***
— Наконец-то мы снова встретились, мама. Джоанна мысленно возненавидела пресную усмешку, которая вновь сорвалась с ее губ. Даже сейчас, когда ей не было ни капельки страшно — скорее, горько и досадно, — этот проклятый защитный механизм срабатывал. А может, это вовсе и не было защитой? Может, это была вполне искренняя насмешка над жалким положением Карлы и страхом, который так отчетливо и нескрываемо читался в ее мимике и жестах. Женщине пришлось сесть на одинокое кресло у окна, лишь бы только не рухнуть здесь и сейчас от изумления, походящего, скорее на диковинный ужас. Она выглядела настолько сбитой с толку, настолько перепуганной — легкая дрожь и нервно сжатая в руках ладонь выдавали ее с головой, — что Джоанна невольно задалась вопросом: что именно довело эту женщину, обычно вселяющую своим видом лишь уважение, до такого состояния? Куда улетучилась ее знаменитая выдержка? Что ее сломило: уж ли не общение с удракийской Императрицей? Или осознание неминуемого конца? — Какая ирония… — протянула с издевкой Джоанна, нервно покачивая ногой и сжимая в кармане пистолет. — Помнишь, когда-то в этом городе все чуть-ли тебя не боготворили? А теперь они готовы растерзать тебя на кусочки… Интересно, извинились бы они передо мной спустя столько лет?.. Ей нравилось видеть Карлу в таком состоянии. Нравилось, что она чувствовала себя так же, как и ее дочь когда-то: загнанной в угол и униженной. Но что ей не нравилось, так это то, что кроме панического ужаса, на лице женщины не проявилось больше ни единой эмоции. Будто она даже и не подумала вспомнить о том, как изводила свою дочь, как довела ситуацию до такого итога. — Как… — пробормотала Карла и тут же осеклась. Ей потребовался протяжный глубокий вдох, чтобы собраться с мыслями и произнести: — Как ты оказалась здесь? Я думала, ты мертва. Разве тебя не убили… — Пытаться убить меня, — отрезала Джоанна, помрачнев, — все равно, что пытаться отрубить хвост ящерице. — Но как же ты пробралась сюда? В конце концов, Дреттон ведь оцеплен… — Просто лидеры местной оппозиции оказались моими старыми друзьями. Карла тихо прыснула в ответ на ее слова. Джоанна нахмурилась. Ей не должно быть смешно, пусть даже если это и реакция на стресс. Она должна заливаться слезами, дрожать от страха, страдать — но не смеяться, не смеяться! Джоанну затрусило от злости. Она собиралась сказать что-то, как вдруг дверь неожиданно скрипнула. — Мама? Курчавая темноволосая девочка так и замерла в проходе, впав в растерянный ступор и недоумевающе хлопая зелеными глазами. Карла прикрыла глаза, раздраженно шепча себе что-то под нос, а затем выплюнула: — Роксана, выйди! Девочка не послушалась ее — вместо этого она перевела недоумевающий взгляд на Джоанну и тихо протянула: — А ты…? — Ты ведь меня не помнишь? Джоанна почувствовала, как внутри все горько-туго сжалось. Стоило Карле только повысить свой голос, и она поняла: за эти шесть лет так ничего и не изменилось. Этот ребенок, которого она когда-то проклинала от зависти, тоже стал для своей матери просто марионеткой для реализации собственных несбыточных мечт об идеальной жизни. Отвратительно. Все это от начала и до конца была отвратительно. — Ты… — девочка говорила несмело, опасаясь то ли гнева матери, то ли вторгшейся в их дом под шум выстрелов незнакомки. — Ты похожа на мою сестру, которая умерла. Карла снова издала смешок, в котором на сей раз сочилась скорее снисходительная ирония. Джоанна проигнорировала этот выпад. Сейчас сложилась совершенно иная ситуация: то, что Рокси окажется здесь, вместе со своей матерью, которая перманентно является мишенью для убийства, не ожидал никто. — Ты удивишься, — отозвалась Джоанна, пытаясь выдавить хотя бы какое-то подобие улыбки, — но я и есть она. На лице девочки отпечатался явный скепсис, граничащий с паникой. Она перевела неуверенный взгляд на мать — и та, как ни странно, лишь вяло кивнула, смиренно принимая признание Джоанны. — Ты так выросла за это время… — протянула Джоанна, пытаясь сдержать так отчаянно просящиеся наружу слезы. Она была отвратительной сестрой. — Я бы, наверное, тоже тебя не узнала. — Это правда ты? — Рокси по-прежнему относилась к ее словам с недоверием. Но Джоанна не могла злиться на нее за это — слишком сложная ситуация для девятилетнего ребенка. — Ты же умерла. — Твоя мать солгала тебе, — отчеканила Джоанна без всякой задней мысли. Рокси непроизвольно подтянула руки к груди, борясь с накатившим негодованием, пока ее старшая сестра продолжила: — Скажи, она тебя обижает? — Ты не… — Я не с тобой разговариваю, — рявкнула Джоанна, достала пистолет из кармана и направила ее прямо на Карлу, вынуждая ту замолчать. Рокси испуганно вздрогнула, но стоило только Джоанне снова посмотреть на нее, и в ней отчего-то прибавилось уверенности. Словно сестра почувствовала в ней защиту. — Она обижает тебя? Кричит, ругает, бьет? Девочка бегло взглянула на мать — и ее зеленые глаза не излучали в себе ничего хорошего: лишь враждебность и ненависть, которую девятилетний ребенок вообще не должен был испытывать. — Да. Этого краткого, обрывочного ответа хватило, чтобы вновь все понять и осознать. Джоанна горько вздохнула — эта женщина только и делает, что слепо губит чужие жизни. — Ты бы хотела уехать от нее? — Да. Карла издала судорожный вздох, напоминающий, скорее, отчаянный всхлип. Джоанна закатила глаза: эта женщина не могла отбросить свою роль вселенской жертвы даже сейчас. Посмотрев на Рокси, она четко увидела в ее глазах горящий огонек надежды, негласную мольбу вытащить ее из этого кошмарного дома. Джоанна выдохнула. Все это было чревато новыми неприятностями; но ее совесть, по крайней мере, будет чиста. — Хорошо, — спокойно произнесла она. — Тогда иди на улицу, прямо сейчас. Там тебя встретят люди. Скажи им, что я сказала забрать тебя. Главное, не бойся их. Они со мной и ни за что не причинят тебе вреда. Рокси скептически нахмурилась. — А что будет потом? — Потом, — Джоанна ободрительно улыбнулась, — все будет хорошо. Иди. Рокси медленно покачала головой и перевела хмурый взгляд на Карлу — но женщина не удосужилась взглянуть на нее хотя бы краем глаза, полностью поглощенная своим горем. И в этот раз девочка покинула комнату с гораздо большей уверенностью — только ее глухие шаги эхом остались в коридоре. Джоанна проводила ее пристальным взглядом и вернулась к Карле, лицо которой застыло в презрительно-насмешливой, полуотчаянной гримасе. — Поздравляю, Марселла, — сквозь нервный хохот выпалила она, — тебе все-таки удалось выставить меня злодейкой! Браво! — Ну, конечно, — закатив глаза, прыснула Джоанна. Это было так отвратительно, снова — так отвратительно, что хотелось упасть на пол и разрыдаться от бессилия. — Ты всегда будешь хорошенькой. Все вокруг злые, жестокие и эгоистичные, а ты — их ни в чем неповинная жертва! — презрительно выплюнула Джоанна. Она вскочила со стула и прошлась в сторону матери, которая едва заметно напряглась, нависнув над ней тяжелой тенью, сжав кулаки до побеления костяшек и дрожи в руках. — Тебя саму, — прошипела она, — не тошнит от этого? Карла подняла на нее немигающий взгляд, в котором не было ни толики стыда и — уж тем более-то! — вины. Лишь упрямый отказ признавать хоть какой-нибудь из своих просчетов. Ее карие глаза были холодны, бездушны и непроницаемы. И все же, в их уголках скопились слезы — слезы, об искренности или фальши которых Джоанна впервые не могла утверждать столь уверенно. — А разве это не так? — ее голос дрогнул, наполнившись истерическими нотками. — Ты разрушила всю мою жизнь! Все мои мечты рухнули, стоило только тебе появиться на этот свет! Джоанна непроизвольно отшатнулась. Обуза, ненавижу тебя, лучше бы ты исчезла, лучше бы тебя не было — все-все-все слова, которые когда-либо звучали из уст матери, роем закружились в ее голове, подстегивая и без того горячую кровь и изнывающее от боли сердце. Однако разве была в этом ее вина? — Но я не просила тебя рожать меня, — выпалила Джоанна и рвано всхлипнула, чувствуя, как соленый ком плотно сдавил грудь. В этом и была трагедия всей ее жизни: она никогда ни о чем не просила. — И не просила тебя возвращаться за мной после того, как ты бросила меня и оставила с бабушкой. — Голос надломился и задрожал. — Не просила бить, оскорблять и унижать меня. Я была ребенком, просто ребенком! Чем я заслужила такое отношение?! — Я хотела вырастить из тебя достойного человека, — отчеканила Карла, будто зазубрила этот ответ заранее, что бы она ей ни сказала. — Я не просила тебя об этом! — снова выплюнула Джоанна. — Я тебя никогда ни о чем не просила, но ты делала все сама. Это ты испортила мою жизнь — не я твою. Если бы не соленый привкус, осевший на губах, Джоанна бы даже не заметила собственных слез. — И что теперь? — вскинув бровь, пресно выдавила Карла. — Ждешь от меня извинений? — Конечно, нет, — Джоанна снисходительно фыркнула. Ее мать безнадежна; и это, кажется, что-то вроде родового уродства. — Но я хочу, — она опустилась на корточки, так, чтобы быть с Карлой на одном уровне, чтобы наверняка видеть ее глаза — будто бы еще надеялась увидеть в них хоть что-нибудь человеческое, — чтобы ты поняла и признала… Не во мне была проблема все это время. А даже и если, то я — дочь своей матери. Карла даже не шелохнулась, услышав эти слова. В ее глазах не промелькнула ни одна искра, на лице не дрогнула ни одна мускула — лишь брови снисходительно поползли вверх. — Не вынуждай меня слушать этот сопливый бред. Просто покончи с этим. Несмотря на то, что обе не желали признавать этого, они, похоже, действительно были одной крови. Джоанна уронила скупой горький смешок. Все это она представляла себе совершенно иначе. — Даже не будешь лить слезы, как ты делаешь это обычно? — хрипло протянула она, глядя на женщину с разочарованием. Теперь ее месть даже казалась бессмысленной, отчасти. — А смысл? — Карла пожала плечами. — Все равно у меня уже ничего не осталось. А ты не остановишься, что бы я не говорила. Если за шесть лет ты не унялась, то этого не случится и сейчас. Джоанна прикрыла глаза, глотая неконтролируемые слезы, и дрожащей рукой потянулась за пистолетом в кармане. Выпрямилась, слегка пошатываясь, и жестко, из последних сил пытаясь придать этому моменту хоть какую-то иллюзорную значимость, какую всегда воображала, выплюнула: — Я сделаю твою смерть невыносимой, — она легким движением спустила предохранитель, готовясь выстрелить. Карла больше ничего не отвечала. Поэтому Джоанна, взмахнув рукой, позволила пламени плавно распространиться по периметру комнаты, которую она заранее облила бензином, а затем, когда женщина взглянула на нее с толикой неясной растерянности и — неожиданно — призрачной надежды, плескавшейся на дне карих глаз, без колебаний выстрелила.***
План, составленный Джоанной, Изабеллой и Биллом, был предельно простым: последние двое предоставляют Картеру и Джоанне машину, Билл сопровождает их через подземные тайные ходы, информацией о которых Империя за минувший год так и не завладела и которые активно использовались восстанием в виду этого; а после группа их людей врывается в место укрытия Карлы, методично избавляется от всей охраны, дает Джоанне, пробравшейся в дом, время на завершение дела, что удачно играло на руку всем участникам этой операции, и позволяет ей вместе с Картером уехать в глубокую ночь — или, сказать точнее, в рассвет, поскольку этот налет планировался поздним вечером, когда Дреттон уже погрузился бы в сонливую тишину и бдительность патрульных Империи несколько пала бы. Хотя на деле, признаться, все выдалось несколько сложнее. Выстрелы и характерный для ожесточенный бойни, которую повстанцы учинили против охранников Галлагерши, поднял немалый шум на улицах города. К счастью, оперативные быстрые действия людей, руководимых Биллом, который отнесся к этому делу с чрезвычайной ответственностью, которая, как показалось Картеру, была ему не свойственна, смогла снизить риск возникновения лишних неприятностей до минимума. Например, вызвать подкрепление они вряд ли успели. Сама же Империя вряд ли успела бы среагировать на организованное нападение вовремя — как минимум потому, что мэрию, являющуюся концентратом удракийцев, от укрытия Карлы отделял далеко не один десяток километров. И все же, Картер не переставал нервничать. Даже несмотря на свою предельно простую роль: сидеть в машине и ждать, — он не мог спокойно находиться на одном месте. В панике он выкурил несколько сигар за какие-то двадцать минут, но тревога от этого не угасла ни на йоту. Ему действительно было страшно — страшно, например, что сейчас сюда вторгнется целое войско удракийцев и размажет их в щепки. Или же то, что что-нибудь случиться в Джоанной. И второе, пожалуй, пугало его намного сильнее первого, даже если и казалось куда менее вероятным. И все же… Разве все, что происходило, не было чистого рода безумием?! Дочь, желающая убить собственную мать настолько, что пошла на сделку с лидерами военной оппозиции… Что же такого ужасного происходило в стенах этого дома, что довело Джоанну до таких отчаянных мер? Что Карла Галлагер сделала с ней? Картер несколько минут смотрел на этот дом из окна машины и совершенно не мог взять в голову, почему такие семьи, как у него и Джоанны, вообще существуют. Вернее сказать… Почему родители способны так относиться к своему ребенку, которого сами решили выпустить в этот свет; что же их толкает на эту жестокость? Может быть, это жестокость, которую они когда-то пережили сами? Вот это уже было похоже на правду. Потому даже сам Картер, как бы отвратительно не было признавать это, был слишком похож на своего отца и на свою мать. Из собственных мыслей его вырвал нетерпеливый стук в окно — за ним стоял мрачный, чем-то явно недовольный Билл. Картер опустил стекло и встревоженно спросил: — Что такое? — Появилась небольшая проблема, — вздохнув, пресно констатировал мужчина. — У Джоанны есть сестра, и она все-таки, как оказалось, была со своей матерью. Джоанна хочет ее забрать. Картер на несколько секунд растерялся. Дело в том, что после «покинуть Дреттон» в их плане не было предусмотрено больше никаких шагов. Вероятно, они собирались продолжить свой путь в никуда, и мысль о том, что им придется забрать с собой еще и девятилетнюю девочку, которая совершенно не вписывалась в их дуэт, доставляла немало головной боли. Что они вообще будут с ней делать после этого? И не привлечет ли вдруг пропажа дочери Карлы внимание Империи? Картер попытался представить себе хоть один из возможных вариантов развития, но быстро прекратил это дело. В конце концов, не ему в это лезть. — Ну, хорошо, — пожав плечами, отозвался он. — Если она хочет, пусть… Билл кивнул и поманил девочку, стоящую на несколько метров позади, рукой. Картер разблокировал двери. Билл услужливо открыл заднюю и пропустил ее внутрь. Сестра Джоанны, Роксана, была совершенно не похожа на нее саму: темные курчавые волосы, зеленые глаза, никаких признаков эльфийской крови — видно, внешностью она пошла в мать и была чистокровной уттари. А девочка казалась по-настоящему растерянной и даже испуганной всем происходящим. Несмотря на деланно храбрый взгляд и попытку сохранить суровое выражение лица, легкая дрожь по всему телу с головой выдавала ее. Должно быть, страшно переживать нечто подобное в девять лет. Картер смотрел на нее не менее обескураженно. Нужно было что-то сказать, чтобы банально не дать этому ребенку увязнуть в непозволительной панике, однако никакие слова, кроме строгого армейского «Отставить нюни!», не приходили в голову. Но вдруг, она, хмуро сведя брови к переносице, угрюмо и недоверчиво буркнула: — Ты педофил? Когда Роксана сказала это, Картер едва не подавился воздухом. Это было одновременно самое глупое, смехотворное и возмутительное обвинение в жизни, которое ему когда-либо предъявляли. — Чего? — выпалил он с негодованием. Девочка опустила голову вниз, подозрительно глядя на него исподлобья, и повторила: — Ты педофил? — Я не… — Картер беспомощно всплеснул руками, обрываясь на полуслове. Пришлось потратить пять секунд, чтобы свыкнуться с абсурдностью всего происходящего. — С чего ты это взяла? — Ну, потому что я читала, что педофилами обычно бывают странные люди на странных машинах. Они с Джоанной совершенно точно были сестрами. — А еще странными людьми на странных машинах бывают людоеды. Может быть, тогда я вообще людоед? — смешливо пробормотал Картер. — Брехня. Людоедов не существует, — раздражительно заявила Роксана, сложив руки на груди. — Я никогда их не видела. Картеру пришлось сдержаться, чтобы не ударить себя по лбу. Вздохнув, он пробормотал: — Я только что как будто бы потупел… Его недовольное замечание явно не понравилось девочке — и в отместку она красноречиво продемонстрировала ему средний палец. — Значит, вот тебе, тупой педофил-людоед! Закатив глаза, он вернулся на место, откинувшись на спинку кресла. Этот неугомонный ребенок, по всей видимости, был совершенно невосприимчив к стрессу. Завозившись с Роксаной, Картер банально не заметил возвращения Джоанны — о нем его оповестил настойчивый громкий стук в окно. Стоило ей только появиться, и внутри все сжалось. Картер разблокировал двери, и Джоанна нетерпеливо залезла внутрь. Плюхнулась на сиденье, хлопнула дверью; но не издала ни звука, вытаращившись невидящим, опустошенным взглядом куда-то вперед. Тусклый свет с улицы и характерный шорох ткани позвонил Картеру понять, что ее не слабо трясло, будто внутри ее тела заработал неисправный механизм. Он снова-таки растерялся. У него было так много вопросов, внутри скопилось так много жгучей, беснующейся тревоги; но присутствие Роксаны не давало ему сказать ничего из того, что он хотел. Поэтому, Картер лишь медленно, несколько неуверенно протянул: — Ты..? — Да, — отрезала Джоанна. Ее голос был стальным, жестким и абсолютно бесчувственным. — С этим покончено. — Хорошо. Картер завел машину и, получив световой сигнал от одного из группировки, тронулся с места, заворачивая в переулок. — Куда мы едем? — подала голос Роксана с заднего сиденья. Джоанна заметно вздрогнула, будто и позабыла, что сама отправила свою сестру сюда. — Туда, где тебе будет хорошо. Девочку такой ответ вполне устроил; а вот Картера — нет. Но он решил повременить с вопросами до того момента, пока они хотя бы не покинут Дреттон. — Марселла, мне не нравится твой друг! — пожаловалась вдруг Роксана. — Он говорит, что он людоед, но мне-то кажется, что он педофил… — Во-первых, не называй меня Марселлой, — недовольно процедила та в ответ. — Зови меня Джоанна, или вообще никак, но только не этим именем. А во-вторых, он не педофил. Не придумывай. — Значит, он людоед? — Он шутит, — отмахнулась Джоанна. — Не говори глупостей. Роксана угрюмо поджала губы и отвернулась к окну. Джоанна сделала тоже самое, прислонившись лбом к холодному стеклу. Картеру не нравилось это молчание и мрачный настрой. Конечно, очевидно, что после того, что только что произошло, ни о каких радостных плясках или чем-то подобном речи и быть не могло, однако ж… За это непродолжительное время Джоанна будто бы стала другим человеком. Она вышла из этого дома какой-то не такой, какой была раньше. Картер взволнованно покосился на нее украдкой — и в полутьме заметил на щеках блестящие крупные капли слез, что медленно сползали вниз. Почувствовав его взгляд, Джоанна тут же поспешила смахнуть их. Ее рука неконтролируемо дрожала. Тишина неожиданно начала душить своей непоколебимостью; когда вдруг вдалеке прогремел оглушительный, содрогающий воздух взрыв. О том, что именно это было, догадываться не пришлось.