Грустные люди

— Динка, — шепот над ухом вырывает из приятного полусна, и тело — условный рефлекс на твой голос — сразу же покрывается мурашками. — Динка, — повторяешь ты и, не дожидаясь приглашения, ныряешь ко мне под одеяло. Прижимаешься всем телом — такая жаркая, что даже вечногорячая я боюсь обжечься — и торопливо, словно боясь, что оттолкну, целуешь в губы. — Мы же договорились, — сердце все больнее стучит о грудную клетку, но я пытаюсь держаться. — Не могу без тебя, — седлаешь мои бедра, перехватываешь ладонь и направляешь её себе между ног, — потрогай. Влага окутывает пальцы, и я понимаю, что это не просто возбуждение, а отголосок недавних оргазмов — интересно, сколько их было? — Три раза, — словно читаешь мысли, — но ни черта не помогает. Дин, — нервным движением вжимаешь в себя мою руку, — я обещаю, я всё сделаю. Пожалуйста... — Врешь ведь, — начинаю легонько скользить по поверхности — интересно, на что ещё ты готова согласиться? — Клянусь, — на выдохе, — я приеду домой и сразу ей все скажу... Неслышно усмехаюсь и замираю у входа — давай, решайся. Пару секунд неуверенно ерзаешь по моей руке, а затем опадаешь вниз, с наслаждением нанизываясь на мои напряженные пальцы. Скользкие тугие мышцы сразу же плотно обхватывают их по всей длине, а подушечки окатывает очередным потоком горячей влаги. Ты, упираясь ладонями в кровать и подогнув под себя коленки, медленно движешься на мне, и отрывисто выдыхаешь на каждом спуске, и твоя грудь, обтянутая короткой маечкой, подпрыгивает в такт. — Сними, — хриплю я и, откашлявшись, повторяю: — Сними майку. Послушно стаскиваешь одним рывком и, продолжая держать темп, наклоняешься, касаясь грудью моего лица. Торопливо принимаю в рот сначала один, потом другой сосок, сжимаю губами, задерживаю на несколько секунд, и ты жалобно скулишь в ответ — каждое движение заставляет нежную кожу натягиваться, делая удовольствие от прикосновений болезненным и почти невыносимым. Не выдерживаешь — отстраняешься, и покрасневшая грудь, на которой застыли капельки моей слюны, снова оказывается на уровне моего лица. Хватает одного взгляда — внутренности скручивает сладкой судорогой, и хочется брать тебя ещё глубже и ещё яростнее, и я сразу же ускоряюсь — прежде, чем успеваю об этом подумать. — Нет, — умоляюще, — Динка, нет, я не хочу кончать, я хочу долго. — Давай как ты хочешь. Отделяешься от меня, так и не позволив закончить начатое, и сползаешь вниз, зарываясь лицом между моих бедер. Я сплю без белья, поэтому сразу чувствую, как твой упругий язык ввинчивается внутрь, собирая накопившуюся влагу, а затем, осушив практически до дна, выныривает обратно на поверхность. Ты не дразнишь — оглаживаешь снизу доверху, вбираешь жаркими губами, легонько посасываешь и перекатываешь во рту, и от каждого прикосновения приятно пульсирует и покалывает внутри. А когда до оргазма остаются считанные минуты — ты вдруг отстраняешься, снова накрывая меня своим телом, прижимаясь горячим лобком, уже освобожденным от белья, к моему животу. — Возьми меня ещё. Сталкиваю тебя на кровать, разворачивая боком, и вхожу сзади, слегка раздвигая ладонью ягодицы и заставляя раскрыться как можно сильнее. Ты ещё более влажная, чем была, и, чтобы заполнить тебя целиком, мне приходится проникать сразу тремя. Беру мягко, неторопливо и глубоко, прижимаясь губами к шее, и с удовольствием ощущаю, как с каждой секундой под твоей кожей все быстрее бьётся пульс. Когда воздух вокруг нас становится невыносимо густым, а тугие мышцы окончательно окольцовывают мои пальцы, ты снова выскальзываешь из моих рук — и разворачиваешься лицом, сразу же медленно и сладко просачиваясь внутрь. Прикасаюсь в ответ — и уже через несколько минут мы сталкиваемся горячими лбами, выстанывая одно на двоих удовольствие, и тут же бессильно целуемся, выдыхая друг другу в рот его отзвуки. И ничего не нужно говорить — как будто все в очередной раз обнулилось, и вокруг нас — блаженное ничто, в котором хочется замереть навсегда. Ты укладываешься на моем плече и почти мгновенно засыпаешь, а я стараюсь пристроить поудобнее руку, чтобы не слишком придавливать — не знаю, сколько продержусь, но мне сейчас так же нужно твое тепло, как и тебе — моё. Сумасшедший день. Сначала — твой внезапный штурм в студии, который не оставил мне ни единого шанса. И дело даже не в сексе — давно не в нем, просто мы обе не знаем, как ещё преодолеть расстояние, которое разделяло нас долгие годы. И кажется, что каждый поцелуй, каждое прикосновение, каждое проникновение делает нас ближе друг к другу, сжирая по сантиметру эту бесконечную пропасть между нами. Наверное, впервые в жизни секс перестал быть целью — сейчас это скорее средство, которое помогает нам вспомнить, кто мы и какими можем быть вместе. Дети приехали, когда мы уже как следует отдышались, но все ещё не успокоились. То, что случилось между нами, продолжало висеть в воздухе, заставляя прятать глаза и судорожно сглатывать, когда очередной болезненный разряд — от предательски вспоминающего тела — пронзал с ног до головы. И было страшно, что они тоже — как и мы — в одночасье поймут, что за этой чертой начинается новая жизнь, и черт знает, что она принесет. Помню твой взгляд, когда они вошли и дежурно протянули ладони — неверящий, удивленный, полный нежности и одновременно несчастный, как будто увидела то, что давным-давно отняли. И мне моментально стало стыдно — в том, что все эти годы вас не было друг у друга, виновата только я. Но ещё не поздно. Не поздно. Остаток дня мы занимались разными глупостями — болтали, пересматривали "Гарри Поттера", вместе готовили ужин, в восемь рук терзали пианино. Не было ни серьезных разговоров, ни откровений, ни попыток — с обеих сторон — побрататься здесь и сейчас: кажется, что даже дети чувствовали грань, которую пока не стоит переходить. Но даже под таким осторожным шагом лёд всё-таки треснул — я увидела это собственными глазами: когда на экране случился какой-то очередной коллапс, вечно сопереживающая Марта инстинктивно вжалась в твое плечо, и ты, вздрогнув от неожиданности, тут же расслабилась и разулыбалась — и я следом за тобой. Вечером я проводила тебя в гостевую, хотя видела, как сильно ты хочешь пойти со мной. Тогда мне казалось, что так будет правильно — один необдуманный шаг мы сегодня уже сделали. Теперь мне кажется, что правильно — сейчас. Сейчас, когда твои волосы щекочут мой подбородок, а теплая кожа — даже во сне — млеет под моей ладонью. Сейчас, когда все, что было до, превратилось в пыль, а все, что будет после, ещё не наступило, а значит — полностью мне подчиняется, я наконец чувствую себя счастливой. Хотя точно знаю, что завтра это закончится — новый день запустит обратный отсчёт, и ты станешь чаще заглядывать в телефон, словно пытаясь оправдаться перед всеми оставленными, а ещё ночь спустя — забронируешь обратные билеты, чтобы вернуться в привычную жизнь. А даже если нет — что мы будем делать, когда окончательно прирастем друг к другу? Я больше хорохорюсь, заставляя тебя принять решение, потому что твоя жена — не единственное препятствие между нами. Когда его не станет — вскроется куча других, в том числе и с моей стороны, и сейчас, зная, что могу — и пока могу — я малодушно взваливаю этот груз на тебя, потому что это проще всего. Мы с тобой — два города, и каждый борется за независимость, и перенести один в другой — невозможно, как ни пытайся, и соединить их, лежащих на расстоянии 600 километров друг от друга, в целое не сможет даже самая сильная любовь. Но, наверное, можно попытаться проложить между ними самый короткий путь.