Участь любовницы

      — Тэруми-сан, добрый день! — в кабинет постучалась классный руководитель. Я поздоровалась с ней и утвердительно кивнула на стул перед моим рабочим столом, призывая её войти и сесть. — Сегодня я хотела бы провести родительское собрание у своего класса, — скромно начала она. Увидев моё непонимающее выражение лица, она напомнила: — Одиннадцатого «А» класса, у них на носу экзамены, а успеваемость многих учеников не совсем удовлетворительна.       «Чёрт, только не одиннадцатый «А». Пожалуйста, любой, лишь бы не он» — прозвучало в голове. Я наигранно улыбнулась и кивнула учителю, призывая её продолжать, хотя в голове всё равно было другое.       — Так вот, для большей внушительности я бы очень хотела вашего присутствия на нашем собрании. Честно, не понимаю, почему вы отказались вести у моего класса химию, ведь мои ребята вас очень любят. Но может вы хотя бы будете на собраниях присутствовать? Я надеюсь, что хотя бы в этот раз вы будете свободны, — скромняшка препод знала, как надавить.       Мало того, что её класс является единственным среди одиннадцатых классов, которым я не веду химию, так я ещё и ни разу не присутствовала на её собраниях. Чертовка словила меня, не успел даже начаться учебный год. И дело было вовсе не в том, что класс был проблемный или я не могла справиться с ними. Хотя и этого, честно сказать, никогда не было на моём опыте. Была одна очень веская причина моей неохоты встречаться с этим классом. И эта веская причина была просто копией своего отца. Копией…       — Да… эм… — я замялась, стоило мне только вспомнить сына Мадары. Но пришлось быстро собраться, — В этот раз я обязательно приду на собрание. Когда вы планируете его провести? — улыбнулась я, притянув к себе блокнот с ручкой.       — Сегодня после уроков.       — Что? Уже сегодня? Вы должны были предупредить меня заранее!       — Я уже пыталась делать это ранее, Тэруми-сан. Но вы постоянно отказывались. Спасибо за уделённое время, жду вас после уроков в 337 кабинете, — наигранно мило улыбнулась она и, поклонившись, покинула кабинет.       — Вот стерва, — кинула я захлопнувшейся двери, злобно чиркая в блокноте. — Значит, одиннадцатый «А»…       В течении последующего рабочего времени я не могла выкинуть из головы грядущее собрание. Волновалась так, словно впервые собиралась выступать в роли завуча, в самом деле. Весь день длился невероятно долго, часы будто остановились и не желали работать, но стоило мне только забыться в документации, как время как назло «полетело». Телефон брякнул, оповещая меня о сообщении. Стоило мне разблокировать смартфон, как в глаза бросились большие цифры 18:15.       — Твою мать! — на эмоциях воскликнула я, резко вскакивая с места. Я схватила телефон и подбежала к зеркалу. Чёрт, видок у меня не первой свежести. Быстро расчесала волосы, постаралась заколоть их набок — получилось неважно. Зачем-то стала отряхивать платье, чуть подтянула колготки, достала из шкафа духи и брызнула немного на запястья. — Боже, это собрание, не свидание. Собрание! — кинула я сама себе, и выбежала из кабинета.       Я бежала в 337 кабинет со скоростью света — как никогда, будто сдавала нормативы по физкультуре. Чёрт, как стыдно — опоздать на целых… я взглянула на наручные часы. Чёрт, на двадцать минут!       Сердце колотилось, лёгкие сжимались от долгого бега по лестнице и по широкой площади школьных коридоров. Я быстро отдышалась и поправив волосы, постучалась в кабинет. Стоило мне только открыть кабинет, как около десятка пар любопытных глаз оглядели меня с ног до головы.       — Извиняюсь, задержалась у директора, — соврала я, пытаясь оправдать своё опоздание.       — Уважаемые родители, как я говорила, на сегодняшнем собрании будет присутствовать наш завуч — Мэй Тэруми-сан. Проходите, — вежливо пролепетала классный руководитель, на что я, чуть поклонившись, села за последнюю парту. Собрание было в самом разгаре, было бы некрасиво сейчас протискиваться вперед.       Спустя несколько мгновений, преподаватель продолжила говорить о предстоящих экзаменах. Класс был наполнен родителями и рядом сидящими школьниками. Большинство девочек сидели гордо, явно уверенные своими успехами. В отличие от многих парней — они были смущены присутствием родителей и их строгими многозначительными взглядами в их сто́роны. Я улыбнулась, опустив взгляд.       Родители задавали вопросы, преподаватель постоянно что-то объясняла — как же это всё наскучивает. Каждое собрание одно и то же. За всё время моей работы в школе ничего не изменилось. Я осматривала кабинет и присутствующих родителей. Ещё недавно эти дети шли в первый класс, аккуратно неся букеты и поправляя костюмы и пышные белые банты. Совсем недавно заканчивали средние школы, пытаясь поскорее повзрослеть, мальчишки начинали встречаться с девочками, девчонки начинали краситься, распускать волосы, следить за собой. Всё это было будто вчера. Я улыбалась, глядя уже на повзрослевших юнцов, а в сердце теплело.       Рядом с учениками сидели их родители. Все такие разные: строгие, ласковые, добрые или требовательные. Объединяло их всех лишь одно — любовь и переживания за своё чадо. Вот сидит Чиё-сама — активистка класса, глава родительского совета, самая, пожалуй, ярая мамаша за весь одиннадцатый класс. Позади неё расселся уставший Химуро-сама, потирая покрасневшую от очков переносицу, весьма скромный и очень воспитанный мужчина, дочь его, кстати, была полной его копией — и внешне, и по характеру. Позади него же расположился… Расположился Мадара. Сердце застучало быстрей, душа затрепетала, а живот будто налился каким-то невиданным зельем счастья. Я почувствовала, как запылали мои щёки, когда я увидела Мадару с его сыном — Шисуи. Абсолютно идентичные черты лица: чёрные глубокие глаза, густые, слегка жесткие волосы, от природы будто нахмуренные брови, и любимые полосы от внутренних уголков глаз к скулам. Это было очень необычно и всегда привлекало внимание многих людей. Это была их особенность. Шисуи выглядел практически также, как и Мадара восемнадцать лет назад. В глубине души я всегда мечтала быть женой Мадары и матерью Шисуи — до того была сильна моя любовь к этому человеку. В душе вновь что-то стянулось от мысли, что я никоим образом не отношусь к их семье. Не окликни сейчас меня преподаватель, я бы вновь ушла в себя. Однако я собралась и встав, подошла к ней. Спокойно, Мэй, спокойно.       — Ещё раз здравствуйте, уважаемые родители и ученики. Я на протяжении долгого времени являюсь завучем этой школы, поэтому на своем опыте хотела бы предупредить в первую очередь родителей. Грядут выпускные экзамены, многочисленные тестирования, диктанты, вступительные. Это не только огромный труд детей, не только знания, но и психологическое давление. Важна успеваемость, важны оценки, но вы, как родители, должны заботиться о здоровье детей, и не только физическом. Но и эмоциональном. Очень прошу вас во что бы то ни стало поддерживать их, и верить. Дети очень нуждаются в вашей эмоциональной поддержке…       Текст был чуть ли не заученный, так как повторять его мне приходилось каждый год. Однако не менее искренний, ведь я действительно переживала за выпускников — этот год будет для них чертовски тяжёлым. На протяжении всей моей лекции я прилагала просто адские усилия чтобы не смотреть в сторону Мадары. Адские — даже мягко сказано. Я постоянно смотрела на наручные часы, считая каждую секунду, лишь бы поскорей испариться долой из поля зрения этих чёрных, бездонных и до слёз любимых глаз. Я начинала переживать как чёртова школьница перед экзаменом, стоило мне только вспомнить что в данный момент, в эту секунду, на меня смотрит он. И даже если не смотрит, а хотя бы слушает — всё равно было очень волнительно. Сердце стучало в бешеном темпе и даже потели ладони. Боже, дай мне сил вытерпеть это.       Пообщавшись с классом, ответив на их многочисленные вопросы, и даже поделившись советами с родителями учеников, я уже была готова поскорей уйти, как вдруг классный руководитель, чёрт бы побрал её память, попросила меня задержаться. Для чего? Ах, да. Чтобы провести воспитательные беседы с родителями и учениками, чья успеваемость ниже среднего. Ну, конечно же, в их число входил и Шисуи, и его папа. Не может, ну вот не может моя жизнь быть лёгкой!       Из всего класса официально неуспевающими по учёбе было только три ученика, и я даже выдохнула с облегчением. Двоих из них я знала, как облупленных, так как в число неуспевающих эти двое входили испокон веков. Правильней было бы сказать, они возглавляли этот список. Здоровяк-задира, великий драчун, но преуспевающий спортсмен. Собственно, все усилия к этому мальчишке я приложила, но грызть гранит науки ему не по силам — как ни крути. Спортсмен — одно слово. Стереотипы тут, кстати, не причем. Вторым членом, так сказать, этого непутёвого союза была Аюдзава. Да, девочка. Я бы даже сказала, самая что ни на есть девушка. Так как выглядел этот семнадцатилетний цветочек ненамного младше меня. Собственно, говорить тут не о чем — и без того всё понятно. Аюдзава относилась к той самой группе девушек, которые взрослели гораздо раньше своих сверстниц, как правило, всегда общались с мужчинами гораздо старше себя, и мечтали стать кем-то вроде парикмахера, маникюрщицы, ну или как они любят сейчас говорить: менеджеры индустрии красоты, или как-то так, точно не скажу. Спортсмен пришёл со своим отцом, который, я готова поставить всё своё имущество на кон — был точно таким же оболтусом в своё время. Уже поверьте моему опыту! Аюдзава же использовала давний трюк всех подобных ей учениц — привела свою старшую сестру — полную её копию. Как правило, отговорка её должна гласить следующим образом: либо «Мама на работе, за неё сегодня я», либо «Я и есть её мама, что вы себе позволяете, женщина?!». Я усмехнулась своим же мыслям. С этими двумя всё было ясно как день. Тут никакие воспитательные беседы и не помогут. Уж я-то знаю.       Единственное, чего я не понимала — так это того, как среди неуспевающих оказался Шисуи. Как я знала, Учиха-младший всегда учился весьма неплохо, порой даже мелькал в начале списков лучших учеников. А тут вдруг сразу неуспевающий. Я посмотрела на Шисуи. Красавчик, прям как отец. На моём лице появилась улыбка. Наверное, я действительно схожу с ума, но я и правда хотела бы быть его матерью. Я подняла взгляд на Мадару, и на свою беду сразу же поймала ответный взор — так, Мэй, теперь ты во что бы то ни стало должна выиграть этот бой взглядов! Не смей отводить глаза!       Боже, как волнительно…       Ты не приходил ко мне уже третью неделю, и ощущать на себе взгляд твоих до безумия красивых глаз просто невыносимо. В памяти сразу возникают картины наших бессонных ночей, что вызывают приятный трепет в душе, но в след за которыми, увы, я встречаю одинокие рассветы, что просто душат меня изнутри ранним утром. И даже сейчас, просто смотря на тебя и ощущая твой взаимный взгляд на себе, мне хорошо. Мне хватает и этого, Мадара. Я не знаю, любишь ли ты меня, или нет. Хотя нет, не так. Я не знаю даже чувствуешь ли ты ко мне хоть что-нибудь. Но я всё равно люблю тебя, и волей неволей, всё равно жду тебя. Понимаю, что не нужно надеяться, но я не могу ничего с собой поделать. Пожалуй, такова моя участь. Участь любовницы.       — Я права, Мэй-сан?       Боже, проклинаю тот день, когда ты свёл меня с ним. Лучше бы я не познала никогда любви, лучше бы не познала страсти, нежности, ревности. Как бы порой нам не было хорошо, моих слёз это не стоит.       — Мэй-сан! — громкий и слегка нервный возглас.       — А? Извиняюсь, я задумалась, — я резко «очнулась» от раздумий. Как же стыдно, черт его, — Прошу прощения, что вы говорили?       — Я говорю, Аюдзаве и Шинки стоит устроить беседу со школьным психологом, — с напускным раздражением в голосе скверно процедила классный руководитель мне в лицо. — Вы ведь устроите им встречу?       — Ах, да, конечно, без проблем, — рефлекторно согласилась я. Вытащив блокнот и быстро пробежавшись пальцем по завтрашнему дню, я остановилась на свободном окне. — Приходите завтра в 10:00 утра.       — Можете быть свободны, — недовольно бросила классный руководитель. — Мадара-сан, Шисуи, присаживайтесь, пожалуйста.       — В чём проблема, Шисуи? Ты всегда учился хорошо, — дружелюбно начала я, решив, что правильней будет начать разговор непосредственно с учеником. Учиха младший с долей лени во взгляде посмотрел на нас, явно не имея никакого желания выяснять сейчас проблемы. Я с пониманием кивнула, и попросила его выйти. Не считаю себя великим психологом, но всё же я педагог, и в данный момент я решила отпустить Шисуи. Думаю, проблема не в его личных делах.       — Он стал очень закрытым в этом году, — начала классный руководитель, взглядом побуждая Мадару объяснить причину.       — Да, — наконец подал голос Учиха. Низкий баритон его голоса вызвал во мне просто третью мировую в районе солнечного сплетения. Какой же у него красивый тембр голоса. — Полагаю, это из-за болезни его матери, — тут же продолжил он, и я словила в его голосе нотки печали. Он опустил взгляд, скрестив пальцы на столе, от чего моё сердце еле ощутимо заболело. С какой грустью он говорит о болезни жены… Любит её.       Я опустила взгляд. Нужно просто продержаться. Осталось немного. Я глубоко вдохнула, прикрыв глаза.

***

      — Благодарю за помощь, Тэруми-сан, — слегка поклонилась передо мной классный руководитель непутёвого одиннадцатого «А». Я скоро поклонилась в ответ, и, обменявшись дежурными фразами, мы распрощались.       Собрание заняло у меня много времени, так как в блокноте осталось несколько незавершённых и, похоже, отложенных на завтра, дел. Чёрт, не люблю, когда внезапно меняются планы.       Я скоро собралась и вышла из школы. Погода была прекрасная, в отличии от моего настроения.       Как же было невыносимо наше притворство. Как же невыносима наша тайна. Как же невыносима моя доля. И какая же я стала отвратно сентиментальная!       Звякнул телефон: «Как ты, Мэюшка? Приходи на ужин, если будет время!» — Мито. Ох уж эта Узумаки, любит, как ни крути, эти вечера сплетней и глупых разговоров за чашкой чая.       Я скоро отказала ей в сообщении и сев за руль, поехала домой. В душе чувствовалась жуткая обида, горе и усталость. Усталость от всей этой ситуации, от того, что мне приходится тянуть на своих плечах. Но… Как бы не хотелось признавать, виновата была я сама. Я сама изо дня в день думаю о нём, мечтаю о встрече, хотя бы о мимолётном взгляде. Я сама не ставлю завершающей точки в наших непонятных и, не постесняюсь сказать, похотливых и противных отношениях. Я сама не могу найти в себе сил отказать ему. Скажи я хоть однажды «нет», он бы ушёл — я прекрасно знаю этого мужчину. Он бы ушёл без возражений, без лишних вопросов, безвозвратно. Я прекрасно знаю этого до раздражения гордого мужчину со слегка скверным характером.       — Ух, планируется весёлая ночка? — улыбнулась мне продавщица в супермаркете под домом, ехидно поглядывая на две бутылки вина, которые пробивала на кассе.       — Никак нет, — устало улыбнувшись, ответила я, скоро расплатившись и поторопившись побыстрее запереться дома.       На улице ещё не стемнело, но солнце уже заходило за горизонт, окрашивая весь зал нежно розовыми и оранжевыми оттенками. В доме стояла гробовая тишина, внутри меня тоже. Я глотнула вина — со вкусом алкоголя в памяти появлялись разные картинки бурной молодости, проведённой в клубах и подобных развлекательных заведениях. Я еле улыбнулась. Как же было тогда хорошо.       Мы делили с Мито и ещё с двумя девочками квартиру, в которой всегда было так шумно и весело. Постоянные вечеринки, гулянки, учёба, какие-то глупые конфликты по поводу невынесенного мусора или протухшего молока в холодильнике. Я засмеялась. Да, было весело, конечно. Вот бы и сейчас шум в доме. Только не от выпитого с друзьями алкоголя или не от громких клубных песен.       Алкоголь слегка расслаблял, создавая тепло в области солнечного сплетения. Я прикрыла глаза.       Выходя с работы, забираю со школы сыновей, с садика малышку дочку. Почему-то всегда представляла её себе с волнистыми чёрными волосами и зелёно-синеватыми, как у меня, глазами. Наверное, она была бы очень избалованной и капризной. Я бы любила её больше жизни. Шисуи бы помогал братику с учёбой, хотя, они, возможно могли ссориться. Братик, наверное, надоедал бы Шисуи своими детскими загонами. Я бы приезжала с ними домой, судорожно переодевалась и бежала бы на кухню готовить ужин. Слушала бы вечно детский лепет дочери, рассказы сыновей о школе, о друзьях. Набирала бы ванну для Мадары, который бы непременно спешил домой после работы. А по его приходу дочь бросалась бы ему на шею с поцелуями и глупой болтовнёй. Я бы целовала и обнимала его крепко-крепко каждый раз, когда он приходил домой. С наслаждением наблюдала бы, как уплетают мою стряпню любимый мужчина и наши дети. И в ванной нашей было бы больше зубных щёток. Там непременно стояла бы розовая ванночка дочки, любимая сладкая зубная паста сына и бритва Шисуи или Мадары. Может их обоих, не знаю. Вечером мы бы смотрели телевизор, споря, какой канал включать. А ночью меня обнимал бы Мадара, зарываясь в мои волосы и целуя в шею, как я люблю. Утром я бы просыпалась со своей семьёй. А не в одиночестве под будильник. И готовила бы я, наверное, полноценные завтраки, а не пила одинокий кофе.       Как никогда резким и громким показался мой рингтон на телефоне, который так жестоко вырвал меня из грёз. Мама звонит. С чувством стыда сбрасываю звонок. Пожалуй, впервые за долгое время. Прости, мам, не хочу, чтобы ты слышала мой грустный голос. А ты непременно услышишь нотки печали в нём.       Я выпила до дна вино и сразу налила ещё в стакан. Вкус уже не казался кисловатым, было даже приятно. Побрела на кухню и распечатала коробку конфет, залежавшуюся в шкафу со дня учителя.       — Недурно, — сказала я сама себе. Конфеты действительно вкусные. И как никогда подходили под вино. Ну или мне так просто казалось. Или хотелось.       За окнами уже стемнело, совсем быстро летит время. Перевалило за полночь, с утра на работу, столько дел, но так не хочется ложиться.       Я задёрнула шторы в зале и погрузилась в кромешную тьму.       — Романтика, рома-антика-а, — улыбаясь протянула я и принесла свечи с ванной комнаты. Да, запах ванили, корицы, ещё чего-то непонятного — прекрасно. — Музыка, нужна музыка. Хмм… — я листала плейлист, в поисках той самой песни. Какой? Не знаю, сейчас решим. — Да! Кенни Джи, Танго — то, что надо, — пьяно хихикнула я и включила на всю громкость колонки. Срочно нужно исправлять атмосферу этого нервного дня.       Нежные нотки саксофона располагали расслабиться и отдаться музыке. Как же прекрасно я себя чувствую. В ритм начали двигаться бёдра, в момент, когда я допивала неизвестно который по счёту бокал вина. Вино уже не казалось алкоголем совсем, словно пила воду. Кажется, я спиваюсь…       — А мне все равно! — громко крикнула я сама себе и хмельно засмеялась в голос, начав танцевать. Я скинула с себя шёлковый халат, оставшись лишь в ночной сорочке. Вино, тусклый свет арома-свечек, прекрасная расслабляющая музыка — что может быть лучше?       С каждым движением тела под музыку мне становилось всё легче, с каждым глотком вина (уже из бутылки) мне становилось всё веселей. Джаз — прекрасный жанр музыки, игнорирующий все запреты классической музыкальной гармонии. А вино — прекрасный вид алкоголя, раскрепощающий тебя, но не доставляющий противного чувства на утро.       — Да я чёртов гений, — хихикнула я, подойдя к зеркалу. — У тебя отличный вкус, красотка! — кинула я себе в зеркало, игриво подмигнув. Волосы растрёпаны, без косметики лицо было как никогда свежим, белоснежным и здоровым, а красноватый от вина оттенок припухлых губ завершал всю картину. Да, именно так выглядит пьяная женщина!       Тело двигалось в ритм песни, от вина уносило голову, и становилось жарко. Слегка покачиваясь, я побрела на балкон. Ноги коснулись прохладного пола, а по коже пробежали мурашки от лёгкого ночного ветра. В руках бутылка вина, музыка же за слоем стены звучала приглушённей. Город не спал, в отличии от многих трудяг, живущих в нём. На бешеной скорости каталась по ночному мегаполису молодёжь, слышны были громкие женские голоса и смех парней. Ах, будь я на десяток лет моложе!       Под руку попались сигареты. Давно же я не курила.       Под алкоголь то, что надо. Я подожгла тонкую сигарету, зубы лопнули две капсулы и в лёгкие прорвался никотин, смешанный с чистым ночным воздухом. Какое блаженство!       — А ты как всегда не запираешь двери, — тот самый голос, от которого еле дрогнули мои плечи. Мадара. Почему я не удивлена?       — А ты как всегда без приглашения, — не оборачиваясь, ответила я, вновь затянувшись мятно-ягодным вкусом сигареты.       — Разве ты когда-нибудь меня приглашала? — он прислонился к стене, встав рядом со мной. Я скинула пепел в окно.       — Разве тебя это когда-нибудь останавливало?       Он усмехнулся, продолжая смотреть на меня сбоку. Мы молчали до тех пор, пока я не закончила курить и наконец не повернулась в его сторону.       Слегка уставший вид, но как обычно гордо расправленные плечи и скрещенные на груди руки. Я потянулась к пачке сигарет, но они оказались пусты. Цокнула раздражённо.       — Всегда не вовремя заканчиваются.       — Прекращай курить, — сказал он, не отрывая от меня взгляда. — Тебе это не к лицу.       — Не все такие правильные, как вы, Учиха-сан, — иронично ответила я.       — Тем не менее это не мешает тебе работать в школе.       Я промолчала. На улице стало внезапно тихо. Я нагнулась за бутылкой вина и словила его взгляд на своей груди. Да, твоя жена никогда не выигрывала мне во внешности. Сделала несколько жадных глотков, практически опустошив сосуд.       — Как она?       После недолгой паузы, он наконец ответил:       — Ей осталось недолго.       — Ясно, — протянула ему вино. Не отрывая от меня взгляда, он взял бутылку в руки и залпом опустошил её.       Мы немного постояли, и я зашла обратно в зал. Музыка уже давно закончилась, мы даже не заметили. Я открыла вторую бутылку и разлила в два бокала. Уговаривать никого не пришлось, Мадара сам потянулся за алкоголем.       — Не представляешь, как я жалею о встрече с тобой. Всё бы отдала, лишь бы в тот день избежать знакомства, — ну вот мы дошли до стадии пьяных откровений. Я глотнула ещё вина, чувствуя, что уже изрядно напилась.       — Но тогда нам было хорошо, — справедливо заметил он, также попивая алкоголь.       — Ключевое слово «тогда», — нервный смешок. — Возможно, я бы встретила другого мужчину. Была бы сейчас примерной женой и матерью. Возможно, мы бы и вовсе не были знакомы.       — Ключевое слово «возможно».       — Скажи мне тогда кто-нибудь, что в будущем я паду до уровня любовницы, ни за что не поверила бы.       — Почему любовница? — нахмурился он, с недовольством произнеся последнее слово, ненавистное, кажется, нам обоим.       — А кто я тогда? Кто мы? — с еле заметной злостью и обидой в голосе я задала ему встречный вопрос, пристально посмотрев на Мадару. Он опустил взгляд. Ну вот. И так всегда.       Я в который раз опустошила стакан.       — Она в больнице?       — Дома, не хочет лечиться, — сразу ответил он. — Безрезультатно.       — А ты, видимо, сейчас на работе, — то ли утверждая, то ли спрашивая, сказала я, взглянув ему в глаза.       — Получается так.       Мы смотрели друг на друга с полминуты, а затем забылись, словно в первый раз. Как и всегда. Поцелуи, объятия, скинутые вещи и побег от проблем. Побег от реальности.       Я терялась в пучине жарких поцелуев, нежных объятий и рваных движений мужских бёдер, вырывающих из меня громкие стоны. Казалось, что время шло вокруг нас, тела наши взрослели, а души остались жить в прошлом — там, где нам было хорошо. Там, где я была не лишней, не второй. Там, где мы были счастливы находиться рядом друг с другом.       Я металась из стороны в сторону, не сдерживая вздохов наслаждения от каждого прикосновения любимого мужчины, который принадлежал не мне.       Время рядом с ним просто летело, особенно, когда мы забывались вот так. Его жаркие поцелуи на моём теле напоминали нашу молодость, студенчество — именно ту пору, когда встретились наши сердца и вплелись в танец, который длился до сей поры. Начинался наш танец со знакомства — со спокойной размеренной аллеманды, переходило в нежный вальс, нас кружило в историях наших жизней, в познании друг-друга. Это начало казаться нам игрой, словно танец ча-ча-ча — медленно, медленно, быстро, быстро, медленно и ча-ча-ча. Мы игрались друг с другом, сходили с ума, не воспринимая всерьёз чувства, которые незаметно для нас возрастали в страстный танец-флирт — сальсу. А в итоге наша пылкая и романтичная сальса перетекла в горестную бачату — танец несбыточной любви.       Резко содрогнувшись в последнем движении, я рьяно выдохнула с приятным облегчением. Тихо млея от блаженства, я промычала, прикрыв глаза в тягучем удовлетворении тел. Только рядом с ним я могла испытывать невероятные наслаждения одновременно сгорая от стыда и отвращения к себе. Как же я низко пала… При этой мысли с моих глаз невольно потекли две одинокие слезинки, которые Мадара поймал своими губами. Он остановился и крепко меня обнял. Я взглянула на него и поймала в его взгляде те же нотки грусти.       — Господи, что мы творим?.. — проплакала я, содрогаясь под любимым телом. — До чего мы докатились? Для чего всё это?       — Я не знаю, Мэй, — ответил он тихо, проводя руками по моим волосам. — Но… я не могу остановиться. Я скучаю, — прошептал он и в моём сердце всё задрожало от боли. — Прости.