Доживем до понедельника

Вероника резво поднялась с колен, словно ей было лет двадцать пять. Люцию это нисколько не удивило. Альфы обычно сохраняли отличную форму до старости лет. Многие дамы серьезно увлекались спортивными и «не совсем» спортивными боями, легальными и не легальными. Весьма опасными для здоровья и внешнего вида, но дающими возможность выплеснуть быстро накапливающуюся агрессию и вдоволь «хряпнуть» всегда желанного адреналина. Интересно, она занималась чем-то подобным? Люция в упор смотрела на усаживающуюся рядом с ней женщину, не в силах оторвать взгляд. В принципе, она и не планировала «отрывать», она возьмет от этой ночи все, что только будет возможно, не упуская ни единой детали, не теряя ни единого оттенка вновь окутавшего ее аромата. А иначе, зачем? Какой толк было запрыгивать в эту злосчастную машину? Она многим рискует… слишком многим… и Вероника знает об этом, и готова заплатить хорошую цену. Она и сама рискует не меньше, а значит, желание действительно велико. Что ж, раз так, им остается лишь одно – удовлетворить это желание. А уж каким образом… Там будет видно. - Грязненько, говоришь, - она повторила это слово, словно смакуя его вкус. - Вы всегда пробуете слова на вкус? – Люция просто спрашивает, просто первое, что приходит на ум, просто качаясь на волнах того самого аромата, что теперь был невыносимо, пугающе близко. Он стал сильней, навязчивей, как агрессивное «хочу», как непреклонное «ты принадлежишь только мне». Да, так оно и было. Она принадлежала только ей. Какое странное умиротворение. Как на эшафоте, когда длинный мучительный путь пройден, все земные мытарства подходя к концу, а голова наконец обретает покой на плахе, где ей самое место. У «её» ног. Голова Люции сама нашла свою плаху, добровольно и с радостью склоняясь к ней. Это было ее предназначением, и сейчас она отчетливо понимала, почему не была счастлива ни единого дня до встречи с «ней». Она просто не могла. Как и сама не могла никому принести счастья, потому что пришла в этот мир не для кого-то другого. Она пришла сюда только для нее. «Экая пиздецовая тривиальность!» - Зависит от случая, - Вероника тоже не сводила с нее глаз, а ее губы обведенные матово-бежевой помадой цвели в довольной ухмылке. Ей определенно нравилось то, что происходит. - Да уж, случай и впрямь особенный, - Люция перевела взгляд на коленку, что вальяжно прислонилась к ее собственной, как нечто само собой разумеющееся, потому что обе они сидели по-мужски. Никаких скромных, плотно сведенных ножек, никакой девичьей стеснительности. - Тебе не интересно, куда мы едем? - Нет. «Лишь бы с тобой», - она бы произнесла это вслух, но знала, что слишком рано. - И не интересно узнать, почему я так поступила? – все с той же довольной улыбкой, интересовалась «экс жена». – Знаешь, кем я себя сейчас чувствую? Свихнувшейся бездетной старухой, крадущей с улицы чужого ребенка, - она хрипловато рассмеялась. - Надо сказать, очень дельное сравнение, - Люция усмехнулась в ответ. - Ты находишь? - Ага. - И все же, ты не ответила на мой вопрос, - она все еще пленительно улыбалась, но в ее голосе послышались настойчивые, резковатые нотки. Не любит спрашивать дважды, вспыльчивая. - Моя реакция показалась вам любопытной, - Люция намеренно смотрела в окно, позволяя изучать свой профиль. - Это мягко сказано, - снова насмешливая благожелательность в голосе. - Можно подумать, вы никогда не производили подобного впечатления, - съязвила молодая альфа, намекая на тот самый «небольшой» нюансик, который бы никогда не позволил Шарлотте Хвенсби стать Вероникой Вандермаер. - Все мы производим впечатление, так или иначе. Но такое впечатление дано произвести лишь раз в жизни, - она сказала это уже без улыбки. Она сказала это… печально. Люция непроизвольно сглотнула. Странно, но ей было одинаково приятно и неприятно от того, что Вероника знала о том, кем стала для нее. С одной стороны, это очень сильно упрощало дело между ними. Их отношения были четко обозначены истинным предназначением. Им не нужно искать общий язык, точки соприкосновения. Они уже вбиты в саму Люцию, словно длинные серебряные гвозди. Веронике не нужно ничего добиваться, прикладывать какие-то усилия, чтобы получить, она пойдет за ней на край света, она с радостью умрет, лишь бы та была счастлива. С другой стороны, она знала, и не могла ответить тем же. Это было исключено, и от этого было больно. Она никогда не сможет, даже если очень захочет, что опять же весьма сомнительно. - Быстро поняли? - Как только ты меня почувствовала. - В общем, сразу, - не без сожаления выдохнула молодая альфа. Да, это действительно можно было описать, как «приятное неприятно». Хорошо, что та поняла, она должна была знать, только она в этом мире и должна была. Но фоном подбешивал тот факт, что сама Люция настолько жестко пропалилась. Оставалась надеяться, что чувак омега, приставленный к «экс жене», был более склонен поверить в историю про аллергию, как и ее собственная мать. - У тебя было точно так же, как у меня с Верхинией, - с ноткой ностальгической грусти произнесла Вероника. – Глаза, как «рыба об лед», минутная потеря контроля, слезы в три ручья, - она снова улыбнулась. На этот раз с легким привкусом сочувствия. - Значит, все-таки она, - тихо проговорила Люция. Что ж, иметь такую истинную было делом почетным. Во всех смыслах слова «иметь». - Она, - иронично протянула Вероника. – Всегда она, одна она, только она, в каждом лице… повсюду. Она вышла по нужде, а ты уже не понимаешь, как жить дальше. Она посмотрела на другую бабу, просто посмотрела, а ты уже теряешь равновесие, не чувствуешь земли под ногами, - ее голос стал отдавать металлом. Она говорила это для себя, потому что до этого молчала слишком долго, и Люция знала об этом, чувствовала, проходила с ней вместе сквозь каждое слово, ловила этот бурлящий поток не своими губами. – Она сказала «все кончено, ты знаешь, я никогда и не любила», и ты умираешь. Без страха, без сожалений. Просто умираешь, потому что дальше ничего нет. - Полагаю, дальше есть ни с чем не сравнимое удовольствие издали наблюдать за ней и ее новой женой, - прозвучало цинично, но Люция и не думала вкладывать в эти слова какой-либо сторонний смыл. Она лишь констатировала факт, впервые в жизни представив себя на чьем-то месте. Раньше она этого не умела. Да, откровенно говоря, и не желала уметь. Вероника осталась невозмутимой, но девушка почувствовала, как незримо напряглось ее тело. После нее была Валенсия Вандермаер, а после той Вера. Сейчас была Валентина, а она все еще продолжала страдать, прекрасно понимая, что этому не будет конца. Закончить можно было лишь одним известным способом. Но самоубийство не для нее, потому что это полное дерьмо, мерзкая, непозволительная слабость, потакание собственному постыдному состоянию. Она никому не доставит такого удовольствия. «Ей» не доставит. - Да. Как сопливая музычка из старых кинофильмов, под которую не грех и пострадать, - она вернула своему голосу привычно-насмешливые нотки. – Как вечно жужжащая в комнате муха. Но потом притупляется. Люция буквально схватила надежду за край подола. Притупляется, уже что-то. - Лет через десять-пятнадцать. Нет, она не схватила надежду за край платья, она лишь слегка коснулась скользящего из рук шелка. - Оптимистично, чего уж там, - буркнула она. - Ты боишься? - два ледяных голубых кристалла впиякались в нее, словно осколки разбитого зеркала. Того самого, из сказки про Снежную королеву. - Чего? Страдать по вам, пока не врежу дуба? - Тут скорее пока я не врежу дуба. Я не Верхиния, так что жить вечно не планирую, - они обе усмехнулись, синхронно отвернувшись в разные стороны. У них не было нужды скрывать друг от друга свои чувства, как если бы одна из них была омегой. Они просто были похожи до такой степени, что это выражалось даже в ничего не значащих, простецких движениях. Так было с Беверли, так было с другими альфами женского пола. Все они так или иначе были похожи, идентичны по своей сути, и, вероятно, поэтому не имели ни малейшей сексуальной тяги друг к другу. Либо дружба, либо здоровое соперничество. Могло быть еще и не здоровое, влекущее за собой стабильное и крайне мощное желание убивать, но это реже. Чисто кармические случаи, как любила поговаривать их проректор. Но никаких влюбленностей, и уж тем более «истинных». Пиздеж, как оказалось, обман «сверху» или тупо самообман? Кто ей теперь ответит? Пожалуй, есть такой человек, ага. - Значит, вы очень хорошо помните, как это случилось с вами, - не особо уходя от темы, начала Люция. Она спросит, она обо всем спросит. Не за этим ли она здесь… - Такое хрен забудешь, дорогая. Тебе так не показалось? – альфа вдруг коснулась ее руки, едва уловимо поиграла пальцами на коже, и с видимой неохотой убрала руку, совсем как в тот вечер, когда они жали друг другу руки на пороге ее родительского дома. Вероника уходила, но давала понять, что это доступно только ей, и от нее самой не уходят. Больше не уходят. - Почему так происходит? Это какой-то сбой? - Конечно, сбой, иначе бы это не скрывали… - Много ли таких, как мы? - Достаточно для того, чтобы однажды стать нормой. Они разговаривали так, словно машина ехала сама по себе. Водитель был глух, нем и предельно сосредоточен на дороге, видимо владея информацией куда покруче. - Среди таких пар есть взаимно предначертанные? – Люция перешла к главному, хорошо скрывая волнение, но последующая пауза ей не понравилась. Женщина молчала всего несколько «лишних» мгновений, но ей показалось, что прошло минут сорок, не меньше. - Если таковые и есть, то они очень хорошо маскируются под невзаимных, - Вероника горько усмехнулась и откинула голову на кожаную спинку кресла, словно мгновенно устав. - То есть о них нет никакой информации? – Люция панически искала хоть какую-то щепочку, чтобы не утонуть окончательно. Неужели все они вот в такой вот козьей жопе? И за что, спрашивается, такое наказанице? С чего вдруг природе пришла в голову такая ахуенная шутка, и еще хотелось бы немного уточнить, по какому принципу выбираются «страждущие»? - Нет, деточка, - просто проговорила альфа, слегка разводя сухощавые руки. Она не имела информации, и Люция знала, что она не обманывает. – Возможно потому, что их действительно не существует.