***
В Гарнизоне, куда они прибыли на закате, генерал Кито вместе с его отцом и прочими почтенными служащими, у самого входа собрались для того, чтобы встретить прибывших героев. Машины строем тянулись из-за горизонта, эффектно подсвечиваемые золотыми лучами солнца. Картер вышел из фургона первым, и лишь тогда, следом за ним, двинулись и остальные. Он, отдав честь генералу и остальным, направился ко входу вдоль гладкой серой дороги; Кито направился к нему на встречу. — Поздравляю вас с этой ошеломляющей победой, капитан Карраско, — искренне похвалил он, поравнявшись с Картером. — Я сделал это на благо всей Немекроны, — лишь отозвался заученной, скорее дежурной фразой тот. — Это мой долг. На самом же деле, фраза генерала Кито прельстила ему, и он был не против и дальше купаться в похвале. Если бы не его собственные стремления и амбиции, пошел бы он на все это?.. Картер не мог сказать наверняка. Но банальная вежливость требовала выставить себя как человека бескорыстного и благородного. — Как бы там ни было, ваш поступок не останется незамеченным. За проявленную храбрость и совершенный подвиг отныне вы будете носить звание майора. От этих слов у Картера сердце замерло на мгновение. Еще, казалось бы, совсем недавно он обрел статус капитана… Он не смог вымолвить ничего в ответ — голову вмиг затуманил накативший восторг и радость, — однако все, несомненно, отразилось на его изумленном лице и в его сверкающих глазах. Генерал Кито понял это и продолжил: — Однако, некоторые детали меня все же смущают, как, например, уничтожение коммуникационной башни, — изумление тут же пропало с лица Картера, сменившись хмуростью. — После взрыва произошел большой выброс радиоактивных веществ, а также пострадали линии электропередач. Не слишком большой урон, однако это существенный промах в масштабах этой миссии. Надеюсь, что на завтрашнем совещании вы все объясните, майор, — Картер невольно вздрогнул от этого обращения. — Так точно, генерал. У этого были свои причины. Обменявшись с Картером еще некоторыми формальностями, генерал Кито отправился обратно в здание Гарнизона. Встреча прошла иначе, чем Картер представлял ее, однако… он теперь майор. Этот резкий скачок на служебной лестнице был лучшей наградой. — Поздравляю, — искренний голос Джоанны раздался совсем рядом: Картер обернулся, и увидел ее позади себя, опирающуюся на капот машины, скрестив руки на груди. И когда она только успела подкрасться? — Спасибо, — с легкой улыбкой отозвался Картер и, чуть помедлив и призадумавшись, добавил: — за все… Если бы ты тогда не подтолкнула меня, то ничего этого не случилось бы, — Джоанна легко усмехнулась в ответ. — Мне приятно это слышать, но не стоит. Я просто делала то, что хотела делать. Еще недолгое время Картер стоял вот так, смотря на Джоанну, которая в это время решила закурить, с легкой улыбкой, причину появления которой он сам не мог понять, пока не подошел Линтон, на лице которого даже сейчас красовалась эта снисходительная, слегка разочарованная гримаса. — Приятно видеть, что все мои надежды оправдываются, — скупо как бы похвалил он, сцепив руки за спиной в замок и расправив плечи — его поза выражала непоколебимую уверенность. Таким и был Линтон: он был уверен в самом себе, в своих словах и поступках, и очень любил, когда что-то идет не так, как он хочет. А сейчас, кажется, именно это произошло. — Вот ты уже и майор… Не зря я держал тебя в ежовых рукавицах. Картер почувствовал себя очень неловко из-за слов отца. Будто бы тот сейчас на всеобщее обозрение озвучил, что он — своеобразная кукла в его руках. И это, возможно, отчасти и было так: Линтон стремился контролировать все. Именно он и навел Картера на путь военной службы. Картер на мгновение перевел взгляд на Джоанну, лицо которой выражало вселенское раздражение, словно ища в ней какой-то поддержки, и нахмурился. «Линтон никогда никем не будет доволен», — все это время сказанные ею слова неустанно крутились у него в голове. С десяток секунд они провели в тишине, прежде чем задумчивое лицо Линтона не посуровело — брови свелись к переносице, на лбу образовались морщины, — и он холодно, требовательно спросил: — Кому принадлежит эта идиотская, абсурдная идея? — лицо Картера исказилось в непонимании, Джоанна лишь вздохнула, стряхнув с сигареты пепел. — Если ты думаешь, — продолжил Линтон, презрительно посмотрев на Картера, — что ты можешь творить все, что тебе вздумается, подвергая опасности окружающих, ты ошибаешься. Война далека от сказок, а малейшая оплошность может стоить жизни миллионов. Любой промах — и ты мигом вылетишь отсюда, в лучшем случае. В худшем… — Не кипишуй, Линтон, — небрежно прервала его Джоанна. — И отстань от него. Это была моя идея. — Чего и стоило ожидать, — язвительно хмыкнул Линтон. — И что только творится в твоей голове?.. — Я бы сама хотела разобраться, — в той же манере отозвалась она, скрестив руки на груди. — А ты с жиру бесишься, — слова Джоанны вызвали соответствующую гневно-изумленную реакцию с его стороны. — Ты должен благодарить меня и Картера за то что мы сделали, иначе удракийцы уже были бы здесь, — сурово отчеканила она и добавила с пренебрежением: — И что вообще значит город в сравнении со всем миром? — Твоя циничность здесь неуместна, — угрюмо процедил в ответ Линтон. — Знаешь, с каждым разом твои выходки все больше и больше поражают меня… Тебе будет полезно увидеться с доктором Миттераном, — после его слов Джоанну все передернуло. — А этот лысый чудик мне зачем? — фыркнула она. — Потому что твое состояние далеко от нормы. Я устал от тебя, — раздражительно отмахнулся Линтон, а затем обратился к Картеру: — А ты… возьмись за ум, — словно бы больше не зная, что сказать, подвел он и поспешно удалился, оставляя последнее слово за собой. Картер провел спину отца хмурым, неуверенным взглядом, и посмотрел на Джоанну — та лишь пожала плечами. Он уже хотел было что-то сказать ей, но она, бросив на землю окурок и мрачно поджав губы, также поспешила уйти.***
Удракия была планетой удивительной, но крайне мрачной красоты: темные земли, блеклые пейзажи преимущественно холодных тонов — небоскребы, многоярусные дороги, парящие в воздухе автомобили… Практически полная механизация всех сфер жизни и присущий восстановленной Азгаром VIII консерватизм находили свое отражение в культуре Удракийской Империи, а в особенности — в архитектуре Императорского дворца. Это было величественное здание с острыми, пронзающими небеса металлическими крышами, многочисленными панорамными затемненными окнами и величественным раскидистым садом — одним из немногих клочков земли, где сохранилось отображение удракийской природы. Ко входу во дворец была длинная, высокая, устланная багровым ковром лестница, на которой было точно не меньше сотни ступеней. Императорский дворец был точным отображение величия правящей династии. Здесь всегда кипела жизнь, потому как именно отсюда императоры и императрицы руководили целой Империей, простирающейся на многие световые годы. Поразительно, как одна маленькая, в пределах Вселенной, точка могла иметь такую значимость. Среди длинных петляющих коридоров затерялся зал совещаний, где прямо сейчас Император Азгар IX и объявил об очередном совете. Каллан начал посещать военные советы не так давно — всего год назад, когда достиг приемлемого возраста, — и делал это не часто, явно предпочитая политике науку. Однако, будучи наследным принцем, бесконечно отмахиваться он не мог, да и прогневать отца ему не хотелось. Он пришел в зал одним из последних, занимая место по левую руку от отца, восседающего на самом большом и роскошном стуле, предназначенном, естественно, для главы Империи. Когда-то, до смерти его матери, здесь стоял еще один, точно такой же, где все всегда восседала вечно печальная, но такая заботливая Аламеда. Азгар часто говорил, что Каллан похож на нее, и далеко не в самом положительном ключе, естественно. Точно так же, как Аламеда не любила и боялась Азгара, он не любил ее. Азгар не любил никого. Он смерил Каллана снисходительным взглядом и закинул ногу за ногу, откинувшись на спинку стула. Наконец, в зал вошел и генерал Хакан, сев по правую руку от императора, что означало, что собрание можно начинать. Не так много времени — около часа — прошло за обсуждением внутриполитических дел Империи; а затем император решил коснуться вопросов непрекращаемой войны. — Адмирал Байрак, — с привычной строгостью обратился Азгар, — докладывайте. — Ваше Величество, — тот поднялся со своего места, держа перед собой планшет. Байрак был уже старым, потрепанным войной человеком — один из его рогов наполовину отломился в бою, а левую руку заменял протез, — однако все таким же смышленым и преданным империи. — Дела… обстоят не так гладко, как хотелось бы. — Поясните? — Азгар вопросительно приподнял бровь, метнув в адмирала выжидающий, пронзительный взгляд, под которым адмирал захотелось съежиться. Авторитет Азгара был неоспорим, и многие боялись его. — Эрулийская королева отказывается сдаваться и продолжает оказываться сопротивление. Она оградила себя непробиваемой защитой. Если мы не возьмем Эрулию, мы не прорвемся дальше. — И что вы предлагаете сделать? — Нужно изменить стратегию, Ваше Величество. Кроме того, мне потребуется больше людей или единиц техники. — Или, — вмешался генерал Хакан, — вы можете поступить проще и просто стереть эту планету с лица Вселенной. Хакану позволялось высказываться в любой момент, по любому вопросу. Когда-то он был преданным товарищем предыдущего императора, помог отвоевать ему трон, а теперь заслужил расположение и нынешнего, даже несмотря на свой преклонный возраст. — Уничтожение Эрулии даст нам возможность захватить оставшиеся планеты. А поскольку эта планета главная, я и вовсе не считаю, что она может быть полезна. Вероятно, она истощена и не имеет ценных ресурсов, — резко подвел Хакан. — А вы правы, — хмыкнул в ответ Азгар. — Адмирал Байкар, я совсем не понимаю, для чего вы столько времени церемонились с ними. — Ваше Величество… — растерянно пробормотал он, чувствуя на себе снисходительный, прожигающий взгляд Азгара, — я… — Вы не можете уничтожать целые миры лишь из-за собственной прихоти, — твердо выпалил Каллан и тут же весь напрягся, когда в зале повисло молчание, а отец и генерал Хакан устремили в него полные раздражения и возмущения взгляды. Каллану потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, встать и, вздохнув, продолжить: — Это не только негуманно, но и нерационально. Каким бы ни был потенциал Эрулии, это все еще планета с разнообразными формами жизни. Мы добьемся куда большего, если научиться не только уничтожать, но и сотрудничать. Альтор Миротворец… — Альтор Миротворец, — оборвал его Азгар, стиснув руки в кулаки и презрительно нахмурившись, — был пацифистом, который позволил своему брату-бастарду захватить власть. Он — самый недостойный пример, который только можно привести. Какая власть может быть у бесхребетного человека? — язвительно фыркнул Азгар. — А какая власть может быть у человека, который не знает ничего, кроме как запугивать? Огромная. Катастрофически огромная. Но Каллан устал прогибаться под отцовской волей. Устал лицезреть его чудовищные поступки и их последствия. — Да что ты вообще себе позволяешь? — раздраженно процедил Азгар, подскочив с места. Каллан весь вздрогнул и напрягся, но не шелохнулся, продолжая смотреть на отца с упрямством. И все же, на дне голубых глаз плескался страх. Очевидно, это привело Азгара в ярость, и он, резко дернувшись, залепил Каллану хлесткую пощечину, чем вызвал немало удивления, растерянности и даже определенного испуга на лицах остальных присутствующих. Каллан шумно выдохнул и ошарашенно вытаращился на отца. — Стража, — громко скомандовал Азгар, — отведите принца Каллана в его покои, — солдаты подошли к нему быстро, но он лишь отмахнулся, хотя и не избавился от преследования. — Отныне никто не смеет оспаривать императорскую волю. Это понятно?! — сурово рявкнул он, получая в ответ лишь утвердительные кивки. — Адмирал Байрак, — услышал Каллан уже на выходе из зала, — делайте то, что я велел. Не стоит щадить эту никчемную планету… — его голос утонул за закрывшимися дверями. Уже совсем скоро Эрулия была уничтожена. А затем Каллан был изгнан из Удракийской Империи, признанный недостойным принцем.***
Каллан стоял неподалеку от взлетной полосы, щурясь от бьющих в лицо потоков ветра, создаваемых плавно опускающимся на землю удракийским кораблем. На окончательную посадку потребовалось порядка минуты, а затем широкая дверь медленно открылась, опускаясь на к землю в виде своеобразного подъема и представляя перед Калланом его сестер, которых он узнал не сразу. Во время своего недавнего посещения Удракии он не застал их, поскольку те, по приказу Азгара, отправились уладить некоторые дела в других солнечных системах; а в последний раз они виделись лишь двенадцать лет назад, когда были еще юными подростками. Многое изменилось с тех пор. Рейла спустилась первой, шагая вальяжно и осматривая холодным взглядом зеленых глаз обстановку вокруг себя. Она была высокой, стройной девушкой с длинными алебастровыми волосами, горделивой безупречной осанкой и изогнутыми острыми рогами, только дополняющими ее извечно совершенный образ, равно как и серебряный венец на голове, традиционной надевающийся наследниками престола. Очевидно, за те годы, что Каллан отсутствовал в Империи, Рейла уже успела утвердиться как наследная принцесса… Каллан нахмурился. Следом за ней вышла и Церен — приземистая, коротковолосая, одетая несколько вычурно, в противовес своей старшей сестре: багрово-белое длинное платье, на талии подвязанное поясом со звенящими цепями, ажурные туфли на высокой платформе, с которыми Церен все еще выглядела низкорослой, длинные серьги с драгоценными камнями, перстни — в свете солнечных лучей все это сверкало, так неприятно слепя глаз. Церен не изменилась в своих привычках, все также стремясь привлечь к себе внимание, что отражалось и в ее одежде. Рейла прошла к Каллану первой, оглядывая его с ног до головы изучающим взглядом, и с легкой усмешкой поприветствовала: — Здравствуй, братец. Каллану потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. Он уже и забыл как звучит голос его сестры… И уж точно он не думал, что их встреча произойдет вот так. — Рейла, — хмыкнул он. — Столько лет прошло… — Ты не изменился, — колко подвела та. — Разве что выглядишь болезненно. Недосып, каким Каллан страдает вот уже несколько недель, не красит никого. Синие мешки под глазами, выступившие на глазах сосуды, осунувшаяся кожа — его вид оставлял желать лучшего. — Какая ты внимательная, — огрызнулся Каллан. — Каллан, — Церен, в отличии от Рейлы, поприветствовала его с теплой улыбкой, — здравствуй, — но вызвать отклика она не сумела. Каллан лишь фыркнул в ответ и холодно произнес: — Пошлите. У меня нет времени на пустую возню. Церен разочарованно нахмурилась и поплелась следом за Калланом и Рейлой, которая, в отличии младшей сестры, выражала лишь непоколебимую уверенность. Каллан не слишком любил своих сестер. Рейла всегда была объектом его зависти, а Церен… Церен отняла у него мать. Почти единственную, кто когда-либо его любил. — Очень недурно, — прокомментировала Рейла, лениво оглядываясь в коридорах Королевского дворца. — У немекронской королевы явно был хороший вкус. Каллан остановился на месте и гневно обернулся на Рейлу, которая лишь недоуменно вскинула бровь. — Не смей говорить о ней. Ни ты, ни кто-либо другой, — мрачно процедил он и зашагал дальше. На лице Рейлы проскользнула ухмылка. Следующие пару минут прошли в молчании, прерываемом лишь угрюмыми вздохами Каллана. Рейла в это время определенно что-то обдумывала, что четко отражалось на ее лице, в то время как Церен косилась то на брата, то на сестру, чувствуя себя как-то неловко. Будучи младшей дочерью, она была белой вороной в своей семье. Пока Каллан и Рейла занимались делами Империи, боролись за власть и звание наследника престола, Церен была отдана самой себе. Возможно, это было к лучшему, но она чувствовала себя чужой в семье. — Я осведомлена о том, что происходит на Немекроне, — все-таки подступилась Рейла, расправив и без того идеально-ровные плечи. — Это возмутительно. Люди бунтуют против тебя, а ты ничего с этим не делаешь. — Это тебя не касается, — огрызнулся Каллан. — Напоминаю, что я здесь главный, и мне решать, что и когда следует делать. Слова Рейлы были лишь очередным раздражающим напоминанием о его некомпетентности. Словно бы двадцать девять лет его жизни было мало, чтобы понять, что он — пустое место… — И ты не справляешься с этой ролью, — жестко отозвалась Рейла. — Все не так просто. Люди этой планеты обладают выдержкой. Они не прогнуться просто так, — та сухо усмехнулась в ответ. — Пусть так. Но что обычно случается с теми, кто не сгибается? — со змеиными нотками в голосе протянула она. — Их ломают. Каллан невольно вздрогнул, но, поджав губы, не ответил ничего. Церен напряженно покосилась на Рейлу исподлобья. Все это ей определенно не нравилось.***
Джоанна плюхнулась на белый кожаный диван с выражающим вселенское уныние вздохом и брезгливо оглядела комнату, в которой она находилась: жемчужные стены, березовые двери, светлый, выложенный камнем пол, множество картин и стеллажей с полками и наградами. — Тебе обязательно нужно было выбирать это омерзительное место? — фыркнула она, когда Линтон присел в одно из двух кресел напротив нее. — Чем оно тебе не угодило? — цокнул тот. — Просто посмотри на эти гадкие белые стены… Я бы сожгла здесь все до тла. — Твоя ненависть к белому цвету тревожит, — скорее едко, нежели по-настоящему обеспокоенно отозвался Линтон. — А ты как будто не знаешь ее причин, — Джоанна нахмурилась и повернулась к медленно открывшейся двери: на пороге показался котоликий худощавый мужчина — не кто иной как доктор Миттеран. Строгий черный костюм, гладкая, вплоть до блеска, лысая голова, круглые очки — его образ только подогревал неприязнь Джоанны ко всему происходящему. — Здравствуй, Марселла, — бодро поприветствовал он, на что не получил никакого ответа. Линтон устало выдохнул и пояснил: — Она предпочитает, чтобы ее звали Джоанна. Джоанна Лиггер. — А, вот как, — понимающе кивнул Миттеран. — Что ж, здравствуй, Джоанна. — Здравствуйте, док, — отозвалась та с по-детски глупой улыбкой, так контрастирующей с ее дерзкой одеждой в виде черно-белых полосатых брюк, багровой рубашки и черных ботинок, оставшихся с ней еще с того дня, как она покинула Кретон. Джоанна проводила его пристальным прожигающим взглядом до самого кресла, на которое он и присел, закинув ногу за ногу и откинувшись на мягкую спинку. Он назвал ее Марселлой, как никто не звал ее уже давно. Она ненавидела это имя. Ровно как и ненавидела свое прошлое. — Я пришел удостовериться в удовлетворительности твоего психического состояния, — пояснил он, на что Джоанна отозвалась в привычной колкой манере: — Я понимаю. Может, я и сумасшедшая, но точно не полоумная, и знаю, чем занимаются терапевты. На секунду на лице Миттерана промелькнула растерянность, однако он, быстро собравшись с мыслями, произнес: — Как ты себя чувствуешь? Не было ничего… странного в последнее время? — Я в полном порядке. Из странностей здесь только война и инопланетяне, но это касается не только меня. А в общем и в целом, я даже нахожу это воодушевляющим, — честно призналась Джоанна, легко передернув плечами. — Именно таких встрясок мне и не хватало. — Скажи, — он слегка наклонился вперед, включая до этого покоившийся на коленях планшет, — что ты здесь видишь? — он продемонстрировал Джоанне достаточно мрачную картинку: два эльфийских мальчика стоят на трупом животного с опущенными в любопытстве головами. Джоанна нахмурилась и насмешливо фыркнула. — Труп собаки и два огромных куска дерьма… Что? — растерянно отозвалась она на недоумевающие взгляды Миттерана и Линтона. — Я не люблю детей. Они противные. Миттеран задумчиво потер подбородок и продолжил, перескочив уже на другую тему: — Джоанна, — обратился он, так, чтобы та непременно сконцентрировала свое внимание на его словах, — ты понимаешь, почему тебя приняли на эту работу? — А вы сами не помните? — она склонила голову набок и приподняла брови. Не хотелось в очередной раз думать о том, что она перенесла когда-то. — Помню, конечно… Но у тебя ведь был шанс отказаться. — Я знаю, — Джоанна легко пожала плечами. — Но, во-первых, я не хотела возвращаться в эту паршивую больницу, — с ненавистью выплюнула она, — во-вторых, меня привлекли большие деньги, а в-третьих… мне просто показалось, что это достаточно веселая работа. — И тебе на ней весело? — Когда как, — она неопределенно покачала головой и, бросив хитрый, насмешливый взгляд на Линтона, протянула с издевкой: — Но сейчас, когда я взорвала коммуникационную башню в Окулусе и подвергла целый город загрязнению, мне стало особенно хорошо, — его исказившиеся в недовольстве черты лица не могли быть неприятным зрелищем. — Люблю, когда что-то горит. Миттеран в очередной раз призадумался, сцепив руки в замок, в то время как Линтон едва заметно укоризненно покачал головой. — У тебя очень необычное отношение к жизни, — «ненормальное» — Джоанне так и норовило поддразнивающе его поправить, но она сдержалась. — Ты воспринимаешь все как развлечения. Скажи, почему так? — А вам всем обязательно задавать один и тот же вопрос каждый раз? — она решила перевести стрелки, подтянувшись поближе к спинке дивана и закинув ногу за ногу, в точности копируя позу Миттерана. — Какое вам вообще дело? — Я и остальные доктора отслеживаем твое состояние, — спокойно пояснил тот. — Мы хотим помочь, тебе, Джоанна. — Я не просила у вас помощи, — огрызнулась она, — но… ладно, — несколько мгновений ей потребовалось для того, чтобы собраться с мыслями, и, выдохнув, ответить на вышеупомянутый вопрос Миттерана: — Я делаю это потому, что мне противен этот мир. Я оглядываюсь и понимаю, что в подобной обстановке можно свихнуться. Люди озабочены статусами и властью, а я просто… просто хочу быть свободной, — Джоанна прервалась, когда поняла, что ее слушают слишком внимательно — куда больше, чем ей хотелось бы от этих людей. — Шестнадцать лет своей жизни я провела с матерью-тираншей, — подавленно произнесла она, скрестив руки на груди и потупив взгляд, — и я не хочу жить так, как жила раньше… в атмосфере беспросветной скуки. Я хочу радоваться и брать от жизни лучшее. Линтон посмотрел на нее со скепсисом и легким неодобрением, что было неудивительно для него. Джоанне он чем-то напоминал собственную мать… своим отношением к Картеру, возможно. А еще он определенно не мог смириться с тем, что Джоанна так отзывается о ней — о человеке с высокой должностью и общественным признанием. И это было омерзительно. В людях столько лицемерия. — Это… правда тяжело. Тот факт, что ты пытаешься справиться со своим опытом, очень похвален. Скажи, нашла ли ты то, что тебя радует? — поинтересовался Миттеран в прежней бодрой манере. Он уже понял: Джоанна — не тот человек, которого нужно жалеть. Жалость только вредит ей. Она выдохнула и отвела задумчивый взгляд в сторону. Джоанну радовали деньги, красивые вещи, украшения, вечеринки, путешествия, алкоголь и сигары, фейерверки, Картер… От этой мимолетной мысли у нее сердце пропустило пару ударов. В какой момент он вдруг вошел в этот список? — Я все еще в процессе, — произнесла она с легкой нервной усмешкой.***
— Ты не прошла проверку, — озвучил Линтон уже в коридоре, куда Джоанна вышла парой минут ранее, и где уже готова была лезть от скуки на стену. — Это было ожидаемо, — с нотками сарказма в голосе отмахнулась она. — И что теперь? Миттеран выпишет мне очередные противные таблетки? — Нет, все гораздо проще, — нахмурившись, произнес Линтон. — Ты соберешь свои вещи и уйдешь, — Джоанна ошарашенно замерла на месте, озадаченно вскинув брови. — Что? — полурастерянно-полувозмущенно бросила она. — Тебе больше не стоит этим заниматься. Ты слишком импульсивна, — несколько раздраженно, словно желая поскорее от нее уйти, отмахнулся Линтон. — Так что собирай свои вещи и уходи. — Куда? — Куда хочешь. Уедь на край мира, живи себе спокойной жизнью и делай все, что тебе угодно. Я дам тебе денег на первое время, а дальше тебе придется справляться самой. — Нет… — упрямо протянула в ответ Джоанна. — Я никуда не пойду. Мне здесь нравится. — Неужели? — саркастично фыркнул он. — И что именно тебе нравится? — Все, — Джоанна повела плечами и решительно сомкнула губы. — Ты сказал, что я буду делать все, что захочу? Отлично. Я хочу остаться здесь, и ты не заставишь меня уйти. — И откуда только в тебе это упрямство?.. — скептически протянул Линтон, оглядев ее задумчивым взглядом. — Что тебя вдруг так здесь привлекло? — А это уже не твое дело, — огрызнулась Джоанна. — Ты, кажется, не осознаешь, насколько все серьезно, — на выходе сказал он. — Ты — политический агент посреди военных событий. Ты ищешь развлечения не там, где это положено. Уходи. Джоанна шумно выдохнула и нервно сжала кулаки, борясь с желанием ударить Линтона прямо сейчас. Тот смотрел на нее столь же мрачно в ответ; и они так и прожигали бы друг друга взглядами, если бы из-за угла не показался Картер, идущий, от, вероятно, Каспера. — Что здесь происходит? — поинтересовался он, оглядев отца и Джоанну несколько непонимающим взглядом. — Джоанна уходит — вот что, — холодно отчеканил Линтон и бросил в нее строгий взгляд. Она и не шелохнулась, продолжая при этом довольно громко дышать от накатившего гнева. Картер посмотрел на отца с растерянностью и непониманием, а затем перевел взгляд на помрачневшую Джоанну, и ему вдруг словно на мгновение перехватило дыхание. — Куда она уходит? — как можно более спокойно спросил Картер. — Не знаю, — Линтон пожал плечами. — Мне, в общем-то, плевать. Но работать на правительство она больше не может. Ее импульсивные поступки… — Мои импульсивные поступки обеспечили нам победу, — раздраженно оборвала его Джоанна, и Картер мог поклясться, что видел, как в этот момент на ее руках скользнуло пламя. — Спустись на землю, Линтон, и просто смирись: все не может быть так, как хочется тебе. — Ты продолжаешь спорить? Я сказал тебе уходить. — Джоанна никуда не пойдет, — решительно пресек Картер. — И если она не может работать на правительство, значит, она будет работать на Гарнизон, а именно — на меня. И Джоанна, и Линтон, вытаращились на него изумленно; Картер, поймав на себе взгляд отца, для пущей уверенности расправил плечи. «Линтон никогда никем не будет доволен». — Ты не можешь этого сделать, — возмутился отец. — Могу. Если ты увольняешь Джоанну, значит, я принимаю ее к себе. И отныне она под моим командованием — не под твоим. — Картер… — лицо Линтона исказилось в растерянности. Кажется, впервые за всю его жизнь кто-то посмел подвергнуть его авторитет сомнению. — Это большая ошибка, вот увидишь… — Даже если и так, позволь мне самому с этим справиться, хотя бы раз в жизни, — Картер глубоко вздохнул и холодно произнес напоследок, прежде чем зашагать дальше по коридору: — Я все сказал, — и, миновав отца, он легко приулыбнулся изумленной Джоанне. Так приятно было поступать так, как хотелось именно ему. Линтон провел его полным негодования и возмущения взглядом. Его авторитет был пошатнут, а Картер, кажется, начал избавляться от его влияния. Допустить подобное он не мог. — Невероятно… — саркастично прыснула Джоанна, скрестив руки на груди и опершись на стену. Линтон посмотрел на нее со все тем же недовольством, встретившись лишь со снисходительной, ядовитой улыбкой. — Как оказалось, ты вовсе не неоспоримый авторитет… Собственный сын тебя не слушается, пусть ты и повлиял на него так… сильно, — брови Линтона взлетели вверх негодования; а Джоанна прежним спокойным тоном продолжила: — Кто знает, но, возможно, это начало твоего конца… Вчера он был капитаном, сегодня — майором, а завтра… — она неопределенно повела плечами. — Кто знает, возможно, уже скоро Картер будет наравне с генералом Кито… Как думаешь, кому тогда придется уйти: мне или тебе? — Линтон не смог ответить сразу, приведенный в растерянность и злость. Он угрюмо поджал губы, свела переносице брови, шумно выдохнул, и едва он собрался что-то сказать, когда Джоанна, тихо усмехнувшись, произнесла: — Это трудно признать, но… придется постараться. Дернув уголком губ в победоносной ухмылке, он также удалилась, громко постукивая подошвой ботинок по плитке.***
Обеденный зал Королевского дворца вымощен из светло-серого мрамора и белых металлов, украшенный изящными резными колоннами и хрустальными люстрами под потолком; но даже будучи таким светлым и освещенным местом, сегодня он казался необыкновенно мрачным. Еще пару минут назад здесь начали ужинать трое детей Азгара, которые вовсе не выглядели, как кровные сиблинги. Между ними чувствовался лишь холод и отчужденность, а повисшее молчание, прерываемое лишь ударом столовых приборов, казалось по-настоящему напряженным. — Я не видела тебя столько лет, — обратилась к Каллану Церен, как можно более доброжелательно улыбнувшись. — Как ты? — А это как будто непонятно, — небрежно отозвался тот, откусывая кусочек щедро приправленного мяса. Все по традициям удракийской кулинарии: специй должно быть много — так, чтобы во рту все выжигало, хотя это и не чувствовалось привыкшими к таким порядкам людьми. Церен нахмурилась. Каллан всегда относился к ней с пренебрежением, словно бы ненавидел ее за что-то с самого рождения. Но она никогда не могла понять этого. — Должно быть, ты повидал множество мест, — тем не менее, ее желание выйти с ним на контакт никуда не исчезло. — Какие были самые удивительные? — Когда двенадцать лет своей жизни ты проводишь вдали от дома, ошиваясь по космосу, как беспризорный, мало что удивляет, — колко отозвался Каллан. — Лучше вы, мои дорогие сестры, расскажите: как обстоят дела в Империи. — Все просто прекрасно, — не без горделивой ухмылки отозвалась Рейла. — Отец продолжает расширять границы Империи, а его авторитет с каждым годом растет все больше и больше. Хотя, конечно, не обходится без мятежей, — фыркнула она, накрутив на палец прядь белоснежных волос. За разговорами она, кажется, совсем позабыла об ужине, откинувшись на спинку стула и точно копируя привычную позу Азгара. Это сравнение заставило Каллана невольно поморщиться. — Но все они подавляются так же быстро, как и вспыхивают. Отец не щадит никого. И тебе, Каллан, стоило бы последовать его примеру. Каллан поднял на нее мрачный взгляд. Последовать его примеру?.. На его руках уже достаточно крови, а сердце сверху донизу переполнено ядом. Насколько же еще ему надо ожесточиться? Но чего же добивается Рейла своими словами? Наставлять Каллана — во вред для нее самой, как для претендентки на престол. Или же она ждет, пока он не сломается окончательно. — Упорство и воля жителей этой планеты действительно похвальна, — хмыкнула Рейла. — За всю историю Удракийской Империи немногие продолжали так усердно сопротивляться, даже после смерти своих правителей… Однако, кто в итоге смог победить? Каллан промолчал, продолжая сверлить ее нервным взглядом; в то время как Церен не смела и шелохнуться, скромно уплетая ужин. Она всегда боялась Рейлу. — Ты тратишь слишком много времени на одну планету. Сколько лет ты здесь проторчал? И когда все-таки решился предпринять хоть что-то ради ее завоевания? Долго же тебе пришлось собираться с силами, чтобы убить… — Каллан со звонким ударом опустил на стол опустошенный бокал. — Ты забыла, что я сказал до этого? — сурово процедил Каллан. — Не смей, — и выдохнул, устало потерев переносицу. После смерти Каталины он спал мало и беспокойно. Но прямо сейчас желание провалиться в сонную тьму вспыхнуло с новой силой. — Эта планета, — произнес он, выдохнув, — не такая, как остальные колонии Удракийской Империи. Здесь есть ценный объект, который сделает нас непобедимыми. Каллипан. — Ты серьезно до сих пор увлекаешься этими мифами? — насмешливо бросила Рейла. — Это так глупо. — Глупо — отрицать то, что это правда. Я провел четыре года, изучая его. Ты можешь увидеть результаты исследований, если захочешь. — Несомненно, — пренебрежительно отмахнулась Рейла, так и не избавившись от своего скептицизма. — И все же, не стоит зацикливаться только на этом. Нужно поставить повстанцев на колени. И я знаю, как это сделать, — она выдержала паузу и, уловив на себе вопросительные взгляды, с легкой горделивой ухмылкой продолжила: — Я навела справки и узнала, что наибольшее сопротивление оказывает Военный Гарнизон при Бурайе, верно? — Верно, — Каллан утвердительно кивнул. — Это они подняли бунт в Окулусе. Это был огромный удар для его завоевательной кампании, а уничтожение коммуникационной башни также стало серьезной проблемой. К счастью, рабочие удракийцы быстро мобилизовались и уже начали ее восстанавливать. — Тогда я предлагаю ударить по ним в первую очередь, — жестко заявила Рейла. — Необходимо собрать все силы и сокрушить их, а затем — двинуться на север и уничтожить остальных повстанцев, — даже обыкновенный ужин она смогла превратить в подобие военного совета. Стремление Рейлы управлять и править было безгранично. — Предлагаю завтра созвать людей на совещание и обсудить этот вопрос, — настойчиво добавила она и выжидающе, с нажимом взглянула на Каллана. — Конечно, сестрица, — холодно отозвался тот, помрачнев. — Я этим займусь. — Отлично, — ее губы дрогнули в легкой ухмылке. — А теперь — ужин.***
Вечер сегодня был прохладный и тихий, как и обстановка в Гарнизоне в целом. После битвы за Окулус былое волнение постепенно утихло, и солдаты могли немного отдохнуть, пока военная кампания не возобновилась. Хотя Картер не мог полностью расслабиться, думая о том, насколько же все изменилось… Еще недавно он был простым кадетом, а на Немекроне царил, казалось бы, непоколебимый мир и процветание. Но теперь он — майор, а его дом объят огнем войны, которая непосредственно касается его самого как военного командира. Картер вышел на улицу и невольно поморщился, когда в лицо ему ударил резкий порыв ветра. Достал сигару, зажигалку, прикурил и затянулся. Все происходящее будоражило — он даже курить начал от нервов. Он простоял так с пару минут, пока не услышал оглушительный выстрел слева от себя. Там находился тир, которым, как правило, пользовались только во время учений; в такое время там точно никто не мог находиться — ему это было бы просто незачем. Картер нахмурился и, поддавшись любопытству, направился туда. На входе его встретил звук очередного выстрела. Картер вошел тихо, хотя и делал это не специально, и остановился у дверей, скрестив руки на груди. Это была Джоанна, чего и стоило ожидать. Она раз за разом простреливала деревянный манекен, точно попадая в ключевые точки толком не прицеливаясь и не медля, пока он него не осталось ничего, кроме трухи. Джоанна обернулась, когда почувствовала, что что-то словно не так, и невольно удивилась, увидев на пороге Картера. — И давно ты тут стоишь? — Достаточно, чтобы понять, что ты хороший стрелок. — А раньше это разве было неочевидно? — она самоуверенно усмехнулась и прокрутила в руке пистолет. Небольшой, легкий на вид карманный ствол — Джоанна наверняка пользовалась им часто. — В такое время сюда обычно никто не ходит, — перескочил на другую тему Картер, спускаясь к ней и садясь на скамью неподалеку. — И что? — Джоанна вскинула бровь. — Я пришла снять стресс. — Это очень интересный способ, — с нотками сарказма заметил Картер. — Попробуй как-нибудь. Будет эффективнее, если представлять кого-нибудь на месте этих манекенов. Такое удовлетворение… — И кого представляешь ты? Джоанна растерянно закусила губу — вопрос Картера определенно застал ее врасплох. Поразмыслив пару мгновений, она с привычной легкой усмешкой отозвалась: — Возможны, ты когда-нибудь с ней познакомишься… Она такая стерва, — Джоанна резко развернулась и выстрелила по второму манекену — пуля точно пробила красную мишень на «голове». — Вот… так я с ней и поступлю, — мрачно протянул она. Картер слегка нахмурился и задумчиво взглянул на Джоанну. Поначалу ему казалось, что он неплохо узнал ее. Активная, импульсивная, своевольная и колкая на язык… Когда он узнал, что она работает на правительство, то не слишком удивился: такая опасная работа — дело под стать Джоанне. Но, как оказалось, у нее множество секретов. И Картеру почему-то вдруг захотелось их узнать. Сверкнула молния, затрещал гром, хлынул дождь… Джоанна легко усмехнулась и, спрятав в карман пистолет, стремительно направилась к выходу. Картеру только и оставалось, что последовать за ней. Она выскочила из-под крыши без промедлений, подобной маленькому ребенку прыгая на мокрый асфальт и, чуть пошатываясь, обернулась на замершего на место со скептически поднятой бровью Картера. — Ну? — выпалила Джоанна. — Чего ты встал? — Я не люблю дождь, — хмуро изрек Картер. — И? Будешь здесь ночевать? Он, кажется, закончится не скоро, — тот не нашел, что ей ответить, на что она решила действовать — она быстро подбежала к Картеру и, схватив его за рукав, вытолкала под дождь. — Эй! — возмущенно воскликнул он, морщась от столько неприятно ощущающихся ледяных капель; а затем осознал, что Джоанна ко всему прочему еще и пьяна: иначе почему от нее исходит такой жуткий перегар? Она усмехнулась в ответ и плюхнулась на мокрую землю, блаженно вздыхая. — Всегда мечтала так сделать, — с глупой улыбкой объявила она. — Но мне всегда было так жалко одежду… Хорошо, что теперь у меня есть эта гадкая форма. Картер недоумевающе нахмурился и, не зная, что следует сказать в ответ на это, решил со всей возможной для него строгостью потребовать ее встать и пойти в здание. Но она отказалась, и никакая грязь и простуда ее не пугали. Джоанна была самым необыкновенным человеком, которого Картер когда-либо встречал. И он не знал, что с этим делать.