Грустные люди

Ушла. До самой последней секунды я верила, что всё это шутка, розыгрыш, досадное недоразумение, и ты, уже у самой двери, вдруг взъерошишь волосы на моей макушке и, рассмеяшись, произнесёшь, что только такие дурочки, как я, могли повестись на все эти глупости с окончательным расставанием. А я в ответ сгребу тебя в охапку и прошепчу – не на ухо, а куда-то в шею, параллельно заново впитывая твой запах – что я, конечно, ни разу не повелась, а просто тебе подыгрывала. Но ты ушла, а я осталась. Интересно, тогда, в Питере, когда ушла я, ты чувствовала то же самое – что там, за закрывшейся дверью, и есть вся жизнь, а ты сама – как будто вне её? Ещё сегодня утром я любила тебя на кухонном столе, и, утопая в твоей влажности, понимала: это – и есть тот самый смысл, который люди безуспешно ищут всю жизнь. Даже самые гениальные истины и открытия ничего не стоят по сравнению с женщиной, которая сжимает ногами твои бёдра, ловит губами твои пальцы, скользящие по её лицу, вкусно и жарко стонет, вторя каждому движению твоих рук. Разве есть в мире что-то более ценное, чем капельки пота на её спине, которые ты, как трофей, исступлённо собираешь ладонью? Для того, чтобы понять это, мне потребовалась целая жизнь. Но мне повезло – кому-то не хватает и жизни. И у меня, несмотря на всё, что я сделала вопреки, есть ещё немного времени, чтобы исправить. Вчера, когда ты, влажная от пота и бесконечных оргазмов, истерзанная мною вдоль и поперёк, со слипшимися на затылке волосами, с опухшими от поцелуев губами, – когда ты, несмотря на это, все равно льнула ко мне, продолжая целовать, и хотеть, и отдаваться – я уже почти не верила в то, что ты мне сказала в Питере. И в желание прекратить, и в якобы любовь к кому-то другому – я же знаю, какая ты, знаю от и до, знаю и влюблённую, и равнодушную, и ненавидящую – и ни второго, ни третьего ты ко мне вчера точно не испытывала. Но даже если новое увлечение – правда, я всегда могу тебя отбить. Не в первый раз. Громкие слова о любви и пошлые ухаживания вроде цветов и салютов уже, конечно, не прокатят – не тот возраст, да и совместный багаж за нашими спинами такой, что лишний раз дёргаться страшно. Я должна сделать что-то серьезное, чтобы ты сразу поняла и безоговорочно поверила – в этот раз всё будет иначе. В этот раз — всё будет. Скоро твой день рождения. И мне не придётся искать повод, чтобы подарить тебе что-то прекрасное и сказать самые важные в мире слова. Наверное, это трусость — прятаться за спинами других поздравляющих, но если ты снова откажешь, я хотя бы не останусь в дураках. Ты, конечно, будешь на сцене. Пермь, Екатеринбург, что там ещё? У меня тоже четырнадцатого вечером концерт, но я могу рвануть тринадцатого – и украсть из твоего графика хотя бы несколько часов. И поздравить в первые минуты твоего нового года. Я закажу ресторан и позову тебя на ужин. Я расскажу тебе о том, что придумала для нас в будущем – про общий дом, про детей, про новые проекты — не называя имён, но так, чтобы ты поняла. Я обязательно найду, чем тебя зацепить, потому что на мои обещания любви и верности ты больше не купишься – я бы тоже не купилась. Может, подарить тебе песню? Честно и в лоб сказать, кому она посвящена. Ты же лучше меня знаешь, что песни просто так не пишутся. Или тоже мелко? А может, написать песню не о тебе, а для тебя? Ту, которую ты будешь петь на своих концертах? Простую, ясную, нежную и светлую, чтобы никакой нефти, как в моих, никаких кровопусканий – нет, я не волнуюсь, что меня вычислят, просто хочу, чтобы это было похоже на тебя саму. Я долго катаю эту идею в голове, а затем всю ночь напролёт мараю бумагу – всё кажется не таким, не тем и не туда. И, как бы я ни старалась, в каждой строчке отчётливо сквозит какая-то горечь и безнадёга, и не то что петь – под такое даже пить не хочется. Видимо, это неискоренимо сейчас во мне, и ни от замысла, ни от дальнейшей судьбы песни не зависит. Чтобы отпустить себя, вспоминаю нашу последнюю встречу – детально, до мельчайших подробностей, прорисовываю в голове каждый вздох, каждую родинку. Мне кажется, за эти короткие полтора дня я воплотила в жизнь максимум эротических фантазий – от откровенных ласк в новых точках и позициях до наглого, почти воровского проникновения в тебя спящую. От воспоминаний до сих пор сводит скулы: вот я смотрю, не дыша, на персиковую щёку, тёплую даже на вид, на подрагивающие веки, на изгиб спины – и понимаю, что больше не могу терпеть, и аккуратно развожу ноги, и бережно, одним пальцем, вхожу – даже не толкаясь, а скорее массируя внутри. И наблюдаю, как судорожно сжимаются бедра, как, пока ещё бесконтрольно, приоткрывается рот в попытке справиться с дыханием, как сжимаются в кулак пальцы на руке. Распаляюсь – и начинаю двигаться быстрее и глубже, и добавляю ещё один, и сама же схожу с ума от происходящего. Прижаться грудью к твоей спине, поймать губами вкуснопахнущую кожу – на шее, сразу под ухом – и трахать, трахать, трахать, уже не нежничая, потому что ты, окончательно проснувшись, сразу же отчаянно, жадно, голодно хочешь большего. Впечатываться ладонью в ягодицы, притягивать свободной рукой за другое плечо, направляя твое тело навстречу собственным пальцам, и гонять в восхитительно-пустой голове единственную мысль: не заканчивайся, пожалуйста, не заканчивайся никогда. Песня приходит, когда я почти перестаю ждать – изливается на бумагу сама, где-то между утренней кашей для детей и забегом на велотренажёре. И получается именно такой, как надо – тёплой, мелодичной и очень твоей. И это словно придаёт мне решимости. Конечно, я не стану заранее раскрывать все карты – просто позову встретиться и буду верить, что случай, который всегда меня спасал, выведет и в этот раз. "салют. неожиданно в ночь с тринадцатого буду в твоих краях. встретимся? выпьем за твои восемнадцать" "Привет!!) Мы сразу после концерта едем дальше. Где именно хочешь встретиться?" "ну там же все рядом. где скажешь. твой праздник" "Лучше Пермь. Но я пока точно не знаю. Напишу ближе к дате!" "Как ты, все хорошо?" "я не умираю и в поддержке не нуждаюсь. просто хочу пересечься потому что совпадаем. да и с юбилеем в прошлом году глупо вышло" "Как скажешь)) До связи!!" Не хочу твоего искусственного участия и точка. Если тебе действительно интересны мои дела – напишешь сама, отдельно, и спросишь не потому, что так принято, а потому, что это важно. И пусть я триста раз кажусь злобной идиоткой – если уж решила с чистого листа, в честные отношения без наигранной вежливости, под которой обычно километры болячек разной степени давности, – то я это сделаю, хоть и придётся попотеть. Слишком давно мы притворяемся, что довольны нашими якобы тёплыми дружескими отношениями. Хотя по мне – честнее воевать. К утру тринадцатого я в полной боевой готовности: билеты в обе стороны заказаны, ресторан – лучший в городе – наверняка в процессе тщательной полировки столовых приборов, наброски песни уже в телефоне. А я сама – дрожу, как школьница, в предвкушении встречи и того, что последует за ней. И, конечно, жестоко обламываюсь. "Привет! Прости, но у меня сегодня не получится. Надеюсь, что не сорвала твои планы. Предлагаю позже встретиться в Москве!!))" "могу узнать причину по которой ты меня динамишь?" "Ты злишься? Сама же сказала, что будешь здесь по делам. А значит, ничего не теряешь. Встретимся потом в столицах!)" "ещё не хватало злиться. просто хочу узнать чем таким важным ты собралась заниматься после концерта. спортивный интерес. или это тайна?" "Почему же, не тайна. Эля прилетит ночью, я поеду встречать" "а. ну тогда я точно третий лишний. или четвертый?" "хотя я как всегда занижаю. скорее двадцать четвертый" "Кто тебе сказал, что ты вообще есть в списке?" "и слава богу что нет. не люблю стоять в очереди" "с наступающим шестым десятком. дорогая" "Он у меня уже год как наступил. Ничего не меняется – с арифметикой ты по-прежнему не дружишь))" "И спасибо за поздравление! Нежно и от души!" Последние реплики набираю с трудом – трясущиеся пальцы не попадают в кнопки, и слава тому, кто придумал автокоррекцию – ты не должна чувствовать моё состояние. Не теперь. Какая же я дура, что снова поверила тебе, грёбаной актрисе! Мне ли не знать, что ты умеешь притворяться так убедительно, что на твоём фоне Сара Бернар просто девочка? На что я вообще рассчитывала, зная тебя как облупленную?! Что мир начал крутиться в обратную сторону, а ты – перестанешь играть назначенную самой же себе сто тридцать пятую роль?! Все эти годы рядом с тобой люди, много людей, и каждого из них ты пошло и гадко используешь, позволяя себе прислуживать, и ежедневно врёшь им, заставляя поверить в собственную ценность в твоих глазах. И мне ты точно так же врёшь, и каждый новый раз я верю, что больше не будет других, но ты продолжаешь держать их всех про запас – и они объявляются то тут, то там, тенями следуя за тобой и словно демонстрируя мне, что незаменимых нет – она никогда не будет одна, если не ты, то кто-нибудь ещё. И вот он, этот кто-то, снова встаёт между нами, и я уже не знаю, кого винить – твою жену, незнакомую мне новую бабу или всех скопом, прошедших за эти годы через твои руки. Хотя в каждой из них виновата именно ты, потому что именно ты не терпишь пустого пространства рядом с собой, и тебе всё равно, кем его заполнять – первой встречной или старой любовницей, которая когда-то что-то для тебя значила. Ненавижу тебя, всегда ненавидела и всегда буду – за то, что ты создала и взрастила эту иллюзию, иллюзию любви, которой на самом деле нет, заставляя меня снова и снова обманываться – и каждый раз больно ошибаться. Решила в очередной раз повеселиться? Развлечься и свалить в закат? Подумала, раз на сцене обскакать не получается, значит, будем доминировать по-другому – вышвырнем из жизни эту влюблённую идиотку, которая смотрит щенячьим взглядом – о боже, какая скука, очередная поехавшая! – чтобы ещё раз отомстить за всё, что она сделала и не сделала? Но ничего, я тоже умею шутить. Есть у меня в запасе одна отличная шутка – автобиография называется, в которой про тебя как минимум несколько страниц. Нежных, тёплых, благодарных, и я уже предвкушала, как обалдеют фанаты от такой роскоши – но не в этой жизни, видимо. Пусть события развиваются по привычному сценарию – быть сукой мне не привыкать, а тебе наверняка будет больно. И я мечтаю, чтобы хотя бы вполовину так, как мне. Пишу Мише, что мы будем вносить правки, много правок, примерно накидываю содержание – он явно в шоке, но лишних вопросов не задаёт. И почти сразу же сажусь сочинять свою прямую речь – ручка от злости ходит ходуном, и на лист изливаются немыслимые, жестокие, совершенно безжалостные слова, но мне плевать – сама виновата, сама, сама! Иди к чёрту, поняла? В день рождения демонстративно не поздравляю, хотя чувствую, что ты ждёшь. Ненавижу эту невидимую, но совершенно точно существующую нить между нами, которая заставляет меня на расстоянии считывать твоё настроение. Я очень долго думала, что так не бывает, пока не нарвалась сразу на несколько таких совпадений подряд – и теперь точно знаю, что любая неясная маета, любое беспричинное шевеление в грудной клетке – это всё ты. Ты, ты, ты. Две недели живу как в тумане, создавая видимость счастливой жизни днём и бессильно плача в подушку ночью. Я же отомстила тебе, почему мне по-прежнему так плохо? И почему мне по-прежнему хочется сорваться к тебе на первом же Сапсане, сжать в объятиях так, чтобы захрустели кости, и никогда никуда не отпускать, даже несмотря на то, как ты со мной поступила? Почему вся злость и раздражение – только на поверхности, а внутри – лишь безграничная нежность, которая сжирает меня изощрённее, чем самая сильная боль? Отпусти меня уже, блять. Я так устала за эти 27 лет чувствовать своё абсолютное бессилие перед тобой. Ты хуже любой, даже самой дикой дури, потому что нашу вечную суку-любовь ни вылечить, ни убить, ни заменить никакими суррогатами – только мучиться, как проклятым, до конца жизни, в бесконечной изнуряющей ломке. Именно поэтому я говорю, что лучше бы начинала одна – не потому, что без тебя моя музыка стала бы лучше, нет. И не потому, что я уверена, что точно справилась бы. Но я действительно иногда мечтаю вернуться в август 93-го и никогда не переступать порог твоей квартиры, послав Ветку ровно в тот момент, как она только откроет рот, чтобы рассказать про поющего педиатра. Потому что наши отношения препарируют меня изнутри каждый день, и я не уверена, что, даже сдохнув, я не буду расплачиваться за них ещё в ста миллионах других жизней. И я почти не удивляюсь, когда перед одним из концертов мне подсовывают журнал с твоим интервью – конечно, ты никогда меня не отпустишь. Вот и здесь — на вопрос о том, пригласила ли ты меня на концерт в "Крокусе" – очередное издевательское "Обязательно! Обещала быть!" Нет, ну какая дрянь, а? Руки работают быстрее головы – записываю ответку и сразу же заливаю, практически не думая о целесообразности своих действий. Задницей чувствую, что мне ещё прилетит, но желание прилюдно унизить, выбить из тебя эту спокойную железобетонную уверенность в том, что я прибегу по первому зову, перевешивает рациональность. Уведомление о том, что твой official отметил меня в публикации, всплывает через пару часов. Читаю – и охуеваю от наглости, твоей и твоих подай-принеси-девочек. Да что ты знаешь о памяти, чёртова ты кукла, в который раз променявшая нашу любовь на очередное болото, в котором варишься всю жизнь? Какое ты право имеешь? Тыкаю в кнопки телефона с такой силой, что аппарат скулит почти человеческим голосом – десятки гневных сообщений, которые улетают адресату прежде, чем я успеваю их обдумать. В ответ приходит единственное: "Дин, чего ты от меня хочешь?" Делаю глубокий вдох, как спортсмен перед стартом, и набираю всего два слова: "ты знаешь".