Разорванные небеса

      Когда время подошло к полудню, Касперу пришлось все же покинуть спальню Кармен и оставить ее наедине с делами, которые для нее никогда не заканчивались. Хотя делать этого не хотелось от слова совсем. Так непривычно.       Несмотря на то, что похмелье все еще давало о себе знать легкой сухостью в горле и ощущением тяжести на глазах, Каспер не придумал ничего лучше, чем самому удариться в какую-нибудь полезную работу. Исполнительностью и трудолюбием он никогда не отличался, однако… Это оказалось слишком хорошей возможностью, чтобы забыть и об удушающей страсти, и о горьких сожалениях и череде смертей, что свинцовой тучей нависла над их головами.       Каспер раз за разом пытался убеждать себя, что все в порядке, но ничего не было в порядке. Однако и об этом он старался не думать. Переживания бессмысленны. Они ничего не изменят, и только затмят собой видение чего-то нового, чего-то гораздо более лучшего.       Например, у него осталась еще куча неразрешенных вопросов, связанных с Каллипаном, — а уж это непременно станет ключом к их победе над Империей. Найти на них ответы — в его силах; главное только сохранять настрой.       Каспер раз за разом пытался убеждать себя, что ни одна из существующих проблем его не касается, но они трогали его слишком сильно. Однако сокрушаться по этому поводу не стоило. Стоило найти решение.       Каспер включил свет — лаборатория встретила его привычным беспорядком. По полу разбросались одноразовые тарелки с остатками еды, пустые упаковки из-под чипс и злаковых батончиков; складировались под столом пластиковые бутылки, которые он раньше собирал по просьбе Нейтана, а теперь — просто забывал (или ленился) вынести; расставились по углам импровизированные пепельницы. В воздухе витал металлический запах гудящих приборов, отдаленно напоминающий запах лекарств в больницах. Каспер подошел к столу, отодвинул в сторону весь мусор, который бесцеремонно загораживал монитор, опустился на кресло и… замер в ступоре. Заняться чем-то хотелось, но ни идей, ни сил после попойки и бурной ночи толком не осталось. Поерзал в кресле, уперся ногой в стол, оттолкнулся, проехался по полу — вздохнул, когда на глаза попался сладостно-злополучный стол.       Удракийцы говорят: «О, звезды!» — эти воспоминания не отпускают его ни на секунду. Несмотря на то, что получил он уже намного больше. Кармен въелась в его мысли, как вгрызается в кожу песок в разгар пустынной бури, — ну разве так бывает? Он не верил в подобное, не верил до последнего, не видел такого, не знал такого; но оно случилось. Ударило в голову как настоявшийся за годы коньяк или сомнительная доза — и не отпускает. Мысли скачут и скачут, но, в конце концов, возвращаются к ней.       Нет, — Каспер отвернулся к стене и прикрыл глаза, — так не бывает. Этому наваждению даже поддаваться не стоит.       Нужно сосредоточиться на чем-то полезном. Каллипан, например. Ему нужны ответы; но собственные источники уже исчерпаны.       Внезапный стук в дверь стал для него спасением и обескураживающим фактором одновременно. Спасением, потому что он мог наконец отвлечься от своих бессвязных мыслей; обескураживающим же фактором потому, что никто, кроме Нейтана, сюда толком-то и не приходил. Каспер развернулся на кресле к двери и крикнул:       — Открыто!       — Ого, неужели ты и впрямь приперся сюда даже после того, как натрескался в зюзю?       Тридцатилетний лысый мужчина, чье лицо покрывала отросшая колючая темная щетина, а растянутую голубую майку, мешковатые черные штаны и старые потрепанные коричневые ботинки покрывали темные масляные пятна и разводы побелки — давние результаты усердной работы, — показался на пороге со снисхождением в зеленых глазах. Это был Марвин: механик, с которым Каспер бок о бок трудился во время весенней осады Гарнизона. Они никогда особенно не общались (разве что, в плане работы), и увидеть его здесь действительно было неожиданностью для Каспера.       — Не преувеличивай, — отмахнулся он. — Не настолько я был пьян.       — Как знаешь, — Марвин пожал плечами. — Но я так скажу: не стоит так бухать в своем возрасте.       — Не учи ученого. Мне двадцать лет. И вообще, — Каспер закатил глаза, — раз ты зашел сюда, я дам тебе поручение. Найди кого-нибудь из этого Ордена и скажи, чтобы передал Карстену, что мне нужна вся возможная информация о Каллипане из удракийских источников.       — Орден, Карстен, Каллипан, — пробормотал Марвин и, щелкнув пальцами, заключил: — Понял. Но я к тебе, вообще-то, не просто так пришел. Тебя тут какая-то брюнеточка ищет.       — Какая еще брюнеточка? — Каспер непонимающе нахмурился.       — Не знаю, никогда не видел ее тут раньше.       — А как зовут, она сказала хотя бы?       — А, да… — Марвин нахмурился, припоминая. — Нэнси, Нура, Нора… Да, ага, Нора, точно.       — Ты уверен?! — Каспер аж подскочил с места, и его лицо вытянулось в удивлении.       — Ну, вроде как да, — мужчина пожал плечами и саркастически добавил: — А что? Это твоя пассия? Изменяешь Ее Величеству? Вы ведь там вытанцовывали вчера вечером…       — Марвин, замолчи. Где она?       — Стоит, ждет тебя в коридоре.       — Пусть зайдет, — Каспер покачал головой. — А ты… иди и сделай полезное дело.       Марвин тяжело вздохнул, оторвался от дверного косяка и вышел в коридор. У Каспера оставалось всего пару секунд, чтобы смахнуть со штанов осевшую пыль, поправить волосы и, сделав глубокий вдох, настроиться на грядущий, возможно, неловкий разговор, прежде чем Нора вошла в его лабораторию и остановилась у порога, пробежавшись вокруг глазами.       — Ух ты…       Касперу пришлось опуститься обратно на кресло, чтобы в нервных покачиваниях ногой скрыть внезапное чувство неловкости, возникшее на пустом месте.       Нора словно почти и не изменилась — разве что форма Гарнизона, взявшаяся, как и она сама, непонятно откуда, смотрелась на ней непривычно и диковинно, подчеркивая излишнюю худобу, которой девушка прежде не обладала. Ее лицо обрамляли пряди цвета вороньего крыла, в то время как остальная часть волос была собрала в два пучка; карие глаза горели знакомым детским любопытством.       Как она здесь оказалась? Что с ней произошло? Все эти вопросы навалились на него в тот самый момент, когда она только показалась из-за угла.       — Скажи мне, что я не сошел с ума.       Нора метнула на него удивленный взгляд и растянула губы в насмешливой ухмылке.       — Настолько не рад меня видеть?       Все-таки, кое-что изменилось — Каспер понял это с первых нот ее голоса. Нора часто бывала прямолинейной — обычно, когда ей что-то не нравилось, — в основном, была болтлива, но такой язвительностью никогда не отличалась. Каспер даже опешил; но быстро взял себя в руки.       — Ну, что ты, конечно нет, — он улыбнулся. — Я просто… не ожидал тебя здесь увидеть. Садись, — Каспер подался вперед, чтобы указать куда-нибудь, но в каждом уголке его ждало лишь очередное нагромождение мусора, — где найдешь…       — Ты как всегда гостеприимен. — Очередная колкость. Нора нашла стул, на котором была только грязная тарелка, убрала ее в сторону и присела, закинув ногу на ногу и смирно сложив руки на коленях. — Если честно, когда мне сказали, чем ты сейчас занимаешься и какую премию получил, я сначала не поверила. Ты, конечно, мозговитый, но еще, к тому же, совершенно безответственный.       — Неужели ты пришла сюда, только чтобы поносить меня?       — Я просто говорю, как есть, — Нора пожала плечами. — Не обижайся. Но ты молодец — правда. Вижу, много добился…       — Ох, это только начало, — самодовольно парировал Каспер. — И все-таки… ты здесь какими путями?       — Это долгая история.       — Ну и что? Я хочу послушать.       — Ладно…       Нора вздохнула; и когда она начала свой длинный рассказ: о Джоанне, появившейся в их городе после побега из Гарнизона, о Красном Восстании, о битва, окончания которой она с ужасом ожидала в их штаб, о решении их лидера Фриды, благодаря которой она здесь оказались, и о многом, многом другом… Слушая ее торопливый насыщенный рассказ с кучей отступлений и комментариев по теме и нет — Нора с жизнерадостным восторгом умудрялась описывать даже самые мрачные моменты ее путешествия, — Каспер все-таки убедился, что, несмотря на некоторую резкость и жесткость, которые появились в ней так внезапно, хоть и вполне закономерно, Нора осталась почти такой же, какой и была.       — И знаешь… — протянула она на вздохе. — Несмотря на то, что прошло уже два месяца, я до сих пор тоскую. Джоанна не заслужила такого конца. Иногда она и правда была грубой и невыносимой, но… все мы не идеальны. Она была хорошим человеком.       Повисло молчание. И Каспер вдруг почувствовал, как будто землю выбил из-под ног. Во всем этом водовороте диких россказней он почти упустил момент, когда Нора объявила о смерти Джоанны. Она сказала об этом вскользь — будто и вовсе не хотела касаться этой темы. Точно, не хотела: иначе бы не побледнела вот так.       Внутри все неприятно сжалось. Каспер старался не думать об этом: ни о Картере, ни об Алиссе, ни о ком другом, однако… Даже если спрятать это чувство куда поглубже, запереть на замок и выбросить ключ, оно никогда не уйдет: так и будет жить внутри и кусаться. И это — осознание ничтожности их жизни. Ведь разве то, что можно отнять одним выстрелом, может быть настолько бесценным, как о нем говорят? Жизнь скоротечна, и уходит она неожиданно.       Собственный страх смерти стал для Каспера скверным открытием. Но он и впрямь боялся не успеть насытиться своим пребыванием на земле вдоволь и воплотить все задуманное.       Ответить хоть что-то на слова Норы он не смог. Что бы ни приходило в голову, Каспер знал: этого будет мало. Утешитель из него никудышный.       — А еще она много рассказывала о тебе и о Нейтане, — продолжила она. — В том, что он был для нее хорошим другом, я не сомневаюсь, а ты… Хотя, возможно, и в тобой у нее была какая-то связь. В любом случае, мы все повидали всякое. И мне жаль.       — С чего ты взяла, что у нас была какая-то связь?! — вспыхнул Каспер, возмущенно вскинув брови. Конечно же, он прекрасно понимал, что она имеет ввиду; но желание соскользнуть с этой гнетущей тем просто не оставило ему выбора: сморозить глупость было необходимо.       Нора усмехнулась.       — Тебе обязательно все опошлять?       — А с тобой по-другому никак!       Каспер вдруг опомнился и замер в ужасающем осознании: он говорил не просто со старой знакомой — это была одна из его гребаных бывших, которую он, до кучи, бросил без всяких разъяснений, укатив в неизвестном направлении, и которую теперь привел в лабораторию, где чуть ли не каждый приходящий набрасывался на него с поцелуями в порыве дикой страсти. Возможно, это не лучшая его идея.       — То есть, я хотел сказать… — он попытался исправиться, понимая, до какого нелепия и абсурда дошла вся эта ситуация, но с каждым сказанным словом все как будто становилось в сотню раз хуже. — Нет, вообще, знаешь что, ты перегрузила мой мозг.       Нора смотрела на него так, словно он был цирковым клоуном, и не знала даже, что сказать. Каспер сам решил закрыть рот и не говорить больше ни слова.       К счастью, эта тяготящая пауза не затянулась надолго.       — Послушай, — мягко, и одновременно в меру настойчиво, протянула Нора, подавшись вперед. — Я не хочу, чтобы между нами не было каких-то недомолвок. То, что было между нами, должно оставаться в прошлом. Не знаю, как для тебя, но для меня это был не самый удачный опыт. И все же, я знаю тебя с детства и не хочу терять полностью. Давай просто обо всем забудем. У меня теперь своя жизнь, а у тебя — своя, — рассудительно заключила она. — Договорились?       «Я просто пытаюсь сказать, что ты мне нравишься».       «Нейтан, я… Я, кажется, переспал с королевой».       Сколько же дров он наломал по собственной глупости — и как сильно потом сожалел… Теперь еще одна подобная ошибка казалась просто недопустимой.       Каспер взглянул на Нору, решительно кивнул и улыбнулся.       — Договорились.       Стало так легко.

***

      Сегодня алое солнце зашло за горизонт слишком поспешно, передавая бразды правления ночи, и вместе с наступлением темноты и вечернего мороза возникло и отчетливое чувство отчужденности в новом, ранее совершенно незнакомом месте. Однако ж… люди из Пепельной пустоши по природе своей истинные хамелеоны. Рано или поздно они ко всему привыкнут: даже к темным стенам тесной каюты на корабле Ордена Дельвалии.       — Мне не нравится это место, — в очередной раз пробормотала Фрида, нервно взмахнув хвостом, пока стояла у маленького круглого окошка на стене и сквозь мутное стекло поглядывала на ряды оставшихся кораблей на своеобразной «парковке».       — Но ты же сама сюда захотела приехать, — буркнул в ответ Марко, который лежал на кровати, закинув ногу на ногу и сложив руки на животе. — Хотя, если честно, меня оно тоже бесит. Мы все как клоуны в этой идиотской форме.       — Не привередничай, — укоризненно произнесла Фрида. — И вообще, я не об этом говорила. Я просто не понимаю, почему нас подселили именно к Ордену. Мне напрягают эти удракийцы. Вроде как, они с нами, а вроде как… — она вздохнула и прикрыла глаза. — Не знаю. Это очень странно. Не так я это себе представляла…       — Расскажи об этом Джону, — язвительно опустил Марко. — Вот увидишь: уже через пару часов он донесет эти жалобы до королевы Кармен, и все эти пришельцы вернуться туда, откуда и прилетели.       Фрида его юмор явно не оценила — тем более, что от напряжения ее это не спасло: напротив, только все усугубило. Как же королева Немекроны могла довериться народу, который ответственен за то, что эта война началась?       К счастью, уже в ту же секунду дверь с грохотом распахнулась, и на пороге показалась Рут с крайне недовольным, красным от гнева лицом, одного взгляда на которое хватило, чтобы забыть обо всех прочих тревогах. Кажется, кто-то снова накосячил.       — Напомните мне, почему этот старый пердун вообще до сих пор с нами?! — раздражительно прорычала девушка, сжав кулаки с такой силой, что ее руки задрожали от напряжения. Марко и Фрида уставились на нее в растерянности — оставалось только гадать, что Джон учудил в этот раз, что настолько прогневал девушку, — а Рут тем временем продолжила свою гневную тираду: — Он снова нас позорит! Даже здесь! Он, блять, не может запомнить, где туалет, но все равно умудряется всех нас позорить!       — Твои истеричные вопли тоже не подарок, Рут. — Недовольный Джон возник прямо у нее за спиной, прижимая к груди три бутылки и прожигая ее темную макушку угрюмым взглядом. — Я даже ничего не сделал.       — Ты серьезно называешь драку «ничего не сделал»?! — вспыхнула девушка, резко повернувшись к нему. — Не началась ли у тебя деменция?       — Обижаешь. Я для этого еще слишком молод.       — Оно и видно. Ты инфантильный.       — Да с кем он подрался?! — вмешалась Фрида, источая исполинский, обычно не свойственный спокойной, созерцательной себе гнев.       — Я ни с кем не дрался. Просто чье-то лицо случайно упало на мой кулак, — отмахнулся Джон и бодро добавил: — Зато теперь у нас есть выпивка. Да не абы какая, а космическая. Не понимаю, что за каракули тут написаны, но пахнет как вино.       — А вот это мне уже нравится, — подал голос Марко, резко подскочив на месте. — Предлагаю отметить счастливое окончание нашего долгого пути.       — Мне нравится, как ты мыслишь, мелкий, — Джон демонстративно обошел Рут и опустился на свободную койку напротив той, что занял Марко. — Сейчас наши молодые голубки подтянуться, и начнем.       Рут издала раздражительный вздох и, смирившись, что успокоить никого ей уже не удастся, сел на койку рядом с Марко. Фрида тоже к ним подтянулась.       — О, твою ж мать, только не снова, — цокнул подросток и резко вскочил с кровати, пересев к Джону. — От вашего сопливого флирта у меня уши в трубочку сворачиваются.       — Зато от него ты заразишься идиотизмом, — зардевшись, недовольно прокомментировала Рут, пока Фрида успешно сделала вид, что ничего такого не произошло.       — У меня кончаются силы отвечать хоть что-то на твою бредятину.       — Вот и хорошо. Тогда молчи.       Совсем скоро подошли Нора и Гастон с жалобами на петляющие коридоры на корабле и Джона, который «совершенно не умеет ждать», — их болтовня тут же сняла уже привычное напряжение, которое обострялось каждый раз, когда Рут и Джон оказывались на одних квадратных метрах.       — У меня есть прекрасная идея, которая понравится всем, кроме, конечно же, Рут, — объявил мужчина, когда Нора и Гастон сели рядом. — Мы можем сыграть в «правду или выпивку».       — Ты думаешь, что кто-то без выпивки здесь станет говорить правду? — проницательно заметил Гастон, вскинув бровь. Джон задумчиво нахмурился.       — Ладно, хорошо, ты прав. Тогда… мы сыграем в «правду и выпивку».       — Нет такой игры, — хмуро заметила Рут.       — Значит, теперь будет, — твердо заявил он, недовольно дернув уголком рта. — Считайте, что я ее придумал… В общем, суть такая: каждый наливает себе по стакану, все пьют до дна на счет «три», и тот, кто заканчивает пить последним, отвечает на вопрос, который ему задаст кто-то другой.       — По-моему, каждая пьянка так и происходит: все бухают, а потом жалуются на свои детские травмы и никчемную жизнь.       — А тебе для того, чтобы поныть, и пьяной быть не надо. Короче говоря, мы играем, и вам лучше не спорить со старшими.       Рут фыркнула; но с предложением Джона не стал спорить никто. Выпивка в любом случае стала бы для них прекрасной возможностью расслабиться после насыщенного дня, львиную долю которого отняла череда проверок и суетливое размещение в каютах. Гастон принес из встроенного в стену шкафа стаканы (их, как и другой посуды, оказалась там просто невпроворот — должно быть, поесть удракийцы были тем еще любителями), раздал; Джон всем налил; и тогда они, как и полагалось, на счет «три», опустошили стаканы.       — Неужели мы и правда будем играть в эту идиотскую игру? — скептически озвучила Рут, опрокинув свою порцию, но никакого ответа не последовало — все и впрямь поддержали идею Джона.       — Нора, — обратился Марко, и на его лице проскользнула лукавая ухмылка, — ты была последней.       — Ладно, — девушка пожала плечами. — Спрашивай.       Парень задумчиво хмыкнул и задумчиво потер между пальцами один из дредов.       — Я даже не знаю, что именно у тебя спросить…       — Вообще-то, как первый спрашивающий за игру, — с видом знатока протянул Джон, — ты можешь задать целых два вопроса. Таковы правила.       — Правила, которые ты сочиняешь на ходу? — саркастично опустила Рут, вскинув бровь.       — Моя игра: что хочу, то и делаю. Марко, давай.       — Хорошо, — тот довольно кивнул. — Итак, во-первых, что ты делала, когда пошла к Касперу?       — Откуда ты… — Нора изумленно вскинула брови.       — Кое-что подслушал, кое-что сопоставил… — Неопределенно покачал головой. — Так что? Отвечай.       — Мы разговаривали, — Нора снова пожала плечами. Марко тяжело вздохнул и недовольно посмотрел на Джона.       — Наверное, здесь двух вопросов не хватит…       — Ну… — мужчина задумчиво поджал губы и постучал ногой по полу. — Как создатель игры, я могу спрашивать что захочу и когда захочу… Поэтому, Нора, расскажи нам, о чем вы разговаривали?       — Вы решили ей допрос устроить, или что? — прокомментировала Рут.       — Допрос — это суть этой игры, — протянул Марко, карикатурно вскинув палец. — Так что, мы все ждем. Или тебе, — он снова пристально посмотрел на Нору, — есть, что скрывать?       — Да нет, — девушка отозвалась без всяких заминок. — Просто мы с ним и с Нейтаном росли в одном детском доме, и я просто не могла поговорить с ними. Я рассказала ему про Красное Восстание, а он мне — про работу в Гарнизоне. Ничего такого сверхъестественного.       — А может, у вас с ним что-то было? — подозрительно продолжал Джон. К удаче Марко, он прекрасно понимал, что тому было интересно.       — Все, что у нас было, осталось в прошлом, — спокойно отвечала Нора. — Он менял девушек, как перчатки, так что даже это не стоит воспринимать серьезно.       Гастон взволнованно покосился на нее, Марко — на него, после чего, чуть пораскинув, протянул:       — Ладно, хорошо, допустим. Теперь следующий вопрос. Что было у тебя с Гастоном?       Если бы Нора пила или ела, обязательно подавилась бы; но вместо этого она лишь зарделась и отвела взгляд в сторону. Гастон тоже показался смущенным. Как, впрочем, и все остальные — Марк удачно выстрелил прямиком туда, что мне старательно игнорировали.       — А что тут такого? — недовольно протянул он. — Я переживаю, чтобы мой брат-дурачок не угодил в лапы какой-нибудь стервы. И не то, чтобы ты была стервой, но просто я все равно знаю тебя слишком мало. Меньше, чем остальных.       — Очень надеюсь, что то, что у нас было, ты скоро познаешь сам, — парировал Гастон вместо Норы, нервно расчесывая пальцами русые волосы.       — Ну ты и… — Марко зашипел и отмахнулся. — Ясно. Я так и знал, что неспроста она твои россказни про машины слушала. Только позаботьтесь о том, чтобы я случайно не стал дядей.       — Постараемся, — смешливо опустил Гастон. — Еще вопросы будут?       — Нет, — решительно отозвался Джон. — Продолжаем.       К тому моменту, как они приступили ко второму кругу, выпитый инопланетный алкоголь уже ударил в голову и дал знать о себе жаром в голове. Теперь же, однако, игра должна была идти проще.       — Фрида! — воскликнул Джон, когда котоликая опустила пустой стакан. — Теперь допрашивать будем тебя.       — Ляпни что-то не то, и я убью тебя, — предупредительно протянула Рут, и ее глаза сверкнули действительно опасно и угрожающе.       — Хватит, прекратите, — успокоилась Фрида. — Пусть спрашивает, что захочет.       — Хорошо, — Джон пожал плечами. — Тогда… Ты не обидишься, если я, возможно, задену что-то слишком личное?       — Я постараюсь.       — Нет, я серьезно. У всего должны быть свои пределы.       — Вау, — Рут снисходительно фыркнула, — в тебе проснулась совесть? Решил перестать быть таким бестактным хамлом?       — Решил, что не хочу довести до слез твой объект воздыхания, — процедил мужчина сквозь зубы и, когда та собиралась возразить, добавил: — Даже не спорь. В твоем возрасте у людей еще плохо получается скрывать свои мысли и чувства. Но я не стыжу тебя за это, как ты могла подумать. Я хочу, чтобы вы, девочки, были счастливы. Итак, — Джон снова повернулся к Фриде, задумчиво перебирая в руках стакан, на дне которого осели капли синей жидкости, — я знаю все и обо всех. Марко и Гастон остались сиротами, когда им было по пять и семнадцать, Нора росла в детском доме вместе с какими-то Каспером и Нейтаном, а у Рут отец был алкашом, поэтому она теперь презирает меня, хотя зачем-то все равно со мной бухает. Но ты… О тебе я не знаю толком ничего. Как тебя-то жизнь помотала? Что привело тебя к тому, чтобы создать Красное Восстание?       — Я мало чем отличаюсь от вас, — протянула Фрида на вздохе и намотала на палец прядь волос. — Я тоже сирота из Пепельной пустоши и до определенного момента моя жизнь совсем не была похожа на героическую сказку. Когда мне было пять… — она поджала губы, сделала глубокий вдох и подняла задумчивый взгляд на потолок, будто собираясь с мыслями. — Умерли мои родители. Они были путешественниками — всю свою жизнь этому посвятили, — она заулыбалась, вспоминая смутные очертания их лица, которые ее мозг за двадцать лет давным-давно должен был вытеснить из памяти, — и в то время отправились в море; а меня оставили на время со своей подругой. Помню, мама еще была беременна и вечно говорила, что у меня скоро будет брат… Но в море начался шторм. И они так и не вернулись.       Все замолчали, пропитавшись каким-то мрачным, тяжелым настроением. Ни для кого тема родительской смерти не была чем-то новым; но каждый раз, стоило кому-то заговорить о подобном, и сердце уходило в пятки. И, казалось, эта тишина нервировала Фриду куда сильнее, чем болезненный опыт. Джон слушал ее предельно внимательно и даже пропитался сочувственной печалью. Рут сдавленно сглотнула и вцепилась во Фриду взволнованным взглядом — будто только и ожидала, что та не выдержит: сорвется, разрыдается, вспоминая боль утраты. Но этого не произошло. Котоликая нервно взмахнула хвостом, печально улыбнулась и продолжила:       — Я всегда мечтала стать такой, как они. Повидать мир, познать счастье… Только эта дурацкая война помешала. Потому я и возглавила Красное Восстание: как символ борьбы за свободу и лучшую жизнь.