Время ещё позволяло сесть на автобус и, тем более, вызвать такси, но тянуться за телефоном было кощунственно. Сейчас эти стены были наполнены слишком уютным спокойствием, чтобы разрывать его пьяной суматохой, непониманием происходящего и шаткими шагами. Во всяком случае, так себя убеждал Хибари, закрывая уставшие глаза, прижимая сжавшуюся девушку ближе и утыкаясь носом в взъерошенные после долгого дня волосы.