Доживем до понедельника

Она докуривала шестую, вертя в руках жужжащий телефон. На экране светилось «Маман». Слава богу, не отец. Он свешает ей пиздюлей немного попозже, но главное, что не сейчас. Сейчас она бы не выдержала, и вывалила на него все, что чувствует, а ему, разумеется, не хватало только инфаркта. Второго, кстати, инфаркта. Первый был, когда она попыталась бросить университет. Идиотки кусок! - Мам… простите, я скоро приду… да… похоже, какая-то аллергия. У этого мужика омеги очень специфический парфюм… «Давай-давай, свали все на мужика-омегу, как удобно», - сказал бы ей спутник дамы, и был бы прав. Да, это было действительно удобно, как и история про аллергию. При нынешней экологии на нее можно было списать любое дерьмо. - Дай мне пять минут, хорошо? Люция отключилась, услышав в ответ более-менее благодушное «ладно». Пять минут. Хватит ли ей пяти минут? Она открыла интернет, решив провести их с пользой, и постараться немного попривыкнуть к «суженной» чисто визуально. До сего момента она никогда не интересовалась первой «первой леди», хотя бы потому, что родилась при «третьей». Она открыла «информацию о личности», сразу нажав на последнее фото, с которого на нее смотрели уже успевшие впиякаться в душу кристально-голубые глаза. Породистое лицо, довольно красивое, недлинные светло-каштановые волосы, мягкие, пышные, хочется запустить пальцы, высокий волевой лоб, ненавязчиво прикрытый челкой, манящий хищный рот, обведенный темно-бежевой помадой и улыбающийся сексапильной улыбкой омеги. Блять. Как это вообще работало? Фотка не передаст запаха, но разве не видно, что это чистая альфачка? Или это она теперь типа «избранная», и одна подмечает то, что за тридцать лет как-то не подметила вся страна? «Не считайте себя особенной, мисс Айпер, считайте себя неудачницей…» - начиная с сегодняшнего перенасыщенного событиями вечера, ага. Итак. Вероника Вандермаер, урожденная Шарлотта Хевенсби. «Как мило…» Взяла имя созвучное с именем своей альфы. Небо снова треснуло над несчастной девушкой, грозясь погрести ее под своими огненными обломками. Альфа выбрала себе имя, чтобы почтить свою альфу. Этот невероятный, неприемлемый пиздец, этот адов кринж распирал ее голову, напрочь отказываясь там помещаться. Интересно, в дурке ей помогут?.. А в целом стабильная дамочка. Всегда одна и та же стрижка, на пару сантиметров длиннее мочки, явное предпочтение элегантных брючных костюмов, черных и белых, как будто нет других цветов. Менялись косынки, менялись стойки воротников, менялся крой, но они всегда были либо черными, либо белыми. Вспотевший палец все скользил и скользил по экрану телефона, забывая про обещанное маме «через пять минут». Вот они стоят на крыльце своего летнего коттеджа, а вот приветствуют народ на очередном открытом выезде. Она и Верхиния. Что тут скажешь, шикарная пара, если не разбираться в мерзких, позорных тонкостях этого «союза равных». Омега всегда держится чуть позади своей альфы, и Вероника делает, как надо. Она все делает, как надо. Слегка опускает глаза, как бы ощущая слишком пристальное внимание к собственной персоне, потому что все внимание полагается ее альфе. Иногда склоняется к довольно широкому, костлявому плечу премьерши, типа забылась, типа прося жену поскорее увести ее домой. Все это ей не нужно, все это ее смущает, она любит свой народ, и готова заниматься благими делами денно и нощно, во славу, так сказать, но ей приятнее не быть напоказ. Первая леди – это как хозяйка большого дома. Очень важна и очень скромна. Псевдо омега выглядела идеально на своем псевдо месте. Очень скромна, да… с таким-то запашком. Сколько же блокаторов было нужно, чтобы замаскировать хотя бы часть этого… кайфа? Нисколько. Судя по цветущему виду и свежайшему цвету лица, она не пила их никогда. Высокая, статная, с выправкой отставного кавалергарда. Блокаторы испортили бы эту божественную осанку за полтора года. Люция вспомнила своих еще «не достигших возраста инициации» кузин, которых тетя Камелия пичкала этой дрянью на завтрак, обед и ужин, лишь бы уменьшить их шансы стать альфами. Стало быть, тех, кто имел счастье унюхать эту радость, сразу ебашили битой по носу, ну или ебашили предварительно, чтоб уж наверняка, это было ближе к истине. «Опрыскивали какой-нибудь химхренью…» - успела подумать Люция, прежде чем на экране снова высветилась мама. Она не стала брать трубку, просто направившись к дому, попутно готовясь к новой встрече со своей бедой. Ужин был в полном разгаре, когда она «предприняла попытку» к нему присоединиться. Она вежливо извинилась, грамотно не задерживая взгляда там, где хотелось больше всего. Запахи еды, отца, матери, вина и мужика-омеги немного сглаживали бушующий в ее сознании аромат, он больше не валил с ног, а просто заставлял коленки немного подрагивать, и говорить тише обычного, словно она только начинала приходить в себя после долгой и тяжелой болезни. Видимо, первая волна схлынула, и она начинает потихоньку адаптироваться к своей истинной. - Как ты себя чувствуешь, Люция? – та нарочно выделила ее имя, словно желая показать, что запомнила его. - Получше… благодарю, - девушка уселась за стол, бросая на отца красноречивый кающийся взгляд. Он смотрел на нее строго, но без осуждения. Впрочем, как и всегда. И оставалось лишь надеяться, что он ничего не понял. Он и так, прямо скажем, не лучился благодатью от того, что за его столом сидела альфа, добрые полжизни выдающая себя за приличную омегу. Сидела и благоухала так, что крылья его носа сопернически подрагивали, а волевой подбородок инстинктивно тянулся вверх. «Я здесь хозяин, смекаешь?» - как бы говорил его сосредоточенный взгляд, когда он ухаживал за гостьей, время от времени подливая ей вина или передавая очередной деликатес. Его движения были отточенными, изящно-светскими, но весь он был, словно натянутая струна. По сути, это было обычным явлением данного общества, мужчины альфы не сильно кайфовали в присутствии своих гендерных соперниц, если не сказать «они конкретно напрягались, в их присутствии». И если по молодости лет могли иметь место шуточные подкаты, сальные намеки и прочая удалая хрень, то с возрастом они начинали чувствовать исключительно дух здорового соперничества. Иногда задорного и даже приятного, иногда пассивно-агрессивного, но именно соперничества. Но стоило так же отметить, что разнополые альфы могли дружить. Встречалось оно крайне редко, но если встречалось, то это была дружба «времен и народов», дружба на грани фанатизма, дружба, что становилась порой важнее семьи. Люция продолжала исподтишка наблюдать за двумя альфами, жадно поедая теплый салат из гусиной печени, который всегда терпеть не могла. Но она была голодна, голодна, как тысяча волов, как все черти ада, куда вовремя не подвезли партию новых нераскаявшихся. Новые «волшебные» впечатления, кажется, лишили ее суточной нормы калорий, и молодой организм требовал немедленной компенсации. - Минория, вы изумительно готовите, - гостья изящно подалась вперед, обращаясь к ее матери, подкинув весьма глубокому вокалу «омежных» ноток, видя в каком напряжении пребывает хозяйка дома, с момента их знакомства. «Ну еще бы, блин…» - пожалуй, во всей этой непростой, если не сказать - стрёмной ситуации, Люции было жалко мать больше всего. Она держалась вполне прилично, но была белее скатерти. Ее плечи изредка подрагивали, а голос становился приглушеннее, когда Вероника обращалась непосредственно к ней. - Благодарю, - со свойственной ей скромностью ответила она, стараясь особенно не задерживаться взглядом на слишком уж выразительном лице экс супруги действующего премьера. Беседа плавно перетекла в гостиную. Бренди, настоящий кофе, который, к слову, все сложнее было достать даже тем, кто как минимум не бедствовал и имел необходимые связи. Дама распахнула серебристый портсигар, угощая тех, кто имел пристрастие к этому виду удовольствия. Высший сорт табака, Люция старалась к такому не привыкать, впрочем, как и ее отец. Разумеется, запас у хозяина дома имелся, но курить такой каждый день никому и в голову не приходило. Начётисто, да и привыкалось быстро. К хорошему-то. Терпкий, дорогой аромат не спеша распространялся по всей гостиной, приятно щекоча ноздри всем вместе и каждому в отдельности. Он расслаблял, делая атмосферу более приватной. Домашний уют, чувство сытости и комфорта, легкий светский разговор, постепенно переходящий к ее фонду. Никакой политики, но привкус ее все равно оставался у всех на губах. Ее визит был до крайности странным, хотя она, как оказалось, уже посетила некоторых чиновников, так сказать, без галстуков, и не только в Прайдисе, но и в провинциях, сделав это под тщательным присмотром, разумеется. Немногословный омега непонятного возраста явно писал весь разговор не только в своей набриолиненной голове, но и на диктофон. Он был приставлен, и даже не пытался скрывать этого, практически не участвуя в общей беседе, разве что, изредка вставлял ничего не значащую фразу, да благодарил хозяйку вежливым кивком за «чудесно сваренный кофе». Люция смотрела то на отца, то на мать, то в пол, лишь бы не заострять взгляд на другой альфе, которая уютно расположилась в кресле напротив, словно его для нее сюда и ставили. Она «породнилась» с еще одним семейством, негласно, но крепко связав их с собой щекотливой и неприятной общей тайной. И именно это вызывало ноющее под лопатками беспокойство. Зачем? И почему ей разрешили это? Или Верхинии было настолько начихать на сто лет как бывшую жену и когда-то первую из первых, что она позволила той открыто светить своей принадлежностью уже среди более низких семейств? И снова – зачем? Начихать – одно дело, а вот выползшие «в народец» слухи – совершенно другое. Или с таких вот посещений решили начать обнародование, а затем и признание самой возможности таких союзов? Вопросы давно сварили недурную параноидальную похлебку в ее голове. Но девушка была признательна им за это, потому что только они и мешали ей превратиться в полную дурочку, тонувшую в запахе, который у нее не будет возможности ощутить ближе. Она не обнимет и не прижмет, она даже никогда не окажется ближе, чем на расстоянии протянутой руки. На прощание Вероника поцелует ее мать в щеку, а ей и ее отцу останется милая дружелюбная улыбка, в том случае, если ей снова придет нужда изобразить из себя омегу. За весь вечер она сделала это несколько раз, сглаживая напряжение именно хозяйки дома. А если нет, то она крепко пожмет руку ее отцу, затем ей, ну а маме достанется глубокий благодарственный кивок и восхищеннейшая из улыбок. Оба этих варианта не нравились Люции одинаково. Она бы полжизни отдала за то, чтобы ощутить ее руку в своей, а свою в ее, но сводить себя с ума сейчас, не имело никакого смысла. У нее еще будет хуева туча времени, чтобы предаться сладким и горестным фантазиям. Как-никак вся жизнь впереди.