***
— В твоём решении ошибка, Юкико, — терпеливо заметила я, лишь однажды взглянув на написанную на доске задачу. — Поищи её самостоятельно, вспомни правила, мне нужно, чтобы ты поняла где допустила ошибку. Девочка старательно перепроверяла записи на доске, задумчивым взглядом осматривая каждое решение. В классе стояла тишина, изредка нарушаемая нередкими вопросами учеников и перешёптываниями между собой. — Юкико, перечитай условия задачи, — подсказала я девочке, которая тут же начала бегать глазами по раскрытому учебнику, не выпуская из рук мел. Я оглядела класс. Ямамото, тот самый спортсмен, видимо, решивший, что злостных подзатыльников отца на вчерашнем собрании мало для того, чтобы он начал учиться или хотя бы предпринимать хоть какие-нибудь попытки, без стеснения усердно рисовал в тетради. Я выдохнула, еле покачав головой. Не каждому даются точные науки, также не каждому даётся спорт. Обвинять в этом ребенка было бессмысленно. Вот если бы он не занимался абсолютно ничем, и при этом игнорировал бы школьные занятия, тогда было бы над чем работать. А при этом раскладе вещей всё было в принципе логично. Не всем быть химиками, не всем быть золотыми медалистами или профессорами. Очень надеюсь, что в спорте этот славный парниша достигнет небывалых высот. — Я поняла! — победно воскликнула Юкико, заставляя меня обернуться в сторону доски. — Вот, — она указала на исправленную ошибку и я, улыбнулась ей, утвердительно кивнув и отправив на своё место. — Молодец, Юкико, попробуй теперь решить задачу уровня С. Эта девочка планировала сдавать выпускные экзамены по биологии и химии, так что из кожи вон лезла, чтобы поскорее освоить всю школьную программу и, порой, даже больше. Старания и искренняя увлеченность предметом льстила и мне, её временному преподавателю, и заболевшей сегодня Марико-сан. К доске для решения следующей задачи вышел ещё один ученик, а я, вновь и опять же поневоле погрязла в своих мыслях. Я взглянула на Шисуи, сидевшего на третей парте второго ряда, который без интереса чиркал что-то в тетради. Скорее всего, для вида. Взгляд его был слегка хмур и сидя за партой, он нервно ёрзал, постоянно глядя в окно. В сердце больно кольнуло и меня охватила жалость к ребёнку, терявшему главное в жизни — собственную мать. По спине прошлись мурашки лишь от одной мысли о том, что он совсем ребёнок, что ему будет так сложно в будущем без поддержки матери, что он может совсем осунуться и потеряться. Одновременно его хотелось отпустить домой, к матери, ведь неизвестно, когда он сможет уловить последний выдох родного ему человека, подарившего жизнь. С другой же стороны, была вероятность впадения ребёнка в депрессию. Ведь если он будет постоянно рядом с ней, отвлечь его на что-то другое, хоть и временно, будет нереально. Шисуи нуждался в психологе, или хотя бы в поддержке и душевной беседе. Поэтому вскоре после оглушительного звонка, я попросила его задержаться у меня в кабинете, так как на сегодняшний день химия была последним уроком у одиннадцатого «А». Я поставила греться электрический чайник, и вытащила на стол конфеты и прочие сладости. Шисуи неуверенно посмотрел на всё это, всё же присев на указанное мной место. Парень был немногословен, впрочем, как и его отец, однако у меня уже есть опыт с такими детьми (и не только). — Как дела, Шисуи? — улыбнувшись ему максимально добродушно, спросила я, придвигаясь ближе к нему. — Как учёба, уже поговорили с отцом? — Говорили, — коротко ответил он. — Нормально. Все мои попытки расспросить его о жизни пресекались сухими дежурными ответами, он не хотел идти на контакт. Однако, это нормальная реакция, ведь он сейчас в нелегком положении. Я придвинула ему чашку с чаем и предложила конфеты, на что он вежливо согласился. Чуть повременив и дождавшись, пока он немного расслабится, я вновь спросила: — Могу ли я чем-то тебе помочь? — искренне спросила я. Почему-то глядя на этого, казалось бы, совсем чужого мне ребёнка, я испытывала невероятную любовь, будто ощущая его своим сыном. Разве я не должна была возненавидеть плод любви моего возлюбленного с другой женщиной? — Есть ли у тебя какие-то проблемы, Шисуи? — повторилась я, на что он со стуком поставил чашку на стол и встретил мой полный беспокойства взгляд острой раздражительностью. — Чего вы добиваетесь? — он нахмурился, сжимая ладонь в кулак. В его лице читалось непонимание и очень явная злость, приправляемая неестественной его возрасту морщинкой меж напряжённых бровей. — Что? — удивлённо спросила я. — В каком смысле? Я просто переживаю за тебя. — Вы серьёзно?! — взбесился он не на шутку, до хрипа в голосе поднимая интонацию на несколько тонов. Когда Учиха младший злостно стукнул по столу, я вздрогнула и по моим рукам пробежался табун мурашек. Кажется, всё очень плохо. — Зачем, скажите, зачем делаете вид, будто ничего не знаете?! Почему вам всем что-то от меня нужно?! Неужели нельзя меня просто оставить в покое?! — нетерпеливо крикнул парень, со злостью пнув ножку стола, на что я лишь хмуро опустила взгляд. Сердце обливалось кровью, видя как близкий моей душе ребёнок содрогался в злости и отчаянии. — Но, Шисуи… Я преподаватель и завуч, я могу оказать тебе хотя бы психологическую помощь, — терпеливо ответила я, справляясь с порывом дрожащих связок. — Психологическую? — не отрывая от меня глаз, спросил он. — То есть, я ещё и псих, по-вашему? — Шисуи, не путай психологов и психотерапевтов. Ты неправильно понял. Я просто хочу помочь. Брови Шисуи напряглись, а полные горечи глаза нахмурились, преодолевая волну горестных слёз, сопровождаемую такой ненавистной всем беспомощностью. — Есть ли у меня какие-то проблемы?! Проблемы, говорите?! Вы серьёзно сейчас?! — закричал Учиха-младший, резко встав из-за стола. Я подошла к нему и положив руку ему на плечо, попыталась успокоить. Не успела я что-либо сказать, как он злостно дёрнул им, откидывая мою руку — я слегка отстранилась, его злость пробуждала во мне невероятную боль и жалость к несчастному ребёнку, загнанному в угол этого жесткого мира. — Да у меня мама умирает, вы понимаете?! Да что вы можете сделать?! Что?! — кричал он, дрожащими руками сжимая кулаки. Он злобно пнул свой портфель, отчего тот улетел на несколько метров. Я хмуро проводила глазами рюкзак, вспотевшими ладонями сжимая подол платья. Действительно… Ему никто не поможет, он совсем одинок в этом горе. — Моя мама умирает! Она увядает, она умирает, она пропадает из моей жизни! Её скоро не станет! Она одной ногой в гробу! Что я ещё могу сказать?! Что, ответьте?! Она скоро умрёт, как мне быть? Как я буду жить без неё? Как?! — он сорвался на отчаянно истеричный крик так, что его горло запершило и его хриплый голос пробрался мне в самую душу. Сердце вздрогнуло от одной лишь мысли одинокого ребёнка, лишившегося матери, равносильного птенцу, которому отрубили одно крыло. Мои глаза наполнились слезами и подойдя ближе, я резко прижала его к себе. Уткнувшись мне в шею, он задрожал пуще. — Тихо… — прошептала я, медленно гладя по волосам и постукивая по его спине. С моих глаз текли слёзы и голос еле задрожал, а я всё сильней прижала его к себе. Прошло несколько мгновений, когда я услышала его рыдания. Рыдания несчастного ребёнка полные безысходности, беспомощности и страха неизвестности. Я зажмурила глаза, пытаясь справиться с невыносимой болью. Бедный ребёнок… Бедный Шисуи. — Я не знаю, как мне быть, не знаю, — с едкой горечью в голосе прорыдал он, крепко обняв меня за спину и прижавшись ближе. Его ледяные руки, сомкнувшиеся на моих лопатках судорожно дрожали в истерике. — Я не представляю жизни без неё… — Тихо, мой мальчик, спокойно… — собрав волю в кулак и преодолев огромный ком в горле, прошептала я, смахивая слезы с щёк. — Всё будет хорошо… Мы стояли так очень долго. Я не отпускала его столько, сколько ему это требовалось. Я не переставала утешать его столько, сколько он не выпускал меня из колющих сердце объятий. Прошло много времени, пока он наконец успокоился и смог говорить. В кабинете стояла мёртвая тишина, казалось, разрушаемая лишь гулким стуком моего сердца. Мои руки еле подрагивали в переживаниях об этом затерявшемся среди взрослых проблем ребёнке. Я долго не выпускала его из объятий и гладя по голове пыталась умерить дрожь в теле Шисуи. Вскоре недолго посидев со мной в тишине, охрипшим от крика голосом он наконец тихо проговорил: — Спасибо, Мэй-семпай, — пряча глаза, сжимая руки, преодолевая и скрывая еле краснеющие то ли от стыда, то ли от слёз щёки. — Мне полегчало. Я присела ближе к нему и подумала с минуту. Я должна поддержать его, потому что Мадара… Не знаю, как, но прежде чем помочь сыну, он должен справиться сам. А когда это будет и что за это время придётся пережить Шисуи — неизвестно. — Не стесняйся своих эмоций, Шисуи, — как можно нежнее сказала я ему и взяв его ладонь в свою руку, мягко погладила её. Он поднял на меня несчастный взгляд чёрных очей под напряжёнными бровями. — Я хотела сказать, что, если ты попросишь, я могу как-нибудь помочь тебе отпроситься с уроков. И… И, — я предательски запнулась. Если однажды её не станет… — Если однажды тебе потребуется моя поддержка или какая-либо помощь, то, прошу, только не молчи. — Хорошо, — ответил он, глядя на свою руку в моей ладони. — И… Мэй-семпай, простите, что пнул ножку вашего стола, и что кричал на вас, и ещё… Не успел он договорить, как я, грустно улыбнувшись, вновь обняла его. — Это совсем не важно, мой мальчик, — честно ответила я, бережно погладив его по голове. — Всё хорошо. Всё будет хорошо…***
— Ты выглядишь неважно, — обеспокоенно кинула Мито, хлопоча над чаем. За стеной кухни слышался детский смех и голос Хаширамы, который решил оставить нас с подругой наедине и наречь «обмыть всем косточки». — Всё нормально? — Как сказать, — оттягивала я время, хотя прекрасно понимала, что разговора не избежать. Мито пододвинула чашки, наполненными благоухающим чаем; вытащила собственноручно выпеченные сладости и уткнув подбородок рукой, многозначительно кивнула мне. В голове промчались слова Хаширамы о Мито: отрекаться от настойчивости этой женщины — жизнью своей не дорожить. Я тихонько выдохнула. День действительно бешеный, но посоветоваться с подругой сейчас очень для меня важно. Не торопясь я рассказала обо всём, что произошло, я поведала ей о всех своих переживаниях, догадках и мыслях. Мито тихо слушала меня, изредка покачивая головой в знак неодобрения, изредка кивая — соглашаясь. В итоге вывернув наизнанку всю свою душу перед лучшей подругой, я наконец замолчала и притронулась таки, к уже изрядно остывшему чаю. Без слов поняв меня, Узумаки вылила содержимое моей чашки, скоро возобновляя в нём горячий чай. Я молча наблюдала за всеми её действиями, терпеливо дожидаясь её слов — одобрения или честные перечисления моих ошибок. — Мэй, не представляешь, как я переживаю за тебя, — наконец тихо выдавила из себя слова подруга. Я придвинула горячую кружку, и прижав к ней ладони, поймала кучу мурашек по телу. — Мадара, ты… Вы те самые люди, которые пошли против воли предначертанной вам судьбы и напросили на себя проблемы… — горестно проговорила она, задумчиво глядя куда-то в замысловатые узоры скатерти. — Ты права, — соглашаться и признаваться не хотелось, однако наше когда-то юношеское упрямство, гордость и максимализм сделали своё дело.***Flashback***
Мадара неохотно собирался на званый ужин, устроенный его родителями. В очередной раз отец шёл наперекор желанию младшего Учихи, тщетно пытаясь свести сына с дочерью своего хорошего друга. К большому сожалению Мэй и непониманию Мадары, отец последнего питал не самые приятные чувства к девушке сына, отчего и пытался предпринять всё, лишь бы Мадара понял, что эта «непонятно откуда взявшаяся выскочка» ему не пара. Никто из влюблённых не припоминал ни единого случая, чтобы Мэй давала повод такому мнению Учихи-старшего. Однако, последний не собирался ни менять своё мнение, ни допускать попытки обоих переубедить его. Чувствуя укор вины в душе и стараясь скрыть эти чувства снаружи, Мадара тайно взглянул в отражение, ища взглядом девушку, при виде, и даже упоминании которой, его сердце норовило выпрыгнуть от счастья. И это при его максимально скупых проявлениях эмоций. Оттопырив ладонь левой руки, девушка нервно пилила свои ногти и хмуро поглядывала на часы. Её ревность и его безвыходное положение часто порождали между возлюбленными бурные ссоры. Однако сегодня Мэй была особенно грустна, раздражительна и дёргана. — Мэй, послушай, — обернувшись на хмурую рыжевласку, начал Мадара, — это всего лишь ужин. Не свидание наедине, а просто несчастный ужин в кругу близких. Не своди меня отец с этой… — он сделал паузу вспоминая имя дочери отцовского друга. — Мизуки, ты бы даже бровью не повела. Считай, что это просто семейный ужин в кругу отцовских друзей. Тэруми упрямо игнорировала слова парня, уже чуть ли не до мяса точа ногти. Мадара обречённо выдохнул: характер его любимой, в принципе, как и его, было сложно назвать покладистым. — Мэй, — терпеливо окликнул он её. В очередной раз не получив ответа, и наткнувшись на хмурое лицо своей избранницы, Учиха повторил более раздражённо. — Мэй. — Ну что, что? — эмоционально вскидывая руками бросила рыжевласка, злостно откидывая волнистые волосы, постоянно норовящие прилипнуть к блеску на её губах. — Мадара, ты такой странный вообще! Это не семейный ужин, а настоящее сватовство! Просто признай то, что мои обиды и возражения не беспочвенны! — Мэй, ты прекрасно знаешь, что не получив моего согласия, отец вскоре успокоится, — молодой человек устало потёр переносицу, стараясь снять напряжение. — Мы не раз говорили с тобой на эту тему, и мне это порядком осточертело. Будь добра, не порть мне настроение. — Нет, нормально вообще, да? — непонятно кому адресовав вопрос, раздражённо развела руками девушка. — Мой парень собирается на сватовство к какой-то непонятной… — девушка нахмурилась. — Господи, Мизуки! Что за имя идиотское, — необоснованно гнала на ничего не подозревающую девушку Мэй. — Так мало того, что эта непонятная будет тебе сейчас глазки строить, а ваши родители умилённо это поддерживать, так ты ещё мне говоришь, что это я тебе не должна портить тебе настроение?! — всегда очень страстная и несдержанная студентка злостно швырнула пилочку на пол. — Не переживай, эта Мизуки, — чуть ли не выплюнув имя девушки, едко продолжила Мэй, — обязательно поднимет тебе настроение! Обиженно пройдясь около парня, рыжевласка вышла из комнаты, яростно хлопнув дверью спальни. Мадара устало выдохнул, взъерошивая жёсткие волосы. Из ванной комнаты послышались всплески воды и непонятные возгласы девушки, продолжавшей неизвестно с кем говорить. Учиха взглянул на часы, и поняв, что ему уже пора собираться, последовал в ванную комнату, дабы хоть как-то успокоить свою возлюбленную. Как бы он не старался, Мадара понимал, что ревность Мэй действительно не беспочвенна. — Мэй, давай поговорим как взрослые люди, — без стука войдя в ванную, начал Учиха. — Давай, — уже успокоившись, согласилась она, в очередной раз плеснув на разгорячённое лицо ледяной водой. Она прошлась по лицу полотенцем и повернулась в сторону парня. — Давай просто представим, Мадара, что моя мама яростно пытается свести меня с каким-нибудь славным соседским сыном, и отчаянно игнорирует мои отказы. Она бесконечно твердит мне о нём по телефону, не взирая на мои предупреждения о твоём присутствии в моей личной жизни, она постоянно вытягивает из меня свободное время, лишь бы в очередной раз как-то ненароком не подтолкнуть нас друг к другу, — спокойно, вполне честно заметила девушка. — Мадара, как бы ты себя чувствовал? В комнате повисла тишина. Девушка терпеливо взглянула на Учиху, и горестно покачала головой. — Понимаешь, Мадара, я тебя безмерно люблю, и так мечтаю о том, чтобы твой отец принял и признал меня достойной тебя, — продолжила Мэй, с обидой глядя на парня, — Но мне до слёз больно, от того, что при всех моих усилиях, ты не ударишь даже палец о палец, чтобы хоть как-то произвести хорошее впечатление обо мне своему отцу! — Мэй, не говори, чего не знаешь, — нахмурился Мадара, твёрдо процедив свою правду. — Слушай, Мадара, просто езжай, — внезапно тихо ответила Мэй, полностью сдаваясь. Она обошла парня и только хотела уйти, как вдруг Мадара чуть ли не до синяков схватил её предплечье, жёстко оборачивая девушку к себе. Недовольное мычание Мэй, донёсшей до его слуха всю болезненность его действий, заставило Мадару немного ослабить хватку. Но злость и нежелание отпускать эту девчонку невесть куда будто не давали ему сжалиться над её нежной рукой. В его строгих, чёрных глазах бурлила злость, однако их взор также перехватывал взгляд изумрудно-голубых глаз, полные обиды и усталости от всего происходящего. — Мэй, ты прекрасно знаешь, что я неоднократно говорил о тебе отцу, — сквозь зубы процедил Мадара, еле сдерживаясь от крикливой ярости. Неконтролируемая злоба на истерику девушки побудила невольно сжать её руку. — Я не виноват в его упрямстве и нежелании слушать меня! — Не виноват?! — вновь не сдержавшись, воскликнула Мэй. Её тело дрожало от злости так же, как и его. — Мадара, я не удивлюсь, если однажды ты придёшь ко мне с новостью о том, что твой отец тебя женил на ней! — Что за бред ты несёшь?! — Учиха в очередной раз жёстко сжал её предплечье, отчего та болезненно нахмурилась, пытаясь вызволить свою руку из плена его злости. — Мэй, мне уже надоели эти скандалы! — в ярости крикнул он, со злостью дёрнув её, не имея больше терпения сдерживаться. С каждым сказанным словом обоим становилось всё хуже и больней, каждый тщетно верил в свою правоту, упрямо игнорируя чужую. В каждом бурлила страстно кипящая от злости кровь, в их глазах переливались все оттенки обиды друг на друга. Тела обоих дрожали в истерике, в очередной раз доводящей их до громких сцен так осточертевшим обоим. — Надоели скандалы, значит, — со слезами на глазах прошептала Мэй. — Тогда вали к своей Мизуки и женись уже на ней, чтобы твой отец наконец угомонился! — Мэй, хватит! — громко крикнул он, резко дёрнув её за предплечье, от чего девушка вздрогнула. — Хватит, — насильно заставляя себя успокоиться, Мадара медленно разжал окаменевшую от ярости руку. После значительной паузы, Мадара устало выдохнул. — Давай просто оставим это. Тэруми подняла на него взгляд и дала волю единственной слезинке, от запоздало нахлынувших эмоций прокатившейся по горящей щеке. — Ты… Ты прав, — прошептала она, медленно проведя по синяку на предплечье. — Давай просто оставим это. В остервенелых боях ревности и обиды, в бесконечных спорах гордости и безвыходности, в громких скандалах страсти и злости обливалось кровью сердце, в дальнем уголке которого затерялась тихо-тихо плачущая любовь.***End Flashback***