Я тебя попрошу... Тебя попрошу... Тебя попрошу... Поговори со мной, пока я дышу Конечно, я повишу! Конечно, я подожду!..
— Дай Самца. — Ты ж его терпеть не можешь. — Похрен, переживу. Космос вырвал у Пчёлы из руки початую пачку, доставая оттуда жёлто-белую. Не его уровень, но да ладно, и так можно. Подпалив кончик зажигалкой, Холмогоров втягивает воздух, выдыхая спустя несколько секунд белёсый дым. Нервы в последнее время ни к чёрту. Это, кажется, ни от кого не ускользнуло после ссоры с Герой. Пчёла бросил свои шутки в сторону, понимая, что дело пахнет жареным, да и у самого забот по горло с Аськой. Их-то отношения переживали немалые качели — то вверх, к звёздам, то вниз, будто головой об асфальт. Один Фил мог похвастаться успехами на личном фронте с Томой, но об этом понимающий друг, конечно же, предпочитал помалкивать, не подливая масло в огонь. Выслушивал сразу обоих, когда припирало к стенке, чаще отмалчивался, порой врубал советы и поддержку. Чего греха таить — он, спортсмен и просто добрейшей души человек, был ещё и на редкость настоящим другом. Кос и Витя в унисон бы сказали, что незаменимым… — Санька вчера письмо прислал, — наконец, нарушает молчание Холмогоров, надеясь, что это поможет ему отвлечься от бушующих внутри мыслей. Увидел бы сейчас Царёву — прибил бы, не иначе. — И как, чё пишет? — в ответ Фил спрашивает. — Говорит, что дембель скоро. Письмо от друга, служившего срочную, было, пожалуй, самым лучшим событием за последние недели. Навалившаяся череда событий, окрашивающих жизнь предостерегающей полосой, давила, заставляя задумываться, но, так или иначе, и Пчёлкин, и Холмогоров сходились в одном: они свои пути выбрали чётко, сворачивать не имело смысла. Заботы о том, как поведать Белову о Елисеевой снова стучались в подсознании, но ответа пока не было. Стоило дождаться возвращения друга, а без него предпринимать какие-то действия в этом направлении было глупо. Со своими разобраться тоже не получалось!Красивая сказка становится жутью Я еле слышу тебя. Ты слышишь пальбу... Я был бы рад, если б всё это шутка!
Но, пожалуй, больше всех из новостей фурора наделал арест Львова. Сергей, которого они знали честным парнем, соблюдавшим и живущим «по понятиям», оказался под следствием. Пролитая кровь предателя не осталась без внимания правоохранительных органов, а доказывать им, кто в реальности был виноват не имело смысла. У них свой закон, и по нему — виновный под стражей… Даже Ася, которая оказалась в больнице из-за всех этих разборок и которую, в общем-то, едва не прибил Лис, подрезав ножом, за что и поплатился жизнью, не могла ничем помочь брату. Витя, наведывающийся туда ежедневно, слышал от врачей только о необходимости покоя и восстановления, а Вера, оказавшаяся девушкой Сергея и медсестрой из той больницы, заверяла, что в скором времени Львова пойдёт на поправку и всё наладится. Одним словом — всем было непросто. Фил, глядя на друзей, порой думал, что вот она, жизнь с её поворотами: когда-то ему казалось, что, отомстив за убийство брата, он поймёт, что всё наладилось, а получилось наоборот. И фактически отомстил не он, а другие. И все вокруг ходят с постными лицами. — Слушайте, братцы, так дело не пойдёт, — произносит Филатов, понимая, что, если они помолчат ещё немного, у кого-нибудь точно поедет крыша. Космос вон уже скурил свою сигарету, но до сих пор не выбрасывает, в задумчивости прижимая к губам и продолжая вдыхать, не обращая внимания, что пепел уже оседает на его новый пиджак. Старый он выбросил к чертям собачьим после ссоры с Геркой, сказал, что больше видеть его не может. Так что приходится самому забирать бычок, переключая внимание. — Чё? — Давайте рванём на дачу, — предлагает, — Кос, Царёвы ж ещё ключи не забрали? — Батя сказал, опять едут куда-то заграницу. Пускай валят, и доченьку свою забирают, — сквозь зубы практически цедит. И Фил понимает, потому что и ему самому поступок Ринаты кажется самой настоящей подлостью, хотя когда-то он считал её доброй и милой девушкой. Ну, не срослось у них с Холмогоровым, ну, бывает! Что ж теперь, вести себя, как сволочь? — Отлично! Тогда на этих выходных можем там собраться. Вы как? — Не знаю, парни, — вставляет, наконец, Витя свои пять копеек. С места поднимается, — Ладно, пора мне. — В больницу? — после кивка, Холмогоров указывает на стоящий сзади у беседки линкольн. Чудо-транспортное средство было получено им накануне, но радость меркла в свете печальных событий, — Давай, падай, подвезу. Фил? — К Томке, если не в напряг. — Погнали.***
Ветер перемен застал и Валеру Филатова. Ему в последнее время в принципе везло по жизни: вначале он снова нашёл Тамару, а теперь ещё и обрёл сестру. Теперь Юлька рядом, в Москве, а не в старых рассказах покойной бабушки или в представлениях Фила. Их разговоры были нечастыми ввиду последних нешуточно нашумевших событий и занятости обоих, но это упущение Фил собирался исправить сегодня. Ходил вдоль парапета на Воробьёвых и, честно сказать, боялся. А вдруг что пойдёт не так? Нет, он-то, конечно, спортсмен бывалый, да ещё и детдомовец, так что, как говорится, и огонь, и медные трубы пройдены, но этот шаг в жизни выглядел устрашающе. Не каждый же день тебе удаётся найти сестру, с которой никогда толком и не был знаком. «Не очкуй, Теофил» — вспомнились слова Коса на прощание, когда тот подвёз приятеля до пункта назначения, — «Ты у нас молодчик, такой всем понравится!» «Ну дай бог» — Филатову оставалось бросить только эту незаурядную фразу, покидая салон жигулей. Сейчас ему казалось, что он как дурак стоит здесь. Цветы прикупил даже. Томка выбирала. И вовсе не заревновала, узнав о кровных узах. Напротив, обрадовалась. Валерка бы взял её с собой, но отчего-то понимал, что не время. Нет — сегодня им надо побыть исключительно вдвоём… — Валера? — тихий вопрос за спиной прозвучал робко и неожиданно. Филатов обернулся мгновенно, встречаясь взглядом с Пожарской. — Привет, Юль, хорошо, что ты пришла, — он кивнул на букет в руке, протягивая его девушке, — Держи, это тебе. — Спасибо, — ей было приятно. Цветы никто давно не дарил. Да и дело не в самом букете было, а даже в том, кто именно его подарил. Пожарская уже и отчаялась, а оно вон как, судьба сама сделала такой подарок, распорядившись, чтоб эти двое встретились и нашли друг в друге родственную душу, — Да ты не нервничай так, я тебя не съем, — хохмы ради подметила, а у Фила и камень с души упал, когда кивнула в сторону парка, — Пойдём? — Пошли… Разговор, надо сказать, о серьёзном не сразу зашёл. Вначале просто расспросы, кто, где и как провёл эти годы. Юля рассказала Валере о своей жизни, и Фил слушал, понимая, что не только ему пришлось несладко. — Расскажешь что-нибудь об Антоне? — немного робко поинтересовалась Пожарская, — Чем он занимался? — Боксом, — с ностальгической улыбкой ответил Валера, — Он и меня тренировал какое-то время. Подавал надежды и мог бы стать хорошим спортсменом, ну или тренером. — Из-за чего он умер? — Его убили, — не сказать, что Филу было приятно отвечать на все эти вопросы, но Юля имела право знать. Как-никак, а они и с Антоном не чужие люди. Кто знает, может, подружились бы? Был бы жив… — Ножом пырнули. Мне одиннадцать было тогда. Потом бабушки не стало, и я в детдом попал по распределению. А оттуда вышел — вернулся в квартиру снова. Кстати, может, переедешь ко мне? — Не переживай, я в маминой квартире неплохо устроилась, — Юля кивает с благодарностью, — Да и потом, провожатый у меня есть. Так что я, можно сказать, в безопасности. Она наконец-то может признать, что да. Потому что единственный человек, кто мог предоставлять для неё реальную угрозу, был убит. И это — как бы ни звучало странно — облегчало её жизнь. Ей не было жаль Андрея, ей было жаль себя. И впервые за последние несколько лет Юля просто хотела позволить себе быть счастливой, не заботясь о ком-то чужом. Хотя, теперь у неё есть ещё один родной человек рядом — вне всяких сомнений. Даже два!***
Кабан, сколько жил на свете, понимал, что не хотел бы никогда оказаться в таком месте, как СИЗО. Следственный изолятор, куда помещали находящихся под следствием до суда, имел весьма плачевные реалии, но каким-то чудом ему удалось добиться свидания с Львовым. Всё таки, что ни говори, а деньги в это время имеют, как и всегда, немалое значение — следователь, озвучивший желаемую сумму, получил банкноты незамедлительно и сумел наладить нужные «связи». Металлическая дверь с лязгом открылась и Макс поднял взгляд — в дверях появился Львов. В своей неизменной кожанке с рубахой и потёртых джинсах — сейчас он был одет так же, как в тот злополучный день. На лице его не было ни одной из эмоций, впрочем, Макс уже давно понял, что прочесть их у Серого практически нереально. Просто он не тот человек, что выставит свои чувства напоказ. Можно сказать, за все годы дружбы он видел истинную ярость или подобие ненависти только в тот момент, когда Львов увидел, что Лис выстрелил в Аську. И если бы Макса спросили, что он думает о поступке Сергея, он бы ответил, что поступил бы так же. За Антона и за свою семью. Потому что Лис, предавший Филатова, сделал непоправимое во второй раз, когда навёл ствол на ни в чём неповинную бывшую девушку. За такое реально убивают. И всё по их законам, всё по понятиям. — Привет, — произносит Макс первым. — Привет, — отвечает ему Серый. И напротив садится за стол. Кабан подмечает, что на запястьях у того наручники красуются, — Чё, какие новости? — видимо, Львов, заметивший его взгляд, решает переключить внимание, мол, нечего глазеть, наручников, что ли, не видел? — Как там Аська? — А ты не знаешь? — нет, конечно, он знает. Ему о ней и Вера рассказывала. Просто Львов настолько переживает за сестру, поэтому и спрашивает. А вдобавок и спросить-то более не о чем, — В больнице. В норму приходит потихоньку. — Ну и нормалёк, — Львов на спинку стула откидывается, пальцы перетирая. На Макса не смотрит. Ждёт только, когда тот свою цель визита озвучит. Не просто же приветами перекинуться заехать решил? — Слушай, Серый, давай по чесноку: я тебя знаю сто лет и ты меня так же. И мы с тобой оба знаем, в чём там замес был, и почему ты эту тварь грохнул. — Допустим. И чё? Предлагаешь поведать об этом нашим доблестным сотрудникам милиции? Думаешь, это как-то срок мне скостит? Он говорит настолько спокойно, что это даже начинает подбешивать. И удивлять. — Я могу в принципе всё замять, тебе незачем почём зря… — Я не собираюсь убегать от ответственности, — его перебивают. С выдержанностью настоящего льва. Без каких-либо явных эмоций, — Что сделано, то сделано. Я этим не горжусь, но и не жалею. А убегать, прятаться, врать — это не для меня, сам перестану уважать себя, что уж говорить о других? — Серый, послушай, у меня есть адвокат, он выведет всё на самооборону и тогда… — Нет я сказал, — гордого врубает. И справедливого шибко. Только вот, даже если осознавать всю степень поступка Львова, его заключение Кабану всё равно кажется неправильным. Что ж это, сажать теперь будут за то, что близких защищаешь? За то, что сестру родную убить не позволил! — Ты сядешь из-за него, ты это понимаешь? — Макс предпринимает последнюю попытку достучаться. Голову наклоняет, поддаваясь корпусом вперёд, ближе, — Думаешь, эта жертва нужна Вере? Или Аське? Да на них лица нет! Что, если что-то с ними случится, пока тебя не будет рядом? Простишь себя? — С ними всё будет нормально. — Да ясень пень, что мы присмотрим и поможем, где надо! Но ты сам подумай, стоит ли оно того, чтобы несколько лет из своей жизни угробить? Твоей жизни между прочим. И всё же, его старания не принимаются. Каждый остаётся при своём мнении, и Кабану приходится уйти спустя десять минут, когда двери снова с лязгом открываются, прерывая их. Свидание окончено. Львов тоже подводится, бросает взгляд на него. — Свидимся ещё, не ссы. — Да иди ты… Оба знают, что обиды никакой нет и быть не может. Но, провожая фигуру взглядом, сопровождаемую конвойным, Кабану становится обидно. Хороший же человек! И за тварь какую-то вот так…В сотый раз Сотовый Падает в грязь Обрывается связь Сплошные помехи... Я помню твой смех... Будто орех Треснуло небо Всё, приехали! Будто и не было... Всё, приехали! Будто и не было...