Сердце Воина. Часть II. Испытания и ошибки

Слэш
Перевод
NC-17
Завершён
61
переводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
206 страниц, 18 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
61 Нравится 43 Отзывы 17 В сборник Скачать

Несчастный случай

Настройки текста
Примечания:
      Я не могу оставаться в стороне от неприятностей, когда Брук Чан где-то поблизости. Я не знаю, почему, но это так. Это было правдой и в те времена, когда он делал мою жизнь невыносимой в яслях, и когда мы сражались друг с другом за внимание Квай-Гона в двенадцать лет, и когда я сломал ему ключицу семь лет спустя, и когда мы впервые переспали через полгода после этого. Всякий раз, когда он возвращается в мою жизнь, я ожидаю каких-то неприятностей.       Трудность в том, что я не могу винить его за это, потому что почти всегда виноват я сам.       Мы не виделись почти год с той ночи, когда переспали. С тех пор как его приставили к новому мастеру, ни Брук, ни я не задерживаемся в храме надолго. Неудивительно, что наши пути не пересекались с того самого первого раза. Я почти надеялся, что они вообще не пересекутся. Не потому, что мне не хотелось его видеть, а потому, что я знал, что это будет слишком большим искушением. И я оказался прав. В ту ночь, когда мы занимались любовью, между нами возникло что-то мощное, связующее друг с другом почти так же, как то, что связывало нас с Квай-Гоном. Я был с достаточным количеством других до Квая, чтобы знать, что это не всегда происходит, даже между двумя джедаями. Я скучал по Бруку весь последний год, не только как по другу, но и как по любовнику. Почти так же, как я скучал бы по Кваю. Почти.       Когда мы расстались, я сказал ему, чтобы он меня не ждал. Мы оба понимали, что вряд ли будем видеться часто. Я надеялся, что он найдет кого-то другого, но, в самом деле, как бы он смог? Как сможет любой из нас, живущих подобным расписанием, если это не пара мастер и падаван, как наша. Брук предпочитает женщин, а его хозяин — ланник мужского пола. У него уже был один неудачный опыт общения с женщиной человеком, его мастером. И если кто-то и предпочитает моногамию случайному сексу, так это Брук, что оставляет ему совсем мало вариантов. Кроме того, я боюсь, что Брук действительно любит меня.       Хуже того, я боюсь, что тоже люблю его.       И я боюсь только потому, что, ну… у меня уже есть любовник, и это тот, кого я люблю больше, чем когда-либо любил, или подозреваю, что когда-либо полюблю. Я не понимаю, как я могу любить Квай-Гона так сильно — каждой частичкой своего сердца и души — и все еще любить Брука. Но, это не мешает мне мочь. Вы можете подумать, что это просто похоть, но только отчасти. И это гораздо больше, чем просто увлечение. Я знаю, как ощущается настоящая любовь. Моя так же реальна, — и правильна — как и то, что я чувствую к Кваю.       Когда мы вместе, кажется, что мы дополняем друг друга, тогда как Квай-Гон и я чаще всего являемся отражениями друг друга. По темпераменту Брук — то, что орден называл воин-джедай. Он прежде всего солдат. Его верность — это верность ордену, долгу, защите слабых. Сила для него это инструмент, оружие, проводник, мастер, которому он служит. В этом смысле он не очень сложный человек, заземленный в своем буйном материализме и живущий по большей части в настоящем моменте. В противоположность этому, если бы Квай-Гон не был мечником, он был бы классическим архетипом философа-джедая. Я наблюдал, как он и мастер Винду часами спорили о природе Силы и ее аспектах. Оставленный в покое, наедине с самим собой, Квай зарывается в книги. Он задумчив и необычайно мягок, хотя я знаю, что у него, как и у Брука, в юности были свои выходки. Точно так же, как чистый материализм заземляет Брука, медитативная безмятежность Квая дает ему собственную опору.       Наверное, я нахожусь где-то посередине, и это то, что привлекает их обоих ко мне, а меня к ним. Между ними двумя я вообще не чувствую себя заземленным — скорее как мяч, который бросают туда-сюда, — и мне всегда было трудно жить в данный момент, о чем мой мастер постоянно напоминает мне. Он также говорит мне, что я веду себя слишком взросло для своего возраста. А Брук утверждает, что я уберег его от большего количества неприятностей, чем я подозреваю. Ага, особенно сейчас, если бы только я мог не вмешиваться. Но положение, в котором я сейчас нахожусь…       Я смотрю на Брука, который спит на животе. Его красивое коричневое тело, как карамель на мороженом, запуталось в белых простынях, и белая косичка — полоска инея через плечо. Я сижу на краю его кровати, в его комнате, такой же голый, в предрассветном утре. Мы провели ночь, занимаясь любовью. Квай-Гон вернулся в наши покои и проснулся в постели в одиночестве, впервые за год.       Как сказал бы Брук: «Дерьмо».       И, честно говоря, я не совсем понимаю, как это произошло. Мы снова встретились совершенно случайно или, по крайней мере, случайно для меня. Я подозреваю, что Брук проверял список каждый раз, когда он возвращался, чтобы увидеть, нахожусь ли я в храме. Так же, как я избегал это делать. И вчера вечером, наконец, я был здесь. Мы вернулись всего несколько дней назад, а через несколько дней должны снова отбыть. Это был напряженный год. По иронии судьбы, он нашел меня в трапезной, там же, где все началось два года назад.       — Не возражаешь, если я присяду, незнакомец? — сказал он, появляясь из ниоткуда с кружкой чая в качестве слабого предлога. Я жадно поглощал поздний ужин после долгого, неторопливого плавания. Это одно из первых мест, куда я направляюсь, когда возвращаюсь в храм: к бассейну. И плаваю каждый день, пока мы здесь, а потом скучаю без этого. Мои волосы все еще были мокрыми. Брук привычно провел по ним пальцами, разбрасывая капли по столу, и сел рядом со мной, оседлав стул.       — Рад снова видеть тебя, Бен. Я скучал по тебе. Ты выглядишь бодрым.       Как и он. На самом деле бодрым… и вполне съедобным. Звук его голоса заставил мое сердце подпрыгнуть. И оно забилось немного быстрее, когда он присел рядом со мной. Я думаю, что и его сердце тоже. На самом деле, я в этом уверен. На его лице играла самоуверенная улыбка, а глаза сияли. «Льдисто-голубые», — я думал о них раньше. Но на самом деле они были цвета неба пустыни, когда солнце настолько жарит, что все вокруг становиться белым. Или бледно-голубыми, как самая горячая часть пламени.       Мы не целовались, пока нет. Мы даже не прикасались друг к другу. Мы поговорили: на каких заданиях бывали, какие новые ката изучили, где были, в каких соревнованиях могли бы участвовать, какие занятия закончили, какие сдали экзамены, что будем делать дальше, кого видели с тех пор, как вернулись, кто был ранен, кто с кем переспал… опасная территория, эта последняя тема. Мы приберегли ее напоследок, когда почти все уже покинули трапезную и мы оказались более или менее одни.       — Ну и как у вас с Квай-Гоном дела? — спросил он, делая глоток чая и старательно избегая смотреть на меня.       Я знал, что он не имел в виду:       — Как идут твои тренировки с мастером?       Брук был одним из немногих, кто не огорчился тем, что Квай-Гон пометил меня, когда я попросил его, чтобы восстановить нашу связь. Он был одним из немногих, кто понял. Даже Бент считала меня сумасшедшим и, возможно, даже немного извращенцем, хотя она не произнесла бы этого в слух. Не такими словами, по крайне мере. Но Брук знал, что это значит, знал, как мы — Квай-Гон и я — нуждались в этом. Больше, чем кто-либо другой, он знал, как много Квай-Гон значил для меня, как много мы значили друг для друга.       — Хорошо, — быстро ответил я. Может быть, даже слишком быстро. — Действительно хорошо. Мы вроде как начали все сначала, и все стало совсем по-другому. Лучше.       — Квай-Гон вышел из своего маленького приступа собственничества?       — Похоже на то, — осторожно согласился я.       — Ты так и не сказал мне, что он говорил о том, что мы переспали. — И тут он встретился со мной взглядом. — Его задело?       Мне хотелось солгать. Было бы безопаснее сказать:       — Да, ему было больно.       Но это было не так, и Брук заслуживал правды.       — На мгновение, я думаю. Но потом мне показалось… он ощутил облегчение.       Это его удивило.       — Облегчение? Он тоже спал с кем-то, пока его не было?       — Нет. Он сказал…       Мне потребовались все силы, чтобы повторить слова Квая, потому что я знал, что как только они будут произнесены, их уже нельзя будет отрицать, и у меня не будет никаких оправданий, кроме моих собственных угрызений совести.       — Он сказал, что рад, что я нашел себе ровесника. Кого-то, кто будет… любить меня, когда его не станет.       Хотел бы я быть лучшим лжецом. Жаль, что я всегда чувствую себя обязанным говорить правду, и все такое. Квай-Гон пытался научить меня этому: что иногда лучше просто ничего не говорить или говорить как можно меньше. Интересно, научусь ли я когда-нибудь?       Брук, которого я знал несколько лет назад, принял бы подобное замечание и использовал бы его, чтобы оправдать то, что мы сделали, и то, что мы можем сделать сейчас. Брук, которого я знаю сегодня, просто смотрел на меня с удивлением, изумлением, восхищением и оттенком зависти — не ревности, а зависти.       — Ты хоть понимаешь, как тебе повезло? — спросил он наконец.       — Да, — тихо ответил я и отвернулся.       — Нет, я так не думаю, Бен.       — Это не значит, что он дал мне полную свободу спать с кем бы то ни было, я…       — Нет, конечно, нет. Не говори глупостей. Ты понимаешь, что он тебе дал?       Я поднял глаза, не понимая, о чем он говорит. Брук погладил мою щеку костяшками пальцев:       — Он подарил тебе любовь на всю твою жизнь.       — Это нечестно по отношению к тебе, — запротестовал я. — Не жди меня, Брук. Я говорил тебе…       — Ты идиот, — ухмыльнулся Брук. — Это он сказал мне, где найти тебя сегодня вечером. Он велел мне найти тебя, хотя я не был уверен, что должен это сделать. — Затем он наклонился и поцеловал меня, очень нежно, как мог бы Квай. Должно быть, я издал какой-то звук, потому что потом он прижал пальцы к моим губам и сказал:       — Подожди, пока мы не окажемся в более уединенном месте. Тогда я действительно заставлю тебя кричать, — и снова ухмыльнулся, еще шире, той самодовольной, дерьмовой версией, которая обычно парализует мой мозг.       Я оттолкнул его:       — Послушай, если Квай сказал тебе, где я был, это не значит, что он ожидает, что мы переспим. Я и не собираюсь, Брук. Я не могу.       Как и следовало ожидать, он выглядел обиженным. Затем он пожал плечами и опустил щиты. Это заставило меня подпрыгнуть. И мне тоже было больно. Я не понимал, насколько он был открыт со мной, насколько мы привыкли быть открытыми друг с другом.       — Я думаю, что могу понять… если кто-то вообще может. Я тоже не очень люблю спать с людьми, в которых не влюблен. Мне очень жаль, Бен. Больше я тебя не побеспокою. — Он сказал это так буднично, что я почти поверил, что с ним все в порядке.       Но когда он встал, чтобы уйти, я потянул его обратно на место. Он выглядел побитым. Я не знал, что сказать, или почему я просто не позволил ему уйти.       — Послушай, ты не можешь получить и то, и другое, — отрезал он. — Или отпусти меня, или поцелуй уже, крифф тебя побери.       И я поцеловал его. Грубо. Наши зубы стукнулись друг о друга с таким треском, что подумалось, будто они сломались. Его рука потянулась к моему затылку, схватила меня за хвост и держала так, пока мы толкались в рты друг друга, жадно борясь за право попробовать первым. Я хотел его и не мог этого отрицать. Я хотел его прямо здесь, на столе в трапезной. Это были страсть, любовь и радость от облегчения снова видеть его, и страх потерять его, и множество других вещей, которые слились воедино, — все они вырвались на свободу вместе с этим поцелуем.       Когда мы оба начали издавать довольно отчаянные звуки, Брук отстранился и схватил меня за руку.       — Пошли, — произнес он. — Мой мастер ушел на ночь. Ты сможешь быть настолько громким, насколько захочешь. — Теперь он уже не улыбался. Его лицо было таким же серьезным, как и мое.       Я не помню, как мы добрались до его квартиры, и видели ли мы кого-нибудь по дороге. Я даже не помню, что на самом деле думал, пока мы не оказались в его комнате. Его руки уже расстегивали мой пояс, а я делал то же самое с его. Он ослабил мой пояс достаточно, чтобы он просто соскользнул с моих бедер на пол, а затем сбросил верхнюю тунику и сорвал нижнюю тунику через голову с громким треском ткани. Я еще не успел раздеть его, но уже просунул руки под его тунику и брюки, схватил его за задницу и притянул к себе. Было так приятно ощущать трение на члене даже через ткань. Брук застонал и затрясся. Я подумал, что он сейчас кончит.       Но он тут же отстранился, наклонил голову и накрыл ртом мой правый сосок, посасывая, облизывая и покусывая, словно умирал с голоду. Какие бы ни были у меня сомнения, в тот момент они исчезли. Жар, желание и восхитительный укол боли ударили мне в пах. Все, что мне было нужно — это он. Он снова поднялся вверх и прикусил то место, где сходятся шея и плечо. Я подумал, что он прокусил кожу — да, прокусил, — но мне было все равно.       — Трахни меня, Бен, — прорычал он мне в ухо, одной рукой оттягивая мою голову назад за волосы, чтобы он мог пососать и прикусить линию отметин на моей шее к левому соску.       Именно это я и хотел сделать. Именно этого и хотел мой член. Я не стал сопротивляться. Застежки на ботинках Брука разом распахнулись от легкого прикосновения Силы. Я с усилием толкнул его на кровать, подняв его ноги и стянув сапоги. Через мгновение за ним последовали брюки. Под ними у него ничего не было.       — Сюрприз! — Засмеялся он, увидев выражение моего лица и уже тяжело дыша.       — Ты говнюк, — сказал я ему, ухмыляясь.       — Первое прозвище из многих. Пусть это тебя не останавливает.       Я облизал палец слюной, приподнял одну из его ног и вошел в него. Хотя он и был тугим, внутри оказался скользким и подготовленным. Этого я тоже не ожидал. Он выгнул спину и прижался ко мне, постанывая, используя это движение, чтобы развязать свой собственный пояс. — О Сила, Бен! Глубже! Еще! — застонал он. — Хочу тебя…       — Не хочу причинять тебе боль, — выдохнул я. Он был так красив, тело выгибалось дугой, тонкие руки судорожно расстегивали верхнюю тунику, натягивая нижнюю на соски, где что-то блестело.       — Здесь, — потребовал он. — Я хочу, чтобы твой рот был здесь!       Крошечная штанга с набалдашниками на обоих концах пронзала его правый сосок.       Я вытаращил глаза, а потом мне захотелось попробовать ее и поиграть с ней.       Все еще работая пальцем внутри, мягко растягивая его, я облизнул его сосок, прикусил. Зубы скользнули под концы штанги, между ней и кожей. Я немного потянул, и Брук потянулся за мной, крича, сжимая в кулаках мои волосы, отстраняясь от второго пальца.       — Сила, ты подготовился, не так ли? — Я зарычал и снова провел языком по его соску. Я чувствовал, какой он скользкий внутри. Он приготовился к этому заранее. Хотел. Планировал.       Коварный ублюдок.       — Да! — прошипел он. — Трахни меня, Бен. Ну же, пожалуйста… Все, о чем я мог думать… Ах!       Мои руки дрожали, когда я расстегнул брюки и спустил их на колени, скользнув на них между ног Брука. Я закинул его ноги себе на плечи и толкнулся внутрь. Сначала он задыхался и выгибался. Я знал, что причиняю ему боль, но потом он насадился на меня, пока я не оказался в нем по самые яйца. Он был напряжен, так напряжен, так готов, так нуждался. Его член выгнулся дугой у его живота, истекая и подергиваясь. Его мышцы напряглись вокруг меня. Я дал ему время привыкнуть ко мне, поглаживая, играясь крайней плотью под головкой, обводя большим пальцем кончик. Как только я начал двигаться внутри, все еще поглаживая член, он запрокинул голову и взвыл.       Этот звук поразил меня. Я не знал, причиняю ли боль или свожу с ума. В прошлый раз он не был таким громким, да и обычно это я шумный.       — О небо, Бен! — воскликнул он. — Сильнее! Заставь меня кончить! Я не могу ждать!       Это не заняло много времени. Брук пришел первым. Я убедился, сжимая его член, пока двигался внутри него. Он качнулся в моей руке и снова на моем члене. Выражение его лица было так полно страсти, желания, надежды и любви, что у меня перехватило дыхание. Он кончил резко всего через несколько мгновений, извиваясь и крича. Мышцы сжались так сильно, что я не мог пошевелиться. Сперма брызнула на мою руку, его грудь и шею. Я хотел втереть ее в кожу, потереться лицом, а затем слизать с него, но я был так близко. Его судорожные сжатия толкали меня за край. Я вошел в него еще раз, второй, прижал его к себе и опустошил себя глубоко внутри него. Так глубоко, что захотелось навечно остаться внутри, пока он продолжает пульсировать вокруг меня. Я кончил так же сильно, с тем же воем, как и он, дрожа, теряя контроль.       Я упал на локти, упираясь по обе стороны от него. Его колени соскользнули по моим плечам. Я все еще оставался внутри него, хотя его тело согнулось почти пополам. Он сцепил щиколотки за моей спиной, протянул руки и провел ими по моим потным волосам. Я наклонился и лизнул его грудь, пробуя сперму и пот, потерся лицом, как животное, метящее свое. Я хотел, чтобы от меня пахло мускусом и потом, — запахом Брука.       — Иди сюда, — сказал он низким и хриплым голосом. Он уткнулся носом мне в лицо. Наши запахи смешались с моим потом. Брук лизнул ухо и поцеловал. — Мне так хорошо, когда ты внутри меня. Останься так.       — Будет больно, — предупредил я, — когда эндорфины перестанут действовать.       — Тогда ты можешь двигаться. Прямо сейчас я хочу тебя в себе. Я ждал этого целый год. Я не хочу, чтобы все закончилось так быстро.       — Мы можем начать все сначала. На этот раз медленнее.       — Ты останешься на ночь? В его глазах было немного страха и очень много надежды.       — Пожалуй. Да, я останусь на ночь.       Я действительно хотел. Я на мгновение задумался, что бы подумал Квай-Гон, а затем выбросил это из головы. Он послал Брука найти меня. Он знал, где я нахожусь. С тем, что он чувствовал по этому поводу, лучше было разобраться позже. Было уже слишком поздно беспокоиться.       Так что я остался. Мы занимались любовью всю ночь напролет. Сосали, лизали, трахали, кусали, щекотали, гладили и целовали. Это не всегда было нежно, тем более под утро, когда мы оба были покрыты укусами и синяками, а наши задницы болели. Ночью мы узнали друг о друге кое-что такое, чего раньше не успели. Ему больше нравится лицом к лицу, а мне — сзади. Он думает, что римминг отвратителен, и он не сделает этого со мной, хотя мне он нравится. Он рассказал мне, что пирсинг в соске чертовски болит, но дал ему такой стояк, что тот декаду не падал. Потому что все, о чем он мог думать, это мой рот на нем. Так что я сделал все, что смог. Мне понравилось. Его член намного больше, когда он тверд, и он немного изгибается вправо и помещается в моей заднице, как…       Я продолжал, стараясь не сравнивать его с Кваем в моей голове, но это было почти невозможно. Они такие разные, и мне так хорошо с ними обоими. И я старался не жалеть об этом, но сейчас, при свете утра, это еще труднее. Но он такой красивый, и я люблю его.       Я снова ложусь рядом с ним, притягиваю его к себе, целую лицо. Он начинает просыпаться и сонно утыкается в меня носом, руки скользят по моим ребрам и бедрам. Брук просыпается, как и я, медленно, лениво и неохотно. В отличие от его члена. Он снова тверд и томно трется о мое бедро. Я чувствую, что тоже твердею, снова желая его.       — Святая Сила, от нас несет, будто из борделя, — бормочет он. — Я едва могу двинуться. Поцелуй меня.       Я целую.       — Скоро надо идти.       — Пока нет. Пожалуйста, — умоляет он, открывая глаза и глядя в мои. Обжигающе голубые. Огненно-голубые. Совсем не ледяные. — Я не часто просыпаюсь рядом с тобой. Его руки обнимают меня, притягивают ближе. Я знаю, что он чувствует, как мой член становится твердым. Он снова целует меня, шепчет:       — Почему это так хорошо — быть с тобой и в то же время чувствовать боль?       — Не знаю, — отвечаю я. — Но хорошо же, не так ли?       — Ты любишь меня, Бен?       Мне было интересно, когда он спросит, если вообще спросит. Никто из нас этого не говорил. «Хочу тебя, нуждаюсь в тебе», — мы все уже сказали, но… В его голосе прозвучал такой страх. Я никогда не думал, что Брук чего-то боится. Но он боится этого, боится потерять меня. Мне кажется очень странным видеть его нуждающимся.       — Да, Брук. Люблю. Я люблю тебя, — говорю я ему, перемежая свои слова поцелуями. И это правда. Он выдыхает мне в рот, напряжение вытекает из него, как вода. Мне не нужно его спрашивать. Я знаю.       — Позволь мне любить тебя снова, — говорит он, покусывая мой покрытый щетиной подбородок, потирая свой — совсем не щетинистый — об меня. — Позволь мне прокатить тебя так, как тебе нравится.       — Да. Пожалуйста, — шепчу я ему в губы, желая его.       Он перекатывает меня на живот и раздвигает мои ноги, становясь на колени между ними, оттягивает мои бедра назад и кладет под них подушку. Потом он целует мою спину, вдоль иероглифов, покусывает ребра, почти щекочет, спускается к месту прямо над ягодицами, месту, которое всегда сводит меня с ума. Он остается там некоторое время, облизывая и посасывая. Я знаю, что у меня там должны были остаться засосы со вчерашнего вечера, и он добавляет еще. Очень скоро я слышу, как начинаю издавать нелепые звуки. Мои бедра трутся о подушку.       — Перестань дразнить! — Дыхание перехватывает.       Он вводит в меня два пальца. Я все еще скользкий внутри, но мне немного больно. Я нащупываю под кроватью смазку и протягиваю ему.       — Извини, — произносит он. — Я думал, все будет в порядке.       Я знаю, что он не хотел причинить мне боль, просто у него нет опыта общения с мужчинами. Когда он снова вводит пальцы внутрь, боли нет вообще. Он легонько толкает мою простату, заставляя меня кричать.       — Нашел? Здесь? — Он делает это снова, и я со стоном прижимаюсь к нему. — Я могу заставить тебя кончить, просто делая так?       Я чувствую, как его пальцы массируют и гладят внутри, проходясь по сладкому месту. Другой рукой он обводит место у основания моего позвоночника. Я не знаю, мурлыкать мне или рычать. Он заставляет меня извиваться. Он собирается меня пытать, я точно знаю. Я уже задыхаюсь и скулю, извиваюсь на нем, брыкаюсь, сжимая в пальцах простыни. Мои яйца поджимаются немного сильнее каждый раз, когда его пальцы скользят по моей простате.       — Брук! Трахни меня уже, ублюдок! — И я чувствую, как его член, наконец-то, соскальзывает в меня, рядом с его пальцами, твердый, скользкий и горячий, наполняя и растягивая меня. Это уже почти чересчур. Мои бедра непроизвольно вдавливаются в подушку, и его вес прижимает меня к ней.       — О Сила, ты такой тугой! — рычит он и кусает меня за плечо. Я даже не чувствую этого. Все, что я чувствую, это его член внутри, жестко трахающий меня. Так мало времени вместе, но он уже так хорошо знает, что мне нравится.       Через очень короткое время мир вокруг меня становится серым, и все, что я чувствую, это движение члена Брука во мне и трение подушки, в которую я погружаюсь. А потом ничего, кроме волны огня от моего паха до макушки головы. Я чувствую, как мой позвоночник выгибается дугой, а голова запрокидывается, я слышу свой крик. Я чувствую, как Брук дрожит глубоко внутри меня, и наполняет меня своим горячим семенем.       Когда я снова прихожу в себя, мы оба лежим на боку, Брук прижимается ко мне, легко поглаживает.       — То, что нужно, любимый. Именно этого я и хотел, — бормочет он мне в затылок, утыкаясь носом.       — Чего? — Сонно спрашиваю я.       — Заставить тебя кричать.       — Мммм, был счастлив помочь. В любое время, когда захочешь.       И вдруг его рука замирает на моем бедре. Он очень серьезен:       — Это же значит?..       Я перекатываюсь в его объятиях:       — До тех пор, пока это не причинит вреда Кваю, да, я имею в виду это. И даже это не изменит того, что я чувствую, только если мы… — Внезапно меня охватывает паника, я задаюсь вопросом, что я сделал, и почему. И простит ли меня Квай… о Сила… — Мне очень жаль, Брук. Может, нам не стоило… — и я начинаю вставать.       — Сначала поговори с ним. Просто поговори с ним, — мягко говорит Брук, целуя меня в щеку и притягивая обратно. — Давай примем душ, и ты сможешь пойти домой позавтракать. Я знаю, что ты не будешь чувствовать себя хорошо, пока не поговоришь с ним. Хочешь, я пойду с тобой?       У меня проблемы с переключением передач от посткоитальной неги к серьезному разговору так скоро, мне потребовалось время, чтобы определиться. Часть меня думает, что да, и часть меня думает, что мне лучше столкнуться с этим самостоятельно, так как именно я сделал ситуацию такой, какая она есть. Я так же не хочу, чтобы Брук пострадал. Это не его вина. Интересно, смогу ли я каким-то образом уйти, не причинив никому из них вреда? Возможно, я принимаю желаемое за действительное, но я не узнаю, пока не поговорю с Кваем, не так ли?       — Нет, любимый, но спасибо, — говорю я Бруку, как можно мягче отклоняя его предложение. — Думаю, мне лучше поговорить с ним наедине.       — Тогда я буду ждать. Расскажешь мне, что он скажет. Обещаешь?       — Да. Я обещаю. — Это все, что я могу обещать прямо сейчас. Но было бы жестоко объявить такое, поэтому я молчу.       Мы вместе принимаем душ, не торопясь, намыливая друг друга с головы до ног. Сначала пар делает запах секса гуще, заставляет меня хотеть его снова, но потом наваждение тает и не остается ничего, кроме мыла, шампуня и кожи. Я опускаюсь на колени и осторожно смываю мыло с гениталий Брука, прижимаюсь носом к его члену и яйцам и облизываю его, когда мыло исчезает. Мы еще не делали этого. Было все: проникновение пальцами и членами, дрочка друг другу. Я думаю, он боится попросить меня сделать это, потому что он немного боится сделать это сам. Неудивительно, ведь он предпочитает женщин. Но я хочу. Я хочу попробовать его здесь. Я хочу узнать его таким, даже если это последний раз, когда мы видимся. Я хочу сделать это для него по той же причине.       Я беру его член в рот, обводя языком под головкой, проскальзывая под крайнюю плоть. Странно ощущать, как он не просто твердеет, а становится длиннее и толще, пока мне не приходится либо позволить ему соскользнуть в горло, либо отступить. Я не слышу, как он дышит быстрее из-за воды, но вижу, как его диафрагма быстро движется под кожей, а его руки в моих волосах сжимаются и разжимаются. Он прислоняется спиной к стенке кабинки, и теперь я чувствую, как он дрожит, слышу мягкие пронзительные звуки, исходящие из его рта. Я смотрю на него снизу вверх, держа его за основание, нежно посасывая и лаская его яйца. Его глаза закрыты, а на лице застыло выражение полного отчаяния: ноздри раздуваются, рот открыт, голова запрокинута назад. Такой красивый.       Я толкаю его крайнюю плоть вниз своим языком, облизываю головку и проникаю в щель, пробуя его соленый предэякулят, обвожу языком и ныряю к уздечке. Брук содрогается почти конвульсивно и стонет. Я снова смыкаю рот вокруг него, зубы за губами, и двигаюсь вниз к основанию и обратно, вверх и вниз, и снова вверх. Еще один поцелуй головке и снова вниз, затем возвращаюсь, слегка задевая зубами, и нежно сжимаю яйца. Он резко толкается в мой рот. Я позволяю ему скользнуть в мое горло и сглатываю. Это все, что нужно, чтобы заставить его кончить. Я выпиваю его и вылизываю дочиста, а потом сажаю к себе на колени на полу душевой кабины. Вода омывает нас обоих, капли бьют в грудь и спину. Мы целуемся, и я знаю, что он чувствует свой вкус у меня во рту. Его язык облизывает мой рот, как будто он пытается вылизать меня дочиста.       Через мгновение он откидывается назад и целует меня в лоб.       — Для парня, который играет за обе стороны, ты чертовски хорошо работаешь головой.       — Откуда ты знаешь? Держу пари, что это первый раз, когда кто-то отсосал у тебя.       Даже в духоте душа я вижу, как он краснеет:       — Это очевидно, да?       Я смеюсь:       — Да, это очевидно. Я хорош, но не настолько.       — Тебе придется меня научить.       — Когда будешь готов. — Я целую его, не зная, смогу ли когда-нибудь выполнить это обещание.       В конце концов, мы перестаем валять дурака и заканчиваем с душем. Я одеваюсь, и Брук обнимает меня перед уходом. Он не ведет себя так, будто никогда больше меня не увидит, поэтому я тоже стараюсь этого не делать. Единственное, чего он от меня добивается, — это моего обещания рассказать ему, что скажет Квай.              Обратный путь до моих — наших — покоев кажется и слишком долгим, и одновременно слишком коротким. К тому времени, когда я прихожу, мои волосы все еще мокрые после душа, и я все еще не знаю, что я собираюсь сказать Кваю. Я знаю, что он не спит, потому что он всегда встает засветло. И вот он сидит за маленьким кухонным столиком за последней чашкой чая с датападом в руке. Это поразительно — не видеть другого места напротив него, почти болезненно. Он смотрит на меня, приподняв бровь, с непроницаемым выражением лица, пока я захожу в дверь и вешаю плащ.       — Я так понимаю, Брук нашел тебя прошлой ночью? — мягко спрашивает он, потягивая чай и глядя на меня поверх кружки.       — Пожалуй. Ты сказал ему, где меня найти?       — Разве он не сказал тебе, что это был я?       — Я не был уверен…       Квай-Гон качает головой, как будто разочарован во мне.       — У Брука есть свои недостатки, падаван, но я не думаю, что ложь — один из них. Даже для того, чтобы ты снова с ним переспал. Разве ты ему не доверяешь?       Это шок — осознавать, что какая-то часть меня все еще не доверяет, и мне становится стыдно. Я трахаюсь с ним, но не доверяю ему?       — Или ты не доверяешь мне? — Заканчивает Квай. — Ты думаешь, я тебя отталкиваю?       — Я не знаю, что думать, — говорю я ему, едва обретая дар речи. Я никогда еще не чувствовал себя таким растерянным.       Он встает из-за стола и подходит ко мне, обхватив мою щеку, заставляя меня посмотреть на него:       — Я никогда не оттолкну тебя, Оби-Ван. Но я не могу тебя и удерживать. Единственное, что я имею на тебя — это право быть твоим мастером и то, что ты хочешь дать мне как своему любовнику. Если ты решишь разделить себя с другим, какое я имею право жаловаться?       — Ты бы сделал то же самое? — Спрашиваю его я, как-то глупо задетый.       Квай смеется:       — Я уже почти старик, дорогуша. Я едва могу идти в ногу с тобой, пусть в одиночестве еще один, не говоря уже о ком-то другом. Но я уже делал это в прошлом. Джедаи ценят моногамию настолько, насколько могут — в основном в других, не входящих в Орден. Нам это так редко удается, что мы не можем позволить себе требовать этого друг от друга. У меня есть ты прямо сейчас, в этот момент, и я подозреваю, что ты — все, что мне нужно, пока я не стану един с Силой. Но через несколько лет ты станешь рыцарем, и мы, скорее всего, расстанемся. Я не стану приковывать тебя к себе обещаниями, когда могу видеться с тобой только раз в год. Этот выбор за тобой. И однажды, Оби-Ван, ты останешься совсем без меня. И я не хочу, чтобы ты был один. Я думаю, что Брук очень любит тебя. И что еще важнее, я думаю, он всегда будет. Как и я.       — Я не хочу остаться без тебя, — говорю я ему, падая в его объятия, чувствуя себя несчастным.       — Пока я твой мастер, ты никогда не будешь без меня. Когда ты станешь рыцарем, ты останешься без меня только по собственному выбору или долгу. И когда смерть наконец придет, я всегда буду с тобой, в Силе. Но когда это время придет, я хочу, чтобы у тебя был кто-то, кого ты будешь обнимать ночью. Кто-то, кто будет заботиться о тебе так же, как я. Если это означает, что мне необходимо разделить тебя с Бруком, чтобы вы могли построить прочные отношения друг с другом, так тому и быть. Он откидывается назад и берет меня за подбородок, заставляя посмотреть на него снизу вверх. Его глаза полны юмора. — Кроме того, вы двое — просто несчастный случай, ожидающий своего часа. Я бы предпочел, чтобы вы переспали друг с другом, а не вымещали свое разочарование друг на друге. Вы молоды, и у обоих, конечно, достаточно времени, чтобы ходить вокруг да около.       Последнее он говорит мне в ухо, слегка прикусывая и сжимая мою задницу:       — Ты хорошо пахнешь, любимый. Поцелуй меня.       Я отстраняюсь, немного запаниковав, понимая, что все еще ощущаю вкус Брука, но Квай-Гон накрывает мой рот своим, облизывает мои губы, толкается внутрь и целует меня, как это делал Брук, пробуя, вылизывая.       — Мммм, — рычит он и отстраняется. — Я так понимаю, ты уже позавтракал? — спрашивает он, озорно сверкая глазами.       Я чувствую, что краснею так же, как и Брук тогда:       — В некотором смысле, — заикаюсь я.       — Давай я принесу тебе немного фруктов и углеводов к белку, — говорит он, почти смеясь.       Я беру подушку с дивана и швыряю в него, пока он возвращается на кухню. Она бьет его прямо в зад, но не сбивает с шага. Он игнорирует ее с большим достоинством.       А после завтрака я звоню Бруку. Сегодня вечером мы вместе пойдем купаться. После наступления темноты. Квай-Гон объявляет, что сегодня вечером он «цепляет» одного из своих друзей в другом районе города, и сомневается, что вернется до утра.       — На кровати свежие простыни, — уточняет он.       Интересно, за что мне такое счастье?
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.