***
Агата бежала в свой номер, стараясь скорее закрыться от всего чёртового мира. Укутаться в одеяло с головой, уткнуться носом в подушку и не вставать с кровати до самой поездки в аэропорт. А потом отвернуться к окну, молча прилететь домой, написать заявление об уходе и забыть этого индюка и работу с ним, как страшный сон. Самый страшный сон, в котором изначально поступила неправильно, а потом, вместо того, чтобы с гордо поднятой головой шагать по своему пути, она постоянно сворачивала куда-то не туда, оступаясь снова и снова. Тётушка Аннет всегда старалась воспитать её примерной девушкой, настоящей леди, которая в любой ситуации отдаёт отчёт своим поступкам, перед совершением которых обдумывает каждый шаг. Тётушка Аннет старалась, вот только Агата никогда не поддавалась воспитанию и становиться «скучной и занудной аристократкой» совершенно не торопилась. Но именно сейчас, сидя на кровати и роняя на свои ладони крупные слёзы, Агата поняла, что с удовольствием бы сидела за большим столом в поместье Харрис и пила зелёный чай, читая в газетах последние новости, чем испытывала это. Больно, обидно, до ужаса горько. В последние пару дней ей казалось, что что-то… что-то… А в итоге, ни черта. Его грязные слова вкупе со злым взглядом, направленные на Агату, отпечатались на самом сердце, оставляя болезненные раны. Она же поверила словам Майкла о том, что у Нильсена есть к ней какие-то чувства… Отрицала их, но мысленно, в глубине души ликовала, ведь, значит, те две ночи, возможно, были не по пьяной глупости, а… А почему? Видимо, всё-таки по глупости и были. Ни о каком странном притяжении и речи быть не может, когда Алекс говорит в её сторону такие омерзительные вещи, когда считает совершенно ужасным человеком, задевая самые болезненные участки её души. Она ведь только-только смогла отпустить те ситуации, смогла оправдать себя и вдохнуть полной грудью. Ей показалось — на долю секунды, — что, когда он вспылил, прижал её к стене, тяжело дышал… Что в его глазах промелькнуло нечто большее, чем может мелькать в отношениях между директором и его помощником. Она отрицала в себе все эти непонятные чувства к нему, стараясь заглушить и не обращать на них никакого внимания. Потому что не было той нежности и бабочек в животе, не хотелось бежать в свадебный салон при виде него, но… Но было что-то другое. Что-то, подобное вспышке, урагану, целому извержению вулкана. Когда кровь начинает бурлить, и ты просто не понимаешь, какое чувство внутри тебя сильнее: ненависть или всё-таки..? Телефон разрывался от сообщений и звонков, но Агата упорно игнорировала его, спрятавшись под подушкой. Кажется, там что-то писал Майкл, звонил Алекс, но слышать ни одного, ни второго у Харрис просто не было сил. Один заверил ее, что покажет настоящие чувства Алекса, когда Агата просила, умоляла его не перебарщивать. Другой же обнажил свои чувства, плюясь ненавистью и злобой. Да и пусть живут вдвоём в таком случае, два индюка, встретившиеся на поле боя, которые своей войной сломали сердечко маленькой девчонке. Она знает, прекрасно знает, что виновата, что вела себя неправильно и некрасиво. Но неужели она заслуживает всей той грязи, которую вылили на неё сегодня? Ей просто хочется домой, приехать к Ким и плакать у неё на плече, слушая, как изо рта той сыплются отборные маты в сторону всех мужиков планеты. Она погладит по голове, успокоит, подскажет, как поступить правильно, накормит мороженым и уложит спать. Агата хочет к Эллиа, в его медвежьи объятия, в которых не страшно ничего. Ну и пусть, пусть признаётся ей в своих чувствах, он всегда остается единственным мужчиной, который видит всю наивность и чистоту Агаты. Может, и вовсе ответить ему взаимностью? Ведь самые крепкие отношения начинаются с дружбы. Может, проснутся внутри неё чувства к лучшему другу? Загорится огонь любви, который Эл будет разжигать только сильнее своей заботой и нежностью. Ну и пусть в голове, какого-то чёрта, крепко засел этот чёртов Нильсен, пусть! Он сделал ей слишком больно, переходя все границы дозволенного…***
Алекс сел в машину и сорвался с места, следуя в отель. Он не понимал, что будет говорить Агате, не понимал, что чувствует к ней, не понимал вообще ничего. Внутри разрастался огромный шар отвращения к самому себе за сказанные ранее слова. Идиот. Кретин! Ты просто кретин, Алекс. Застилающая глаза ревность сделала всё за него, когда он увидел двоих мирно болтающих голубков у чёртового костра. Ревность… Слово-то какое идиотское. А разве возможно ревновать женщину, которая не является твоей? Харрис свободная, может делать, что хочет. А ты, придурок, сделал ей больно настолько, что вечно железная леди убежала с праздника, заливаясь слезами. Педаль в пол, и он мчит по ночному Стокгольму, надеясь приехать в гостиницу раньше Харрис. Догнать ее до того, как она спрячется в номере, схватить за запястье, и… И что? Извиниться? Наверное, да. Плевать, сказать, хоть что-то, что могло бы хоть как-то ее успокоить. Сказать, что последний идиот, что он вообще так о ней не думает, потому что… Потому что не думает ведь. Потому что уверен, что для Харрис те две ночи были сродни какому-то ужасу, учитывая, при каких обстоятельствах они произошли. А ты взял и добил её, Алекс, просто добил, ударяя ножом в самое сердце, где рана и без тебя уже давно кровоточила. Неужели ты не понимаешь, идиот, насколько женщинам сложно справиться с этим? Насколько им тяжело переживать такие собственные проступки… Она уйдёт. Он точно уверен, что уйдет от него. Напишет заявление и, возможно, переедет куда-нибудь, только бы с Алексом никогда не встречаться. И от этого тошно, противно и гадко. И вот что ты сделаешь, Алекс, чтобы она осталась?***
— Харрис, открой! — громкий стук в дверь номера вырывает Агату из плена собственных слёз, а его голос за дверью эти слёзы вызывает с новой силой. Она не откроет, точно нет. Да пусть он хоть всю ночь стучит и кричит, плевать вообще. Она будет лежать, кусать губы до крови, сжимать до боли покрывало в кулаки, но точно ему не откроет. Он обидел, унизил, вообще растоптал. Она точно не готова с ним разговаривать сейчас, потому что о чем говорить? Или он пришел добить её, потому что не все гадости ещё договорил, да? Пусть стоит, кричит, стучит, да хоть головой бьется. Он сделал слишком больно, чтобы она могла смотреть на него сейчас. — Давай поговорим? «Просто уйди сейчас отсюда и не трогай меня никогда. Не хочу тебя видеть и знать, хочу забыть и не вспоминать никогда вообще», — кричит внутренний голос, раздирая глотку до боли, но на деле она только хрипит тихое «уйди».***
Утром следующего дня Алекса с трудом смогла разбудить официантка ежедневным стуком в дверь, оповещающим о завтраке. Он спал всего пару часов, поэтому проснуться утром было слишком сложно. Минут сорок он старался достучаться до Харрис, но охрана отеля прервала его попытки, обещая отвезти в полицию, если он ещё хоть раз нарушит тишину и покой остальных жильцов. Потом он звонил ей, но после пятого звонка она просто отключила телефон. Алекс много думал. Очень много и очень долго. Пару раз стукнул кулаком в стену, раза три пнул ни в чём не повинный чемодан. Бесился. Нервничал. Психовал на себя самого. Хотелось отрезать себе язык и выпить пачку успокоительного, а потом вернуться на праздник и не произнести тех самых жутких слов, которые неконтролируемым потоком лились из его рта. — Доброе утро, — лепечет официантка, но фирменной улыбки на её лице совсем не видно. Она ставит поднос на стол и под его недоумённым взглядом удаляется, тихонько закрывая дверь номера. Александр подходит к подносу и с бешеным стуком сердца берет в руки чашку.Я увольняюсь.
Огромными чёрными печатными буквами выведены слова, из-за которых чашка мигом отправляется в стену напротив, оставляя на светлых обоях огромное коричневое пятно, а по номеру сотни белых осколков. Он рычит, проклиная свою несдержанность, и звонит в ресторан, заказывая бутылку бурбона, чтобы хоть немного подумать обо всём, что происходит.***
— Алекс? Ты пьяный? Адам ответил на неожиданный звонок друга, сразу понимая, что что-то не так. Алекс никогда не звонил ему, находясь в командировке, потому что никогда не думал ни о чём, кроме работы, за всё время отъезда. — Угу… Полупустая бутылка бурбона стояла в ногах сидевшего на полу Алекса, и пару глотков назад он понял, что ему не разобраться во всём этом одному. Адам всегда мог помочь советом, а даже если и нет, то при разговоре с ним Алекса всегда немного отпускало. Нильсен чувствует себя ничтожеством, а как загладить свою вину — не имеет понятия. Они не пара, чтобы он пел ей под окном серенады или взламывал дверь номера. Но она не открывает, на звонки не отвечает, а три букета цветов, отправленные ей в разное время, так и остаются лежать на полу у двери. Она настроена серьёзно, и Алекс это прекрасно понимает, но, чёрт возьми, он не может её отпустить. — Что произошло? — спрашивает Хьюз. Алекс громко вздыхает, грустно усмехаясь, и всё, что может ответить Адаму, это тихое и хриплое: — Харрис. — Вы опять переспали? — брови Адама взлетают вверх, кажется, даже Алекс это почувствовал. Да, Адам сам говорил ему, что ничего такого в тех двух разах нет, но не стали же они делать это снова, правда? — Нет. Но я идиот, кажется. — Что ты натворил? — Обидел её. Сильно. Слушай, короче… Усталый голос оповестил друга обо всём, что успело произойти во все дни чёртовой командировки. Вот не зря, абсолютно не зря они не хотели ехать сюда вместе, будто бы знали, что ничем хорошим это не кончится. В процессе рассказа Алекс несколько раз называл себя ослом, а Адам мигом с этим соглашался. Ну потому что осёл он и есть. — Вот ты придурок, конечно, Нильсен… — протягивает Адам, закрывая глаза. Да, он тоже раньше был критическим идиотом, но, когда встретил Джесс, изменился вмиг. — Что ты хочешь услышать от меня? Что ты поступил правильно? Ни черта, ты свинья, Нильсен. — Я знаю, — Алекс горько усмехается, продолжая слушать гнев и возмущения Адама. Он ничего не отвечает, просто слушает всё, что он говорит, выделяя для себя какие-то самые важные моменты. -… я тоже был дерьмом, ты сам знаешь. Но ты всегда был умнее меня, Нильсен. Ты, конечно, та ещё заноза в заднице, но я никогда не думал, что ты сможешь так обидеть девушку, которая тебе не безразлична. Срать вообще, как человек или как помощница. Я однажды Джесс тоже обидел сильно, успел поймать её на вокзале с чемоданами. Придурок же. А если бы не осознал? А если бы не пошёл за ней? Пусть все говорят, что я каблук, но как я без неё, а? Да, мы ругаемся, да, всякого хватает. Но она — моя. Я все её недостатки люблю, хоть и бесит жутко. И, если бы я верил в любовь, как в сопливых фильмах, мы бы давно разошлись. Кто сказал, что отношения должны быть идеальными? Что такое идеалы вообще? Покопайся в себе, Нильсен, и подумай хорошенько, стоит тебе перед ней извиняться или нет. Если нет, ну так пусть уходит тогда, радуйся, она же так бесит тебя. А если хочешь прощения просить — то думай головой, почему ты хочешь его просить, ладно? Нильсен бросил трубку и сделал ещё один щедрый глоток бурбона, обжигающий горло. Ни черта он не понимает…***
Агата весь день провалялась в номере, игнорируя, кажется, весь мир. Алекс стучал в дверь и просил поговорить, официанты приносили завтрак, уборка номеров - она не открывала дверь. Она просто позвонила Ким и тихо плакала, лёжа на подушке. Ей весь день звонил Алекс, но она быстро его заблокировала, как и Майкла, пишущего ей миллион смс с извинениями. Она ненавидит их обоих. Хорошо, что у неё есть Ким. Утром следующего дня они оба проснулись с дикой головной болью. От алкоголя, от недосыпа, от бесконечных размышлений и огромного количества мыслей, роящихся в голове. Вылет из этой судьбоносной командировки состоится через несколько часов, поэтому им обоим пришлось взять себя в руки и начать собирать вещи. Как выйти в коридор? Там же наверняка стоит он. Он ведь не свалит без неё в аэропорт, правда? Хотя, в свете последних событий, она уже ничему не удивится. Агата просила официанток написать тот текст на кружке со слезами на глазах. Эта работа для неё идеальна со всеми своими недостатками. Она только недавно поняла, что готова была променять ещё тысячу казино на одну работу личным помощником Нильсена. Уходить больно, но как иначе? Он ждал. Конечно же, он ждал. Стоял у лифта с очередным букетом цветов и трясся, как мальчишка. Просто попроси у неё прощения, Алекс, это ведь не сложно, правда? Неправда. Достаточно ли вообще в такой ситуации сказать "извини"? Кажется, что нет. Потому что, если ему самому от себя было противно, что тогда говорить о состоянии Агаты? Он боится представить, что пришлось ей пережить за эти жуткие полтора дня. А ведь в самом начале недели он планировал провести этот выходной на прогулке с Харрис по городу... Он бы показывал ей достопримечательности, рассказывал бы, где какая улица, а потом они пошли бы в местный ресторан, пробовать его любимое блюдо. Но... Но. Огромное жирное "но" произошло в том доме за городом, которое перечеркнуло всё хорошее, что могло произойти в эти чёртовы полтора дня. Кажется, худшие в их жизни.. Она сделала глубокий вдох и вышла из номера, натыкаясь взглядом на Алекса, держащего в руках букет цветов. Он стоял, опустив голову к полу и оперевшись рукой на стену, около лифта. Хотелось разреветься прямо здесь, посреди коридора этой гостиницы. Расплакаться по-детски, закрывая лицо ладонями, и громко всхлипывать, вытесняя всю боль, которую он причинил ей своими словами. Но она только молча подошла к лифту, нажала кнопку вызова и старалась не смотреть в его сторону. — Харрис, давай поговорим? — она молчала, ожидая лифт. — Агата, ну, пожалуйста, просто поговорим, — он касается её руки, которую она тут же одергивает, входя в приехавший лифт. Алекс плетется следом, чувствуя себя каким-то провинившимся ребёнком. Хотя, кажется, он даже в детстве так не косячил. — Господи, Харрис, ну ты можешь ответить мне? — Нет, — шепчет она хриплым голосом и отворачивается, стараясь снова не заплакать. Бесит уже. — Ну я кретин, идиот, придурок, — он выкрикивает эти слова, становясь перед Агатой лицом, пытаясь поймать её взгляд. — Я так не думаю, просто я психанул. Ты хорошая, правда, самый лучший помощник, а я осёл, и нет мне оправдания. — Нет, — снова хриплый шёпот, и она облизывает пересохшие губы, стараясь сдержать все свои эмоции. Нужно продержаться немного, буквально до прилёта в Лондон. А потом она уйдет. Навсегда. И всё будет хорошо. Просто прекрасно, правда? — Я действительно так не думаю, Агата, пожалуйста, возьми цветы, прости меня, только не уходи от меня... С работы. Прошу тебя. Она грустно усмехается, качая головой, и со злостью вырывает ни в чем не виноватые цветы из его рук. С работы. Он просто боится лишиться помощника, да? Боится не справиться без неё на работе. А она ведь ночью всё поняла. Поняла, почему так горько плакала от всех его слов. Потому что он немного больше, чем просто начальник. Казалось. — Стейси найдет вам нового помощника, мистер Нильсен, — бросает Агата, выходя из лифта. Она везёт за собой чемодан, который тут же перехватывает Алекс, намереваясь ей помочь. Но она молча отдает чемодан, молча подходит к стойке регистрации, молча отдает ключи. А потом тихо просит девушку на ресепшене заказать ей такси. Ну уж нет. Они вышли из гостиницы, и Агата тут же направилась к уже подъехавшему такси. Действовать нужно было быстро, и ему ничего не оставалось, кроме как... — Агата, садись в машину, у меня твой чемодан. — Паспорт и телефон у меня в сумочке. Я не поеду с вами, мистер Нильсен. Он закатил глаза, бросил чемоданы и перед самым такси схватил её за талию, прижимая к себе. Он поднял её и понес к своей машине, пока она брыкалась, дралась и кричала о том, как сильно ненавидит его. Не без труда он усадил её в машину и тут же заблокировал двери ключом. Убрал чемоданы в багажник, пока Агата стучала по двери изнутри, а потом сел сам, заводя машину под её крики. — Так сложно было оставить меня в покое, да? Какого черта Вам нужно от меня? Я больше с Вами не работаю, всё, отвалите от меня уже! — она закрывает лицо руками и начинает горько плакать. Так сильно, что сердце Алекса сжимается до размера горошины. Он чувствует себя паршиво, потому что понимает: это он виноват в таком её состоянии. И слушать она его точно не станет сейчас, когда захлебывается собственной истерикой. Ей нужно успокоиться, а потом он будет просить у неё прощения. До аэропорта они ехали в тишине, точно так же проходили регистрацию на рейс. Она молчала, отводя взгляд, кусая и без того уже саднящие губы. Он не знал, что делать. Впервые в жизни не знал. Всегда знал, понимал, как решать проблему. А сейчас нет. И что с этим делать, он тоже не знал. Её молчание просто угнетало. Казалось, его вообще не существует рядом. Она просто смотрела в окно, а Алекс всё время пытался найти идеальный момент и идеальные слова для разговора. Не нашел. Агата уснула. Уснула и упала на его плечо, смешно посапывая во сне. В этот момент его мир перевернулся. Сложно было признаться себе, но он понял — она ему нравится. Не как человек, не как хороший работник. А как женщина. Красивая, нежная, беззащитная. Маленькая каттен. Он сидел и не дышал, кажется, чтобы не потревожить её сон. Дыхание Агаты было размеренным, а черные ресницы смешно подрагивали во сне. Она хмурилась, дёргала маленьким носиком, переводила дыхание. Алекс и сам не заметил, как уткнулся губами в её макушку. Оставил парочку лёгких поцелуев, а потом тихо прошептал: — Ну прости меня, мин кэра...***
Полтора часа полета Агата проспала, мирно лёжа у Алекса на груди. Когда проснулась, лететь оставалось всего полчаса. Она долго фокусировала зрение, а потом резко подорвалась, когда поняла, в каком положении находится. Но подняться ей не позволила его рука, крепко обнимающая её талию. Как тогда. Тем самым долбаным утром. Агата прикрыла глаза, переводя дух. Хотелось развернуться и дать ему парочку пощёчин. В то же время хотелось вот так вот лежать и слушать, как бьётся его сердце. Она не понимала, что с ней происходит. И он не понимал. Им сложно, слишком сложно принять все это. Они оба не привыкли к нежности и к явным проявлениям чувств. Особенно друг к другу. — Прости меня, лилла каттен, — его тихий шепот на ухо заставляет её прикусить губу, чтобы снова не начать плакать. — Я самый мерзкий в мире идиот. Я знаю, что я не должен был. Прости, я прошу тебя. Она чувствует, как сильно стучит его сердце, буквально вылетает навстречу её собственному, принимающему тот же бешеный ритм. Агата не знает, что делать сейчас. Надо бы отстраниться, надо бы сказать что-то плохое, надо бы... А надо ли? — Мистер Нильсен, — с сумасшедшим усилием она убирает с талии его руку и садится в кресле ровно. Сейчас она скажет, что простила, но на работу никогда не вернётся. Что им было хорошо работать вместе и она желает ему найти нового помощника, который не принесет проблем. Потом она назовет его козлом пару раз, может, даже даст пощечину. А когда выйдет из самолёта, просто сядет к Ким в машину и больше никогда не увидит Алекса. Никогда. Но она не успевает сделать абсолютно ничего из этого списка. Даже фамилию его договорить не успевает. Потому что каким-то внезапным порывом он притягивает её к себе и крепко целует. Она мычит, брыкается, старается оттолкнуть его, но Алекс только сильнее вжимает её в сиденье, углубляя поцелуй. И Агата сдаётся. Обмякает в его руках, обнимает за шею и отвечает на поцелуй. Их языки сплетаются в жарком танце, а пальцы рук соединяются в замок. Она крепко прижимается к Александру, не желая никуда его отпускать. Да только он и не собирается. Точно не сейчас. Им, как минимум, лететь ещё двадцать минут...