***
После коронации Кармен все перенеслись в главный холл, где и был организован пир. Вдоль стен тянулись длинные столы со множеством закусок, играла размеренная, торжественная музыка — классика, которую всегда так любила Кармен. Сама королева восседала во главе стола, где, помимо нее, разместилась и верхушка гарнизона: генерал Кито и несколько командующий и майоров; а также Пастор Гальярдо и Линтон Карраско. Они вели светские беседы, пили эль, неспешно поедали вкусности; но Кармен все это время молчала, предпочитая просто наблюдать за танцующей толпой. На душе было как-то неспокойно и завидно: эти люди могут позволить себе расслабиться хоть на пару мгновений, позабыть о тяготах и ужасах войны — она не может. Кармен думает обо всей ответственности, что лежит на ней, постоянно; и даже сейчас она просто… не может оставить эти мысли. Сегодня короновалась она. А совсем скоро коронуется и Рейла — ведь удракийский император умер. Что же тогда настанет, что будет с Немекроной, с людьми?.. Риск того, что удракийская принцесса в погоне за Каллипаном бросит все свои силы на покорение Немекроны, был слишком высок. Где-то в толпе затерялись и Алисса и Церен, которая, между прочим, подошла к немекронским закускам с особым энтузиазмом. Нахваливая здешнюю кухню, она совершенно без смущения и ожидаемой от принцессы культурности уплетала за обе щеки все, что попадалось ей на глаза. — М, а это что? — спросила она, откусив очередное пирожное. — С апельсинами, — сказала Алисса. — Называется «Дитлинд». — Теперь оно определенно мое самое любимое! Только… что значит «Дитлинд»? — Это имя выдающегося мореплавателя, который жил в древности, — поведала Алисса — Церен слушала ее внимательно, словно зачарованная. Стоило отметить, удракийская принцесса с особым энтузиазмом подходила к узнаванию немекронской культуры и истории, и относилась к ее прошлому с уважению, хотя и не чуралась раскритиковать то, что ей казалось неправильным. — Мореплавателя?.. — Да… Ну, знаешь, который путешествует в море… — Нет-нет, я знаю, кто такой мореплаватель, — Церен хихикнула. — Просто… в истории Удракийской Империи есть человек с похожим именем — император Дирлент. Существует легенда о том, что он уничтожил целую планету только из-за того, что ему не понравилась прическа посла. Алисса уставилась на нее, как баран на новые ворота, изумленно вскинула брови и протянула: — Больше никогда никому это не рассказывай — могут не понять… А, — она замялась, закусив губу, — в твоем роду есть хоть какие-нибудь… менее мрачные истории? — Конечно, — кивнула Церен. — Был один император, Альтор Миротворец… Свое прозвище он получил не просто так: за время его правления не было войн — даже ни единой битвы, — а Империя все равно процветала. Однако потом… — принцесса нахмурилась и потерла подбородок, — его брат, Керук Жестокий, убил его и почти всю его семью. В живых остался только один его сын, но ему до конца жизни, и всем его потомкам, веками пришлось скрываться, пока мой дед не… — Ладно, ладно, я поняла! Можешь не продолжать… Я так поняла, у вас все очень… — Алисса замялась, подбирая нужное слово, — своеобразные. Зато, — она вяло улыбнулась, взглянув на Церен, — ты, кажется, не такая как они… А еще, у тебя крем на носу, — принцесса зарделась и поспешила его вытереть. — Ваше Высочество, добрый день, — рядом с девушками нежданно-негаданно появился мистер Гальярдо, все так же облаченный в церемониальную мантию. — Добрый день, — Церен запнулась, припоминая его имя, и тепло улыбнулась, — господин Пастор. — Добрый день, — вторила ей Алисса. — Вы даже не представляете, как сильно я мечтал с Вами поговорить, — признался мужчина, бестактно подлетев к принцессе и проскрипел: — Ну, признавайтесь, красиво в космосе, среди звезд и комет? — Если вы там никогда не были, — протянула она, предусмотрительно сделав шаг в сторону от старца, — думаю, вы бы очень удивились. Хотя лично я уже привыкла. Да и к кометам и звездам, на самом-то деле, приближаться не стоит, — подчеркнула Церен с видом настоящего гуру. — Поверю Вам на слово, — усмехнулся Пастор. — Эх, в мои-то годы лететь куда-то уже поздно… — Ну что, вы… Никогда не поздно сделать то, чего вы желаете. — Это принцип молодых, а я уже старый и горбатый, с тростью еле хожу… Там у меня нога от тела отлетит — и не поймаешь, — Церен усмехнулась: действительно, остроумно. — А скажите, Ваше Высочество, Вы здесь с какой целью? — Чтобы помочь людям, — уверенно, без толики раздумья — так, словно всю жизнь ждала этого вопроса, — отозвалась Церен. — Чтобы остановить войну и положить конец несправедливости. — Как благородно… — искренне, похвально, протянул Пастор. — Но знаете… есть одна древняя пословица: благими намерениями вымощена дорога в ад. Чтобы чего-то добиться, нужно чем-то пожертвовать. Чтобы выйти на свет — нужно пройти сквозь тьму, — философски изрек мистер Гальярдо. — Вы вступаете в большую игру, принцесса, а большие игры пугают. Бывает ли Вам страшно, Ваше Высочество? — он прищурился и пристально посмотрел на нее своими серыми блеклыми глазами — настолько острым и проницательным был их взгляд и мрачными слова, что Церен невольно вздрогнула. Бывало ли ей страшно?.. Страх преследовал ее всю жизнь. Страх перед родиной, перед отцом и сестрой, страх перед будущим, страх перед собственной беспомощностью — из этого порочного круга ей удалось вырваться лишь недавно; но она по-прежнему боялась. Ведь принцесса прекрасно знала: все повторится вновь, стоит ей оступиться и просчитаться. — Да, я… постоянно боюсь, — потупив взгляд, призналась Церен и тут же твердо заявила: — Но больше я не намерена поддаваться страху. — Это очень похвально, — закачал головой Пастор. — И то, что Вы боитесь — очень хорошо. Ничего не боятся только безумцы. Принцесса перевела на него изумленный взгляд и нахмурилась. Нет, она не безумица, и никогда не станет ею — такой, как отец или сестра. Пожалуй, именно этого она и боялась: очерстветь и прогнить. Корни ведь ее отравлены. Когда сменилась музыка, Церен невольно встрепетнулась и прислушалась. Завыли трубы, флейты, заныла скрипка, сливаясь с ритмичным грохотом тимпана — этот бодрый мотив был жутко знаком. Похожие мелодии она слышала в банкетных залах императорского дворца — да, определенно. Принцесса и подумать не могла, что где-то еще услышит столь похожую композицию. Сердце забилось в предвкушении, а тело так и потянуло на танцпол. — Потанцуем? Алисса изумленно посмотрела на Церен и ее протянутую смуглую руку и вскинула брови в немом вопросе. — Научу тебя одному удракийскому танцу. Девушка решилась не сразу; помялась, подумала, но все-таки вложила свою ладонь в ладонь Церен, и та тут же нетерпеливо потащила ее на танцпол, чем тут приковала к ним десятки любопытных глаз. Пока Алисса стояла, как вкопанная, размеренно покачиваясь в такт музыке, чтобы совсем уж не стоять столбом, Церен вовсю отплясывала. Шаг вперед, шаг назад, сделала поворот под рукой эльфийки, которая в это время словно не владела собственным телом — вновь сделала несколько шагов в сторону и резко приблизилась к Алиссе. Одну руку положила ей на талию, вторую — сцепила со своей, и закружила в медленном вальсе. Даже на тонких шпильках принцесса была предельно грациозна и элегантна, и то, с какой легкостью и точностью, в отличии от нее самой, она двигалась, вынудило Алиссу засмущаться. Положив руку на плечо Церен, она смотрела вперед и ловила множество негодующих взглядов, от которых ей становилось как-то не по себе. — Они все так на нас смотрят… — прошептала девушка. — И пусть — любуются… — Церен тихо усмехнулась и вновь резко отпрянула от Алиссы, закружившись.***
— Ваше Величество. Кармен подняла взгляд и к собственному удивлению застала перед собой Каспера. Он навис над ней, игриво-лукаво улыбаясь, спрятав руки за спиной, и медленно перекачивался с ноги на ногу. Королева вскинула бровь и склонила голову набок в немом вопросе. — Вам так идут кудри… — Спасибо, — холодно отозвалась Кармен. Каспер так и продолжил над ней стоять, странно улыбаясь, и она сразу же догадалась, что он уже совсем не трезвый. — Вы только это пришли сказать? — Нет, — Каспер, словно чем-то возмущенный, замотал головой. — Еще поздравить Вас с коронацией и вручить… небольшой подарок, — он достал руки из-за спины и услужливо протянул оригами на ладони. До чего же чудной человек… Кармен покосилась на него с негодованием, чуть поколебавшись, взяла оригами в руки, повертела, осмотрела и, нахмурившись, спросила: — Что это такое? — Лебедь. — Она подняла на него полный скепсиса и сомнений взгляд и вновь посмотрела на бумажную фигуру. — Не очень похоже, да? — Каспер неловко нахмурился. — Совсем не похоже. Да и столовая салфетка явно не лучший материал, — раскритиковала Кармен. — Но все же спасибо. Он улыбнулся, кивнул и, когда понял, что ей сказать больше нечего, развернулся и тут же был подхвачен Нейтаном, который поспешил утянуть его в сторону. — Ну что, герой-любовник, ты угомонился? — недовольно процедил он, скрестив руки на груди. — А ты не верил, что я осмелюсь… — Я это вообще несерьезно сказал! — воскликнул Нейтан, всплеснув руками, и безапелляционно заключил: — Все, больше ты пить не будешь. — Эх, Нейтан, разве ты не видишь?.. — протянул Каспер с тяжелым, мечтательным вздохом, опираясь о стену. — Ее красота, ее холодность, неприступность и загадочность… Она словно мартини со льдом в жаркий солнечный день… А знал бы ты, какие вещи она говорила про меня на совещаниях… — И что ты думаешь? — пренебрежительно прыснул Нейтан. — Что ты ей нравишься? Это тебе не какая-то доступная простушка Нора… Ты вообще понимаешь, про кого говоришь?! Опусти планку, дурак, — шикнул он, раздраженно нахмурившись. Так и хотелось дать Касперу оплеуху. — Вот увидишь: я и ее добьюсь! — Да как угодно, — Нейтан ощетинился и пробормотал себе под нос: — Идиот. Пьяный идиот… — Эй, мальчишки, — Джоанна подлетела к ним по спины совершенно внезапно, подпрыгнула, обхватила руками за плечи и чуть не стукнула их головами друг об друга. Нейтан недовольно зашипел и ударил девушку хвостом, но ей, кажется, было все равно. — Вы не видели Картера? — нетерпеливо протараторила она. — Мы как зашли в здание, так он и пропал… — Поищи его на улице, — буркнул Нейтан. — Помнится мне, он до этого такими словами обозвал этот праздник… — О, ясно, спасибо. Джоанна довольно хмыкнула и зашагала прочь, отпустив их. Каспер проводил ее растерянным взглядом, затем посмотрел на Нейтана и колко протянул: — Все-то ты знаешь… — Да, знаю. Потому что Картер хотя бы разговаривает со мной, — укоризненно протянул он, — в отличии от некоторых…***
Усеянный серыми хмурыми обломками пустырь простирался далеко-далеко, упираясь в суровые, грозные горы, из-за которых пробивалось закатное алое солнце — невероятной красоты вид, который открывался со стен Гарнизона. Картер нахмурился и закурил, щурясь от дыма, загнанного в глаза колючими потоками ветра. Все-таки, это такая отвратительная дрянь… «Не спишь, не ешь, курить начал… И когда все это началось?» Услышав глухие шаги где-то позади неподалеку, Картер рефлекторно вздрогнул и зачем-то выбросил сигару. Она полетела вниз, подхваченная ветром, разлетелся тлеющий пепел. Перевел пристальный взгляд в сторону: к нему медленно, стуча тяжелыми ботинками, кралась Джоанна, чуть пошатываясь. Она остановилась в метре от него, окинула его задумчивым хмурым взглядом, чуть улыбнулась и протянула: — Привет. Ответа от Картера не последовало: он не смог заставить себя говорить и лишь продолжил сверлить взглядом горизонт. Хотя Джоанну это не смутило. — Почему ты не на празднике? — Там шумно, — холодно бросил Картер, даже не повернувшись в ее сторону. Смотреть на Джоанну прямо сейчас было тяжело и страшно. Похоже, ему действительно придется — сейчас или никогда. — Да? — она удивленно вскинула бровь и словно с язвинкой протянула: — А я-то думала, тебе нравятся люди, их окружение, и внимание… — От громкой музыки голова болит, — вновь отмахнулся он. В последнее время ему не нравилось почти ничего, но он об этом не скажет — ни за что. Чем больше он выворачивает душу наизнанку, тем тяжелее становится после; да и не должен он выглядеть так никчемно в глазах других людей. — Понятно, — Джоанна пожала плечами, нервно притопнула ногой и тяжело вздохнула, задумчиво глядя вдаль. — Красивый закат… «Она отвлекает тебя, сбивает с намеченного пути, как и ты ее». — Картер, — мягко протянула она — он не выдержал, вздрогнул и перевел на нее потерянный, погасший взгляд. Небрежная, подвыпившая — до чего же красивая в солнечных лучах. — Знаешь что… Мне нужно сказать тебе кое-что. Лиггер вдруг подошла к нему так близко, что у него неволей перехватило дыхание. В ее янтарных глазах бесновались огоньки — ясные, страстные и нетерпеливые, даже в чем-то пугающие. Ее настрой и подозрительное спокойствие настораживали. Картер вопросительно вскинул бровь и стал ждать: что же она скажет?.. Хотя, впрочем, догадка приходила на ум сама, и от этого на душе становилось только паршивее. — В тот день… — заговорила она, — тогда, в Кретоне… ты, возможно, спас мне жизнь — сама я бы не ушла, — Джоанна тяжело нахмурилась, и в то же время на ее лице проскользнула мимолетная, по-детски искренняя и теплая, улыбка. Она подняла голову и заглянула прямо ему в глаза; так хотелось отвернуться, не смотреть, не видеть… — Ты столько раз спасал меня, а я — тебя. И… — она замялась и смущенно потупила взгляд (Картер смог-таки облегченно выдохнуть), — я помню, что ты сказал тогда, на корабле: «пока я рядом, ничего страшного не случится»… — протянула — почти что пропела — Джоанна. — Я помню, и я… постоянно об этом думаю. Я постоянно думаю о тебе. Картер вздрогнул. Откровение подобное ножу в сердце. Он тоже думает о ней. — Наверное, — она судорожно выдохнула, вновь подняла на него пронзительный, все так же пылающий, сверкающий взгляд, и протянула, нервно улыбаясь: — я просто хочу сказать «спасибо», и… я… — Джоанна вздохнула, запнулась, собираясь с мыслями, и решительно заключила: — Впрочем, дела говорят лучше слов. «Сегодня она сказала, что хотела бы уйти… Быть свободной — вот, чего она хочет…» Когда ее заледеневшие ладони, холод которых Картер мог чувствовать даже сквозь ткань рубашки, твердо легли на его плечи; когда она приблизилась к нему вплотную, прижимаясь к груди, чуть приподнявшись, он не смог пошевелиться. Встал, словно вкопанный. Джоанна обладала его лицо горячим дыханием, разящим перегаром, заулыбалась, судорожно выдохнула, и накрыла его губы своими, прикрыв глаза. «Но ее удерживаешь ты, и ее чувства… Вы оба мешаете друг другу, и вам лучше будет порознь…» Картер оттолкнул ее. Резко, грубо и решительно. Угрюмо свел брови к переносице и смотрел на нее сверху вниз. Джоанна казалась глубоко растерянной и ошарашенной. Судорожно выдохнула и тихо, едва слышно, пробормотала: — Что ты…? — Нет, — твердо выплюнул Картер, замотав головой так усердно и настойчиво, словно и сам не верил в то, что сделал. — Не надо, Джоанна… Так будет лучше для нас обоих. Она громко, несдержанно расхохоталась, подняв на него горький взгляд. — Лучше? — протараторила она возмущенно. — Что значит «лучше»? — Ответа не последовало. Девушка мгновенно переменилась в лице, сделала шаг в сторону к нему — но он лишь отступил назад, нарочно не подпуская ее к себе. — Картер… что с тобой? — Что с тобой?! — воскликнул, почти что прорычал, он, что Джоанна аж вздрогнула и замерла — только ее плечи едва заметно задрожали. — Ты вообще хоть понимаешь, что происходит?! Мы на гребаной войне! И из-за твоего безрассудства мы… — Моего безрассудства? — протянула Джоанна с горько-саркастической усмешкой. Она пыталась казаться собранной и безразличной, но ее блестящие, словно стеклянные, глаза, выдавали ее с головой. — Причем тут мое безрассудство… А-а-а!.. — театрально воскликнула она, вскинув брови и закусив губу с напускным разочарованием: — Да, я поняла… Ты просто повторяешь все, что скажет тебе папочка… — язвительно протянула Джоанна. Теперь она смотрела на него с каким раздражением и презрением, словно еще секунду назад не говорила о своих возвышенных чувствах, словно не целовала его так вожделеюще… — Почему ты думаешь, что я обязательно должен слушать его? — ощетинился Картер. — Или ты думаешь, что только он может тебя ненавидеть? Джоанна изумленно выдохнула и замерла, и в то же мгновение в ней, казалось, рухнул целый мир. — Ты меня ненавидишь? — ее руки задрожали в бессильной злобе. Картер снова молчал, и чувствовал себя так глупо. Даже двух слов связать не может — идиот! Джоанна загнанно дышала, ожидая ответа, пока не сорвалась, воскликнув с надломом: — Ну, что ты молчишь? Или может быть ты еще думаешь, что я тебе жизнь испортила?! — Тебе лучше уйти, — смогла наконец процедить Картер. На пальцах девушки опасно заплясали искры. — Не терзай меня и себя. — Никого я не терзаю, — насмешливо фыркнула Джоанна и мягко, нервно улыбаясь, протянула: — Картер… зачем так все усложнять? — ее тело затряслось сильнее прежнего, а в уголках ее глаз заблестели слезы. Он будет ненавидеть себя за это. — Мы ведь… — она запнулась — ей было все сложнее и сложнее сохранять самообладание, — ты… я… — сглотнула подступивший к горлу ком и отчаянно выпалила: — Картер… Я люблю тебя. Не выдержал. Отвел взгляд. Слишком больно смотреть. Он и сам не представлял, что творится у него на сердце — чувствовал только, что прямо сейчас все трещало по швам. — Ты мой. — Нет! — упрямо воскликнул он, сжав кулаки. — Хватит, прекрати, немедленно! Просто успокойся и оставь меня. Так будет лучше. Хлесткая, жаркая пощечина заставила его мгновенно отрезветь. Искаженное злобой лицо Джоанны промелькнуло совсем близко, а затем она умчалась, чуть ли не спотыкаясь — он толком не успел понять, когда она успела подлететь к нему и замахнуться. Картер протянул руку к обожженной щеке и тут же одернул ее — кожу щипало и жгло. А легче не стало.***
Ноги сами принесли ее в комнату, протащили сквозь лестницы, лифты и коридоры, и Джоанна, наверное, впервые ощутила, до чего же здесь было тесно и одиноко. Когда она захлопнула дверь и комната погрузилась в полутьму, которую разгоняли лишь лучи солнца, пробивающиеся сквозь жалюзи, смогла наконец позволить слезам поползти по щекам. Картер ненавидит ее. Ненавидит. Презирает. На глаза попались рисунки на стене, среди которых был и его гребаный портрет. Джоанна не стала колебаться — сорвала, смяла, разорвала на части и небрежно бросила на пол обрывки. «Или ты думаешь, что только может тебя ненавидеть?» Не сдержалась и завыла, ударяя кулаком в стену — и еще и еще, пока полностью не ободрала костяшки. Руки болели, но гнев и обида по-прежнему клокотали внутри. Джоанна зарычала и замахнулась ногой — пламя вырвалось из стопы, с грохотом раскалывая столешницу. Да горит оно все синим пламенем! Джоанна продолжала рычать от неконтролируемой злобы, сбрасывая на пол, ломая и сжигая все, что попадалось под руку, пока, наконец, не обессилила, рухнув на брошенную на пол подушку. Коснулась губ. Она все еще чувствовала дыхание Картера, чувствовала горько-сладкий привкус… Зажмурилась и всхлипнула. Какая же она неудачница. Идиотка. Обещала ведь себе: не цепляться, не привязываться. Обещала остановиться, когда почувствует, что преступила черту, — не смогла. Впервые поверила, что что-то может быть по-другому. Даже смешно как-то. Ведь как иначе — она всегда будет просто обузой, тянущим якорем… — Прекрати, немедленно прекрати, заткнись! — голос матери вновь эхом зазвучал в голове. — Ненавижу твое нытье! Закрой свой рот! О, как же я тебя ненавижу… Джоанна подтянула руки к груди, утыкаясь носом в колени. Это уже в прошлом. Ее здесь нет, и больше никогда не будет. Тогда почему же так тяжело дышать? Тогда почему же она все чаще видит Карлу в других людях, и слышит от них же ее ядовитые реплики? — Я столько угробила ради тебя, а ты… неблагодарная тварь… Ты мне всю жизнь испортила, слышишь?! По всему телу прокатилась волна дрожи. Джоанна подняла взгляд, и все вокруг поплыло перед глазами, отдаваясь настойчивым звоном в ушах. Нет-нет, спокойно… Вдох — выдох, вдох — выдох. — Тебе лучше уйти. Она уйдет. Уйдет и не обернется. Ведь так всегда было проще — для всех.