***
— Все-таки, без крови на стенах тут намного лучше, — шутливо отметила Изабеллы, опускаясь на кресло за рабочим столом и вновь обводя пристальным взглядом всю комнату. Светлые стены, бежевый ламинат, длинные стеллажи вдоль стен, забитые папками, которые, несомненно, нуждались в том, чтобы перебрать их от начала и до конца в поисках какой-нибудь важной информации, белые шторы, отдающие серебряным отливом в свете ламп, и пустующая вешалка в углу у двери — в целом, все осталось так, как было и до них, не считая убранной удракийской символики, которая, казалось, заполонила каждый уголок мэрии. Некогда этот кабинет принадлежал Карле Галлагер и наверняка успел стать ее «вторым домом» — ведь она так любила и гордилась своей должностью. Однако теперь эта комната, это здание и все этот город — все — в руках Изабеллы. — Нравится сидеть там, где раньше грела свою задницу Галлагерша? — будто прочитав ее мысли, опустил в той же манере Билл, пока мерял шагами комнату, скучающе осматривая все, что попадало на глаза. — Наверняка чувствуешь себя властно. Наслаждаешься этим? — Я не настолько тщеславна, — отмахнулась Изабелла. — Тут мы прежде всего — освободители. И делать должны все не для того, чтобы потешить свое самолюбие, а чтобы защитить людей. — Мы прогнали и перебили имперских ублюдков, — проговорил Билл, растерянно нахмурившись. — Разве этого недостаточно? — Победить врага — не то же самое, чтобы помочь своим. Это только часть всей работы. Нужно, во-первых, не дать ему вернуться снова… — Если так случится, я с удовольствием перережу еще пару глоток, — уколол Билл, растянув губы в контрастно невинной улыбке. Изабелла недовольно поморщилась и продолжила, будто он ничего и не сказал: — …А во-вторых позаботиться о том, чтобы пострадавшие вернулись к нормальной жизни. Билл вздохнул и, присев на корточки, принялся осматривать шкафчики. — Ты же знаешь, я не настолько человеколюб. Мне больше по душе избавляться от тех, кто мне не нравится. — И все же, так получилось, что ты попал на правильную сторону, — Изабелла откинулась на спинку кресла, сложила руки на подлокотники и закинула ногу на ногу. — Не думал о том, что ты, возможно, не так уж плох, как думаешь о себе? — Прошу тебя, прекрати. У меня нет совести и сострадания. Я психопат. У меня диагноз такой, разве ты не помнишь? — Эти диагнозы мало что значат. Любому человеку, кто хоть как-то выбирается из шаблона, как говорится, «нормального» поведения, готовы приписать любое расстройство. — Конечно. Но все-таки, не все люди такие хорошие, как ты думаешь. И не все делают что-то из-за каких-то своих моральных кодексов. Я помогаю тебе не потому, что я альтруист и патриот, а потому что я люблю насилие, ненавижу скуку и считаю тебя невероятно сексуальной. Изабелла снисходительно усмехнулась и покачала головой, мол, конечно. Нет, Билл, и в самом деле, был прав. Она любит иногда, в каком-то смысле, идеализировать людей — или, по крайней мере, не может смириться с тем, что кто-то отличается от нее и поступает без каких-либо подноготных мотивов, будто корысть, месть или мораль. Билл же, по удачливому (или не совсем) стечению обстоятельств, был тем самым человеком без цели, пути и компаса. Он совершенно не вписывался в ее представление о мире, но удивительным образом столь красиво вписался в сам этот мир. Причина, возможно, была в том, что оба они — безумцы. А безумие только безумие к себе и притягивает. — А ну-ка… Смотри, какое сокровище раздобыл! — радостно воскликнул он, доставая из шкафа еще не начатую бутылку коньяка. Изабелла непроизвольно подалась вперед, чтобы разглядеть ее получше. — Щедрое наследство от мисс Галлагер… — Тащи-ка сюда. Достав из шкафа две рюмки в придачу, Билл выпрямился и подошел к Изабелле, поставив их на стол. — А скажи-ка мне лучше, — протянул он, обрывая бумагу, обернутую вокруг крышки и горлышка, — что мы будем делать дальше? Помимо этой твоей защиты. — Мне хотелось бы связаться с Бурайским Гарнизоном. Но, — Изабелла вздохнула, — поскольку у нас есть временные проблемы с коммуникацией, сделать я этого пока не могу. Билл наконец открыл бутылку и наполнил рюмки до верха. — Пьем до дна, — сказал он, подхватив свою. — За нашу победу. — За нашу победу. Чокнувшись, они почти одновременно осушили рюмки. Изабелла непроизвольно поморщилась: слишком уж сладким и пекучим был этот коньяк. Поставив опустошенную емкость на стол и снова развалившись на кресле, он вдруг поймала на себе цепкий, пристальный, чем-то будто завороженный взгляд Билла, который так и остался держать выпитую рюмку возле лица. Изабелла недоумевающе выгнула бровь и произнесла: — Что ты так смотришь? — Тебе так идет это кресло… — хрипло протянул он. Та в ответ несдержанно прыснула, будто нес он откровенную пургу. Билл тем временем, медленно опустив рюмку на стол, продолжил: — Нет, я серьезно. Он… делает тебя такой… властной и надменной. Это очень возбуждающе. — Ты озабоченный, — Изабелла язвила, а внутри, внизу живота, уже расплывался приятный жар, поднимаясь выше и выше, пока тело не пробило легкой дрожью, а в голову не ударило, точно как от крепкого алкоголя. Дело, конечно, было не в нем. Одной рюмки слишком мало, чтобы опьянеть настолько. — У меня очень высокое либидо. Изабелла вновь усмехнулась и, глядя ему прямо в глаза, медленно поднялась, отодвигая в сторону «властное кресло». Вышла из-за стола, кошачьей походкой приближаясь к Биллу, и остановилась совсем рядом с ним, чуть ли не впритык, едко дернув уголком рта. Билл расплылся в азартной ухмылке. Сверкающий призывной взгляд Изабеллы говорил лучше всяких слов и откликался пуще всяких действий, и Билл немедленно притянул ее к себе, впиваясь в женские губы с такой силой и вожделением, будто желал высосать из нее все соки. Она выдохнула и подалась вперед, схватившись за его плечи руками, с напором и вызовом, который побудил Билла налечь на нее, припирая к столу. Изабелла нахально усмехнулась и вцепилась зубами в его нижнюю губу, пока не почувствовала металлический вкус крови во рту. Билл рефлекторно отшатнулся и болезненно зашипел — но на деле завелся от этого завелся только сильнее, принявшись поспешно снимать с нее одежду, пока Изабелла не подхватила и начала делать это самостоятельно, давая ему возможность раздеться самому. Распрощавшись с одеждой, Билл шумно выдохнул и, подхватив столь же оголенную Изабеллу за бедра, усадил на стол, кладя руки на колени и медленно ведя ими все выше и выше, пока та прожигала его нетерпеливым, требовательным взглядом. — А ты не боишься, что нас кто-нибудь услышит? — ехидно протянул Билл. — Или что кто-нибудь постучится в дверь? — В этом есть свой азарт, — пожав плечами, отозвалась она. — А ты боишься? — Я никогда ничего не боялся. Изабелла фыркнула и откинулась назад, сдавленно простонав, когда он резко вошел. В его движениях не было какой-либо нежности и осторожности; каждый толчок, каждое касание, все — грубое, порывистое, пренебрежительное, так и кричащее: ему нужно брать силой, ему нужно обладать. А она никогда не была столь податлива. Но только не сейчас. Только не с ним.***
Так называемая «оружейная империя», основанная Рамом-Оружейником на планете Инджитав несколько столетий назад и сумевшая прославиться чудом что не на всю Империю, со временем расползлась по всем колониям. Вот, например, один из филиалов располагался в городе Хиррашахар на планете Рейенис. Раскинувшись вдоль берега широкой реки с мутными зелеными водами, он представлял собой по-настоящему грандиозное, без всяких преувеличений, здание, простирающееся на достаточно большое расстояние как на север и юг, так и на запад и восток, черной тенью возвышаясь над серым пустырем, что отделял его на пару миль от города. Здесь было, по меньшей мере, десять этажей, множество дымоходных труб, с дюжину градирен и пристроенный полигон. Работа на заводе не угасала ни на секунду; производство шло неустанно. Воздух внутри стоял тяжеловатый, жаркий, всюду гудели многочисленные механизмы, лязгал, звенел и щелкал металл — жизнь бурлила полным ходом; но даже этот страшный шум не смог затмить собой звонкого женского голоса, что звучал стократ громче всех заводских станков вместе взятых. — Кто-то начинает свое утро с кофе, а я не могу взять и не пройтись по этому чудному месту! Гордость так и берет! — Разумеется, госпожа Дагна, — подхватил шагающий чуть позади удракиец. Это был средних лет мужчина с извилистыми рогами и гладко уложенными волосами, достающими до кончиков ушей, сонными серо-голубыми глазами, обрамленными желтыми склерами, и тонкими губами, как-то натянуто, будто с налетом недовольства, сомкнутыми в плотную линию. — Это ведь величайшее достояние вашей семьи… — Да, — Дагна тяжело вздохнула, — и будет очень печально, если я отчалю и так и не найду достойных наследников. Это все канет в никуда… — Всему свое время. Вы так прекрасны, что просто не можете остаться одна. — Спасибо за комплимент, господин Бехрам, но мне уже, в конце концов, сорок девять лет. Найду я себе хоть сотню любовников, возраст уже не даст мне обзавестись наследниками. А их посторонних вокруг нет никого достойного. Все они — безмозглые, бесполезные олухи, которые за пару дней развалят все, что моя семья возводила поколениями, — женщина презрительно фыркнула, щелкая туфлями по полу. — Тогда… — Бехрам задумчиво нахмурился, замявшись на мгновение, — вы можете завещать все государству, и в этом случае… — Нет, ни за что и никогда! — Дагна резко остановилась и, гневно ударив острым розовым каблуком, повернулась к мужчине с театральным, почти детским возмущением на лице. — Даже не смейте говорить об этом, господин Бехрам! Тот в ответ лишь протяжно вздохнул и закатил глаза. Несмотря на свой высокий статус и драматическую эксплозивность, Дагна, как бы не старалась, попросту не могла выглядеть грозно. Величественно, статно — безусловно, но угрожающе — никогда. Дагна, для начала, в общем и в целом обладающая типичной удракийской внешностью: платиновыми волосами, смуглой кожей и рогами — длинными, прямыми, иссиня-черными, — выглядела значительно моложе своих лет. Природа наградила ее хрупким, несмотря на пышные виляющие бедра, телосложением и кукольной, утонченной внешностью: округлой формой лица, пухлыми губами, изящными маленьким носом, высокими скулами и тонкими плавными бровями, которые были приподняты всегда, будто Дагна бесконечно чему-то удивлялась. Она любила яркий макияж, эксцентричные наряды и эпатаж во всем, что традиционно было присуще высшей, придворной аристократии, но никак не производительнице оружия с какой-то колонии. Вот и сейчас Дагна стала рябым пятном в мрачных стенах этого завода. Губы накрашены красной насыщенной помадой, глаза подведены длинными острыми стрелками розовыми тенями, которые покрывали все верхнее веко едва не до бровей. Ее платиновые волосы, с небрежно обрезанной челкой, прикрывающей высокий лоб, были собраны в пышный пучок, по своим размерам по-настоящему внушительный — даже больше, чем голова женщины, — и заколотый двумя длинными серебряными шпильками. Одета Дагна была в розовую блузку без рукавов, под которой носила воздушную полупрозрачную серую кофточку, пышную юбку в черно-белую полоску, перевязанную массивным ремнем на талии, и длинные, достающие аж до середины бедра лакированные ботинки такого же розового цвета, как и блуза. — Госпожа Дагна, — Бехрам решил перевести тему, пока женщина не разошлась, как она, по своему обычаю, любила делать это каждый раз, когда позволяла ситуация, — я вообще не от балды тут с вами разгуливаю… — Конечно, не от балды! — воскликнула та, отворачиваясь и вновь продолжая, будто ничего и не бывало, шагать. — Вы мой заместитель и должны следить за всем так же тщательно, как и я, если не тщательнее. — Само собой. Но я не это имел ввиду. — А что тогда? Вы хотите мне что-то сказать? — Именно, госпожа Дагна, — Бехрам кивнул, — и это дело первостепенной важности. — И что это за дело? — она вздохнула с вселенской тяжестью, будто там предвкушала, что он скажет какую-нибудь незначительную, по ее мнению, глупость. Несмотря на свою склонность к преувеличению, Дагна в то же время обладала просто раритетной способностью обесценивать реальные проблемы. — Сегодня пришло сообщение, адресованное вам лично. Там было написано… — он вздохнул и подозрительно обернулся. — В общем, лучше взгляните и обдумайте все сами. — С чем это связано, хотя бы? — О таких вещах вслух говорить лучше не стоит. Лицо Дагны вытянулось в изумлении, но Бехрам, идущий позади, не мог этого увидеть. — Вот как… Ну, хорошо. Тогда пойдем! Вдвоем они вошли в кабинет Бехрама, который представлял собой достаточно скромно обставленное помещение с одним единственным стеллажом, столом и двумя стульями, один из которых стоял непосредственно на рабочем месте, а второй терпеливо покоился в углу, предназначенный для посетителей, которые желали засидеться здесь на подольше. Стены были оклеены черными обоями с золотистым узором, а окно с раздвинутыми бордовыми шторами открывало вид на зеленую реку. Бехрам опустился на стул, открыл ноутбук и принялся копаться в электронной почте Дагны, которую та доверила ему, когда нарекла его «удивительно надежным хранителем даже самых грязных секретов». Заслужить расположение настолько близкое со стороны этой чудной женщины было не так уж и просто, как могло показаться на первый взгляд, но Бехраму, каким-то образом, удалось это сделать. Конечно же, это не могло не породить множество сплетен. Кто-то поговаривает о том, что они любовники, и что Бехрам ублажает ее настолько хорошо, что она взамен предоставляет ему безграничное доверие и благосклонность; кто-то же — о том, что его преданность и молчание она попросту купила. Удракийская аристократия во всем пыталась найти гнильцу. Для них все добивалось будто бы только лестью, деньгами, угрозами и половыми сношениями; но никто не мог и представить, что люди способны испытывать банальную, искреннюю платоническую симпатию к тем, кто его окружает, и руководствоваться одной лишь ею, без всяких низменных умыслов. Дагна оказалась сзади, оперевшись рукой о его плечо и наклонившись поближе к экрану, чтобы получше все рассмотреть. Бехрам открыл нужное письмо, и женщина, сжав губы в напряженную линию, начала читать про себя: «Здравствуйте, госпожа Дагна. Я очень надеюсь, что это сообщение не увидят лишние глаза, которые не нужны не мне, не вам. Дело в том, что все, что написано здесь, представляет угрозу не только для меня, но и для вас, поскольку с этим вас вполне могут уличить достаточно серьезных преступлениях. Итак, раз уж вы предупреждены, я перейду к делу. Мне прекрасно известно о вашей трагедии, и я убежден в том, что госпожа Мелексима отдала свою жизнь за правильные вещи. Она была человеком чести. Также я знаю, что за смерть своей дочери вы весьма недолюбливаете Империю, но вынужденно держите нейтралитет. Однако ваши опасения напрасны. Вы, госпожа Дагна, обладаете сильнейшим инструментом, который когда-либо изобретал человек, — оружием. В таком случае, почему бы вам не поквитаться с теми, кто отнял у вас самое дорогое и не поступить по справедливости? Без всяких сомнений, покойная госпожа именно этого от вас и хотела бы: чтобы вы поступали правильно. Сейчас для этого самое время. У нас, как говорится, есть цветы на смену пулям. Обдумайте мое предложение и дайте свой ответ как можно скорее. Если же вы согласны, к вам будет выслан человек, который поможет разобраться со всеми подробностями. Уповаю на вашу совесть. И. из Ордена» Женщина тяжело вздохнула и отшатнулась, сложив руки на пояс и задумчиво закусив губу. Прочитанное взбудоражило в ней не самые приятные воспоминания о казни собственной дочери, и она почувствовала, как ее слегка передернуло и бросило в холод. — Да уж, — пролепетала Дагна своим по-прежнему звонким и высоким голосом, — умеете вы удивить, господин Бехрам… — Это… — заговорил он и тут же осекся. Несомненно, о неприязни Дагны к правительству и идеологии Империи мужчина тоже знал, и, естественно, принимал все это: он-то и сам никогда не отличался особым патриотизмом и национализмом, которые детям прививали с самых пеленок. Однако сейчас, когда речь напрямую зашла о том, чтобы переметнуться на вражескую сторону — да еще и в разгар бунта, охватившего весь Рейенис, — относиться к этому с привычным безразличием было нельзя. Все обострилось и накалилось во мгновение ока. — Вы ведь понимаете, что это прямое предложение восстать против Империи? — Конечно, понимаю! — Дагна всплеснула руками. — И что вы собираетесь предпринять? — сведя брови к переносице, взволнованно протянул Бехрам, когда повернулся к ней, забросив руку на спинку стула. — Я… О, звезды. я не знаю!.. — Дагна ударила себя по лбу и принялась расхаживать из стороны в сторону, задумчиво морщась и кривясь. — Я думала об этом все эти пять лет, но сейчас… Это такой риск… — Согласен, — рассудил он, кивнув. — Для вас это может обернуться катастрофой. — Вот уж спасибо за поддержку, вы так оптимистичны! — Я всего лишь говорю, как есть. И перестаньте, пожалуйста, мельтешить. От вашей блузки у меня рябит в глазах. Дагна остановилась и окинула его недовольным, укоризненный взглядом. — Это все, что вас сейчас волнует? — Это то, что мне сейчас мешает волновать обо всем остальном, — парировал Бехрам. — Лучше скажите, что я должна делать! — воскликнула Дагна, в сердцах ударяя каблуком о пол. Бехрам издал протяжный вдох, затем — такой же выдох и, задумчиво облизав губы, произнес: — Это только вам решать, госпожа. Но будьте уверены, что я в любом случае останусь вашим верным спутником. Дагна горько усмехнулась и закатила глаза. — И когда императрица придет за мой предательской головой, вы, конечно же, сможете защитить меня от ее гнева… — Если вы боитесь… — Я не боюсь, — резко отрезала Дагна. — Не Империи так точно. Я всего лишь боюсь, что я вложу силы в провальное дело и лишусь всего, что у меня есть. Более того: я уничтожу то, что создавали мои предки, растопчу всех их надежды и ожидания… — Но ваши предки мертвы, — напомнил — снова точно и прямолинейной — Бехрам. — Верно. Они мертвы. А вот их великое наследство стоит и процветает. И если по моей вине все это падет… — А если оно падет потому, что вы останетесь на стороне Империи? Вот представьте: принцесса Церен захватит трон, ликвидирует прежнее правительство, а вас и вашу империю, как одного из крупнейших поставщиков оружия, уничтожат. Это палка о двух концах, госпожа Дагна. Вам остается только выбрать то, что вам сильнее приглянулось с моральной точки зрения. Женщина вновь закусила губу и подошла к окну, опираясь ладонями на подоконник и припираясь лбом к стеклу. Бехрам говорил до ужаса правдивые вещи, которые лишь подталкивали ее к тому, чтобы о чем она помышляла давным-давно. И все-таки… разве не в этом было ее сокровенное желание? Разве не об этом она грезила с того самого дня, как ее дочь, примкнувшую к Ордену Дельвалии, самолично приговорил к публичной казни губернатор Тезер? Конечно, об этом. — Раз так… — протянула Дагна, выпрямляясь и поворачиваясь к Бехраму с пламенной решимостью в глазах. — Я приму это предложение.***
Дворец встретил Рейлу гнетущей тишиной, обычно ему совершенно не свойственной, и лишь взволнованные перешептывания слуг и аристократичных особ, что попадались ей на пути, почтительно кланяясь, разгоняли это могильное молчание. Несомненно, о поднявшемся на Рейенисе бунте знали все, и именно в этом заключалась причина всеобщего мрачного настроения. Пока же Рейла пребывала в недельном пути от Немекроны до Удракии, до нее дошли еще кое-какие не самые приятные слухи, которые она, на сей раз, тем не менее, решила не принимать в расчет. Ей следовало все узнать у генерала Хакана, которого она, в свое отсутствие, сделала наместником и которому, о чем теперь жалела, поручила управление Империей. В сопровождении Мерены и нескольких стражников Рейла добралась до тронного зала, где стала ожидать Хакана, за которым послала минутой ранее. Все это время она толком не могла усидеть на месте от напряжения, бесконечно ерзая на сиденье, постукивая пальцами и роняя тяжелые вздохи, отчего только сильнее начинала раздражаться. Никогда еще самообладание и хладнокровие не подводили ее до такой степени, что она чуть ли не локти готова была кусать от волнения. Так не должно было быть. Это слабость — непозволительная слабость. А виной всему та проклятая планета и ее гадюка-королева. Протяжный скрип распахнувшихся дверей заставил Рейлу сделать глубокий вдох и, откинувшись на спинку стула, воззвать к самоконтролю. Лицо — каменное и непроницаемое, поза — такая же. Лучше замереть, как статуя, чем позволить себе дрожать от страха. Каким бы это было позором! — С возвращением, Ваше Величество, — Хакан переступил порог и незамедлительно поклонился, выражая почтение, которое, как теперь казалось Рейле, было исключительно напускным. Уважай он ее так сильно, разве допустил бы такое? — Надеюсь, ваш путь прошел гладко. Двери за его спиной с грохотом закрылись, замыкая стены тронного зала подобно мрачной гнетущей клетке. Рейла стиснула челюсти так сильно, что на ее лице заиграли желваки, и угрюмо прогрохотала: — То, как прошел мой путь, явно не тот вопрос, на который я буду тратить время. Вы прекрасно знаете, что я позвала вас не для того, чтобы любезничать. Хакан вздохнул и опустил голову, неловко переминаясь с ноги на ногу. Он чувствовал повеявшую угрозу, почувствовал ее гнев — и немедленно попытался вырулить. — Ваше Величество… — Только не надо оправдываться, — ядовито отрезала Рейла, сжимая руки в кулаки и внутренне борясь с желанием прямо сейчас отдать приказ о немедленной казни, которое нарастало с каждой секундой, которую ей доводилось смотреть на этого человека. — Своими жалкими оправданиями вы уже не исправите своей ошибки. Мерена, стоящая в стороне, перевела настороженный взгляд с генерала на Императрицу, нервно сглотнув. Она знала свою госпожу слишком хорошо, чтобы не понять ее неозвученных намерений. — Лучше расскажите мне, что именно происходит на Рейенисе. Хакан облизнул сухие от волнения губы и, шумно выдохнув, отчеканил: — Рейенис всегда был проблемой для императорской власти… — Это я уже слышала, — укоризненно опустила Рейла и закатила глаза. — Скажите мне что-нибудь новое. — Беспорядки на Рейенисе были еще при Вашем отце, — мгновенно исправился Хакан. — Один из них, в конце концов, закончился убийством губернатора Тезера. Назначенной вместо него губернаторше Акше удалось немного поумерить их пыл. Беспорядки сохранялись, но происходили уже всплесками, после чего затухали. Но два месяца назад, благодаря общим усилиям Ордена Дельвалии и принцессы Марлы, они вспыхнули с новой силой. — Два месяца? — возмущенно переспросила Рейла. Ее брови поползли на лоб, глаза округлились, сделались какими-то безумными, почти звериными — Хакан заметно напрягся, поджав губы и даже обомлев на пару мгновений. — Вы два месяца смели держать меня в неведении?! — Простите, Ваше Величество, — генерал издал рваный вздох и опустил голову, не то от стыда, не то потому, что не мог выдерживать ни ее дикого взгляда, ни ее кричащего голоса, оглушительным эхом отталкивающегося от высоких стен зала. — Я рассчитывал уладить все сам и… — Но вы ничего не уладили, — жестко выплюнула Рейла сквозь стиснутые зубы. — Дальше что? — Принцесса Марла объявила себя королевой Рейениса и подняла людей против Империи, — приглушенно продолжил Хакан, продолжая смотреть в пол и не решаясь поднять взгляд на Императрицу. Страх и стыд смешались в одно целое, не позволяя ему и вдоха лишнего сделать без содрогания. — А Орден Дельвалии убедил и Ваших людей переметнуться к мятежникам. — С какой целью? — нетерпеливо выпалила она, продолжая сжимать кулаки до такой степени, что у нее от напряжения задрожали руки. — Я уже поняла по каким причинам они это сделали, но с какой целью? На что они надеются? За чем и за кем они следуют? — За Вашей сестрой. Они сделали принцессу Церен символом революции. Внутри все болезненно сжалось, вытравливая из легких остатки воздуха. Услышать подобное — хуже, чем плевок в лицо. Подумать только: ее никчемная, трусливая, жалкая сестра — символ революции! За ней — ее никчемной, трусливой, жалкой сестрой — следуют люди! За ней, но не за Рейлой. — А вчера… — Хакан замялся, мысленно перебирая более подходящие слова, которые могли бы хоть на йоту смягчить императорский гнев. И все же, что он, что наблюдающая за происходящим Мерена, что сама Императрица — все понимали, что пытаться попросту бесполезно. — Мятежники убили губернаторшу Акшу и… — Довольно! — Рейла вскинула руку в повелительном жесте, прикрыв глаза и зажевав внутреннюю сторону губы. Еще чуть-чуть, и она точно потеряет контроль. Несколько секунд, за время которых у генерала внутри все наверняка окоченело, помолчала, после шумно выдохнула и гораздо более спокойно, тихо, но оттого не менее угрожающе и опасно, протянула: — Я все поняла. Она распахнула глаза и пронзительно посмотрела на Хакана исподлобья, вгрызаясь взглядом, казалось, до самых костей. Мужчина сдавленно проглотил и медленно, осторожно поднял на нее глаза. — Вы не справляетесь своими обязанностями, — пресно подвела Рейла и снисходительно повела бровью, после чего, оставив Хакана в напряжении и замешательстве и не дав сказать хоть слова в ответ, обратилась, ехидно сверкнув глазами, к служанке: — Мерена, — та мгновенно оживилась, посмотрев на нее вопросительно, — по вине генерала мой двор пребывает в довольно прискорбном расположении духа. До того им тоскливо, что они даже не удосужились свою Императрицу встретить, как подобает… Позаботься о том, чтобы завтра вечером устроили хороший праздник. — Будет сделано, Ваше Величество, — Мерена отозвалась покорно и без колебаний, словно не находила в ее просьбе ничего странного и вызывающего — в противовес Хакану, чье лицо тут же вытянулось от негодования. — Но, Ваше Величество, — выпалил он, — разве это уместно: устраивать торжества в такое время? — Генерал Хакан, — Рейла повернула голову в его сторону и брезгливо скривилась, будто ее заставили проглотить целый лимон, — заткнитесь. Я устала вас слушать. Он встал, как вкопанный открыв и тут же беспомощно захлопнув рот, а взгляд ему сделался стеклянным, немигающим и ошалелым. С полминуты он смотрел на нее, будто раз за разом собирался набрать воздуха в грудь и что-нибудь да сказать, но неминуемо не решался, пока Рейла, с металлическими нотками в голосе, не продолжила: — Вы уже достаточно дров наломали. Так что запомните: следующий раз, когда вы подведете меня, станет последним. А теперь убирайтесь отсюда. — Как Вам будет угодно, — разлепив губы, пробормотал, едва не шипя, генерал и отвесил поклон, — Ваше Величество.***
Хакан вылетел из тронного зала, готовы захлебнуться переполняющим его до краев возмущением и гневливым негодованием. Стиснув челюсти до боли в зубах, он без всякого внимания пронесся мимо синхронно склонивших головы стражников, завернул за угол, оказавшись в пустующем коридоре, и в бессильной злобе ударил рукой воздух, шипя, как разъяренный зверь. Наглость, просто неслыханная наглость! От возмущения ему почти затмило взор, что он невольно пошатнулся и на ногах смог устоять лишь благодаря тому, что уперся ладонью о стену. Остановился, чуть согнувшись, и стал переводить дыхание, чтобы хоть как-то прогнать эту красную пелену — да в бестолку. Сейчас даже воздух казался горячее разъяренного металла. Императрица — эта избалованная, испорченная, нахальная и морально низменная вольнодумица — смела угрожать ему! Человеку, благодаря которому она сейчас имеет возможность занимать этот трон, что считается абсолютом власти, когда-либо имевшейся в руках разумных цивилизаций! Только благодаря Хакану ее дед, истинный наследник императорской крови, потомок Альтора Миротворца, смог вернуть трон, занятый узурпаторами, и только благодаря Хакану ее отец правил столько лет, не зная бед. Если бы не он, она бы так и прозябала на какой-нибудь дальней колонии. И вот, как она теперь расплачивается с ним за верную службу короне! Дочь Азгара пренебрегает его советами, игнорирует укрепленную веками идеологию великого философа Яшара, не только забираясь в одну койку, но и разделяя власть с умунту, разрушает традиции и, в конце концов, своими эгоистичными безнравственными поступками вынуждает людей взбунтоваться — а потом винит его! Она собственноручно рушит Империю и обвиняет во всем человека, на котором она столько лет держалась! А то, что сегодня было озвучено как предупреждение, завтра превратится в смертный приговор и неминуемо приведет его на плаху. Где немилость короны — там необратимая погибель. И что же будет тогда, когда его не станет? Что случится с этим государством? В истории Удракийской Империи бывало всякое. Правители бывали безумными, бывали идиотами; но такой катастрофы, как Императрица Рейла, не случалось еще никогда. И теперь Хакану предстоял сложный выбор, оба варианта которого станут для него фатальными. Ему оставалось либо принять и смириться со свой незавидной участью и пустить все на самотек, позволив Рейле уничтожить возводимое столетиями величие, либо же начать действовать так, как планировал еще месяц назад, и спасти страну от безумицы у власти. Чувство долга безапелляционно велело выбрать именно второе. Хакан вздохнул и выпрямился, отгоняя наступившее помутнение, и только собрался идти, как из-за угла вдруг возник господин Текер. Этот шаркающий своими дряблыми ногами на весь коридор старик, напоминающий сморщенный изюм, раздражал генерала одним своим видом — а уж последовавший скрипучий голос и лживое беспокойство в голове, взгляд и жестах так и вовсе вызывали рвотные позывы. — Генерал Хакан, вам не здоровится? — Я сегодня не поел с утра, — отмахнулся тот, мгновенно выпрямляясь, — вот и кружится голова весь день. — Нельзя так, генерал, нельзя! — воскликнул Текер, строго махая вскинутым указательным пальцем. — Вы еще, конечно, не так стары, как я, но пройдет пару лет, и вы увидите, как каждая такая мелочь отражается на здоровье. У вас будут и головные боли, и гипертония, и диарея по ночам, и… — Я понял вас, господин Текер, — ощетинился Хакан, сложив руки в замок перед собой и закатив глаза. — У вас куча болячек. Но мне о них знать неинтересно. Скажите мне лучше, что вы здесь делаете… — Ну как что? Иду проведать Ее Величество. Как она? Хорошо долетела? Как себя чувствует? — Чем больше вы подлизываетесь, тем больше подозрений у придворных это вызывает, — сукоризничал Хакан, наклонив голову вперед, чтобы смотреть на него исподлобья, — запомните это. — Да разве ж я подлизываюсь? — Текер всплеснул руками и издал мученический вздох. — Я ведь Ее Величество еще с пеленок знаю. Она росла на моих глазах и стала мне, как дочь. — Уверена, сама она так не считает, — снисходительно опустил Хакан. Неважно было, питал Текер по отношению к Императрице искренние чувства, или же просто умело подмасливался; однако та явно не ценила его теплоты и внимания — никогда. Двадцать лет назад Текер был, конечно, моложе, но оттого не менее простодушным и неосмотрительным. Маленькая принцесса уже тогда находила повод посмеяться над ним и поддеть его. На праздниках она дразнила его, бросалась едой, а потом, заливаясь звонким детским хохотом, убегала, когда Текер пытался сделать ей замечание. В остальное же время попросту игнорировала. Так что ни о каких «дочерних» симпатиях здесь и речи не могло идти. — Да и вообще, Ее Величество сейчас на взводе. Лучше не трогайте ее, если не хотите нажить себе лишних проблем. — А что случилось-то? — Текер обеспокоенно нахмурился, на что Хакан лишь раздраженно выдохнул и, скривившись, протянул: — А вы разве не знаете о восстании на Рейенисе и о смерти губернаторши Акши? — Знаю… — Тогда зачем вы спрашиваете столько очевидные даже самому безмозглому дураку вещи?! — выплюнул генерал, понижая голос под конец, будто только тогда опомнился, что находится в общедоступном коридоре, а не за закрытой дверью личного кабинета. — И… — Текер на секунду растерялся, явно обескураженный такой бурной реакцией зачастую более-менее сдержанного Хакана. — Что как на все это отреагировала Ее Величество? — Да никак. Сказала своей служанке, что хочет устроить праздновать. Я попытался возразить, потому что это слишком глупо и неуместно устраивать праздники в такое нелегкое время, на что она пригрозила мне смертной казнью. Вот так благодарность за году службы… — М-да, — заключил Текер, облизывая сморщенные губы, — не очень-то и приятно… Хотите, я поговорю с Ее Величеством? — Ни в коем случае! — Хакан взвился, вцепившись в него разгневанным взглядом. — Даже не думайте об этом. Скажете хоть слово обо мне, — прошипел он, наклонившись поближе к Текеру и схватив его за локоть, который сжал посильнее, в этаком демонстративном жесте, — и я прикажу отравить вас. Вы уже старый, и подделать естественную смерть будет несложно. — Я вас понял, генерал Хакан, — Текер мгновенно усмирился, потупив взгляд и понизив голос. — Буду молчать, как рыба. — Вот и славно, — он отпустил его и сделал шаг в сторону, поправляя рукава и расправляя плечи, принимая привычную расслабленно-статную позу. — А теперь идите и займитесь каким-нибудь полезным делом. Посчитайте, например, каких расходов требует этот праздник. Знаю, что считать траты государственной казны — ваше любимое занятие. — Непременно этим же и займусь, — любезно выдавил Текер, сцепив дрожащие руки в замок на груди и согласно кивнув. Хакан снисходительно фыркнул и зашагал прочь.***
Несмотря на то, что праздник получился не таким уж и размашистым, сие торжество не могло не привнести капельку оживления в мрачные дни придворных. Громкая музыка, вкусности и выпивка, танцы и развлечения — все это помогло хоть ненадолго отвлечь взволнованную знать от мыслей об угрозе революции, нависшей над ними, словно грозовая туча. Да Императрица, сидящая в центре главного стола, возвышающегося над остальными и традиционно вмещающего за собой правящую семью и ее приближенных лиц, казалась какой-то необычайно — даже, возможно, нездорово — бодрой. Пила, вкушала блюда, перебрасывалась фразами с мелькающими членами Совета и успела позаигрывать с каким-то молодым ювелиром, оказавшимся здесь по приказу кого-то из аристократов и успевшего улизнуть быстрее, чем ей удалось бы заманить его в свои сети. Кроме того, этот праздник был для генерала Хакана прекрасной возможностью, чтобы приступить к исполнению своего плана. Успешно затерявшись в толпе, он неустанно следил за Рейлой, чтобы та не увлекалась посторонними людьми, никуда не отлучалась и ничем, что могло бы ему помешать, не занималась, оставаясь сидеть на месте в том же непостоянном одиночестве, в каком и сидела. Он был напряжен, слегка взволнован, но в целом больше полон предвкушения и грандиозного трепета; чего совершенно не разделял его сегодняшний спутник. Недоверчиво нахмурившись, пока смотрел на Рейлу, рядом с Хаканом стоял молодой удракиец — ему и двадцати-то не было. Младше Императрицы на семь лет; но оттого не менее потенциально привлекателен. Высокий, стройный и подтянутый, он имел скульптурные черты лица и обладал довольно неплохим вкусом в одежде, успешно балансируя между аристократичной вычурностью и необходимой строгостью. У него были длинные, внушительного размера рога, изогнутые под прямым углом назад, белоснежные волосы, кончиками еле касающиеся плеч и голубые глаза, напоминающие, скорее, пасмурное небо. И именно на этого человека Хакан возлагал все свои надежды. — Ты запомнил, что нужно делать? — приглушенно пробормотал он, чуть наклонившись к парню, который так и продолжал прожигать Императрицу пристальным, напряженным взглядом, чем только разозлил генерала. — Тенга, прекрати на нее пялиться. Это страшное нарушение правил. — А почему-то думал, что на правила ей плевать, — съязвил в ответ тот и, удостоившись награды в виде укоризненного взгляда, добавил, фыркнув: — Что? Вы сами так сказали. — То, что дозволено Ее Величеству, не всегда дозволено всем остальным. Ты должен вызубрить это, если не хочешь нажить себе неприятностей. — Почему я вообще должен этим заниматься? — Потому что никого получше просто нет, — соврал Хакан. На самом же деле, по всей Империи было сотни людей лучше Тенги, только вот в этом превосходстве и заключались их главные недостатки. Тенга был достаточно темпераментным, чтобы соблазнить и удовлетворить Императрицу, но недостаточно умным, чтобы с ней спеться. К тому же, он был сильнее всех подвержен влиянию Хакана, который одно время водил дружбу с его отцом, что сыграло решающую роль в его выборе. — Но, если ты не хочешь, я найду кого-нибудь другого и… — Нет, — Тенга мгновенно вспыхнул, резко повернувшись к Хакану. — Никаких других. Вы уже поручили это мне, и я доведу это дело до конца. — Но ты же понимаешь, что это крайне рискованно и даже может быть очень опасно? Когда при дворе появляется кто-то, готовый прыгнуть так высоко, здешним людям это может очень не понравиться… — А мне плевать, что им не понравится. Я не боюсь ни их, ни их завистливых языков. Что и требовалось доказать. Хакан продолжал поддевать его не просто забавы ради; но и для того, чтобы окончательно убедиться, что тот его не подведет. Тенге пусть и было девятнадцать, но хоть какой-нибудь серьезностью, которая должна была сформироваться к этому возрасту — особенно у сына знатных людей, — он тоже не отличался. По большей часть он был по-детски упрям, и стоило только взять его на понт, как он беспрекословно добивался того, что от него требовалось. Право слово, кто-то вполне мог бы посмеяться над Хаканом и его планами: такого дурачка взять под крыло и вести за собой… И пусть. Люди поздно усваивают, что именно безвольными дурачками проще всего помыкать. — Но вы же представите меня ей? — Нет, — Хакан покачал головой. — С этим ты должен справляться сам. — Что значит «должен справляться сам»? — возмутился Тенга. — Мы так не договаривались. — Верно, не договаривались, но с тех пор многое поменялось. Я теперь в немилости у Императрицы. — А я, твой ручной пес, как будто буду в милости… — Она ничего о нас не знает, так что об этом беспокоиться не надо. Главное, сам не проболтайся, что я тебя прислал. Да и к тому же, к тебе она, возможно, проявит снисхождение, если узнает, что твоим отцом был покойный губернатор Тезер. Он верой и правдой служил Империи долгие годы… — …И был отравлен в собственном кабинете одним из бунтовщиков, которых не смог усмирить, — ядовито закончил Тенга. — Да, действительно впечатляющая родословная. Когда я расскажу ей об этом, она потечет, как сучка, жаждущая кобеля… — Тенга! — Хакан едва не подавился от возмущения, а его лицо вмиг перекосилось и покраснело, глаза округлились, брови поползли наверх. — Хватит. Ты понимаешь, как это непочтительно? — Тот в ответ лишь безразлично прыснул, переминаясь с ноги на ногу. Хакан тяжело вздохнул, взывая к спокойствию, и, понизив голос, произнес: — Когда будешь говорить с ней, будь добр следить за своим языком. Иначе можешь остаться и без головы. — Не бойтесь, генерал. Я всегда знаю, что, когда и с кем говорить. — Да уж, это заметно, — фыркнул Хакан. — А теперь иди. Песня заканчивается. Тенга подхватил со стола. стоящего сзади, бокал вина, осушил его, решительно выдохнул, поправил волосы и неспешно направился в сторону Императрицы. От его былой нервозности и суетливости не осталось и следа: он сделался спокойным, уверенным, чуть расслабленным. Право слово, обольщать Тенга умел — это, наверное, было единственным его выдающимся навыком, — и Хакан искренне надеялся, что он его не подведет. Поэтому, вооружившись бокалом эля, он стал внимательно за всем наблюдать. Тенга подошел к столу, за которым восседала Рейла, и глубоко поклонился проговаривая приветствие — это было фразой настолько шаблонной, что Хакан умел читать ее по губам с любого расстояния. Затем, выпрямившись, добавил еще что-то, после чего та протянула ему руку, которую он — как галантно! — поцеловал. Широко улыбнулся, хищно прищурился, не выпуская ее ладонь из своей, и все продолжал что-то говорить. Чем дольше он говорил, тем больше эмоций сменялось на лице Рейлы: замешательство, удивление, задумчивость — все это сменялось одно за другим, заставляя Хакана волей-неволей поднапрячься. За Тенгой и впрямь водилась репутация известного дамского угодника: он умудрялся обольщать девочек еще в десятилетнем возрасте, одаривая их различными приятностями и отпугивая грязными ругательствами других ухажеров, что могли посягнуть на его юных «любовниц». Однако вместе с тем Тенга был еще и страшным болтуном, причем зачастую за своей речью он не следил, так что нельзя было предугадать, что и когда именно он выдаст. И пусть он и старался убеждать людей в обратном, мол, в самоконтроле ему нет равных, но они-то прекрасно видели, как он импульсивен и неуправляем. Но, похоже, на сей раз Хакан разволновался напрасно: слово за слово, и Тенга смог вызвать на лице Рейлы эту холодную, снисходительную улыбку-полуухмылку, за которой последовала оживленная беседа, а за ней, как и было задумано, — танец. Пять минут энергичного вальса — и вот уже вся аристократия, увидевшая, как Рейла танцует с пареньком, появившимся здесь впервые за свою жизнь, стоит на ушах. Бросает ошарашенные взгляды, возбужденно шепчется, передавая свои домыслы от одного к другому: все, по законам двора, разворачивалось слишком стремительно. Хакан не смог сдержать довольной ухмылки. Признаться, этого он совсем не ожидал. Безусловно, генерал планировал это; но в то, что Рейла, которая редко кого удостаивала танцем, и впрямь пойдет на это, он поверить не мог. Все складывалось слишком хорошо. Но после этого — еще лучше. Сумевший захватить интерес Рейлы Тенга провел с ней за столом остаток вечер, бесконечно что-то нашептывая на ухо и заставляя ее то и дело хохотать, упиваясь вином. И затем, поздней ночью, когда праздник уже подходил к концу, а Хакан начинал подумывать о том, чтобы пойти спать и разузнать о продолжении утром, он, с Императрицей под руку, удалился в ее покои, готовый чуть ли не сплестись в ней в порыве страсти прямо в коридоре. От увиденного сонливость генерала как рукой смахнуло. Однако в этот раз причиной его внезапного возбуждения были вовсе не возмущение и отвращение, которые он испытывал, глядя на бесстыдные выходки Рейлы, — совсем нет. На сей раз это было самое что ни на есть удовлетворение, торжественное чувство победы, плавно зарождающееся на дне сердца. Вступительный этап был выполнен безукоризненно. Рейла была у него на крючке.