***
— Боюсь, был прав господин Текер, и я действительно старею, — с налетом недовольства и безысходности заключил Хакан, доставая из шкафа банку кофе и направляясь к закипевшему чайнику. — Зря вы на себя наговариваете, — снисходительно фыркнув, постарался заверить его собеседник. Коренастый лысый мужчина одного с генералом возраста, что выделялся своими густыми, идеально зализанными и уложенными острыми кончиками кверху усами, стоял посреди кабинета, сложив руки на спиной и чуть откинувшись назад. — У господина Текера есть комплексы по поводу возраста, потому что все вокруг считают его слабоумным маразматиком. — А это как будто не правда, — саркастически опустил Хакан, попутно заваривая две чашки кофе. — Но если серьезно, то я обычно после таких вечеров с утра похмеляюсь, а сегодня мне почему-то и думать об алкоголе противно. — Наверное, вы просто сильно налегли. — Как раз-таки, нет, все наоборот, — генерал взял чашки и прошел к столу, на который их и поставил. — Присаживайтесь, господин Бурхан, не стойте тут, как пугало на поле. — А, да, конечно. Мужчина сел на стул, стоящий напротив Хакана, торопливо потянулся за дымящейся чашкой кофе и сделал большой, громкий глоток, довольно причмокнув под конец. — Люблю маррунийские сорта… — Вы никогда не боялись сжечь себе глотку кипятком? — укоризненно заметил Хакан, глядя на него, как на полного безрассудного безумца. — А как еще пить? — удивленно отозвался Бурхан. — Потом ведь все холодное и невкусное. Генерал посмотрел на него косым взглядом, чуть прищурив глаза, и настороженно заключил: — Вы странный человек. — Не страннее, чем вы, — парировал Бурхан. — Вот скажите, как вы додумались до того, чтобы использовать для таких грандиозных планов этого безмозглого избалованного мальчишку? — Я думал, мы уже давно закрыли эту тему, — ощетинился Хакан. У него все давным-давно было продумано и схвачено, и все эти пустые сомнения и колебания, вселяющие одну лишь суетливость и тревогу, начинали его порядком раздражать. — Будь он хоть чуточку умным, нас бы всех арестовали уже сегодня по обвинению в заговоре. — То есть, вы хотите сказать, что его крохотный мозг — гарантия нашей безопасности? — Бурхан произнес это с уничижительной насмешкой, чем только сильнее заставил помрачнеть от злость генерала. — Именно так. Он слушает меня всегда, что бы я ни сказал, и при этом искренне думает, что это я продвигаю его наверх. — Но если вдруг в нем и правда проснутся амбиции? Или, раз уж он такой глупый, вдруг Императрица перетянет влияние на себя, и вы больше не сможете им управлять? Что тогда? — Этого не случится — я вас уверяю. Тенга как-то сказал мне, что женщина может трахать его тело, но не может трахать его мозг, — цитировал Хакан, смешливо фыркнув под конец. Бурхан отреагировал так же и снисходительно покачал головой. — Да и к тому же, не имеет значения, как он себя поведет потом. Для него самое главное суметь стать ее мужем и оплодотворить ее. После этого нам будет нужен только их ребенок. — А вдруг он начнет сопротивляться, когда узнает, зачем вы его к ней подослали? Или она не захочет? Вы сами видите, как она себя ведет. На кой ей сдался муж и уж тем более ребенок? — Всем правящим особам нужны брак и дети, — недовольно отрезал Хакан. — Иначе династия прервется, а вместе с ней развалится и государство. Этот брак и этот план поддерживает весь Совет, и наша Императрица, какой бы неуправляемой она ни была, не сможет противостоять им всем. А что касается Тенги, сопротивляться он точно не станет. Поверьте мне. — Допустим… Но брак поддерживает не весь Совет. Господин Текер явно будет против, когда узнает, — напомнил Бурхан, хмуро сведя брови к переносице. Хакан демонстративно вздохнул и закатил глаза: его мнительность и неуемные сомнения начали раздражать уже до такой степени, что генерал с трудом сдерживался от того, чтобы не подскочить и не выгнать его с криками. Все это уже было просто невыносимо. Столько всего навалилось, и расхлебывать все приходится именно ему — так кто-то с ним еще и пререкается! Будто не очевидно, что падение Хакана станет только началом для того, чтобы отправить в могилу следом весь остальной Совет. — Этот старый пройдоха только и делает, что старается к ней подлизаться, — продолжала тем временем Бурхан. — А если он заподозрит что-то неладное в том, что все от него отстранились, и нажалуется Императрице? Она начнет копать под нас, и все вскр… — Да прекратите уже нести всякую околесицу! — остервенело выплюнул генерал, обрывая его на последнем слове. — Если вы думаете, что мы — единственные, кто считает этого старика бесполезным маразматиком, то вы ошибаетесь. Императрицу он раздражает, как бы не старался заслужить ее расположение. — Мне не нравится, как вы отмахиваетесь от всех этих вариантов, — кисло прокомментировал тот, будто и не слышал всего того, что сказал Хакан. — Случиться ведь может что угодно. — А мне не нравится, как вы постоянно чем-то недовольны, — отозвался в той же манере генерал. — Мы здесь и так в сахаре не купаемся. Не надо портить своими параноидальными домыслами всю обстановку. Бурхан набрал воздуха в грудь, чтобы что-то сказать, когда дверь неожиданно открылась, вынуждая обоих мужчин замолчать и направить на нее свои взоры — на пороге показался Тенга, и выглядел он чем-то одновременно взволнованный и довольный, со странной кривой улыбкой на лице. — Здравствуйте, господа, — поприветствовал он, зайдя в кабинет и закрыв за собой дверь. — Здравствуй, Тенга, — отозвался Хакан и перевел строгий, мол, слушай и не спорь, взгляд на своего «компаньона»: — Вы можете быть свободны, господин Бурхан. Мужчина смиренно кивнул и поднялся с места, направившись к выходу. Тенга проводил его подозрительным взглядом и, когда дверь за Бурханом с характерным щелчком закрылась, перевел взгляд на генерала и требовательно спросил: — О чем вы тут разговаривали? — О будущем нашей Великой Империи, — бесцветно отчеканил Хакан — классический дежурный ответ. Тенга многозначительно покачал головой и со вздохом опустился на стул, где до этого сидел Бурхан. Генерал окинул его пристальный взглядом и пытливо протянул: — Ну, как все прошло? — А вы сами как будто не видели. — Да, — кивнул Хакан, — я видел, как вы, пьяные в доску, готовы были сделать это прямо посреди коридора. — Это она была готова, а не я, — раздраженно отмахнулся Тенга. Генерал готов был начать читать ему лекцию о нравственном поведении и о том, что именно за этим его к Рейле и подослали, но решил воздержаться, не готовый выдержать еще одни споры и пререкания, и вместо этого спросил: — И как она тебе? — Ну, у нее явно богатый половой опыт… Но-о-о… — Что — «но»? — Она для меня старовата, — с налетом гадливости фыркнул Тенга и едко протараторил: — Когда она уже умела читать и писать, я умел только реветь, гадил под себя и смоктал титьку у своей мамы. Хакан шумно вздохнул и неодобрительно покачал головой. Сколько бы времени не прошло, но с ядовитым и острым языком сына Тезера он свыкнуться так и не смог. — Ты не можешь так говорить, — укоризненно буркнул он и сделал глоток из чашки с кофе. — Почему нет? — фыркнул Тенга. — Все равно ее здесь нет. — Потому что дисциплинироваться ты должен прежде всего для самого себя. Не можешь вести себя достойно в одиночестве — рискуешь потерять контроль и на людях, — нравоучительно заключил Хакан. Тот лишь цокнул и закатил глаза, поэтому он продолжил: — Неважно, старше она тебя или младше. Она — Императрица, и ее расположение откроет тебе большие горизонты. Ее Величество никогда не подводит тех, кто ей нравится… — О, звезды… — Тенга издал измученный полурык, прикрыв на пару мгновений глаза, и уничижительно, с презрением и искренним непониманием, выплюнул: — Зачем вы нахваливаете ее, если вы ее презираете? Или вы думаете, что я настолько тупой, что не вижу этого? Хакан уставился на него с растерянностью и в замешательстве — несдержанные, случайно выпаленные слова Тенги еще никогда не оказывались настолько меткими и точными. Однако то, что он сказал, когда продолжил, казалось гораздо страшнее: — Она, к слову, тоже это видит — сама мне об это сказала. И еще она сказала, что вы плетете заговор за ее спиной, и что мне не стоит с вами водиться, иначе меня бросят в темницу. Генерал сделал глубокий вдох и откинулся на спинку стула, нервно постукивая пальцами по столешнице. Вот это было нехорошо: не по плану, совсем не по плану… Чуть позже ему непременно стоило все еще раз обдумать и просчитать; а пока стоило вытянуть из Тенги как можно больше информации. — Как она вообще пришла к мысли о том, что ты со мной «водишься»? — Наверное, увидела, как я стоял рядом с вами на празднике, — он пожал плечами. — Не знаю. Она просто ни с того ни с сего спросила, знаю ли я вас. — Ну, а ты что? — Решил не врать и сказал, что знаю, так как вы были другом моего отца. — И больше ничего? — Больше ничего. Хакан задумчиво покачал головой и облизнул сухие губы. Что ж, это было еще не так страшно, как показалось сначала. Однако ж, бдительности терять было нельзя, как и привлекать к себе ненужное внимание. Если уж Рейла дошла до того, что видит заговоры… — Ну, раз она не хочет, чтобы ты со мной «водился», — это слово все так же казалось генералу до безобразия нелепым, — ты и не будешь. Пересекаться лично мы с тобой больше не будем, но и переставать поддерживать связь — тоже. — Это понятно, — Тенга сморщился. — Мы же всегда можем просто писать друг другу. — Нет, — Хакан отрицательно покачал головой, — категорически нет. Если она захочет проследить за этим, она докопается до всего. Никаких непосредственных переписок тоже быть не должно. — Но что вы тогда предлагаете? — Мы будем общаться через третье лицо. Я отправлю к тебе служанку по имени Гоксель, которая и станет нашим амбассадором. — Мне кажется, это ненадежно, — признался Тенга. — Доверять такие вещи непонятно кому… — Гоксель безукоризненно верна мне, — возразил генерал, стараясь звучать как можно более убедительно. — Ей можно доверить все, что угодно, и эти тайны она унесет в могилу. — Даже под пытками? — Даже под пытками. — Как-то слабо верится, — фыркнул он. Хакан снисходительно хмыкнул и изрек: — Понимаю. Но люди с настолько огромным чувством долга и преданности действительно существуют. — Я только одного не могу понять, — неожиданно выпалил Тенга, повернувшись к Хакану со взглядом хмурым, недовольным и негодующим, — для чего я все это делаю? Почему именно я должен ее усмирять? Генерал задумчиво поджал губы и впал в ступор на мгновение — еще один действительно метко брошенный вопрос, ответ на который ему давать совершенно не хотелось. Ведь разве согласился бы Тенга участвовать в его хитросплетениях, узнай, что роль его состоит исключительно в оплодотворении Рейлы, после чего, имея на руках новорожденное дитя от императорской крови, Хакан избавился бы и от идиота-Императора, и от безумицы-Императрицы? Конечно, нет. Поэтому генерал продолжал лгать. — Ради твоего будущего. — А какое вам дело до моего будущего? — не понимал Тенга. — Я пообещал твоему отцу, что если он умрет, я позабочусь о том, чтобы ты не пропал, — вновь соврал Хакан. На самом деле, ничего подобного не случалось никогда, и Тезер никогда особенно не был обеспокоен ни собственной участью, ни будущим своего сына. Однако Тенга, похоже, принял это за чистой монету: нахмурился, будто вспомнил и задумался о чем-то, и приглушенно протянул: — Ясно. — Надеюсь, ты запомнишь все, что я тебе сегодня сказал, и будешь рассудителен и осторожен. — Тот кивнул, пусть и явно не хотя. — А теперь лучше иди отсюда, пока тебя не увидел кто-нибудь, кто может донести об этом до Императрицы. — Ну да, — Тенга поднялся, — конечно. Как и всегда, от ушел без всяких формальных прощаний и требуемых этикетом поклонов, вдобавок зачем-то хлопнув дверью. Провожая его задумчивым взглядом, Хакан мог лишь молить Вселенную о том, чтобы она подтолкнула этого мальчишку в правильном направлении и не воспрепятствовала его планам.***
— Ну что? — сурово выплюнула Айзелла, сведя густые брови к переносице, отчего девушка, стоящая перед ней, неловко потупила взгляд, переминаясь с ноги на ногу, и угрюмо буркнула: — Не нашли. — Что значит не нашли?! — женщина закричала так громко, что эхо ее голоса отозвалась чуть ли не с той же самой силой. Удракийка невольно поморщилась, будто опасалась, что командующая разойдется так сильно, что не поскупится на рукоприкладство, — а она могла, она действительно могла. Все эти девять дней она просидела, как на иголках, каждое с трудом засыпая и каждое утро просыпаясь раньше будильника так легко, будто и вовсе не спала, а просто прилегла. Ей удалось скрыть свой просчет от Императрицы, когда в свое последнее утро на Немекроне та внезапно проснулась в одиночестве: она сказала, что Расмус просто напился от горя и отправился где-то шататься, добавив, конечно же, обходительное: «Он сам во всем виноват». Затем Ее Величество отбыла, и Айзелла смогла вздохнуть с облегчением — но не надолго. Потому что Расмус, как оказалось, действительно умудрился исчезнуть. — Его след обрывается в Ибирше. После этого он нигде замечен не был. — О, звезды… — Айзелла ударила себя ладонью по лицу и издала нервный истерический смешок. Это был уже не просто просчет — это был самый что ни на есть провал, который грозил обернуться полной катастрофой. — Ты хоть понимаешь, чем это может обернуться?! — взревела она, схватив девушку за грудки. Та сдавленно пискнула и вжала голову в плечи, с ужасом глядя на женщину. В этот раз страх ее совсем не забавлял. В этот раз страх настиг и ее. — Этот наемник знает кучу правительственных тайн, которые, оказавшись в неправильных руках, могут привести к огромным неприятностям! — Я понимаю, командующая, — пролепетала удракийка. — Прямо сейчас я немедленно пошлю еще больше людей. Они прочешут все, что смогут… — Вот и правильно, — прорычала Айзелла, отпуская девушку, которая тут же отшатнулась. — Иначе я шкуру с тебя спущу, поняла? — Удракийка закивала головой в ответ. Женщина смерила ее пренебрежительным взглядом и враждебно прошипела: — Пошла вон. Уже через секунду девушки и след простыл; однако ее обещание со всем разобраться не уменьшило ни злости, ни волнения командующей ни на йоту. Она прекрасно понимала, что никаких положительных результатов это не даст. За эти девять дней Расмус мог добраться куда угодно и до кого угодно — а смерть этой предательницы наверняка сподвигла его на какие-нибудь глупые поступки. Оставалось надеяться, что за это время его, разве что, убил кто-нибудь. Айзелла шумно выдохнула, пытаясь собраться с мыслями, как вдруг услышала вальяжный стук каблуков и язвительно-снисходительный голос, чуть ли не поющий от ехидности. — Что, потеряли своего драгоценного наемника? — Командующий Мефтун… процедила сквозь зубы Айзелла, обернувшись на него, и скривилась так, словно ей в рот положили целый лимон. Если обычно он старался сохранять невозмутимое выражение лица, которое, как ему — да и, впрочем, многим — казалось жутко загадочным, то в этот раз на него чуть ли не сияла хитрая ухмылка. Она была совсем легкой, даже как-то вялой, явно неестественной, но оттого совсем не незаметной — наверное потому, что так сильно разнилась с его привычной хладнокровной непроницаемостью. — Наверное, действительно страшная потеря, — уколол он. — Он ведь не просто ушел, но и унес собой кучу всякого… разного. — Странно, что вы еще живы, — отозвалась в той же манере Айзелла, снисходительно вскинув бровь. — Действительно, странно. — Ухмылка медленно сползла с лица Мефтуна, сменившись огорчением — таким же напускным и неприкрыто искусственным. — И я этому как-то не особенно рад. Наверное, потому, что Ее Величество на меня сильно сердится… — Это далеко не самое страшное, что могло с вами случиться. — И все же, вы не представляете, как я расстроен. Из-за какой-то умунту столько переполоха… Хотя быть лишиться из-за нее головы было бы намного позорнее и нелепее. — Да, — Айзелла вздохнула, — вы правы. Карла того не стоит. Она сказала это вовсе не из желания расположить его к себе — просто она действительно все это время держала в себе к этой женщине, заслужившей несправедливо оказанную благосклонность и вседозволенность. Сам факт существования этой немекронки был просто какой-то несусветной нелепицей; и все же, спорить с Императрицей командующая ни в коем случае не могла. Какой бы постыдной не была потеря Дреттона, смерть Карлы все же была одной из самых приятных новостей, которые когда-либо доходили до Айзеллы. — И знаете, — продолжил Мефтун, — дело даже не в том, какой она расы и с какой она планеты. Дело в том, что она была скользким и лицемерным человеком. А ведь подобными ей у нас кишит все правительство… И все же, их почему-то ставят выше, чем тех, кто этого действительно заслуживает. — А все потому, что они скользкие и лицемерные, — заключила Айзелла, тяжело вздохнув и сложив руки за спиной. — Занимают высокие посты, а потом забывают о чувстве долга и начинают думать лишь о деньгах и развлечениях… — …Переполняются спесью и разрушают все, что попадает к ним в руки, — он закончил за нее сам. Женщина усмехнулась, снисходительно покачав головой. Умел, подколодный змей, умасливать словами… И все же, что-то в нем было. Он, как минимум, умный человек, и до жути любопытный до любого рода информации. Тихий, не хвастливый, не особенно чванливый — хороший вариант, чтобы заменить на него одного южного гада. — Вы понимающий человек, командующий Мефтун, — опустила Айзелла. — И вы действительно достойны того, чтобы вас, как вы говорите, ставили выше. Подождите пару дней, и я сделаю вас мэром Хелдирна. Думаю, такая должность достойна вас больше, чем перестрелки на Севере. — Командующая Айзелла, для меня будет огромной честью такое назначение… — удивленно — и, казалось, вполне искренне — отозвался он, с почтительной благодарностью склонив голову. — Не распространяйтесь об этом пока, — предупредительно проговорила она. — Мне еще нужно придумать, куда отправить нашего дорогого коллегу Догана… — Уверен, что именно «перестрелки на Севере» ему и подойдут, — подсказал Мефтун и, как бы невзначай, добавил: — Как бы только его там не постигла незавидная судьба нашей почтенной госпожи Карлы… — Как бы не так, — с иронией в голосе согласилась Айзелла, покачав головой. И хотя она старалась этого не выдавать, но напряжение опоясало ее с головы до ног — уж больно проницателен был этот мужчина. И все же, пока он, по всей видимости, принимал ее сторону, где его и следовало удерживать. — Теперь позвольте откланяться, — Мефтун отвесил дежурный поклон и, обогнув Айзеллу, направился вдоль по коридору. Свою победоносную ухмылку, промелькнувшую на лице, скрыть он и не пытался.***
Закатное солнце лениво опускалось к горизонту, выплескивая золотые лучи на сиреневое небо и голубые морские волны, колыхаемые точно таким же вялым летним ветром. Все-таки, странно это было: под приближающийся конец декабря в тепле стоять в легкой рубашке и шортах. Джоанна совершенно отвыкла от северной смены сезонов, проведя последние шесть лет почти полностью на юге. Тем не менее, на пляже людей не было. Канта пусть в свое время и сдалась удракийцам без боя, что позволило здешним гражданам и дальше жить в относительном спокойствии, но теперь, когда Дреттон избавился от власти Империи, обстановка, ожидаемо, начала накаляться. — Не будет ли это подозрительно, что кто-то в такое время захочет покататься на катере? — скептически протянул Картер, шагая рядом с Джоанной вдоль морского берега. — Да еще и с такой… — он нахмурился, вертя в руке тяжелый рюкзак, набитый едой и различными необходимыми мелочами, — торбой. — Даже если и будет, какая разница? — безразлично отозвалась Лиггер. — Это не их дело. Ну, подумают, что мы захотим его угнать: так и что? У него же есть эта, — она замялась, поскольку не могла подобрать нужное слово, — штука для слежки. — Которую ты выломаешь? — Которую я выломаю. — Не умеешь ты ничего продумывать, — вздохнув, честно заметил Картер. — Зато результатов всегда добиваюсь, — спокойно парировала Джоанна и беспечно пожала плечами. Впрочем, как бы уверенно она об этом не заявляла, на душе все-таки скреблись кошки. Да, она была настроена решительно, и Картер был готов поддержать ее, однако угроза банально не вернуться с Крайних земель оттого никуда не девалась. Это место было диким и необузданным настолько, что даже с имеющимися технологиями никто из тех, кто туда отправлялся, так и не объявлялся живым после. Раньше, когда люди были еще не так развиты, ходили легенды, что там обитают морские монстры и какие-нибудь мифические существа, которые пожирают корабли, сбивают самолеты и, само собой, убивают и людей. После было принято считать токсичной воды вокруг Крайних земель, их почву, растительность — да и, словом, все, что там только могло находиться. Кто-то считал, что виной всему местные аборигены, одаренные нечеловеческой силой: как физической, так и магической, которая позволяла им сокрушать даже величайшие достижения техники. Теперь же причиной всех бед официально являлся Каллипан. Но какими бы ни были причины, это место все еще кишело опасностью, на которую Джоанна, в своей привычной манере, шла осознанно и и со стальной уверенностью, которую только укрепляла поддержка Картера. Никакой огонь не грел так сильно, как его любовь. Поднявшись с берега на пирс, они подошли к маленькому кирпичном зданию, где и находился прокат. Картер передал рюкзак Джоанне, поправил одежду, смахивая с нее невидимые пылинки, и заглянул за дверь, которая была открыта. Внутри, в кресле перед телевизором сидела средних лет темноволосая эльфийка с золотистыми метками, которая рефлекторно обернулась, когда поняла, что на пороге кто-то объявился. — Добрый вечер, — вежливо поприветствовал Картер. — Добрый, — отозвалась женщина и вытянула шею, чтобы рассмотреть и Джоанну, которую заметила у него за спиной. Все эти вежливый формальности ужасно раздражали Лиггер: уж больно ей хотелось разобраться совсем как можно скорее — адреналин так и подстегивал. — Вам чем-то помочь? — Будет у вас свободный катер? — Конечно, будет, — она показалась несколько удивленной, что, впрочем, было неудивительно: как он и сказал раньше, в такое время подобные развлечения мало кому могли понадобиться. — Хотите прокатиться? — Да, на полчасика было бы неплохо… Сколько это выйдет? — Семь тиннов. Оплата после. Пойдемте. Женщина поднялась со своего места, вышла из своей «будки», прикрыв дверь на ключ, и повела их на пирс, где стояли три одиноких катера, вяло покачивающихся на еле колышущихся волнах. — Пожалуйста, залезайте. Картер осторожно спустился на лодка, которая начала качаться под его весом, и протянул руку Джоанне, которая чувствовала себя совершенно неповоротливо и нелепо с этим огромным рюкзаком в руке — который, как назло, еще и привлек внимание этой безымянной эльфийки. — Может быть, хотите оставить его у меня на хранение? — Нет, спасибо, не надо, — Джоанна отмахнулась, выдавив из себя вежливую улыбку. — Там очень ценные вещи. — Ну, что вы, — женщина усмехнулась, махнув рукой, — не стану же я ничего у вас красть. — Нет, я серьезно, не надо, — Лиггер нахмурилась, опускаясь, наконец, на катер, и, отпустив руку Картера, демонстративно прижала рюкзак груди, всем своим мрачным, суровым видом показывая, что в нем действительно было что-то очень важное. — Там прах моей матери. Эльфийка растерянно захлопала глазами и принялась беспомощно открывать и закрывать рот, глубоко пораженная таким внезапным «откровением», услышанным от человека ей совершенно незнакомого. Джоанна с трудом смогла подавить в себе желание рассмеяться при виде ее обескураженного, ошеломленного выражения лица. — О, я… — сдавленно выдавила женщина, нервно укусив верхнюю губу. — Я приношу соболезнования… — На самом деле, более уместны были бы поздравления. Картер, казалось, чуть не подавился, ошарашенный не меньше, чем она. Джоанна тоже ощущала себя достаточно мерзко, признаться; но упорно подавляла в себе это чувство, выплескивая все через ядовитые изречения. Да, это действительно цинично, и это пробуждало в ней не самые лучшие воспоминания, но она не могла избегать этого вечно. Боль — часть ее. Боль — это то, с чем нужно примириться и обуздать. — Надеюсь, вы знаете как им управлять? — эльфийка решила перевести тему, дабы избежать этой страшной неловкости. — Да, — Картер охотно кивнул. На самом деле, знания у него были достаточно поверхностные. — Хорошо. Помните, что через полчаса вы должны вернуться, — женщина корточки и отвязала веревку, на которой держался катер. — Конечно. Картер завел лодку и вырулил с пирса, разворачиваясь в сторону океана. Шелест воды и гудение мотора заполнил собой все вокруг, придавая какой-то особенной, свежей решительности — звучали они почему-то воинственно, словно марш. Когда они оказались достаточно далеко от берега, Картер повернулся к ней и с налетом воодушевления, что разительно контрастировал с его былым скепсисом касательно этого плана, опустил: — Вот и все. — Еще не все, — Джоанна покачала головой и, вздохнув, выудила из кармана шорт складной нож. Взмахом руки раскрыла его и твердо, не колеблясь ни секунды, вонзила в панель с навигатором. — Вот, теперь точно все. — И как мы будем теперь плыть? — Прямо. Ты ведь повернул под нужным углом. — Картер кивнул, и Лиггер спокойно заключила: — Вот и хорошо. Впереди перед ними лежало две тысячи километров соленого океана, за которым следовали неосвоенные, дикие и опасные земли, которые гипотетически хранили в себе полчище кровожадных монстров и воплотившихся жизнь кошмаров, готовых оборвать их человеческие жизни в одну секунду. Было ли безумием осознанно плыть туда? Без всяких сомнений. История не раз доказывала, насколько глупая и неудачливая эта затея. В их случае — так тем более. Они оба — мертвы для всего мира. С них никто ничего не спросит, не потребует, ни к чему не обяжет. Это была свобода. Самая настоящая, неподдельная свобода — разве не к ней Джоанна стремилась? Разумеется, к ней. Что раньше, что сейчас — всегда, она будет всегда ее жаждать. Но если прежде она выбирала бегство как шанс освободиться, то отныне выбором ее становилась борьба. Ей нужна была сила, ей нужна была месть: чтобы уничтожить всех, кто еще хоть когда-нибудь посмеет встать у нее на пути. И лишь эту — завоеванную — свободу никто не сможет отнять.