Несчастный случай
29 октября 2020 г., 10:00
Примечания:
Брук и Оби-Ван снова встречаются друг с другом после годичной разлуки, ну, и... случается.
Я не могу оставаться в стороне от неприятностей, когда Брук Чан где-то поблизости. Я не знаю, почему, но это так. Это было правдой и в те времена, когда он делал мою жизнь невыносимой в яслях, и когда мы сражались друг с другом за внимание Квай-Гона в двенадцать лет, и когда я сломал ему ключицу семь лет спустя, и когда мы впервые переспали через полгода после этого. Всякий раз, когда он возвращается в мою жизнь, я ожидаю каких-то неприятностей.
Трудность в том, что я не могу винить его за это, потому что почти всегда виноват я сам.
Мы не виделись почти год с той ночи, когда переспали. С тех пор как его приставили к новому мастеру, ни Брук, ни я не задерживаемся в храме надолго. Неудивительно, что наши пути не пересекались с того самого первого раза. Я почти надеялся, что они вообще не пересекутся. Не потому, что мне не хотелось его видеть, а потому, что я знал, что это будет слишком большим искушением. И я оказался прав. В ту ночь, когда мы занимались любовью, между нами возникло что-то мощное, связующее друг с другом почти так же, как то, что связывало нас с Квай-Гоном. Я был с достаточным количеством других до Квая, чтобы знать, что это не всегда происходит, даже между двумя джедаями. Я скучал по Бруку весь последний год, не только как по другу, но и как по любовнику. Почти так же, как я скучал бы по Кваю. Почти.
Когда мы расстались, я сказал ему, чтобы он меня не ждал. Мы оба понимали, что вряд ли будем видеться часто. Я надеялся, что он найдет кого-то другого, но, в самом деле, как бы он смог? Как сможет любой из нас, живущих подобным расписанием, если это не пара мастер и падаван, как наша. Брук предпочитает женщин, а его хозяин — ланник мужского пола. У него уже был один неудачный опыт общения с женщиной человеком, его мастером. И если кто-то и предпочитает моногамию случайному сексу, так это Брук, что оставляет ему совсем мало вариантов. Кроме того, я боюсь, что Брук действительно любит меня.
Хуже того, я боюсь, что тоже люблю его.
И я боюсь только потому, что, ну… у меня уже есть любовник, и это тот, кого я люблю больше, чем когда-либо любил, или подозреваю, что когда-либо полюблю. Я не понимаю, как я могу любить Квай-Гона так сильно — каждой частичкой своего сердца и души — и все еще любить Брука. Но, это не мешает мне мочь. Вы можете подумать, что это просто похоть, но только отчасти. И это гораздо больше, чем просто увлечение. Я знаю, как ощущается настоящая любовь. Моя так же реальна, — и правильна — как и то, что я чувствую к Кваю.
Когда мы вместе, кажется, что мы дополняем друг друга, тогда как Квай-Гон и я чаще всего являемся отражениями друг друга. По темпераменту Брук — то, что орден называл воин-джедай. Он прежде всего солдат. Его верность — это верность ордену, долгу, защите слабых. Сила для него это инструмент, оружие, проводник, мастер, которому он служит. В этом смысле он не очень сложный человек, заземленный в своем буйном материализме и живущий по большей части в настоящем моменте. В противоположность этому, если бы Квай-Гон не был мечником, он был бы классическим архетипом философа-джедая. Я наблюдал, как он и мастер Винду часами спорили о природе Силы и ее аспектах. Оставленный в покое, наедине с самим собой, Квай зарывается в книги. Он задумчив и необычайно мягок, хотя я знаю, что у него, как и у Брука, в юности были свои выходки. Точно так же, как чистый материализм заземляет Брука, медитативная безмятежность Квая дает ему собственную опору.
Наверное, я нахожусь где-то посередине, и это то, что привлекает их обоих ко мне, а меня к ним. Между ними двумя я вообще не чувствую себя заземленным — скорее как мяч, который бросают туда-сюда, — и мне всегда было трудно жить в данный момент, о чем мой мастер постоянно напоминает мне. Он также говорит мне, что я веду себя слишком взросло для своего возраста. А Брук утверждает, что я уберег его от большего количества неприятностей, чем я подозреваю. Ага, особенно сейчас, если бы только я мог не вмешиваться. Но положение, в котором я сейчас нахожусь…
Я смотрю на Брука, который спит на животе. Его красивое коричневое тело, как карамель на мороженом, запуталось в белых простынях, и белая косичка — полоска инея через плечо. Я сижу на краю его кровати, в его комнате, такой же голый, в предрассветном утре. Мы провели ночь, занимаясь любовью. Квай-Гон вернулся в наши покои и проснулся в постели в одиночестве, впервые за год.
Как сказал бы Брук: «Дерьмо».
И, честно говоря, я не совсем понимаю, как это произошло. Мы снова встретились совершенно случайно или, по крайней мере, случайно для меня. Я подозреваю, что Брук проверял список каждый раз, когда он возвращался, чтобы увидеть, нахожусь ли я в храме. Так же, как я избегал это делать. И вчера вечером, наконец, я был здесь. Мы вернулись всего несколько дней назад, а через несколько дней должны снова отбыть. Это был напряженный год. По иронии судьбы, он нашел меня в трапезной, там же, где все началось два года назад.
— Не возражаешь, если я присяду, незнакомец? — сказал он, появляясь из ниоткуда с кружкой чая в качестве слабого предлога. Я жадно поглощал поздний ужин после долгого, неторопливого плавания. Это одно из первых мест, куда я направляюсь, когда возвращаюсь в храм: к бассейну. И плаваю каждый день, пока мы здесь, а потом скучаю без этого. Мои волосы все еще были мокрыми. Брук привычно провел по ним пальцами, разбрасывая капли по столу, и сел рядом со мной, оседлав стул.
— Рад снова видеть тебя, Бен. Я скучал по тебе. Ты выглядишь бодрым.
Как и он. На самом деле бодрым… и вполне съедобным. Звук его голоса заставил мое сердце подпрыгнуть. И оно забилось немного быстрее, когда он присел рядом со мной. Я думаю, что и его сердце тоже. На самом деле, я в этом уверен. На его лице играла самоуверенная улыбка, а глаза сияли. «Льдисто-голубые», — я думал о них раньше. Но на самом деле они были цвета неба пустыни, когда солнце настолько жарит, что все вокруг становиться белым. Или бледно-голубыми, как самая горячая часть пламени.
Мы не целовались, пока нет. Мы даже не прикасались друг к другу. Мы поговорили: на каких заданиях бывали, какие новые ката изучили, где были, в каких соревнованиях могли бы участвовать, какие занятия закончили, какие сдали экзамены, что будем делать дальше, кого видели с тех пор, как вернулись, кто был ранен, кто с кем переспал… опасная территория, эта последняя тема. Мы приберегли ее напоследок, когда почти все уже покинули трапезную и мы оказались более или менее одни.
— Ну и как у вас с Квай-Гоном дела? — спросил он, делая глоток чая и старательно избегая смотреть на меня.
Я знал, что он не имел в виду:
— Как идут твои тренировки с мастером?
Брук был одним из немногих, кто не огорчился тем, что Квай-Гон пометил меня, когда я попросил его, чтобы восстановить нашу связь. Он был одним из немногих, кто понял. Даже Бент считала меня сумасшедшим и, возможно, даже немного извращенцем, хотя она не произнесла бы этого в слух. Не такими словами, по крайне мере. Но Брук знал, что это значит, знал, как мы — Квай-Гон и я — нуждались в этом. Больше, чем кто-либо другой, он знал, как много Квай-Гон значил для меня, как много мы значили друг для друга.
— Хорошо, — быстро ответил я. Может быть, даже слишком быстро. — Действительно хорошо. Мы вроде как начали все сначала, и все стало совсем по-другому. Лучше.
— Квай-Гон вышел из своего маленького приступа собственничества?
— Похоже на то, — осторожно согласился я.
— Ты так и не сказал мне, что он говорил о том, что мы переспали. — И тут он встретился со мной взглядом. — Его задело?
Мне хотелось солгать. Было бы безопаснее сказать:
— Да, ему было больно.
Но это было не так, и Брук заслуживал правды.
— На мгновение, я думаю. Но потом мне показалось… он ощутил облегчение.
Это его удивило.
— Облегчение? Он тоже спал с кем-то, пока его не было?
— Нет. Он сказал…
Мне потребовались все силы, чтобы повторить слова Квая, потому что я знал, что как только они будут произнесены, их уже нельзя будет отрицать, и у меня не будет никаких оправданий, кроме моих собственных угрызений совести.
— Он сказал, что рад, что я нашел себе ровесника. Кого-то, кто будет… любить меня, когда его не станет.
Хотел бы я быть лучшим лжецом. Жаль, что я всегда чувствую себя обязанным говорить правду, и все такое. Квай-Гон пытался научить меня этому: что иногда лучше просто ничего не говорить или говорить как можно меньше. Интересно, научусь ли я когда-нибудь?
Брук, которого я знал несколько лет назад, принял бы подобное замечание и использовал бы его, чтобы оправдать то, что мы сделали, и то, что мы можем сделать сейчас. Брук, которого я знаю сегодня, просто смотрел на меня с удивлением, изумлением, восхищением и оттенком зависти — не ревности, а зависти.
— Ты хоть понимаешь, как тебе повезло? — спросил он наконец.
— Да, — тихо ответил я и отвернулся.
— Нет, я так не думаю, Бен.
— Это не значит, что он дал мне полную свободу спать с кем бы то ни было, я…
— Нет, конечно, нет. Не говори глупостей. Ты понимаешь, что он тебе дал?
Я поднял глаза, не понимая, о чем он говорит. Брук погладил мою щеку костяшками пальцев:
— Он подарил тебе любовь на всю твою жизнь.
— Это нечестно по отношению к тебе, — запротестовал я. — Не жди меня, Брук. Я говорил тебе…
— Ты идиот, — ухмыльнулся Брук. — Это он сказал мне, где найти тебя сегодня вечером. Он велел мне найти тебя, хотя я не был уверен, что должен это сделать. — Затем он наклонился и поцеловал меня, очень нежно, как мог бы Квай. Должно быть, я издал какой-то звук, потому что потом он прижал пальцы к моим губам и сказал:
— Подожди, пока мы не окажемся в более уединенном месте. Тогда я действительно заставлю тебя кричать, — и снова ухмыльнулся, еще шире, той самодовольной, дерьмовой версией, которая обычно парализует мой мозг.
Я оттолкнул его:
— Послушай, если Квай сказал тебе, где я был, это не значит, что он ожидает, что мы переспим. Я и не собираюсь, Брук. Я не могу.
Как и следовало ожидать, он выглядел обиженным. Затем он пожал плечами и опустил щиты. Это заставило меня подпрыгнуть. И мне тоже было больно. Я не понимал, насколько он был открыт со мной, насколько мы привыкли быть открытыми друг с другом.
— Я думаю, что могу понять… если кто-то вообще может. Я тоже не очень люблю спать с людьми, в которых не влюблен. Мне очень жаль, Бен. Больше я тебя не побеспокою. — Он сказал это так буднично, что я почти поверил, что с ним все в порядке.
Но когда он встал, чтобы уйти, я потянул его обратно на место. Он выглядел побитым. Я не знал, что сказать, или почему я просто не позволил ему уйти.
— Послушай, ты не можешь получить и то, и другое, — отрезал он. — Или отпусти меня, или поцелуй уже, крифф тебя побери.
И я поцеловал его. Грубо. Наши зубы стукнулись друг о друга с таким треском, что подумалось, будто они сломались. Его рука потянулась к моему затылку, схватила меня за хвост и держала так, пока мы толкались в рты друг друга, жадно борясь за право попробовать первым. Я хотел его и не мог этого отрицать. Я хотел его прямо здесь, на столе в трапезной. Это были страсть, любовь и радость от облегчения снова видеть его, и страх потерять его, и множество других вещей, которые слились воедино, — все они вырвались на свободу вместе с этим поцелуем.
Когда мы оба начали издавать довольно отчаянные звуки, Брук отстранился и схватил меня за руку.
— Пошли, — произнес он. — Мой мастер ушел на ночь. Ты сможешь быть настолько громким, насколько захочешь. — Теперь он уже не улыбался. Его лицо было таким же серьезным, как и мое.
Я не помню, как мы добрались до его квартиры, и видели ли мы кого-нибудь по дороге. Я даже не помню, что на самом деле думал, пока мы не оказались в его комнате. Его руки уже расстегивали мой пояс, а я делал то же самое с его. Он ослабил мой пояс достаточно, чтобы он просто соскользнул с моих бедер на пол, а затем сбросил верхнюю тунику и сорвал нижнюю тунику через голову с громким треском ткани. Я еще не успел раздеть его, но уже просунул руки под его тунику и брюки, схватил его за задницу и притянул к себе. Было так приятно ощущать трение на члене даже через ткань. Брук застонал и затрясся. Я подумал, что он сейчас кончит.
Но он тут же отстранился, наклонил голову и накрыл ртом мой правый сосок, посасывая, облизывая и покусывая, словно умирал с голоду. Какие бы ни были у меня сомнения, в тот момент они исчезли. Жар, желание и восхитительный укол боли ударили мне в пах. Все, что мне было нужно — это он. Он снова поднялся вверх и прикусил то место, где сходятся шея и плечо. Я подумал, что он прокусил кожу — да, прокусил, — но мне было все равно.
— Трахни меня, Бен, — прорычал он мне в ухо, одной рукой оттягивая мою голову назад за волосы, чтобы он мог пососать и прикусить линию отметин на моей шее к левому соску.
Именно это я и хотел сделать. Именно этого и хотел мой член. Я не стал сопротивляться. Застежки на ботинках Брука разом распахнулись от легкого прикосновения Силы. Я с усилием толкнул его на кровать, подняв его ноги и стянув сапоги. Через мгновение за ним последовали брюки. Под ними у него ничего не было.
— Сюрприз! — Засмеялся он, увидев выражение моего лица и уже тяжело дыша.
— Ты говнюк, — сказал я ему, ухмыляясь.
— Первое прозвище из многих. Пусть это тебя не останавливает.
Я облизал палец слюной, приподнял одну из его ног и вошел в него. Хотя он и был тугим, внутри оказался скользким и подготовленным. Этого я тоже не ожидал. Он выгнул спину и прижался ко мне, постанывая, используя это движение, чтобы развязать свой собственный пояс. — О Сила, Бен! Глубже! Еще! — застонал он. — Хочу тебя…
— Не хочу причинять тебе боль, — выдохнул я. Он был так красив, тело выгибалось дугой, тонкие руки судорожно расстегивали верхнюю тунику, натягивая нижнюю на соски, где что-то блестело.
— Здесь, — потребовал он. — Я хочу, чтобы твой рот был здесь!
Крошечная штанга с набалдашниками на обоих концах пронзала его правый сосок.
Я вытаращил глаза, а потом мне захотелось попробовать ее и поиграть с ней.
Все еще работая пальцем внутри, мягко растягивая его, я облизнул его сосок, прикусил. Зубы скользнули под концы штанги, между ней и кожей. Я немного потянул, и Брук потянулся за мной, крича, сжимая в кулаках мои волосы, отстраняясь от второго пальца.
— Сила, ты подготовился, не так ли? — Я зарычал и снова провел языком по его соску. Я чувствовал, какой он скользкий внутри. Он приготовился к этому заранее. Хотел. Планировал.
Коварный ублюдок.
— Да! — прошипел он. — Трахни меня, Бен. Ну же, пожалуйста… Все, о чем я мог думать… Ах!
Мои руки дрожали, когда я расстегнул брюки и спустил их на колени, скользнув на них между ног Брука. Я закинул его ноги себе на плечи и толкнулся внутрь. Сначала он задыхался и выгибался. Я знал, что причиняю ему боль, но потом он насадился на меня, пока я не оказался в нем по самые яйца. Он был напряжен, так напряжен, так готов, так нуждался. Его член выгнулся дугой у его живота, истекая и подергиваясь. Его мышцы напряглись вокруг меня. Я дал ему время привыкнуть ко мне, поглаживая, играясь крайней плотью под головкой, обводя большим пальцем кончик. Как только я начал двигаться внутри, все еще поглаживая член, он запрокинул голову и взвыл.
Этот звук поразил меня. Я не знал, причиняю ли боль или свожу с ума. В прошлый раз он не был таким громким, да и обычно это я шумный.
— О небо, Бен! — воскликнул он. — Сильнее! Заставь меня кончить! Я не могу ждать!
Это не заняло много времени. Брук пришел первым. Я убедился, сжимая его член, пока двигался внутри него. Он качнулся в моей руке и снова на моем члене. Выражение его лица было так полно страсти, желания, надежды и любви, что у меня перехватило дыхание. Он кончил резко всего через несколько мгновений, извиваясь и крича. Мышцы сжались так сильно, что я не мог пошевелиться. Сперма брызнула на мою руку, его грудь и шею. Я хотел втереть ее в кожу, потереться лицом, а затем слизать с него, но я был так близко. Его судорожные сжатия толкали меня за край. Я вошел в него еще раз, второй, прижал его к себе и опустошил себя глубоко внутри него. Так глубоко, что захотелось навечно остаться внутри, пока он продолжает пульсировать вокруг меня. Я кончил так же сильно, с тем же воем, как и он, дрожа, теряя контроль.
Я упал на локти, упираясь по обе стороны от него. Его колени соскользнули по моим плечам. Я все еще оставался внутри него, хотя его тело согнулось почти пополам. Он сцепил щиколотки за моей спиной, протянул руки и провел ими по моим потным волосам. Я наклонился и лизнул его грудь, пробуя сперму и пот, потерся лицом, как животное, метящее свое. Я хотел, чтобы от меня пахло мускусом и потом, — запахом Брука.
— Иди сюда, — сказал он низким и хриплым голосом. Он уткнулся носом мне в лицо. Наши запахи смешались с моим потом. Брук лизнул ухо и поцеловал. — Мне так хорошо, когда ты внутри меня. Останься так.
— Будет больно, — предупредил я, — когда эндорфины перестанут действовать.
— Тогда ты можешь двигаться. Прямо сейчас я хочу тебя в себе. Я ждал этого целый год. Я не хочу, чтобы все закончилось так быстро.
— Мы можем начать все сначала. На этот раз медленнее.
— Ты останешься на ночь? В его глазах было немного страха и очень много надежды.
— Пожалуй. Да, я останусь на ночь.
Я действительно хотел. Я на мгновение задумался, что бы подумал Квай-Гон, а затем выбросил это из головы. Он послал Брука найти меня. Он знал, где я нахожусь. С тем, что он чувствовал по этому поводу, лучше было разобраться позже. Было уже слишком поздно беспокоиться.
Так что я остался. Мы занимались любовью всю ночь напролет. Сосали, лизали, трахали, кусали, щекотали, гладили и целовали. Это не всегда было нежно, тем более под утро, когда мы оба были покрыты укусами и синяками, а наши задницы болели. Ночью мы узнали друг о друге кое-что такое, чего раньше не успели. Ему больше нравится лицом к лицу, а мне — сзади. Он думает, что римминг отвратителен, и он не сделает этого со мной, хотя мне он нравится. Он рассказал мне, что пирсинг в соске чертовски болит, но дал ему такой стояк, что тот декаду не падал. Потому что все, о чем он мог думать, это мой рот на нем. Так что я сделал все, что смог. Мне понравилось. Его член намного больше, когда он тверд, и он немного изгибается вправо и помещается в моей заднице, как…
Я продолжал, стараясь не сравнивать его с Кваем в моей голове, но это было почти невозможно. Они такие разные, и мне так хорошо с ними обоими. И я старался не жалеть об этом, но сейчас, при свете утра, это еще труднее. Но он такой красивый, и я люблю его.
Я снова ложусь рядом с ним, притягиваю его к себе, целую лицо. Он начинает просыпаться и сонно утыкается в меня носом, руки скользят по моим ребрам и бедрам. Брук просыпается, как и я, медленно, лениво и неохотно. В отличие от его члена. Он снова тверд и томно трется о мое бедро. Я чувствую, что тоже твердею, снова желая его.
— Святая Сила, от нас несет, будто из борделя, — бормочет он. — Я едва могу двинуться. Поцелуй меня.
Я целую.
— Скоро надо идти.
— Пока нет. Пожалуйста, — умоляет он, открывая глаза и глядя в мои. Обжигающе голубые. Огненно-голубые. Совсем не ледяные. — Я не часто просыпаюсь рядом с тобой. Его руки обнимают меня, притягивают ближе. Я знаю, что он чувствует, как мой член становится твердым. Он снова целует меня, шепчет:
— Почему это так хорошо — быть с тобой и в то же время чувствовать боль?
— Не знаю, — отвечаю я. — Но хорошо же, не так ли?
— Ты любишь меня, Бен?
Мне было интересно, когда он спросит, если вообще спросит. Никто из нас этого не говорил. «Хочу тебя, нуждаюсь в тебе», — мы все уже сказали, но… В его голосе прозвучал такой страх. Я никогда не думал, что Брук чего-то боится. Но он боится этого, боится потерять меня. Мне кажется очень странным видеть его нуждающимся.
— Да, Брук. Люблю. Я люблю тебя, — говорю я ему, перемежая свои слова поцелуями. И это правда. Он выдыхает мне в рот, напряжение вытекает из него, как вода. Мне не нужно его спрашивать. Я знаю.
— Позволь мне любить тебя снова, — говорит он, покусывая мой покрытый щетиной подбородок, потирая свой — совсем не щетинистый — об меня. — Позволь мне прокатить тебя так, как тебе нравится.
— Да. Пожалуйста, — шепчу я ему в губы, желая его.
Он перекатывает меня на живот и раздвигает мои ноги, становясь на колени между ними, оттягивает мои бедра назад и кладет под них подушку. Потом он целует мою спину, вдоль иероглифов, покусывает ребра, почти щекочет, спускается к месту прямо над ягодицами, месту, которое всегда сводит меня с ума. Он остается там некоторое время, облизывая и посасывая. Я знаю, что у меня там должны были остаться засосы со вчерашнего вечера, и он добавляет еще. Очень скоро я слышу, как начинаю издавать нелепые звуки. Мои бедра трутся о подушку.
— Перестань дразнить! — Дыхание перехватывает.
Он вводит в меня два пальца. Я все еще скользкий внутри, но мне немного больно. Я нащупываю под кроватью смазку и протягиваю ему.
— Извини, — произносит он. — Я думал, все будет в порядке.
Я знаю, что он не хотел причинить мне боль, просто у него нет опыта общения с мужчинами. Когда он снова вводит пальцы внутрь, боли нет вообще. Он легонько толкает мою простату, заставляя меня кричать.
— Нашел? Здесь? — Он делает это снова, и я со стоном прижимаюсь к нему. — Я могу заставить тебя кончить, просто делая так?
Я чувствую, как его пальцы массируют и гладят внутри, проходясь по сладкому месту. Другой рукой он обводит место у основания моего позвоночника. Я не знаю, мурлыкать мне или рычать. Он заставляет меня извиваться. Он собирается меня пытать, я точно знаю. Я уже задыхаюсь и скулю, извиваюсь на нем, брыкаюсь, сжимая в пальцах простыни. Мои яйца поджимаются немного сильнее каждый раз, когда его пальцы скользят по моей простате.
— Брук! Трахни меня уже, ублюдок! — И я чувствую, как его член, наконец-то, соскальзывает в меня, рядом с его пальцами, твердый, скользкий и горячий, наполняя и растягивая меня. Это уже почти чересчур. Мои бедра непроизвольно вдавливаются в подушку, и его вес прижимает меня к ней.
— О Сила, ты такой тугой! — рычит он и кусает меня за плечо. Я даже не чувствую этого. Все, что я чувствую, это его член внутри, жестко трахающий меня. Так мало времени вместе, но он уже так хорошо знает, что мне нравится.
Через очень короткое время мир вокруг меня становится серым, и все, что я чувствую, это движение члена Брука во мне и трение подушки, в которую я погружаюсь. А потом ничего, кроме волны огня от моего паха до макушки головы. Я чувствую, как мой позвоночник выгибается дугой, а голова запрокидывается, я слышу свой крик. Я чувствую, как Брук дрожит глубоко внутри меня, и наполняет меня своим горячим семенем.
Когда я снова прихожу в себя, мы оба лежим на боку, Брук прижимается ко мне, легко поглаживает.
— То, что нужно, любимый. Именно этого я и хотел, — бормочет он мне в затылок, утыкаясь носом.
— Чего? — Сонно спрашиваю я.
— Заставить тебя кричать.
— Мммм, был счастлив помочь. В любое время, когда захочешь.
И вдруг его рука замирает на моем бедре. Он очень серьезен:
— Это же значит?..
Я перекатываюсь в его объятиях:
— До тех пор, пока это не причинит вреда Кваю, да, я имею в виду это. И даже это не изменит того, что я чувствую, только если мы… — Внезапно меня охватывает паника, я задаюсь вопросом, что я сделал, и почему. И простит ли меня Квай… о Сила… — Мне очень жаль, Брук. Может, нам не стоило… — и я начинаю вставать.
— Сначала поговори с ним. Просто поговори с ним, — мягко говорит Брук, целуя меня в щеку и притягивая обратно. — Давай примем душ, и ты сможешь пойти домой позавтракать. Я знаю, что ты не будешь чувствовать себя хорошо, пока не поговоришь с ним. Хочешь, я пойду с тобой?
У меня проблемы с переключением передач от посткоитальной неги к серьезному разговору так скоро, мне потребовалось время, чтобы определиться. Часть меня думает, что да, и часть меня думает, что мне лучше столкнуться с этим самостоятельно, так как именно я сделал ситуацию такой, какая она есть. Я так же не хочу, чтобы Брук пострадал. Это не его вина. Интересно, смогу ли я каким-то образом уйти, не причинив никому из них вреда? Возможно, я принимаю желаемое за действительное, но я не узнаю, пока не поговорю с Кваем, не так ли?
— Нет, любимый, но спасибо, — говорю я Бруку, как можно мягче отклоняя его предложение. — Думаю, мне лучше поговорить с ним наедине.
— Тогда я буду ждать. Расскажешь мне, что он скажет. Обещаешь?
— Да. Я обещаю. — Это все, что я могу обещать прямо сейчас. Но было бы жестоко объявить такое, поэтому я молчу.
Мы вместе принимаем душ, не торопясь, намыливая друг друга с головы до ног. Сначала пар делает запах секса гуще, заставляет меня хотеть его снова, но потом наваждение тает и не остается ничего, кроме мыла, шампуня и кожи. Я опускаюсь на колени и осторожно смываю мыло с гениталий Брука, прижимаюсь носом к его члену и яйцам и облизываю его, когда мыло исчезает. Мы еще не делали этого. Было все: проникновение пальцами и членами, дрочка друг другу. Я думаю, он боится попросить меня сделать это, потому что он немного боится сделать это сам. Неудивительно, ведь он предпочитает женщин. Но я хочу. Я хочу попробовать его здесь. Я хочу узнать его таким, даже если это последний раз, когда мы видимся. Я хочу сделать это для него по той же причине.
Я беру его член в рот, обводя языком под головкой, проскальзывая под крайнюю плоть. Странно ощущать, как он не просто твердеет, а становится длиннее и толще, пока мне не приходится либо позволить ему соскользнуть в горло, либо отступить. Я не слышу, как он дышит быстрее из-за воды, но вижу, как его диафрагма быстро движется под кожей, а его руки в моих волосах сжимаются и разжимаются. Он прислоняется спиной к стенке кабинки, и теперь я чувствую, как он дрожит, слышу мягкие пронзительные звуки, исходящие из его рта. Я смотрю на него снизу вверх, держа его за основание, нежно посасывая и лаская его яйца. Его глаза закрыты, а на лице застыло выражение полного отчаяния: ноздри раздуваются, рот открыт, голова запрокинута назад. Такой красивый.
Я толкаю его крайнюю плоть вниз своим языком, облизываю головку и проникаю в щель, пробуя его соленый предэякулят, обвожу языком и ныряю к уздечке. Брук содрогается почти конвульсивно и стонет. Я снова смыкаю рот вокруг него, зубы за губами, и двигаюсь вниз к основанию и обратно, вверх и вниз, и снова вверх. Еще один поцелуй головке и снова вниз, затем возвращаюсь, слегка задевая зубами, и нежно сжимаю яйца. Он резко толкается в мой рот. Я позволяю ему скользнуть в мое горло и сглатываю. Это все, что нужно, чтобы заставить его кончить. Я выпиваю его и вылизываю дочиста, а потом сажаю к себе на колени на полу душевой кабины. Вода омывает нас обоих, капли бьют в грудь и спину. Мы целуемся, и я знаю, что он чувствует свой вкус у меня во рту. Его язык облизывает мой рот, как будто он пытается вылизать меня дочиста.
Через мгновение он откидывается назад и целует меня в лоб.
— Для парня, который играет за обе стороны, ты чертовски хорошо работаешь головой.
— Откуда ты знаешь? Держу пари, что это первый раз, когда кто-то отсосал у тебя.
Даже в духоте душа я вижу, как он краснеет:
— Это очевидно, да?
Я смеюсь:
— Да, это очевидно. Я хорош, но не настолько.
— Тебе придется меня научить.
— Когда будешь готов. — Я целую его, не зная, смогу ли когда-нибудь выполнить это обещание.
В конце концов, мы перестаем валять дурака и заканчиваем с душем. Я одеваюсь, и Брук обнимает меня перед уходом. Он не ведет себя так, будто никогда больше меня не увидит, поэтому я тоже стараюсь этого не делать. Единственное, чего он от меня добивается, — это моего обещания рассказать ему, что скажет Квай.
Обратный путь до моих — наших — покоев кажется и слишком долгим, и одновременно слишком коротким. К тому времени, когда я прихожу, мои волосы все еще мокрые после душа, и я все еще не знаю, что я собираюсь сказать Кваю. Я знаю, что он не спит, потому что он всегда встает засветло. И вот он сидит за маленьким кухонным столиком за последней чашкой чая с датападом в руке. Это поразительно — не видеть другого места напротив него, почти болезненно. Он смотрит на меня, приподняв бровь, с непроницаемым выражением лица, пока я захожу в дверь и вешаю плащ.
— Я так понимаю, Брук нашел тебя прошлой ночью? — мягко спрашивает он, потягивая чай и глядя на меня поверх кружки.
— Пожалуй. Ты сказал ему, где меня найти?
— Разве он не сказал тебе, что это был я?
— Я не был уверен…
Квай-Гон качает головой, как будто разочарован во мне.
— У Брука есть свои недостатки, падаван, но я не думаю, что ложь — один из них. Даже для того, чтобы ты снова с ним переспал. Разве ты ему не доверяешь?
Это шок — осознавать, что какая-то часть меня все еще не доверяет, и мне становится стыдно. Я трахаюсь с ним, но не доверяю ему?
— Или ты не доверяешь мне? — Заканчивает Квай. — Ты думаешь, я тебя отталкиваю?
— Я не знаю, что думать, — говорю я ему, едва обретая дар речи. Я никогда еще не чувствовал себя таким растерянным.
Он встает из-за стола и подходит ко мне, обхватив мою щеку, заставляя меня посмотреть на него:
— Я никогда не оттолкну тебя, Оби-Ван. Но я не могу тебя и удерживать. Единственное, что я имею на тебя — это право быть твоим мастером и то, что ты хочешь дать мне как своему любовнику. Если ты решишь разделить себя с другим, какое я имею право жаловаться?
— Ты бы сделал то же самое? — Спрашиваю его я, как-то глупо задетый.
Квай смеется:
— Я уже почти старик, дорогуша. Я едва могу идти в ногу с тобой, пусть в одиночестве еще один, не говоря уже о ком-то другом. Но я уже делал это в прошлом. Джедаи ценят моногамию настолько, насколько могут — в основном в других, не входящих в Орден. Нам это так редко удается, что мы не можем позволить себе требовать этого друг от друга. У меня есть ты прямо сейчас, в этот момент, и я подозреваю, что ты — все, что мне нужно, пока я не стану един с Силой. Но через несколько лет ты станешь рыцарем, и мы, скорее всего, расстанемся. Я не стану приковывать тебя к себе обещаниями, когда могу видеться с тобой только раз в год. Этот выбор за тобой. И однажды, Оби-Ван, ты останешься совсем без меня. И я не хочу, чтобы ты был один. Я думаю, что Брук очень любит тебя. И что еще важнее, я думаю, он всегда будет. Как и я.
— Я не хочу остаться без тебя, — говорю я ему, падая в его объятия, чувствуя себя несчастным.
— Пока я твой мастер, ты никогда не будешь без меня. Когда ты станешь рыцарем, ты останешься без меня только по собственному выбору или долгу. И когда смерть наконец придет, я всегда буду с тобой, в Силе. Но когда это время придет, я хочу, чтобы у тебя был кто-то, кого ты будешь обнимать ночью. Кто-то, кто будет заботиться о тебе так же, как я. Если это означает, что мне необходимо разделить тебя с Бруком, чтобы вы могли построить прочные отношения друг с другом, так тому и быть. Он откидывается назад и берет меня за подбородок, заставляя посмотреть на него снизу вверх. Его глаза полны юмора. — Кроме того, вы двое — просто несчастный случай, ожидающий своего часа. Я бы предпочел, чтобы вы переспали друг с другом, а не вымещали свое разочарование друг на друге. Вы молоды, и у обоих, конечно, достаточно времени, чтобы ходить вокруг да около.
Последнее он говорит мне в ухо, слегка прикусывая и сжимая мою задницу:
— Ты хорошо пахнешь, любимый. Поцелуй меня.
Я отстраняюсь, немного запаниковав, понимая, что все еще ощущаю вкус Брука, но Квай-Гон накрывает мой рот своим, облизывает мои губы, толкается внутрь и целует меня, как это делал Брук, пробуя, вылизывая.
— Мммм, — рычит он и отстраняется. — Я так понимаю, ты уже позавтракал? — спрашивает он, озорно сверкая глазами.
Я чувствую, что краснею так же, как и Брук тогда:
— В некотором смысле, — заикаюсь я.
— Давай я принесу тебе немного фруктов и углеводов к белку, — говорит он, почти смеясь.
Я беру подушку с дивана и швыряю в него, пока он возвращается на кухню. Она бьет его прямо в зад, но не сбивает с шага. Он игнорирует ее с большим достоинством.
А после завтрака я звоню Бруку. Сегодня вечером мы вместе пойдем купаться. После наступления темноты. Квай-Гон объявляет, что сегодня вечером он «цепляет» одного из своих друзей в другом районе города, и сомневается, что вернется до утра.
— На кровати свежие простыни, — уточняет он.
Интересно, за что мне такое счастье?