Грустные люди

Когда объявляют посадку, я дописываю последнюю строчку. Так и должны появляться песни – именно в тот момент, когда никто не может тебе помешать. И только по огромной любви. Даже если в них ревность, злость, обида, разочарование, всё равно – из-за любви, благодаря и вопреки. Ещё вчера я уверяла тебя, да и сама была уверена, что смогу быть одной из. А сегодня чётко поняла – нет. Слишком долго я шла к тебе, слишком долго боролась с собственными демонами, чтобы просто зайти на очередной, заранее обречённый на провал, круг. Нет, в этот раз всё точно должно быть иначе. Ты наверняка думаешь, что я всегда шла по пути наименьшего сопротивления, и мне всегда было проще, чем тебе – уходить, изменять, вычёркивать, пока ты терпела и прощала – но на самом деле это было ни черта не просто. Страх потерять тебя, единственного близкого человека, ежеминутный, ежесекундный, был сильнее всего, что я когда-либо переживала. Наверное, это что-то из детства – когда ушёл папа, я очень долго боялась привязываться к кому-то ещё. И это закрепилось где-то на подкорке, и всю оставшуюся жизнь я первой наносила удар, если чувствовала, что может рвануть. С тобой получилось точно так же. Каждый раз, когда между нами вставали люди, тусовки, поклонники, я понимала, что любой – любой! – может тебя отнять. Я до одури боялась этой неизвестности, этого подвешенного состояния, того, что мир может рухнуть в любой момент, и я не смогу с этим справиться. Я просто никогда не умела выбираться из-под обломков, но зато виртуозно жгла мосты за спиной. И это тоже было больно, но к этому я хотя бы была готова. Именно из страха выросло желание доказывать всему миру, что ты – моя. После того, как я впервые взяла тебя в далёком девяносто четвёртом, а ты впервые кончила в моих руках, меня словно порвало надвое: хотелось спрятать тебя от всех и одновременно – чтобы все вокруг видели, кому ты принадлежишь. Второе победило: я трахала тебя везде, где можно и нельзя. Я могла подойти к тебе, склонившей голову над гитарой, запустить руку в волосы на затылке, дёрнуть, заставив запрокинуть подбородок, – и поцеловать прямо перед толпой малознакомых людей. Про друзей и говорить нечего: каждая наша посиделка обязательно окрашивалась твоими громкими стонами – из ванной, из туалета, из незакрывающейся комнаты, из любого тёмного угла, в котором можно было хоть как-то уединиться. А не стонать ты не могла: вне нашей постели, где я отдавала тебе всю свою нежность, меня как будто разворачивало на 180 градусов. И я брала тебя грубо и ненасытно – насаживала на пальцы у каждой подходящей стены, впечатывала щекой в поверхность диванов и столов, сдергивая штаны ровно до середины бедра, заставляла ёрзать на собственных коленях, пробираясь рукой под летние платья. И самое удивительное, что тебе всегда нравилось всё, что я с тобой делала. Наше невероятное сексуальное совпадение – и наш фарт, и наш крест. Оно держало нас вместе даже тогда, когда закончились и семья, и музыка. Сколько мы продержались после эпохального расставания, два, три года? А потом столкнулись на какой-то невнятной тусовке – и вот я уже вдавливаю тебя в пластиковую стену туалетной кабинки, зажимая рот одной рукой, а ты, как сумасшедшая, скачешь на моих пальцах, словно пытаясь запомнить меня ещё на несколько лет вперёд. Могла бы не спешить – тогда мы марафонили несколько месяцев. А как только насытились друг другом – осознали, что по-прежнему не умеем договариваться. Нигде, кроме постели. Мы расходились в разные стороны, и я, вопреки всем наставленным синякам и разбитым тарелкам, вопреки ярости, клокочущей где-то у горла, чувствовала себя не освободившейся, а пустой. Я пыталась закрыть эту прореху другими людьми, но она была слишком большой – потому что ты занимала во мне слишком много места. И я заводила два, три, пять романов одновременно, путала имена и даты встреч, ловила пощёчины и выслушивала проклятия, и все ради одного – чтобы в этой круговерти не нашлось ни секунды, когда я останусь один на один с собой. И с тобой. Но ты всё равно прорывалась – сквозь литры алкоголя, сквозь толпы мужчин и женщин в моей постели, сквозь горы вколотого и вынюханного. Просто возникала в моей голове в очередное недоброе утро – и я понимала, что бороться бесполезно. И шла к тебе, ни секунды не веря в долго и счастливо, и всегда получала свое – ты боролась иначе, но чувствовала то же самое, верно? – и так же, стиснув зубы, уходила, только-только начиная привыкать. Просто потому, что не могла позволить себе такую роскошь – снова поверить в нас. Каждое наше расставание оборачивалось моей жгучей ненавистью, которую я щедро расплёскивала вокруг. Поначалу ты пыталась понять, за что, спрашивала и увещевала – а у меня не было ни единого ответа, и за это я ненавидела тебя ещё сильнее. Точнее, ответ всегда был одинаковым – страх, но он не устраивал даже меня, и я предпочитала думать, что это судьба, фатум, предписанная невозможность быть вместе, хотя на самом деле нам ничего такого сверху не назначали – только я сама. И вот теперь я впервые чувствую, что он отступил. Может, потому, что этот шанс – точно последний? И нужно делать так, как велит сердце, и ничего не бояться. То, что продиктовано любовью, а не страхом, обязательно зачтётся, даже если этот раунд ты проиграешь. Я не хочу оставлять и толики вероятности, что всё будет как раньше – редкие встречи, другие параллельные женщины. Я хочу, чтобы ты это понимала – и тоже сделала выбор. Самолёт едва касается земли, а я уже знаю, как будет звучать новая песня. И "я до последнего буду с тобой" здесь – не очередной необдуманный порыв, а взвешенное решение наконец повзрослевшего человека. Моё решение. Из аэропорта беру такси и прямо в машине вдруг решаю набрать номер – моя личная служба спасения, практически 911, хоть и расположенная на другом конце земли, но всегда безотказно срабатывающая. — Эндж? — Привет, — усмехается трубка знакомым голосом. Когда-то давно, ещё в прошлой жизни, я от него цепенела, а сейчас – только чувствую бесконечное тепло в груди. — Эндж, поговори со мной. — Говорю. — Как вы? Как Женька? — хочется вывалить всё, выговориться, выплакаться ей, но слова почему-то застревают в горле. — Мы хорошо, — вдумчиво и серьёзно, не торопя и не подкалывая, — а ты? — А я нет, — меня наконец прорывает. — Эндж, как тебе удалось так быстро разглядеть ту самую женщину? Почему я так не сумела? Почему всю жизнь смотрела мимо неё? Чёрт, я так вам завидую! Ты бы только знала. Столько времени впустую. — Ты не смотрела мимо, — уверенно, — и именно поэтому у нас тогда ничего не вышло. Я в какой-то момент отчётливо поняла, что ты никогда не полюбишь меня так, как её, и поэтому не стала держать. — Глупости, я... — Да не оправдывайся, — смеётся, — я же тебе не счета сейчас выставляю. Наши отношения здесь – дело десятое, просто пытаюсь объяснить, как крепко ты с ней связана. И ясно как день, что ты всегда любила именно её. А не меня или кого-то ещё. Ты разглядела сразу, просто, наверное, всё время ждала чего-то большего. Что сейчас появится – и перекроет. Что не бывает в девятнадцать лет – и на всю жизнь. Что если не смотреть по сторонам – упустишь возможности. Я встретила Женьку уже в более сознательном возрасте, мне было проще. Понимаешь? Мне было проще. — Ты всегда была ко мне слишком лояльна, — усмехаюсь я в ответ, физически чувствуя, как чернота, которая накрыла меня много часов назад, понемногу отступает. — Как там у тебя было? Это всё твоя харизма, милая, это всё твоя харизма, — декламирует громко и чётко, рисуясь, и тут же снова становится серьёзной: — Что, между вами опять всё плохо? — Почему же, между нами всё хорошо, — киваю я в трубку, — слишком хорошо, чтобы быть правдой. Осознали вдруг на старости лет, что всё-таки любим друг друга. Но, знаешь, есть нюанс: я хочу жить с ней, а она – со своей женой. Думаю подождать, вдруг передумает, тем более что выбора у меня всё равно нет. Представляешь, раньше был, а теперь – нет! Как я докатилась? — Ничего, ты упёртая, дождёшься. Мы говорим всю дорогу – о важном и неважном, и я стараюсь не обращать внимания на водителя, который смотрит на меня в зеркало заднего вида во все глаза. Чёрт бы с ним, если здесь, рядом, в трубке – человек, который случился со мной когда-то – и остался навсегда родным, перешёл в какую-то другую плоскость, где есть только тепло и взаимопонимание, без острых углов, как всегда бывает с тобой. С тобой в принципе всё всегда было острее. На этот раз мама ни о чём не спрашивает – видимо, всё и так написано у меня на лице. Усаживает, как маленькую, перед полной тарелкой супа, так же молча наливает чай, затем – с преувеличенной бодростью – вдруг начинает рассказывать о том, как у детей прошли выходные. Киваю невпопад, и она недовольно замолкает на полуслове – и больше трогать не рискует. Сообщение от тебя приходит уже под вечер, прямо к моему нехитрому столу, состоящему из половины стакана виски и пока ещё незажённой сигареты. Неожиданное, но жданное: "Я тебя люблю". "я тоже тебя люблю" — ни секунды не раздумываю и в режиме реального времени вижу, что ты прочитала. Продолжения не будет. Тебе нечего сказать больше, а мне – нечего тебе ответить. И полностью хранить молчание не получается, потому что всё, что произошло с нами за последние месяцы, имеет слишком большую силу, чтобы мы могли сопротивляться. Сворачиваю наш диалог в мессенджере – и взгляд автоматически цепляется за кучу других непрочитанных. Ну конечно, потеряли, пока я совершала марш-бросок на другой конец страны. Оповещения включены только для самых важных переписок, а эти – обычно висят мёртвым грузом, пока не дойдут руки. Разобрать, что ли? Ну конечно, дорогая бывшая, с которой я имела неосторожность прожить несколько лет, тоже тут. Она часто пишет – то на отвлечённые темы, то с конкретными предложениями. Я отвечаю редко, и обычно только в первом случае. А сейчас как раз второй – "может, встретимся?" Ловлю себя на мысли, что почти готова согласиться. Выпить ещё пару стаканов виски, взять такси, завалиться в её квартиру и трахаться до самого утра, пока тело не онемеет окончательно. И пусть она – не ты, и с ней никогда не будет так же хорошо, но она достаточно меня изучила и знает, как именно мне нравится. Сама я вряд ли стану проявлять инициативу – как можно хотеть нелюбимую женщину, если ещё вчера прикасалась к любимой? Зато я могу отдаваться бессчётное количество раз, пока она к чертям собачьим не выбьет из моего организма это невыносимое стремление к тебе. Мы с тобой не вместе. Я никого не предаю. Я вообще не уверена, что вы с женой вчера держали в постели пионерскую дистанцию. До меня – возможно, но сейчас, когда ты разгораешься от одного прикосновения, вряд ли откажешь себе в удовольствии. Тем более, если ты твёрдо решила остаться с ней. А значит, я тоже не должна себя ограничивать. Мне это нужно как воздух, я не справлюсь, если не переключусь, понимаешь? "приеду. минут 40" — сообщение, написанное уже десять минут назад, наконец улетает адресату. "Ты останешься на ночь?" — ответ приходит мгновенно, и в каждом слове чувствуется такая искренняя радость, что мне моментально становится стыдно. И перед тобой – тоже. Я допиваю виски, делаю несколько глубоких затяжек, снова беру в руки телефон и, уже абсолютно уверенная в правильности своего выбора, отбиваю: "извини. не тебе" И пытаться не стоило.