Грустные люди

Так нужно. Так нужно, повторяю я себе до тех пор, пока город за иллюминатором полностью не проваливается в черноту. Чёрт возьми, да, мне безумно хотелось позвать её с собой, но понимаю, что нельзя. Я должна дозировать своё присутствие в её жизни, потому что слишком хорошо знаю, чем заканчивается моё полное в ней растворение. Но и уходить – невыносимо. В её объятьях я снова чувствую себя девчонкой, влюбленной и робкой, и вспыхиваю от каждого прикосновения, и таю от каждого поцелуя, и кажется, что я родилась заново, и бесконечно долгая зима наконец позади. Словно и не было этого всего – скандалов, запоев, измен, кровавых расставаний, неудачных попыток наладить отношения, из которых я уходила ещё более неживой, чем была до, больных рваных встреч на одну ночь и беспросветного одиночества, падающего на меня сразу же, как только её силуэт растворялся за дверью. Я так и не смогла никем её заменить – мою тонкую, глазастую, жаркую, сумасшедшую, гениальную девочку. Да и пытаться не стоило – любовь, которая одновременно и благословение, и проклятие, приходит только один раз в жизни. Вчера, когда она любила меня – нежно, плавно, не требуя и не доказывая – мы словно перешагнули невидимый, но очень важный рубеж. Наше чувство перестало быть разрушительным, оно переродилось во что-то новое и настоящее, в отличие от того, что сводило нас все предыдущие годы. И я, как никогда, хочу это сохранить. После пересадки в Москве почти сразу засыпаю – уже несколько суток нормально не отдыхала, и, судя по тому, что приземлюсь за несколько часов до концерта – не отдохну. Открываю глаза незадолго до посадки, кажется, ещё более вареная, чем была до, и прошу у стюардессы чёрный кофе – исключение из правил, это скорее Динкин ритуал. И улыбаюсь сама себе, когда стаканчик оказывается в моих руках – словно привет от меня, летящей в небе, ей, оставшейся на земле. Я с тобой, слышишь? До гостиницы добираюсь быстро – и слава богу, потому что уже через несколько часов нужно быть на саундчеке. Привести себя в порядок, перекусить, совсем немного отдохнуть – и снова в бой. Но не ропщу, даже про себя: за счастье, пусть и короткое, нужно платить. Из душа выдёргивает трель дверного звонка. Лена? Валера? Персонал гостиницы? А почему не по телефону? На всякий случай облачаюсь в чистую майку и домашние брюки – черт знает, что там за гости такие. И почему-то, всякой логике вопреки, не смотрю в глазок – настежь распахиваю дверь, готовая посылать всех неожиданных визитёров куда подальше. Взгляд упирается в цветы – целое море белых роз, за которым – и сердце сразу же начинает биться чаще – видна только взъерошенная блондинистая чёлка. — Ты с ума сошла, да?! — Сошла, — тянет уголок губ, нагло, не дожидаясь приглашения, ввинчиваясь в номер. Букет приземляется на пол, и горячие ладони сразу же ныряют под майку, сминают бока, скользят по животу к груди. — Я так скучала, — выдыхает прямо в губы и тут же запечатывает рот поцелуем, требовательным и глубоким, чтобы не оставить мне ни одного шанса на сопротивление. — Родная, — отрываюсь от нее спустя несколько секунд, — у нас совсем нет времени. Сейчас полпятого, мне в шесть нужно быть на саундчеке... — Как – полпятого?! — Здесь же разница с Москвой, ну ты чего?! — Забыла, — коротко произносит она, продолжая наступление – теперь уже на мою шею. — Пожалуйста, я быстро, я так тебя хочу... — Динка, мы не успеем... — Пожалуйста, — её ладонь упрямо ложится на мою промежность, грубо сминает прямо через ткань штанов, и я, непроизвольно всхлипнув, тут же хватаюсь руками за её плечи. Она расценивает это как руководство к действию – вдавливает меня в край большого стола, стоящего посреди комнаты, и, подхватив под бёдра, усаживает на поверхность. Быстро стаскивает с меня одежду, в два счёта раздевается сама, отбрасывая в сторону вещи – и тут же льнет обратно, прижимаясь всем телом. — Обними меня, — шепчет, водя губами по шее, — обними меня целиком. Покорно закидываю ноги на её бедра и облепляю руками – мне нравится эта раскрытость перед ней, и я даже немного жалею, что мы не можем соединиться вот так, не отрываясь друг от друга. Она держит меня за бедра, мнёт, гладит, прижимается с такой силой, будто пытается срастись со мной, и это бесконечное скольжение, трение кожи о кожу напрочь выбрасывает из реальности. Чувствую, что завожусь всё сильнее, и она чувствует это тоже – нехотя отрывается от меня и мягко опускает на спину, поддерживая под бедра – так, чтобы я по-прежнему обхватывала её ногами. Губами спускается от шеи, мокрой от её поцелуев, к груди, наскоро обводит языком сосок – и тут же жадно приникает к нему, и я чувствую, как её рот наполняется слюной. Она не сглатывает – позволяет вытекать тонкой струйкой прямо на мою кожу, и тут же сама слизывает, размазывая влагу по всей поверхности груди. Сегодня она особенно нетерпеливая – только переключившись на другую грудь, она входит в меня, сразу во всю длину, и начинает ритмично двигаться. И я тут же забываю о времени, и о сроках, и о планах – есть только приятная твёрдость пальцев, взрывающих моё нутро. Уже минуту спустя ноги начинают дрожать и соскальзывать с её бедер, и она помогает мне продвинуться вперёд, чтобы поставить стопы на поверхность – и тут же наваливается сверху, снова жадно врываясь внутрь. Словно специально, она вдавливает меня в стол, с силой сжимает другой рукой груди и бёдра, хаотично покрывает лицо и шею влажными поцелуями. И постоянно повторяет горячим шёпотом, что любит, что сходит от меня с ума, что ради того, чтобы трахать меня сейчас, стоило пролететь четыре тысячи километров. И я верю. Верю так истово, что взрываюсь даже не от её ласк – от этих слов, от севшего голоса, от обезумевше-счастливого взгляда, направленного только на меня. И как только моё тело пронзает последняя судорога, она замирает на мне, и её вес уже почти не чувствуется – то ли потому, что я сама сейчас восхитительно-пустая, как воздушный шарик, то ли специально заботится, чтобы мне было комфортно. И ничего не требует, но я знаю, что она хочет, хочет так, что её тело звенит от возбуждения, готовое заискрить в любую секунду. Я отпускаю руку и без предупреждения погружаюсь в неё, и горячая плоть смыкается вокруг моих пальцев, а она сама – сладко хнычет, уткнувшись в меня лицом. Хватает нескольких минут – и она выгибается на мне, запрокинув голову, и громко, бесстыже стонет, пока я добиваю её короткими отрывистыми движениями. А затем обессиленно падает обратно – и сипло выдыхает, уткнувшись носом в ключицу. Какое-то время мы лежим, не двигаясь, но как только я пытаюсь пошевелиться, чтобы встать – тут же вскидывает голову: — Подожди, — и мгновенно спускается на пол. Не успеваю ни спросить, ни возмутиться, как чувствую её ладони на своих коленках. Она резко разводит мои ноги – и так же резко приникает губами к моей плоти. Никаких осторожных касаний или аккуратных движений – она берёт меня жадно и голодно, всасывая, погружаясь, вбирая, вжимаясь – и почти непрерывно постанывая от удовольствия. — Заставляй меня, — вдруг произносит, оторвавшись от меня всего на секунду – и кладёт мою ладонь себе на затылок. Её заводит принуждение – я всегда это знала. Желание подчиняться, отдаваться, чувствовать себя слабой и покорной совершенно комфортно уживается в ней с желанием жёстко доминировать. И какой она будет в следующий раз – знает только она сама. Мне она нравится любой. Я готова брать и принимать, часами топить в нежности и быстро совокупляться во всех плоскостях, быть самой послушной и действовать так грубо, чтобы она просила пощады – и одновременно умоляла продолжать, используя самые пошлые словечки из своего арсенала. Я надавливаю на её затылок, заставляя зарыться лицом в мою промежность и совсем не оставляя пространства для манёвра. Движения становятся ещё более широкими и смазанными – она просто вылизывает меня, как безумная, с шумом всасывая вытекающую изо рта слюну. Ей не хватает воздуха и наверняка уже сводит челюсть, но я не позволяю ей отпрянуть – чувствуя ладонью попытку на секунду отодвинуться, с силой толкаю сзади: — Давай! И она продолжает, с каждой секундой всё громче мыча от наслаждения. А потом неожиданно скользит вниз и погружается в меня языком – так глубоко, как только может достать. Я не позволяю перехватить инициативу – впечатываю в себя её лицо отрывистыми движениями, заставляя толкаться внутрь, а затем резко дёргаю за волосы, чтобы она могла сделать вдох. И с удовольствием всматриваюсь в безумный и совершенно блядский взгляд, судорожно распахнутый рот и ниточку слюны на подбородке. Я притягиваю и отстраняюсь, вдавливаю и отдёргиваю, сама подаюсь вперёд – и тут же на несколько секунд запрещаю к себе прикасаться. Мы обе уже на пределе, и я решаю сжалиться над ней: — Войди в себя, я знаю, ты хочешь... Она тут же подчиняется – чувствую силу и частоту толчков по тому, как движется её голова между моих бёдер. Её стоны превращаются в непрерывное поскуливание, а движения становятся почти неконтролируемыми, и она улетает первая, запрокидывая голову и цепляясь ладонью за моё бедро. И почти сразу, тяжело навалившись на стол в попытке удержаться на ногах, в размаху вгоняет скользкие от выделений пальцы в меня. И я тут же взрываюсь, выгибаясь дугой на чёртовом неудобном столе – и мир осыпается трухой, на несколько секунд погребая под собой звуки, запахи и ощущения. Несколько минут спустя, едва вернувшись в реальность, я спускаюсь вниз на все ещё ватных ногах – и нахожу её на полу. С раздвинутыми коленями, раскинутыми в сторону руками и дурной лихорадочной улыбкой на лице. — Ты изверг, — констатирует она, не открывая глаз. — Вообще-то это ты меня трахнула, — хмыкаю я в ответ, собирая с пола разбросанные вещи. — Я? Трахнула?! — она слегка привстает и тут же падает обратно. — Да я рядом с тобой просто младенец! Ты это, давай там отыгрывай быстрее, я хочу продолжения, не зря же пёрлась на край земли?! — Напоминаю, что мне пятьдесят один год и у меня климакс, — всматриваюсь в циферблат на телефоне и пытаюсь оценить масштаб катастрофы. — Напоминаю, что мне глубоко насрать, сколько тебе лет. И климаксом своим меня не пугай, я не отстану, даже когда тебя разобьёт старческий маразм. Буду подтирать тебе задницу и параллельно лапать. — Смелые обещания... это я про задницу. — Я осознанно об этом говорю, — голос звучит неожиданно уверенно, — я много думала... и хочу, чтобы ты жила со мной. С нами. Семьёй, всё как положено. — Ну как не поверить голой женщине, — неловко шучу, лишь бы не говорить об этом всерьёз. — Свет... — Давай пока не будем, — с преувеличенным вниманием начинаю копаться в чемодане, чтобы не смотреть ей в глаза. — Почему? — Потому что есть слишком много "но", — разворачиваюсь к ней — и ловлю потерянный и какой-то потухший взгляд. — Ну что ты? Разве нам плохо так? — Мне, — специально выделяя первое слово, — плохо так. Когда любишь, нужно жить вместе. Вдруг становится так страшно, что слова, некрасивые и гадкие, вырываются сами по себе: — Предыдущие 17 лет тебя это не заботило. — Ну зачем ты язвишь? — она говорит ровно, и это тоже в диковинку. — Ты же видишь, не можешь не видеть, что я изменилась. Я успокоилась, я хочу семью. Я люблю тебя, в конце концов. — Дин, — подхожу вплотную и обнимаю за талию, и она, слегка недоверчиво, льнет ко мне, — я тоже тебя люблю. Но это всё, в чём я сейчас уверена. Не дави на меня, хорошо? И одевайся уже, потому что я скоро выхожу. — Ладно, — ни черта не ладно, и мы обе это знаем. — Ты во сколько закончишь? Я сняла соседний номер, подожду тебя там. — Начало в семь, значит, ближе к девяти. На концерт не хочешь? — Не хочу. В зал несусь на такси, параллельно проклиная Динку, собственную мягкотелость и наш роман, так некстати закрутившийся в самый разгар тура. И сразу же бегу на сцену – парни почти отчекались, вот-вот начнут запускать зрителей, поэтому мою часть сокращаем до совершенно неприличных пяти минут. На ходу переодеваюсь, стоически терплю Ленины, тоже сведённые к минимуму, манипуляции над моими волосами. И, уже почти выбегая на сцену, вдруг слышу от неё: — Элю-то видела? — Что?! — разворачиваюсь к ней всем корпусом, и чёрт знает, что сейчас написано на моем лице, потому что Лена испуганно делает шаг назад: — Она прилетела, приехала прямо сюда... Говорит, хотела сделать сюрприз. Свет, ты чего? — Чтоб её... с такими сюрпризами! — слышу гул в зале и инстинктивно дергаюсь на выход, но Лена перехватывает мою руку. — Что случилось, можешь мне сказать?! Мне нужно знать, как тебя отмазывать! Девицу в номер притащила? — Она сама притащилась, — отвожу взгляд в сторону, — из Москвы. — Ну кто бы сомневался, — мрачно, — хочешь, я угадаю эту грёбаную мелодию с пяти нот? — Пусти, — дёргаю руку, — люди ждут. — Подождут. И давно? — Три месяца. Лен, правда, потом поговорим. Концерт проходит смазанно – не могу сконцентрироваться, всю дорогу напряжённо размышляя, как лучше поступить. Но зрители, конечно, ничего не замечают – как всегда, ведутся на широкую улыбку, которую я старательно натягиваю на лицо все два часа. Эля ловит меня уже на выходе со сцены, обнимает, щебечет что-то ласковое, под руку уводит в гримёрку, где сразу принимается хлопотать, расставляя вокруг тарелки с закусками и рюмки со спиртным – "выпей, ты какая-то уставшая, из-за перелёта, наверное, да?" Мне мгновенно становится так стыдно и тягостно, что я, совершенно не задумываясь о последствиях, опрокидываю предложенный виски. Крепкий алкоголь больно обжигает горло, но уже через несколько секунд растекается приятной теплотой по телу – и я тут же тянусь за второй, чтобы закрепить результат. — Свет, всё хорошо? — Всё хорошо, родная, да. И ведь действительно – родная. Ни дня не любимая по-настоящему, но настолько привычная, что кажется, что я в неё проросла тоже. Мне никогда с ней не было плохо – бывало плохо от себя самой, от собственных некрасивых измен, от того, что она – не Динка. Но в этом нет и капли её вины – только моя, моя огромная, бесконечная вина, которая каждый день, каждую секунду разъедает мои внутренности. Сидит напротив, смотрит пристально и настороженно, несмело прикасается к моей щеке. И в этот момент я чётко понимаю, что не смогу уйти, как бы сильно мне этого ни хотелось. Не сейчас. Вспоминаю о времени ближе к десяти – и сразу же хватаюсь за телефон, чтобы отправить сообщение – той, другой, любимой, ждущей. "Прости, я тут задерживаюсь. Напиши, какой у тебя номер, я потом загляну" Ответ приходит незамедлительно: "загляну?" " Я не смогу остаться на ночь" "почему? что успело случиться за эти три часа?!" "Эля прилетела" "издеваешься? эксперименты надо мной ставишь?" "Я не знала, честно!!" "ну так скажи ей что между вами все кончено. и приходи" "Я так не могу!!!" "а я не могу когда обещают быть в девять и забивают болт. и когда врут в глаза. и когда говорят о любви а на деле пшик" "я домой. позвони мне когда разберёшься со своей жизнью. я подожду" "Ну зачем опять так кардинально? Мы же можем встречаться!! Заодно проверим наши отношения на прочность. Я не могу принять решение, пока я в тебе не уверена" "не надо мне ничего объяснять. я сказала а ты услышала" Устало откладываю телефон в сторону, выпиваю ещё одну рюмку и кладу ладонь поверх окольцованный руки, собирающей тарелки прямо перед моим носом. Пусть так.